Make me feel like a God

Zack Hemsey — Fade Away

      Ты мерно покачиваешь башкой в такт незатейливой мелодии и куришь как не в себя. Курение накладывается на жару, а затем они вместе кидаются на нервное теснение в коленных чашечках и локтях — выходит тошнота. Вокруг какая-то толкотня, все что-то делают и чего-то ждут. Ты ждешь отца. Просто, блять, до трясучки.       Месяц с недо-убийства — только если твоего жидовства, вот да, ты же теперь даже не ссышься, ну, только если немного, пиздеть за чувства, а это, кстати, пугает, ясно — пролетел незаметно, а после пролетело еще чутка, но ты уверен, что он заявится.       Он точно заявится, но пустит ли пулю меж глаз — не точно. Возможно. Наверное. Как знать.       Ты стоишь у главного корпуса универа в ожидании получить документ, который пригодится тебе нихуя, и ты отгораживаешься от происходящего. Музыкой, сигаретой, пушкой. Первая — в голове, вторая — меж губ, третья — за поясом.       Ты вообще не въебываешь чего тебе ждать от этого дня. Но ты типа готов ко всему, а у вас всех — всех троих, боже, блять, вы снова все вместе, и ты типа так невъебаться рад, что уже давно молча зарекся делать какое-нибудь ре-аль-но-е говно — готов план. Масштабный план побега и отъезда.       На вечер назначен праздник. Выпуск и все такое, но он не будет вашим. Вы туда не придете. Когда родители начнут обзванивать, вы будете уже за городом.       Но не начнут. Твой отец хуй знает где, если еще жив, у Тора придет лишь мать, но она в теме/вы ей доверились, а у Лайки типа все хер положили, так что.       На самом деле этот квест дохуища увлекательный: вы поспорили на сотку, кто и через сколько почухается, где его дитя. Тор пиздит, что его отец глаза раскроет где-то через неделю, Лайка ставит на месяц. Лето же. Может загуляла. Будто бы ей это свойственно.       Авто со всеми вашими шмотками стоит на платной внутренней парковке в доме через дорогу. Теперь оно черное и смотрится еще дороже, чем до этого. Сам ты смотришься неплохо. Мог бы приодеться и лучше, но и так тоже типа нормально.       Особенно, когда по бокам такие аксессуары.       Скажи ты им это вслух — что решился назвать их «аксессуарами» внутри своей тупорылой башки — уверен, что Лайка оторвала бы тебе хер раньше, чем пиздюк успел бы даже сделать последнюю, агрессивную тягу. Лайка бы запихала тебе твой хер в глотку. Отряхнула бы лапы от крови.       И пошла бы получать диплом.       Удивительная баба, ну, правда.       Ты смотришь на нее. Прическа, платюшко, все такое… Выпуск же. Лично на тебе тот самый костюм, в котором ты выебал Тора в хавальник. О да. Ты уверен, что смотришься замечательно, а у пиздюка из-за тебя такие классненькие флешбеки. Без остановки.       Это видно по его лицу, когда он на тебя смотрит. Ты на него стараешься не, потому что он в костюме тоже. В черном. Тройке. С этой властной аурой, в которую ты лицом посекундно, как КамАЗом в стену на скорости. И черт побери, твоя нервная система почти на перегрузе. Или медленно к нему приближается.       Ты продолжаешь смотреть в сторону. Выпускаешь дым носом. И на Лайку тож так уж сильно не пялишься. Все еще не можешь перестать думать о том дне, когда вы все уже окончательно «помирились», собравшись на твоей новенькой, дешевенькой хате. Она ведь тогда тебя почти что въебала. После того, как ты вбросил:       — Слуш, девуля… Ну, я типа это. Больше не буду.       Она лишь хмыкнула да руку вскинула. Ты не моргнул, Тор не стал ее удерживать. Но она так и не влепила. Ни кулаком, ни ладонью. Растянула губы в ухмылке — да так, что у тебя плечи передернуло, а руки напряглись вот-вот готовясь прикрывать самое сокровенное — да бросила:       — Я слабых не бью.       И вот блять. Это было откровенно, а еще это было откровенно неприятно, ясно. Это было буквально оскорбительно. Но, сука, как же правдиво.       