Один шанс на миллион.

Сказать, что мне не интересно было узнать, кто скрывается под простеньким именем Джона Джонса — значило серьёзно покривить душой. Но был один момент, который одновременно и подгонял меня к тому, чтобы уже сейчас вызвать такси до улицы Вэст Кордова (на которой располагался тот самый памятник Ангелу Победы), и в то же время, желать отложить эту встречу на неопределённое время. «Почему так?» — спросите вы. Всё очень просто, мне не хотелось в этом признаваться даже себе, но порой мой виртуальный друг ужасно напоминал мне Финна — случайными словечками, вскользь брошенными фразами, музыкальным вкусом — да много их, таких мелочей, из которых можно сложить цельный, милый для сердца образ. Мне бы очень хотелось, чтобы это был Финн. Мне бы очень не хотелось, чтобы это был Финн. Первое желание вам, наверное, понятно. Поэтому перейдём сразу ко второму: мне бы не хотелось, чтобы это был Финн, потому что на его месте мог оказаться новый, но уже такой близкий мне человек, с которым была бы возможность начать всё с чистого листа, оставив позади американизированного Вулфарда, истеричную Дженни (ей, кстати, тоже пора уже появиться в скором времени), свихнувшегося Брайана, а самое главное — недели, месяцы моей апатии, депрессии, бесконечной тоски и глухой боли. Пусть бы это оказался незнакомый мне парень, пусть даже совсем не похожий на чувственного Финна, это не важно. Он бы всё равно понравился мне, потому что душа уже привязалась к бестелесному его образу, и готова была смириться с любой внешней оболочкой. Но вопреки всем моим пунктам «против» и прочим сомнениям, я согласилась на эту встречу. А кто бы не согласился? Время тянулось мучительно медленно, пока я ждала часа дня, чтобы можно было вызвать такси к нужному месту. Знаете, вот так сидишь, читаешь книгу или листаешь ленту новостей, которая уже давно перестала обновляться, и кажется, что с последнего твоего взгляда на часы прошло уже очень много времени, а на деле — не больше пяти минут. Ненавижу этот момент! Наконец, я увидела на экране телефона заветные цифры 12:45, значит можно заказать машину и доехать на ней до университета Саймона Фрейзера, что находится на углу Ричардс и нужной мне Вэст Кордовы, а оттуда до памятника рукой подать. Я не хотела подъезжать прямо к месту назначения, мне нужно было чуть прогуляться, чтобы унять бешено колотящееся сердце и выровнять дыхание, перед тем, как мне откроется истинное лицо Джона Джонса. И вот я иду, мимо алкогольного магазина, который расположился на первом этаже торгового центра Харбор, а по правую руку высятся башенки грузовых кранов, стоящих на паромном причале, от воды дует свежий ветер, охлаждая пылающие щёки, словно оглаживая прохладными ладонями, совсем не октябрьское солнце согревает волосы, и слегка слепит глаза, поэтому приходиться щурится, чтобы разглядеть немногочисленные фигуры, прогуливающиеся под памятником, на котором бронзовый крылатый ангел поднимает к небесам обессиленное тело солдата — весьма символично для сегодняшней встречи, которая может превратиться в моё спасение. Я улыбаюсь собственным мыслям и подхожу уже совсем близко, так что становится видно всё ещё не убранные с улицы летние столики ресторанчика Раудж Кичен, но все они пустуют, и у массивных колон администрации нет никого, кто мог бы хоть немного походить на придуманный мной образ Джона Джонса. Меж тем, времени уже пятнадцать минут третьего, и если я опоздала слегка, то мой виртуальный друг уже слишком сильно задерживается. Я жду до 25 минут, неспешно прохаживаясь под крылатым памятником, но никто из редких прохожих, бредущих по своим делам, не подходит ко мне и не зовёт по имени. Прождав ещё пять минут, я решаюсь позвонить, слышу то самое отвратительное «абонент не абонент» и в этот миг меня пронзает ужасная догадка: это розыгрыш! Кто-то просто дурил меня всё время, кто-то — возможно не имеющий отношение ни к Финну, ни к Брайану ни к Джеку — кто-то испытывающий ко мне личную неприязнь или просто случайный человек, у которого вдруг оказался мой номер телефона и уйма свободного времени. В горле внезапно поднимается комок, заставляя задышать чаще, а глаза наполняются слезами отчаяния и злости на себя, с примесью горькой жалости. Дура, Энни, самая дурацкая дура. Как можно было поверить человеку, которого ты в жизни не видела, рассказывать всё о себе, ждать его сообщений, считать его своим другом. Тебе ещё повезло, что это оказался какой-то шутник, а не маньяк-насильник, решивший таким оригинальным способом выследить новую жертву. Я смотрю на часы: без двадцати три. Дальнейшее ожидание становилось