глубоких
5 июля 2018 г. в 02:17
Ты не подозришь никакую хуйню и даже — неожиданно, да — не волнуешься. После семинара прешься вместе с Лайкой по шмот или что-то наподобие, клятвенно обещая купить ей столько кофе и горячего чая, сколько в нее только влезет, пока, блять, не разорвет. Но она не слишком-то и противится.
И так уже видит, похоже, что тебя нихуевенько вперло с неожиданных планов на завтра и теперь тебя ни черта уже остановить не сможет. Попытка же будет равняться смерти.
А ей умирать ох, как не хочется, и лишь поэтому она даже не глумится, предлагая тебе в качестве подарка приобрести носки или женское белье. Что удивительно — нет, ты уже настолько морально пал, что вряд ли удивляешься все новым и новым собственным заебам — но ты предлагаешь себе эти варианты сам. Вначале носки. После — белье.
Еще чуть-чуть после и даже без градуса хмеля — женское белье.
И вот последнее становится настолько диким, что тебя просто сгибает пополам. Лайка дергается охуевше с другого конца торгового зала, через миг оказывается рядом, а ты блять дышать не можешь.
Лицо горит, словно ты его себе поджег той самой въебистой жидовской зажигалкой, ага.
В итоге вы так нихуя и не выбираете. Вообще. Твоя фантазия медленно загибается, а ты хоть как-то выкарабкиваешься: весь тц смотрит на вас, как на дебилов, пока Лайка тебя скорчившегося ведет на воздух, а потом ты еще десяток минут глотаешь его, холодный. Заливаешься им, как никогда даже пивасом не заливался.
И стоит Лайке услышать, че все-таки случилось, как вначале она дает тебе ногой под зад — точным ударом, который ты же ей, блять, поставил, это нечестно, ты как бы тут страдаешь, ага — а затем просто скатывается в смех. Она ржет над тобой бесстыдно и долго, буквально за живот хватается и слезы роняет.
У тебя стояк каменный.
Ну, пиздец, приехали.
Домой вы доходите пешком, и напряжение хоть как-то спадает. Сучка все еще похихикивает, издевательски, а под конец, прежде чем кинуть тебя на развилке, бросает:
— Ну так передерни ему. Это и будет подарком.
Ты не теряешь дара речи и не теряешься, а она уворачивается от твоего снежка, но ты всерьез предложение — естественно, блять — не рассматриваешь.
А затем просто делаешь это. И сука!
Весь день — часть дня до момента выхода — ты проводишь валяясь в постели. Дрочишь, скролишь ленту, дрочишь снова, смотришь сериал, затем только выползаешь — чтобы сходить в магаз и купить чего-то там матери для готовки. В универе и общей конфе все стрессуют и ссут кипятком из-за очередного экза, но тебя не ебет.
Во-первых, у твоего не-ебливого жидочка сегодня днюха.
Во-вторых, у тебя автомат, и они все тебе уже очко вылизали.
Около полудня приходит смс-ка с неизвестного номера. Там адрес жидочка — тот же куда ты его и провожал, блять, он правда считает тебя таким тупым, сука — но к нему приложен еще номер квартиры. Никакого времени нет вовсе, а дома ты сидеть уже порядком заебался. Мелькает мысль, бросить звонок на тот номер, но на него даже твоя ответка-смс не долетает.
«Номера не существует».
Эта вся ситуация — тупая в конец, но тебя пока что не трогает. Самое главное было установить контакт, и вот вы уже широебитесь по углам, вылизывая щеки друг друга изнутри, а еще перекидываетесь записочками, где рационально шлете друг друга нахуй.
Почти всегда.
Приведя себя в порядок — да-да, надев свою любимую рубашку и его любимые джинсы — ты выходишь из дома сразу. Матери нарочно кидаешь инфу: мол, у тебя свидание, рано может не ждать; но лишь ради того, чтобы она не ссалась, думая, что ты опять прешься на бои.
А так может решит, что ты степениться собрался. Это, конечно, тот еще чернявый юморок, но что поделать.
За прошедшие месяцы ты успел вписаться дохуя сильно даже при том, что по сути вы лишь соревновались, кто кого обматерит больше. Хотя и нет. Иногда были реально крутые темы и разговоры, типа сериальчиков, будущего и даже порнухи. Еще тебе естественно понравился тот непрямой — кривой, сука, как конец Ноа — путь, которым жид пошел, чтобы пригласить тебя на днюху. Вот же мелкий пиздливый пройдоха.
