Make me feel like a God

      Универ — самая бестолковая и шарашковая контора на свете. Ты бестолковым увальнем тащишься вместе со всем своим курсом на какую-то очередную, ничего не значащую конференцию по, внимание, проектному строительству нескольких жилых комплексов на северном пустыре на границе с городом! И ты, блять, объективно не въебываешь от слова «совсем», захуя тебе сдалась эта конференция.       Да еще и в такой холод. Поистине собачий.       Однако, поделать нечего, и вы все стройными рядочками тащитесь по аллейке, которая ведет к нужному зданию. Чуть ли за ручки не держитесь, как в начальных классах или, сука, садике.       Но все же не держитесь. Хотя Лайку ты был бы не прочь взять за руку. Она опять забыла варежки, а теперь, вместо того, чтобы держать руки в тепле, списывается со своим очередным самцом-богомолом. За это — за переписку, а не за то, что она откусывает головы — ей хочется дать подзатыльник, но не делаешь ты это лишь по причине, что тебе же дороже выйдет.       Снег падает махровыми хлопьями. Курить хочется до трясучки, но ты в завязке с начала декабря. Сейчас середина января. И курить хочется просто пиздецки, потому что, даже не куря, ты регулярно выходишь на курилку ради встречи с глумливым тощим жидочком.       Точнее выходил. Когда у вас еще были пары, когда семестр не кончился, не грянул новый год, не началось время сессии, вставшей всем поперек горла.       Сейчас же ты не видел его уже шестнадцать дней и четырнадцать часов. И так как на часах было именно два часика по полудню, стоило вспомнить о том, как вы прощались в последний раз. Хотя вспоминать было почти и нечего — точнее это было ваще не напряжно — ведь ты думал об этом все чертовы шестнадцать дней. Только и делал, что думал да думал, как целовал его за углом его подъезда, в темной арке, ведущей во дворы, пока вокруг полночь прибивала безоблачное небо к земле. Он отвечал тебе и дергался в твоих руках так, словно хотел вырваться, но на самом деле он хотел забраться на тебя.       Дай ты ему волю, он бы трахнул тебя прямо там, у стены. Трахнул твой член своей задницей, естественно.       Вы подходили к корпусу въебисто быстро и, не имея сильного желания отрывать Лайку от очередной жертвы и занимать его место, ты лишь крутил башкой по сторонам. Студентов была толпа. И было очевидно, что из вас делали бесплатную массовку, которой не светили даже прикольные плюшки. Не светило вам нихуя.       Только холод. Голод. Мор.       Углубляться в такие мысли не хотелось, но и не пришлось: ты подавился слюной, которую собирался отхаркнуть, увидев в толпе жида. Негромко, резко закашлявшись, еще и получил от Лайки несильно по кумполу.       — Бля, Лайка, мать твою, какого хуя?! Убери свой ебанный телефон, у тебя сейчас пальцы отмерзнут, сука! — потирая макушку без наголовника, ты ловко забираешь у нее телефон, блокируешь и прячешь в карман. Не проходит и мгновения, как она уже поворачивает к тебе голову. Злобно щурится, но все-таки неожиданно не орет.       Сунув руки в карманы, ты чувствуешь, как она берет тебя под руку, настырно пряча одну руку в твоем кармане — в котором как раз лежит ее мобила, зависимая сучка — а другую в своем.       — Я и так собиралась ее убирать, а подзатыльник за то, что ты — слепая курица. Даже я заметила, что он мимо нас уже три раза прошел.       Нет, ну право, эта женщина создана, чтобы издеваться над тобой! Ты коротко рыкаешь, все-таки сплевываешь, чуть не попадая какому-то ублюдку на ботинок. Тот дергается, стопорит, а затем и так не очень стройная колонна позади вас начинает сплющиваться под негодующие вскрики студиков. Тихо поржав, ты продолжаешь идти и теперь высматриваешь жидочка уже настырнее, но больше его не видишь.       