Carnival of Rust

      Даня никогда не ездил в поездах, поэтому сейчас всё было в новинку. Например, то, что они долго стоят на перегонах. Или что залезть на верхнюю полку — не такая простая задача, как кажется. Правда, всё это было для него неважно. Плацкарт казался раем на земле после душной потной маршрутки, в которой он ехал до вокзала, несмотря на крайне неприятного соседа. Это был большой грузный мужчина с грязными волосами, неопрятной книгой, обладающий способностью очень громко спать, не давая окружающим его людям даже шанса заснуть. А ведь была глубокая ночь, можно сказать, утро, и парню жизненно необходимо было поспать. Его ждал тяжёлый день. Чай в стакане постепенно остывал, превращаясь в мерзкую масляную жидкость, а вафли, которые Даня хотел съесть, не лезли в глотку. Хотелось прямо сейчас нажать стоп-кран, сойти здесь, в глухом лесу, залитом дождями, и побежать вперёд быстрее поезда. Казалось, что эта многотонная махина движется со скоростью черепахи — настолько медленно проплывали за окном деревья, поля и бетонные полустанки. Разумеется, это было лишь иллюзией, но…       Даня должен был возместить потерянное им время. Он не просто хотел найти своего соулмейта и спасти его, он хотел этим искупить свою вину за все неприязненные мысли, которым он позволил захватить душу. Парень искренне поверил в то, что эта незнакомая пока что Елизавета Неред — конченная маргиналка. Он трусливо прятал сам от себя мысли о том, что ей, может быть, нужна помощь, и что за четыре года такой жизни она давно умерла бы. И теперь ему хотелось сделать всё, чтобы искупить вину перед самим собой. ***       Лизе было чертовски хорошо. Ей никогда не были так приятны порезы на ногах. Что может сделать с человеком обычное «ЗАЯЦ, ДЕРЖИСЬ»! Она не спала всю ночь, вызывая в памяти те немногие приятные вещи, что были в её жизни, но ничего лучше припомнить не смогла. То ли память, стараясь оградить девушку от психического расстройства, вытеснила всё хорошее, оставив только плохое, то ли её жизнь действительно была так плоха. А что, собственно, хорошего в отце-алкаше и сбежавшей матери? Да ничего. Только сейчас Лиза с удивлением поняла, что в её существовании не было ни одного положительного момента. И эта надпись на ноге — первое, чему она по-настоящему обрадовалась.       Несомненно, она была сильной. Но даже самый сильный человек без поддержки рано или поздно сломается, и склеить его обратно будет трудной задачей. Лиза почти сломалась, ещё чуть-чуть — и она перестала бы жить. Превратилась бы в корову, в существо с большими грустными глазами, но без единой мысли в голове. От осознания этого её бросило в жар. Девушка вдруг промотала последние четыре года (она вела счёт дней с помощью случайно найденного в кармане чьей-то куртки набора шариковых ручек и белоснежной двери, на которую похититель не обращал никакого внимания) и, будто на чьём-то видео, увидела, как из человека она медленно превращалась в овощ.       И вроде ничего не изменилось. Её всё так же насиловали, избивали, подвергали пыткам, которым гестапо позавидовало бы, всё так же пытались накормить сладковатым мягким мясом. Вот только теперь она не просто поверила в то, что может выйти на свободу; она решила, что будет сама пытаться освободить себя. ***       У Дани никогда не было чёткого определения слову «дом». Когда у него спрашивали, мол, «откуда ты?» или «где твой дом?», он, не задумываясь, отвечал «Казань», но в душе понимал, что пиздит. И только здесь, в душном липком плацкартном вагоне, под храп соседа парень понял, что дома у него вроде как и нет. Вернее, он есть, но там, где Лиза, а где Лиза, он понятия не имел. В душе маленьким костром тлела надежда, что она где-то недалеко от Чайковского. Возможно, поэтому он ощущал себя этаким странником, блудным сыном, которому настала пора возвращаться домой. И чувство это приятно грело изнутри, распаляя надежды и мечты.       От железнодорожной станции Агрыз до Чайковского было семьдесят три километра. Даня решил добираться автостопом. Около часа он провёл под мелким дождём, который в конце-концов промочил его до нитки, пытаясь словить машину; наконец, ему удалось. Водитель, на счастье, был молчалив. Единственным его словом было «триста», в ответ на что Даня согласно кивнул. Дальше ехали без слов. Парень смотрел в окно, пытаясь отгородиться от музыки, играющей громко, водитель не отрывал взгляда от дороги. Ехали медленно, так что у парня было полно времени продумать, что делать дальше. Из того, что ему удалось найти, было ясно, что до пропажи Елизавета Неред жила с бабушкой, адрес которой узнать не удалось. Зато был номер домашнего телефона.       