Это просто помогло тебе двинуться дальше. Ты не понял какую-то супер заумную херь и не нашел ответ на какой-нибудь дохуя въебистый секрет, но ты ощутил, что тебя, придурка такого, как бы простили. Просто взяли и простили, и все тут.       Все было оки-доки.       А Лайка была права — зассав кинуть Тору в лицо «Ты у меня, бля, в сердечнике, заебал», ты реально дал слабину. Просто дал слабину.       Но больше давать не собирался. И все еще придумывал фразу. Все еще придумывал эту въебистую фразу, чтобы подкидывать ему знак, что ты сегодня хочешь быть таким… Тискательно-лапальным, да.       Сига закончилась быстро, но не удовлетворила. В свободной руке все еще была теперь уже новая Zippo — ох, как же пиздюк стебал тебя, что ты маленький, ублюдочный мажор, ну — и поджег взятую у Тора сигу. Засмотрелся на огонек.       Фраза родилась неожиданно и довольно спокойно. Ты усмехнулся, делая первую тягу и не бракуя ее. Наоборот принимая и оставляя. Где-нибудь над тазовой косточкой.       Музло успокаивает. Одно и то же на повторе. Неплохо. Все выйдет неплохо.       Церемония должна начаться через десяток минут, но пока что курите. Куришь и пытаешься читать по губам девули — кажется, пиздит что-то о ректоре. Или о Марке. Или о том, что машина с открытым верхом это крайне непрактично.       И похуй. Зато втаскивает. Не по-детски.       Ты в наушниках, но никто не жалуется. Им обоим не похую, просто знают, что ты типа загоняешься. Ты типа просто загоняешься. Не знаешь, что делать.       За последний месяц отца не видел ни разу. И ты уже не помнишь, когда это просыпался по утрам, а в теле нихуя не болело за последние двадцать с хуечком годиков. И синяков не было. И трещин в костях. И на ебле вмятин.       Надо же.       Но будто бы все может так просто выйти, конечно. Теперь ты весь в засосах и укусах. Теперь ты еженощно занят своей, блять, личной жизнью, потому что если ты не ночуешь у Тора, то Тор ночует у тебя.       Снятая им квартирка нихуевенькая. Удобненькая. С кроватью широкой, да.       Но будто бы это типа так важно. Вам что кровать, что душевая, что ебанный пол. Когда яйца звенят, уже не до манерных/нравственных закидонов. Хотя может это и не так называется.       Ты не въебываешь и не знаешь. Грудак немного теснит, потому что вот так сваливать в никуда по сути откровенно страшно. У Лайки на бедре под платьем охотничий нож — ты заметил это, когда она садилась в тачку. Присвистнул. Получил уверенную усмешку в ответ.       Не то чтобы сам не подготовился — под пиджаком за поясом же пушка на предохранителе. Да и Тор под боком. Только вот без оружия.       Ты мог бы смеяться, но свое уже отсмеял, когда пошутил, мол, пиздюк только кулаками и может. Ага. После он показал тебе как может. Правда не кулаками, пальцами. Повторить ты был не против, но все же шутить вновь немного ссался.       Тогда у него было такое ебло, словно он был готов убить тебя оргазмом, ладно.       Сейчас же все было так тихо. Даже не биты, лишь странно тоскливая мелодийка заливалась в уши. Тебе хотелось оглянуться назад, тебе хотелось просто глянуть, просто посмотреть… Но ты не делал этого. И так знал, что позади.       Экзамены. Диплом. Ежевечерние игры в новые джойсы на чужом телеке. Еще ебля. Еще «Слуш, жид, ты пизда охуенный»…       Он шептал это тебе в ухо, вжимая тебя в стену в кухне и вдалбливаясь так медленно, что сводило одновременно живот, колени и зубы. Ты ненавидел так и обожал до чертиков, потому что ты не видел его ебло, но и он не видел твое. А твое горело. Его губы решили, что твои уши — эрогенка. Но они ею не были.       Теперь — да.       «Просто конченный, ну…»       «Знал бы ты, как меня с тебя втаскивает…»       «Буквально убиваешь меня, ну…»       «А затем просто назад за шкирдашник тянешь…»       «Я без тебя не того…»       Ты хотел тогда отпиздить его до кровавых соплей, но вместо этого лишь бессильно ладонью по стене ебашил. Будто бы умоляя остановиться. Прекратить. Бой окончен. Ты сливаешь, все, хватит, господи, блять, пожалуйста, хватит.       «Пути назад уже нет, жид».       Ты знал это еще с пару месяцев до. И он знал тоже. Но стоило произнести вслух, как веревочный мост позади оборвался. Сгорел нахуй. Раскрошился/разрушился/вымер.       Он не сказал «Я тебя люблю», потому что если бы сказал, ты бы точно обернулся и въебал ему. Похрену, что был уже без шмота и с хером в заднице, не-не, ты бы точно въебал ему. Но он же знал тебя.       Поэтому он нашептывал. Пока ты корчился. Зубы сжимал и сгрызал губы, нарочно давя стоны. Чтобы ему не досталось. Чтобы, блять, все равно хоть чего-то лишился, раз решил тебя так выебать.       Вы об этом типа не разговаривали. И неловкости не было. Хотя ты и язвил, и дулся. Тогда ты все еще помнил, что тебе типа нужно придумать ко-до-ву-ю фразочку, но тогда и потребности в ней особо не было. Сейчас ты уже знал фразу, но не был уверен, как скоро пригодится. Ублюдос этот недавно понял, что с тобой довольно весело экспериментировать. Только вот ты как-то вообще не въебывал все еще, в чем все веселье.       То глаза, то руки свяжет, блядина, но ты как бы не сдаешься. Рычишь, пихаешься… Веришь, что когда-нибудь он поймет, что вы типа не друг для друга, и надеешься/молишься, что нет. Что никогда. Не в этой, блять, альтернативе.       Где он тебе рот вылизывает, пока ты, блять, просто задыхаешься на его пальцах, на его члене, толкаясь ему в кулак и хребет до хруста сворачивая, светя ребрами выступающими, тазовыми костями и глазами дикими. Ты уверен, что таким ты ему нравишься. Каждый блядский раз. Ты видишь это по его глазам.       Но вряд ли херня только в этом.       Будь херня только в этом. Ты ему уже давно отхуячил член.       Неожиданно из главных дверей выносится Ноа. Ты его замечаешь, но не слышишь. Он опять смердит потом, машет рукой, что-то пиздит быстро-быстро. Тор делает тягу и швыряет бычок в урну. На тебя глаза поднимает в упор.       Его зовут Тор. Он больно/разбито срется с отцом, пытаясь отстоять свою точку зрения, вскидывая руки раз за разом бессильно и срывая голос. Выглядит молодо, но уже загружен по гланды. Отец дает ему по лицу кулаком, вскидывает указательный и прибивает словами к полу, словно на место у двери указывает. Тору это не нравится. Он существовать так просто не может и задыхается. Когда поворачивается к матери, одобрения и поддержки не существует. Его грудина превращается в пепел, а он — в бесформенное, разрушенное желе. Его сознание расслаивается.       Ты моргаешь пару раз, усмехаешься, но науши не вытаскиваешь. Ждете пока Лайка вытряхнет камешек из туфли, а затем врываетесь внутрь здания охуеннейшим трио. Ты ничего не слышишь, но судя по тому, как Тор перепрыгивает через одну ступеньку, все уже начинается. Играет вступительная музычка, наверное.       Череда ненужных слов и наставлений душит под глоткой. Хорошо, что ты их не слышишь. Стоит получить диплом в руки и вернуться на свое место, как тут же выходишь из актового в коридор. Разминаешь шею. Долго ждать не приходится — Лайка уже тут, а Тор вываливается почти сразу.       Ты срываешь науши наконец и нерасторопно пихаешь их в карман к телефону, уже срываясь вслед за ними. Ваши шмотки в дальней закрытой кабинке в мужской ссарне. Лайка открывает ее какой-то въебистой заколкой, как во всех этих шпионских, быстрее, чем ты успел бы сказать:       — А может выбьем эту дверь нахуй?..       Но она типа открывает ее. Ныряет внутрь, тут же впихивая вам обоим в руки по пакету. Вы торопитесь, и вроде бы без повода, но у каждого сердечник в глотке бьется. Найдут/увидят/поймают/вернут/запрут и больше не выбраться. Больше не выбраться.       