Ты на него не злился, но ты узнал о нем достаточно много. И даже то, что он реально педик. Что его отец реально пидрила — и это уже никак не было связано с его постельными заебами. Что у жидочка даже была мать и сестра — вот на этом моменте ты охуел, выхуел, а после охуел вновь, когда узнал, куда обе девки делись. И под каким номером кладбищенского камня их искать, ага.
Жидок был занимателен и приколен. А еще от него за версту воняло дикостью.
За травушку вам, кстати, так и не предъявили. Кто-то неизвестный обрезал провода у всех камер на территории корпусов. И тебе, блять, тут даже гадать не нужно было.
По пути ты заходишь за пиццей и газировкой. Пить ты не пьешь, а если жиду захочется, вы всегда можете сдрыснуть в магаз вместе. Или же ты можешь предложить ему альтернативу пьянству.
Хотя, ладно, хуйня — не можешь. Все резинки ты нарочно оставил дома.
Это было не паранойей, но панацеей, которая нихуяшеньки не спасала. Ты хотел его ебать, но ты не ебал его. Ты хотел не торопиться, но ты каждый раз вылизывал его рот так, что чувствовал себя жирафом ебанным и знал: еще пару раз, и сунешь ему язык в пищевод. А жид всегда был на взводе, всегда был дик и дерзок.
И всегда был готов.
По его наглости было ясно: не целка, но это волновало тебя не слишком. Точнее, не волновало вовсе.
Когда ты оказывался рядом с ним, тебя, говоря без выебонов, не волновало вообще ничто. Ты просто расслаблялся.
Набрав на домофоне номер квартиры, ты не получил ответа, но все двери перед тобой сразу открылись. Вначале подъездная, после лифта еще и входная. Жидок жил на последнем этаже, и его хата — хоромы, окей — точно занимала этаж на половину.
А ты все еще упорно отказывался называть его «мажорчиком». Потому что он был «жидом».
— С днюхой, че. Я пиццу взял, две сырные и одну с сосисонами. Алко брать не стал, так что сам разбирайся, — стянув кроссы, ты заранее отдал пакет и закрыл дверь, а теперь выпрямился. Огляделся. Было даже не удивительно, что хата была наполовину студией.
Первой мыслью было естественно: если жид будет дрочить на диване, ты сможешь увидеть это из любого конца огромной гостиной, совмещенной с кухней и прихожей.
— Да не, сегодня настрой не тот, чтоб алко. Я пару фильмецов нашел, располагайся. Только руки вымой, свинина, — он ушел на кухню не оборачиваясь, и он шел твердо. Ты это видел, но ты жопой чуял — он волнуется.
Он же не так крут, как ты.
Уже после мысли о дрочке пришла мысль о том, что квартирка нехуевенькая. Обставлена со вкусом — кто-то нагреб тут много денег за все эти интерьерные штучки — не слишком загромождена, не слишком темна. Света было много, хотя за окном как раз начинало темнеть.
Окна выходили как раз на дорожку, ведущую к подъезду.
Тихо фыркнув и словив укол про свинину, ты лишь потянулся. Без веса уже сброшенного пуховика тело будто бы было легче.
— Небось все то время пока ждал меня у окошка, фразу эту придумывал, педик.
Коротко заржав и наугад скрывшись за, похоже, единственной дверью кроме входной и спальни, ты попал в ванную с огромной — просто охуеть какой огромной — джакузи. Или не джакузи, хуй знает, но просто байда в том, что ванна была настолько огромная, а твой спермотоксикоз настолько обостренным, что ты блять просто глянул на нее и больше не смотрел.
Естественно, было очевидно: вдвоем там можно уместиться с легкостью.
Быстро вымыв лапы, ты вывалился как раз в тот момент, когда жид неторопливо разливал газировку в стаканы, склонившись над журнальным столиком и светя своей прелестной жопой, затянутой в домашние шмотки. Такой жид был тискательным и ласкательным, что было определенно опасно для вас обоих.
В определенные, резкие моменты тебе даже казалось, что, еще мгновение, и станет реально, блять, больно. Кроме того, что обычно было просто неудовлетворенно, естественно.
Походя мимо ты даже не стал себя сдерживать. Отвесил жиду такой шлепок, что тот чуть носом в стол не полетел, но ты все же радушно удержал его, уже матерящегося, за плечо. Кинул насмешливое:
— Не за что, жидок.
Тут же ловя ответку:
— Да я тебе сейчас всеку, мать твою, я чуть не обделался, ублюдок ты конченный, чтоб у тебя залупа отсохла!
Он выпрямился и буквально сверкал глазами, пока ты уже устраивался на его диване напротив телека в части, видимо, гостиной. Тебе было похую на его ответочку, но рожа твоя была дохуя довольная.