Водитель высадил парня в самом центре небольшого города. Отдав обещанные триста рублей, Даня растерялся. Здесь было на удивление тихо. Непривычно для жителя большого города, привыкшего к вечным пробкам, шуму машин и людей. Очень хотелось есть (он даже те вафли в поезде съесть не смог, отдал их девочке лет шести, ехавшей с мамой напротив него), и одновременно сама мысль о пище вызывала отвращение. Он не мог есть, пока не выяснит хоть что-то о Лизе.       На его звонок ответили практически сразу. Такое ощущение, что пожилая женщина ждала звонка. Услышав в трубке незнакомый мужской голос, она тяжело вздохнула.       — Встретиться? Зачем нам встречаться? Я вас не знаю, слышу в первый раз. Может, вы ограбить меня хотите.       — Это по поводу Лизы, — ответил Даня. Наступило тягостное молчание. Видимо, женщина размышляла, стоит ли доверять странному молодому человеку. Парень прекрасно всё понимал, поэтому просто молчал, давая ей время.       — Записывайте адрес, — тихо произнесла бабушка. Парень облегчённо выдохнул. ***       Бабушка Лизы оказалась обычной такой среднестатистической бабушкой. Она усадила незнакомого рыжего парня, всего в синяках и порезах, за стол в маленькой кухне, где пахло валидолом, «Рижской сиренью» и выпечкой. Налила ему горячего чаю, выставила на стол аппетитные розочки с корицей и села напротив. Приготовилась слушать.       — Расскажите, пожалуйста, как она пропала, — начал Даня. Он ни разу в жизни не смотрел детективные сериалы, поэтому понятия не имел, как происходит опрос свидетелей, но интуитивно чувствовал, что надо спрашивать и как. — Я имею в виду, при каких обстоятельствах, где, и так далее.       — Почему я должна тебе об этом рассказывать? Я думала, ты знаешь что-то о ней, — с разочарованием и толикой удивления поинтересовалась женщина.       — Видите ли, четыре года назад на моём теле начали появляться синяки, ссадины, порезы, временами даже ожоги. Да вы и сами видите. Я старался не придавать этому значения, но после вырезанного на моей ноге «ПОМОГИ» не смог сидеть на месте.       — Ты её соулмейт, — полувопросительно-полуутвердительно сказала женщина. Даня кивнул. — Она не верила в тебя. Говорила, что ты — сказка. А ты вон какой… Я расскажу всё, что знаю. Она пропала по пути в санаторий. Я посадила её в автобус, видела, как он уезжает… Она сидела и смотрела в окно. Знаешь, я не хотела этого делать. Как будто чувствовала что-то. Но что говорить… Когда через месяц она не приехала, я получила инфаркт. Выкарабкалась. Меня держала мысль о ней. И сейчас держит. Смотрю сейчас на тебя, и сердце кровью обливается. Это же всё делают с ней… Я не могу быть тебе полезна. Прости. Всё, что я знаю — она пропала по дороге в санаторий. В полиции говорят, что, скорее всего, водитель остановил автобус где-то на трассе, чтобы люди… Сам понимаешь, зачем. И она просто не успела вернуться. Он уехал без неё. Знаешь, они говорили, что мне не стоит её ждать, что мою девочку давно загрызли волки, или она умерла в лесу, но… Она жива. Жива! Тебе стоит сходить в полицию. Они закрыли дело, но оно должно остаться в архиве. И держи меня в курсе.       — Спасибо, — Даня секунду помедлил и встал. — Если я что-то выясню, обязательно позвоню.       В полиции на парня посмотрели, как на умалишённого, но дело отдали. Видимо, подумали, что ничего страшного он не сделает. Почитает и вернёт, что уж тут. А Дане было уже плевать, что о нём подумают люди. Пусть этот седой мужчина считает, что он, Данила — умалишённый. Пусть буравит своими рыбьими серыми глазами, главное — быстро прочитать дело и начать уже что-то делать.       В деле не было ничего особенного. Ни одной более-менее жизненной версии. Не было найдено ни одной улики, просто потому что никто не знал, где она пропала. Ничего нового. Ни капли нужной информации.       Здесь должна была помочь сама Лиза. Поэтому Даня отпросился в туалет, где на икре правой ноги вырезал «РАССКАЖИ». ***       Увидев вырезанное на икре правой ноги «РАССКАЖИ», Лизу бросило в жар. Как уместить всю информацию на своём теле, да так, чтобы насильник не заметил? А информации было много. Она не знала своё точное местонахождение, но ей было известно направление, куда её увезли, а ещё время езды в секундах. Эта цифра врезалась ей в мозг навсегда. Схватив ножик, она вырезала на предплечье «OST 2160 С».       Он должен догадаться. Просто обязан, если любит. А в этом уж девушка не сомневалась.