Двери трех соседних кабинок грохочут одновременно, а затем ты открываешь пакет.       — Блять, Лайка, это твой шмот!..       И тут же тебе на голову прилетает другой. Шлепает мягко, в нем не так много, как могло бы быть, и ты тут же кидаешь ей через стенку ее собственный. Тор с другой стороны ржет, но колкость летит не от него. Ты давишься словами, слыша:       — Что, мои шорты тебе уже не по душе?       Это определенно грязная игра, но что с нее взять. Тебе — нечего. Стряхнув костюм быстро, ты тянешь на тушу шорты и темно-бордовую толстовку без теплой подкладки. Подтягиваешь рукава, голову опускаешь, читая и ухмыляясь.       «Пиздуй дальше, я эскорт не вызывал».       Тору эта штука понравится точно, но только ты к нему полезешь лизаться, он тут же заартачится, педик. «Ну ты же не вызывал». Ты коротко ржешь, качаешь головой и пушку суешь за пояс шорт. Большеватая толстовка скрывает все идеально, пока ты быстро-быстро сменяешь строгие туфли на кроссы. Цепляешь на башку солнцезащитные. Где-то сбоку потерявший равновесие пиздюк грохочет — похоже, въебался плечом в стену.       Лайка заходится смехом.       Все движения торопливые, быстрые. Времени не так много, ведь вам нужно успеть на пропускной пункт ровно по минутам к нужному моменту. Там уже будет ждать специальный человечек, который вас проведет, и все будет окей.       Потому что в какой-то степени ты уверен, что и твой батя, и батя Тора точно уже устроили там какую-нибудь подляну. Проплатили. Договорились. Только бы вы не сбежали, только бы не исчезли, ведь вы еще нужны им. Но на самом деле ваши туши.       Однако, ты типа тоже подготовился. Не думал о том, что провел их или что дохуя умнее. Но просто хотя бы пытался в это. И поэтому вам нужно было торопиться. Вам нужно было успеть.       Еще вам нужно успеть уехать до того, как все поймут, что вы уехали.       Не проходит и десяти минут, как вы все-таки вываливаетесь из кабинок. Все вещи запиханы в пакеты комками и без жалости. Сейчас главное скорость. Главное скорость. На ней длинная юбка ниже колена, и ох тебе просто хорошо от одной лишь мысли, что нож все еще при ней, прямо на ее блядском бедре. На нем майка, и тебе просто хорошо без мыслей, потому что ты пялишься на его руки.       Просто пялишься. Под стеклами солнцезащитных.       И ты знаешь, что он видит это, но еще он видит твою толстовку. Дает подзатыльник.       Ты не жалуешься. Не материшься. До машины добираетесь быстро, почти не перебежками. Но на выходе из главного ты неожиданно чувствуешь, как волосы встают дыбом нахуй. И ты оборачиваешься. Ты сглатываешь.       Он стоит привычный — высокий, уверенный и смертельный. Курит. Смотрит в упор.       Ты мог бы подойти и сказать:       — Я сваливаю из города.       — А я начинаю охоту.       Вот что он бы тебе ответил.       Но ты не подходишь и не поэтому. Просто оборачиваешься назад, видишь их обоих, а смотришь на нее. На Тора не смотришь. Чувствуешь, как пушка жжет поясницу, и понимаешь, что если сейчас увидишь что-то такое самое в его позе, то сорветесь оба. Сорветесь и не успокоитесь, пока асфальт не будет его, отца, кровью залит.       Будто собак кто спустит.       Но Тор уже давно объяснил тебе, что это не нужно. Если отец умрет, то вся кабала с его фирмой, недвижимостью и всем таким перевалится на тебя.       А без тебя они уезжать не собираются. Но если застрянешь тут — никто уехать уже никогда не сможет.       И поэтому ты смотришь на нее.       