А реакция быстрая, и лишь поэтому тебе удалось не получить ополовиненной бутылкой газировки в глаз, а поймать ее руками.
Жид был очевидно не в настроении.
Но это быстренько исправилось. Вы глянули первый фильм и под конец завели такую полемику, что чуть не набили друг другу морды, но все же вовремя остановились, поняв, что затираете про одно и то же, просто с легкими поправками на ветер. Потом перекурили.
Ты застонал, как конченный, беря сигу в рот, пока жид тихо посмеивался с твоего охуенно довольного ебла. У него в квартире — по его уверенно брошенным словам — была крутая вентиляция, и, типа, не важно что делай, хоть говно по углам выкладывай, все равно вонять не будет.
И, возможно, он распизделся — ведь знал, как тебя трясет без сиг и что курить тебе до весны заказано — потому что просто хотел глянуть на твое довольное ебло, но тебе было похую. Ему тоже в какой-то степени, ведь даже когда ты кинул пустое:
— Жид, — уместив в одно слово просто дохуя всего, он не отреагировал. Лишь хмыкнул довольно.
Второй фильм зашел лучше. У вас осталась одна пицца, сырная, и твоя одинокая, будто бы сука бесконечная эрекция. Это было несправедливо и грубо, но скорее то, как ты сам с собою же обходился.
А еще, естественно, то, как с тобой обходился конченный гнида жид.
Он жрал эту пиццу так, словно она была последней едой на земле, и то с ней он собирался трахнуться. Сыр растягивался в автобаны, а он подбирал его языком на весу, и ты просто в какой-то момент понял: ты долбоеб.
Потому что мало того, что у тебя стоит на то, как чувак жрет пиццу. Так у тебя еще и стоит на то, как это делает чу-вак.
Въебался, значится.
Забыв, нахуй, про все на свете, ты просто и открыто пялился на это представление, а жид будто бы и не видел тебя рядом. Не сидел с тобой рядом. Его чертов язык вытворял такой пиздец, что у тебя в паху все разрядами каждые пару секунд скручивало.
И, естественно, на тот момент твой вопрос был закономерным:
— Отсосешь мне?
А жидок даже, блять, не подавился. Даже, сука, не дернулся. Замер, чуть нахмурился, раздумывая, и кинул:
— Ммм, не. Не сегодня.
Все, что тебе осталось, это прикрыть глаза на миг, а после подняться и удалиться в ванную. Где ты не дрочил. Это было испытанием сравнимым с прыжком веры или еще блять чего покруче, потому что ты умывался ледяной водой минут десять. Держал в ней руки, а голову под струю не опустил лишь потому что на укладку полчаса угрохал.
Когда выпрямился, успокоившись, жид стоял в дверях и ржал с тебя глазами. Ты был непробиваемой каменной скалой. Ты его даже не дернул в сторону. Ты его даже не тронул.
Ты держался пиздец блять на святости или ебаном воздухе, но сука ты держался.
Вечер прошел нихуевенько. Вы успели глянуть пару крутых фильмов, порубились в джойстики — жид все еще был жидом, даже будучи мажором чуть ли не третьей или четвертой, блять, версии — съели все, что ты принес, и еще немного из его холодильника. Уже подгребая к полуночи, просто валялись на диване, негромко перекидываясь матами и просто болтая.
А затем он сказал:
— От днюхи еще полчаса осталось…
И тебя просто пробило током нахуй насквозь. Больно, но, блять, ты, видимо, становился садомазо или конченным педерастом, потому что ты чувствовал себя охуенно. Повернул к нему голову, сидя на его диване, рядом с ним и вальяжно расставив ноги. Затем ухмыльнулся недобро, но обольстительно.
Эту ухмылку ты всегда натягивал во время боя, когда понимал, что еще минута — и вынесешь соперника нахуй. До кровавых соплей и состояния порванной тряпки. До полусмерти.
И именно с этой ухмылкой ты без интереса кинул:
— И че б ты хотел в подарок?
А затем он вновь оказался у тебя на бедрах. Черт, он был так охуительно красив, стягивая свою футболку и изгибаясь нарочно для тебя, что ты буквально чуть не захлебнулся собственной слюной. Когда его пальцы — длинные, ебаные пальцы, которые ты когда-нибудь закусаешь и вылижешь — легли тебе на щеки и он поцеловал тебя первым, тебе показалось, что снаружи что-то громыхнуло.
Или внутри тебя просто что-то взорвалось.