Как нарочно.       Вначале доходите до административного здания, после раздеваетесь внутри, но раздевалку под ваш шмот вам, естественно, не предоставляют. Все происходящее вообще выглядит как въебистый такой цирк уродов — радует лишь, что в толпе тебе удается незаметно шлепнуть все-таки жида по его задку — но еще больше напоминает поломанную мышеловку без сыра, куда вас вписаться заставили.       Идиотизм чистой воды. «Простите, профессор, когда уже можно будет подорваться нахуй?» — хочется спросить тебе, но ты не спрашиваешь. Вас заводят в огромный конференц-зал, где ряды столов уходят к небесам, и Лайка тянет тебя чуть не на самый последний и соответственно самый высокий ряд. Вначале ты не втягиваешься, захуя ж так далеко-то, но после понимаешь: дело не только в тупости самого сбора.       Там еще и батарея.       Ее телефон все еще у тебя, и отдавать ей его ты пока что не собираешься. А она и не требует. Разложившись у окошка и у батареи, что под ним, она откладывает чуть влажную парку на стол, стоящий еще выше, и растягивается заебанной кошкой. Ты делаешь с пуховиком то же самое, затем вытягиваешь ноги, оглядываешься, незаметно перекладывая чужую мобилу в карман джинс. Все сидят вразброс, не слишком кучно, не слишком слажено, но вы все же забрались всех выше.       И еще хорошо, что батарея работает, иначе уже сейчас ты был бы послан за какао — а лучше двумя — а так у тебя есть возможность немного прикорнуть и… Нихуяшеньки.       — Не матерись, дурак, — она пихает тебя локтем в бок, хотя ты и не замечаешь, как проговариваешь мысль вслух.       На другом конце длинной стремной парты — полностью пустой к слову, ага — неторопливо усаживается жидок. Стягивает с себя свое мудацкое, в лучших англичанских традициях пальто, накидывает на плечи поверх, затем вытаскивает из кармана телефон и небольшую игрушечную машинку.       Ты поджимаешь губы, чтобы не заржать, и чуть отворачиваешься. Ты знаешь, что это за машинка: ровнехонько одна из тех, что завалялись под стеклянным колпаком во дворах еще даже не начавшего строиться комплекса, чей макет был в холле. И тебя совсем не ебет, как жид вытащил ее из-под колпака незаметно. Тебе просто каждый раз втаскивает по самую макушку все, что тот делает.       Тихо посмеиваясь и даже не слушая уже начавших вещать педиков, что взабрались на трибуну, как супер важные гуси в этих своих дорогущих шмотках и белых воротничках, ты берешь в руки телефон. Открываешь какую-то соцсеть.       На жидочка ты не смотришь, потому что объективно ссышь. За последние недели плюс два дня и четырнадцать часов, что вы не виделись, ты успел знатно отдохнуть и отдрочиться, ведь за все то время, пока вы вместе шароебились в конце ноября и декабре, тебя уже гнуть начало от спермотоксикоза. Яйца звенели так громко, что врубай музыку хоть на всю мощь, все равно звон будет слышен.       Оглушающий ебанный звон отсутствия у тебя половой жизни.       И на самом деле это было так же больно, как и охуенно. Жид был дерзким и ниже пояса. Жид был требовательным до ласки. Жид был диким.       Тебе это нравилось до хруста костей. Но сейчас ты не смотрел на него по ровно такой же причине.       — Если у тебя встанет, я дам тебе по яйцам.       «Если у меня встанет, я сам дам себе по яйцам» — думаешь ты, фыркая и щелкая Лайку по носу мягко. И дело не в чем-то определенном. Не то чтобы лизаться — до непотребной грязи жестко — с жидочком тебе нравится больше, чем могло бы нравится ебаться с ним, просто… Тебе не хочется торопиться. Ты совершенно не боишься того, что в его шкафу окажется какой-нибудь въебисто экзотичный скелет. Ты ничего не боишься.       