Ее зовут Лили. Она сидит с двумя милыми хвостиками и за столом. Пытается делать уроки. Она умненькая девочка, но Джеймс тычет ее лицом в ее домашку и приговаривает, что она ни с чем не справляется. Приговаривает, что на самом деле ей все классные работы пишет какой-то умник, которому она отсасывает на переменках в ссарне. Приговаривает, что на самом деле она тупая шваль и дорога ей одна — на трассу. А она просто хотела спросить что-то, что не поняла, но ее домашка типа как залита слезами. Пальцы скребут по деревяшке стола, а внутри все в кровавый жгут скручивается. Она не верит ему, но его догматы в ней аскаридами приживаются. Ее сознание расслаивается.       Ты делаешь первый шаг в нужную сторону сам, а они за тобой просто тянутся. Все будет в порядке. Все будет типа как бля в порядке. Отец мудачина и нападет со спины точно, но не сейчас. Не сегодня. У него это что-то типа воровского или пиратского кодекса: вначале поиграться, после рвать кадычину зубами.       Но включается такая херня редко, только под настроение. И сейчас оно, сука, есть — ты уверен.       Ты не оборачиваешься. Берешь себя в руки, но не пиздюка под руку. Вы торопитесь. Вы чувствуете внутри это легкое, приторное, которое чутка горчит от переизбытка на кончике языка.       Вы почти вырвались. Осталось совсем немного.       Тачка заводится идеально. Тор плюхается на пассажирское, ты на водительское, а эта шальная дура перепрыгивает на заднее прямо в юбке. И смеется заливисто, пиздя, что всегда мечтала так сделать.       Еще мечтала сбежать. Вы все мечтали. И вот вы тут. Ты заводишь авто, врубаешь grandson на всю и обворожительно ухмыляешься. Ты дрифтуешь по парковке, под гогот своего пиздюка и ее перепуганные визги.       И ты не знаешь, где вы остановитесь на ночлег. Ты не знаешь, где вы будете завтра и будете ли. Такая свобода пугает до чертиков, но у вас новые доки, у вас деньги и у вас пушки.       Пушка, допустим.       Но суть не в этом.       У вас сердечники ебашат пушками, и вы готовы обороняться. Вы готовы грызться и собачиться, но не друг с другом, а с теми, что извне. Вы готовы.       Снаружи жарит не по-детски, но это будто бы не трогает совершенно. Ты выруливаешь с парковки, ты врываешься в поток других машин. Сделать музыку тише?.. Но ты можешь предложить им лишь отсосать себе. Внутри испуг сплетается с охуеннейшим эмоциональным подъемом. Ты кидаешь взгляд в зеркало заднего вида.       Случайно заглядываешь себе в глаза.       Тебя зовут Локи. Ты не понимаешь, как это произошло, но уже далеко за полдень, а твоя мать все еще не вышла из комнаты. Ты возвращаешься из школы. Ты хочешь порадовать ее какой-то херней. Точно херней. И ты стучишься к ней в комнату. Ее глаза закрыты, и ты не открываешь их. Тело не ледяное, но словно бы прохладное. Ты трогаешь ее руку. Ты трогаешь ее бок. Сколько бы ты не смотрел, ты видишь, что она, ее еще не оправившееся после вторых родов тело, не дышит. Затем ты прикладываешь пальцы к пульсу. Но у нее его больше нет. Ты опускаешься на пол и ты не понимаешь, как такое случилось. Таблетки стоят на тумбочке, но баночка пуста. Ты швыряешь ее в стену. Ты скулишь и задыхаешься панической, но она больше не будет держать тебя за руку и успокаивать. Ее нет. Твое сознание расслаивается.       Это все остается в прошлом. В настоящем пиздюк переругивается с девулей о том, что вы не будете заезжать за мороженным.       Нет, Лайка, не будем. Только в следующем городе. Да, подождешь. И не надо дуть губы.       Ты смотришь в зеркало заднего вида. Но смотришь себе в глаза. Никто ни разу не говорил тебе о том, что семью не выбирают. Но ты свою типа выбрал. И ты готов за нее кусаться.       Повернув голову, ты смотришь на Тора. На все это требуется лишь секунда, две, три. Дорога под твоим контролем. Ты умеешь водить тачку.       Тор на тебя не смотрит. Но и жидом тебя больше не зовет. Потому что все твои въебистые чувства — теперь его. А его — твои.       И он заставляет тебя чувствовать себя богом.