Твои руки были жадными. Ты почти впервые добрался до кожи, и тебе были неинтересны его эрогенки. Ты просто бесстыже лапал его, оттягивал его соски, пока он покусывал твою, уже прокушенную губу, и тянул твою кровь.
Вампирушка.
Ты хрипло ржал ублюдком, когда он надсадно застонал после нового шлепка, окруженного нихуевеньким таким подтекстом, а затем ты понял, что слова Лайки будут к месту. Так же, как и твоя рука в его домашних штанцах.
— Ч-что ты… Блять… Не… Н-не-не-не, я… — он противился или пытался, но выходило у него на «ну такое». Твои пальцы уже давили подушечками на низ его живота, и он срывался на голодные хрипы, умирая губами где-то у тебя на шее. И стискивая пальцами рубашку где-то у тебя на лопатках.
Он был нежным и чувствительным, но у тебя не было к нему нежности. Его соски были припухшими, бока покраснели от коротких жалящих щипков и сильных, сжимающих плоть пальцев, а плечи уже пестрели так, словно ты собирался сожрать его, но тебя прервали. Тебе было охуительно и охуительно плохо одновременно, но рациональной — без члена — частью себя ты понимал, что правильно сделал, придя без резинок.
Жид уже был весь твой. Он поскуливал и, несдержавшись, пару раз просто слепо слюнявил тебя, притираясь и виляя на твоих бедрах. Его заднице не было покоя, но стоило тебе наложить на нее руки, мощным, беспощадным шлепком, как становилось еще хуже.
Вначале ты молился, чтобы просто не спутить без рук. А после ты забыл, как дышать.
— Т-тор…
Твоя рука уже скользнула ему под белье и пальцы обняли член. Он был мокрым, как готовая, сладкая дырка, и такого жида тебе было бы даже не мерзко взять в рот. Ты мог бы подумать об этом сейчас, но ты не мог.
Его скрутило чуть ли не в двое. Его пальцы почти что рвали на тебе рубашку. Пока он пытался дышать, пока пытался держать свои бедра на месте. Он боялся сдать позиции, но ты знал, что он сдал позиции, еще когда пригласил тебя сюда вчера.
И жидок обкусывал губы. Вначале свои, но ему оказалось много не надо: ты потянул его вверх, направил и понял, что твой рот будет опухшим до утра.
И, блять, он был таким охуенно жадным. Требовательным. Пальцы стискивали волосы, разъебывали твою укладку к чертям, пока ты разъебывал его, отдрачивая ему издевательски, до ебаной пытки медленно.
Для вас обоих это было непривычно, и ты видел это, знал это, но жид почти что рыдал у тебя в руках. А ты делал именно то, чего хотелось: оттягивал яйца, пережимал основание да развлекался.
— Ха… То-ор…
Он никогда бы не стал умолять тебя, но тебе просто хотелось показать ему, что наступит момент: и ему придется. Опуститься на колени и вымаливать. Выскуливать. Ломаться прямо перед тобой, раскрывая грудную клетку собственными руками до вываливающихся кусков изодранного мяса и потрохов.
Ты не говорил ни единого слова, но стоило твоим губам освободиться, как тебя неожиданно потянуло к его ушам. Мочка, хрящик, провести кончиком языка по краю. Его потряхивало и знатно, а твоя рука все еще двигалась у него в штанах.
На ощупь его член был хорош.
Но лучше были лишь его отклики. Эти беспомощные звуки, где он самостоятельно молча капитулирует, даже не пытаясь мешать тебе или заставлять ускоряться. Эти дрожащие движения, где он хватается за тебя, полностью теряя контроль и иногда сжимая до ебаной боли плечи/волосы/горло/зубы на коже, но не останавливаясь.
Ты не мог бы сказать, сколько это длилось, но в какой-то момент ты заебался. Свободная рука, держащая жида хоть немного прямо, дернулась вверх и вплелась во влажные волосы на затылке, а после ты дернул его голову назад без нежности. Губы вжались в кадык и прихватили его, пока ты, довольно урча, отдавал свой первый, звучащий заебато расслабленно приказ:
— Кончай…
Он не произнес ни единого звука. Не заорал, не пикнул. Просто в какой-то момент его пальцы сжали твои плечи, как последнее самое-самое стоящее доверия, а затем твоя рука стала влажной от его спермы.
Жида просто выключило.
Ты собирался тихо, уходил тоже, на выходе не обернулся. Бороться со стояком было бесполезно, но все же передернул ты уже дома. По уходу никакой записки не оставил.
Слова вам тут уже точно были не нужны. И следующий ход был точно не за тобой.