Конечно, ты знаешь, что знаешь еще не все. Но для начала хватит и того, что жидок обожает сосаться с твоим подбородком и скосом твоей левой — только левой, блять, что за фетиши — челюсти больше, чем с тобой. Еще хватит того, что ему похую, че тебе хочется: либо он всегда стоит между твоих ног, либо ты идешь нахуй и вы не сосетесь несколько дней.       В первый раз, когда он сам притиснул тебя за углом курилки к стене, вы из-за этого чуть не поцапались, потому что ты вспылил, не желая неожиданно получить острющим коленом по яйцам. Следующие пару дней ты его не видел.       Его телефона у тебя, кстати, до сих пор не было. Хотя у самого засранца жида он был, да еще какой.       Выебонистый педик.       Однако, даже так все шло приятно до стиснутых челюстей. Ты не беседовал с Лайкой на тему своих отношений с жидом, ведь на самом деле у тебя не было каких-либо вопросов. Ах, да, еще у тебя, блять, не было этих самых отношений.       Но это еще похую.       Да, жид требовал уступать, и ты с легкой уступал, потому что тебе не присралось. Не было для тебя объективно никакой разницы, кто кого вбивает в стену и кто у кого между ног потирается, ведь именно он всегда так сладенько, сучливо постанывал, когда ты начинал трахать его рот. Порыкивая.       Но Лайка все же наблюдала за вами с интересом. Была бы твоя воля — и деньги — ты б ей попкорн покупал каждый раз, пиздя о том, какой жид въебистый. Она бы точно была не против этого.       Кстати говоря о деньгах — твое чертово плечо наконец зажило. Перед новым годом и после ты уже успел провести пол десятка боев, благодаря чему купил мамане и батяне нормальные подарки да Лайке целый сертификат в какой-то супер крутой салон чего-то и чего-то там. Ты никогда не разбирался в этой херне. Брился по утрам, мылся ежедневно да голову мыл, и то ладно. Плюс естественно чистка зубов.       После того как когда-то давно одна соска с утра пораньше отказалась с тобой сосаться по причине тупорылой вредности и не въебыванию в саму суть поцелуя, где тебе похую, что еще у тебя во рту, если там уже есть чужой язык, ты стал следить за этим слишком агрессивно. Правда никому в этом не признавался.       Пока ты неторопливо скользил пальцем по экрану, у тебя также, сука, неторопливо начинало печь зад. Настолько дохуя сильно хотелось повернуться и глянуть на жида, что иногда глаза — нахуй сука убегая без твоего ебаного ведома — начинали пизда как болеть, скашиваясь. Но ты продолжал упорно пялиться перед собой, не собираясь так просто сдаваться.       Полчаса же спустя, когда к тебе подъехала чертова тыбзанутая жидом машинка с бумажкой в окне, у тебя сердце остановилось. Ты умер нахуй. А второй раз умер — повернув голову и увидев, как у отвернувшегося жида горит ебало.       Сбоку тихо, чуть истерично засмеялась Лайка и даже стукнулась коленкой о крышку парты, так ей было весело. Да, ты разделял ее веселость объективно точно, но блять.       Ты ж мужик!       Сжав зубы, пытаясь не заржать в голос и тоже не запомидориться, ты вытащил бумажку. Затем развернул.       «Когда у тебя днюха, пиздюк?»       Тебе было так плохо и так хорошо одновременно, что у тебя, кажется, закружилась голова. Собрав вязкую слюну во рту и неторопливо катая ее комок от щеки к щеке — борясь с желанием пихануть этот комок жиду в рот — ты тупо пялился на записку. Затем медленно повернул голову.       Жид на тебя даже и не смотрел. Сидел себе уже в наушах, неторопливо башкой качал в такт музлу. Пялился в мобилу.       Коротко черкнув, что днюшка летом и спросив, когда его, ты с легкой руки послал машинку назад. За ее проездом даже Лайка, оказалось, следила — ты увидел это, когда обернулся к ней. Она была довольная, будто в лотерею выиграла.       А ее телефон все еще был у тебя. Но, видимо, ваши отношения и вся эта говнотень даже ей не херово так въебывали.       — Ты выглядишь, как придурок.       — Я хотел сказать тебе то же, Лайка.       Коротко рыкнув на нее, ты уже хотел обернуться к жидку, но машинка ударилась об руку раньше. Она была маленькой. Красной, как горящие скулы жида. А ее колеса были черными.       Ты никогда не пробовал колеса. Только траву. Последний раз был с жидом.       Последний раз был охуенным.       После этого ты ни с кем не спал, хотя и тогда ты не смог поспать — поебаться, окей, по-е-ба-ть-ся, потому что чертов жидок тебя накачал и, блять, как же тебе хотелось врезать ему в следующую встречу, но вместо этого ты засосал его до скулежа и месть твоя была равноценной. И не то чтобы тебе не хотелось переспать с кем-то — блять, ты спускал в кулак каждое утро и вечер — но хуйня просто была в жиде. Никакой романтики или патетики, у тебя все еще стояло на этих сисястых мокрощелок, но желания твоего члена и разума были расхожими.       Разум все еще хотел и буквально, блять, требовал, чтобы ты вылизал бедра жида. И важнее этого ничего не было.       Вытащив новую записку — как школьники ебаные, ей-богу, тебе осталось только начать дергать его за косички, ну епта, хотя много интереснее было бы дергать его за кончик члена или мошонку, чтоб не кончал сразу — ты развернул ее и окаменел. Там было короткое:       «Завтра».       И у тебя внутри свернулось что-то мерзкое. Такое…гнилостное. Подарка не было. Номера жида не было тоже. Так же, как и информации о нем. До сих пор.       Кроме той информации, что ты надумывал себе сам, конечно же.       Скосив глаза на пригревшуюся, прикрывшую глаза Лайку, ты черкнул на чистом кусочке свой вопрос и обвел его, чтобы было видно. Затем медленно свернул бумажку, вставил в окно. Обернулся.       Жид смотрел на тебя довольно, но без сучьего самодовольства. Жид нервничал. Как тогда, когда был уже обдолблен, но все равно то и дело стискивал твои бедра своими, нервничая. И словно бы проверяя, что ты на месте, что ты не сбежишь/не наебешь его.       Ты не наебал.       А сбежали вы вместе.       Взяв короткий разгон, ты отправил к нему машинку. Он поймал ее. Но не тронул ничего. Лишь продолжал смотреть тебе в глаза. Стена за стеной в его взгляде рушилась. А скулы пекло, и ты видел это, ты блять видел как его вело и ты хотел видеть еще больше.       Но пришлось отвлечься. Вы отвернулись друг от друга почти одновременно. Он к записке, а ты — Лайка незаметно забралась рукой в твой карман за мобилой.       И, блять, как же ей повезло, что твой стояк указывал пидарским флюгером в другую сторону. Хотя, говоря честно, повезло из вас двоих лишь тебе. Ведь именно ты не лишился члена.       Отвлекшись на нее, о чем-то разболтавшись, ты на мгновение забылся. Ты тихо рассмеялся, потому что ее очередной ухажер, как и все предыдущие, уже — через сутки знакомства — требовал постельной утехи, а она лишь вторила тебе.       И ты не видел, каким прозрачным был взгляд жида, когда он уже вернул записочку на место и собирался отправить тебе машинку назад. Он смотрел на вас, пока ты тихо ржал вместе с ней, тыкал ее в бок и получал от нее очередной подзатыльник за очередную привычную пошлость.       Машинку ты так и не получил. Когда обернулся — жида уже не было рядом. Входная дверь на другом конце конференц-зала тихо закрывалась за его спиной.       Чуть нахмурившись и доскользив жопой по скамье до машинки, ты вытащил записку. Глянул.       «К тебе или ко мне?»       Первое было обведено. Весь остальной лист заштрихован до черноты.       Но его номера и каких-либо координат у тебя до сих пор не было.