бессмысленным. Поэтому я медленно потащилась обратно, уже не чувствуя горячие касания солнечных лучей на влажных щеках, испещрённых солёными дорожками слёз. Мне было себя ужасно жалко, и я заплакала уже не сдерживаясь. Идя в сторону перекрёстка, я в последний раз оглянулась на острокрылый силуэт бронзового ангела (который предпочёл спасти такого же бронзового бойца, а не меня) и вдруг увидела сверкнувшие на солнце пушистые кудри и высокого худого парня, в короткой кожаной куртке, который, засунув руки в карманы джинс, топтался на месте, вертя головой по сторонам. Если вы никогда внезапно не встречали того, с кем уже давно мысленно попрощались навсегда, но о ком всё это время беспросветно томилось ваше сердце, то вам только однажды предстоит узнать то, что я чувствовала в момент, когда, развернувшись, пошла обратно к памятнику, под которым стоял, уже заметивший меня, такой улыбчивый, с растрепавшимися кудрями и розовеющими щеками, ставший, казалось, ещё выше и слегка смущающий Финн. Я подходила к нему, словно в замедленной съёмке, замечая, как он двинулся мне навстречу, поправляя рукой съезжающие на лоб волосы, и ещё больше растягивая губы в робкой, но очень довольной улыбке. И вот я уже стою рядом с ним, почти утыкаясь носом в его, нагретую на солнце, чёрную куртку и боясь поднять голову, чтобы он не увидел моих красных от слёз глаз, а он просто обнимает меня, как будто не было всех этих месяцев разлуки, его внезапного отъезда и ещё множества вещей, вставших между нами незримой стеной. — Ты знала, да? — Наконец, произносит он, слегка отстраняясь, но руки с моих плеч не убирая. — Я предполагала, что это можешь быть ты, — улыбаюсь, думая, какое всё-таки счастье, что это оказался именно он, а не случайный незнакомый чужой парень, у которого бы всё равно не было таких волшебных волос, просвечивающих на солнце мёдом, и таких невозможно тёмных глаз, такого знакомого надтреснутого голоса и таких тёплых рук, прикосновение которых я ощутила, когда он легко стёр с моих щёк последние слёзы. — Ты такая милая, расплакалась. — Он правда умиляется, я вижу это по его лицу, но мне хочется слегка подколоть. — Расплакалась, потому что расстроилась, что Джоном оказался именно ты! Вот тут он правда выглядит ошарашенным. — Что? — И его брови взлетают домиком, а губы складываются наподобие буквы «о», когда он вытаращивается на меня в изумлении. — Да ладно, я пошутила, — мягко толкаю его в плечо, и он тут же перестаёт хлопать ресницами, только ещё сильнее прижимая меня к себе. Через некоторое время ко мне приходит осознание того, что он на самом деле живой и реальный Финн, идёт со мной по улице Ванкувера, вот прямо здесь и сейчас, а не где-то на другом континенте в окружении чужих людей, которым дела нет до того, что где-то в Канаде осталась печальная девушка с разбитым сердцем. — Ты скоро снова улетишь? — Робко спрашиваю я, ругая себя за это, но не в силах сдержаться, потому что мне нужно знать, на сколько дней я могу запланировать своё неожиданное счастье. — Неа, — как-то слишком беспечно и радостно отвечает Финн, встряхивая головой, — я прилетел к тебе. Насовсем. Такого ответа я не могла бы представить даже в самых смелых своих фантазиях. — Ко мне? — Недоверчиво переспрашиваю, потому что чувство нереальности происходящего опять начинает накрывать с головой, и я даже пытаюсь незаметно ущипнуть себя за ногу. чтобы убедиться — это действительно не сон. — Да, — просто отвечает Финн, — я соскучился. А ты по мне скучала? Да он, видно, издевается надо мной! Вместо ответа, я останавливаюсь, преграждая ему путь и вглядываюсь в это чрезвычайно довольное лицо — чему интересно он так радуется? Во мне мутной волной начинает закипать злость на то, как всё у него легко, оказывается: захотел — улетел, захотел — прилетел. И ни капли не сомневался, значит, что я буду тут сидеть, ждать его, и прибегу на встречу по первому же щелчку его длинных пальцев. Но эти мысли я оставляю при себе, а вслух лишь произношу: — Самоуверенности тебе не занимать, конечно. С красивого веснушчатого лица сползает самодовольное выражение, сразу делая его более очаровательным. — Я просто хотел порадовать тебя, Энни. Но если ты не хочешь быть со мной. — он не договаривает, начиная смотреть в сторону, поверх моей головы, и я готова поклясться, что его керамические глаза стали казаться больше из-за подступивших слёз. Интересно, это он там на своих актёрских кастингах научился или правда обиделся на то, что я могу не захотеть быть с ним. — Просто это довольно странно для меня, — беру его за руку и говорю, глядя снизу вверх, стараясь поймать его взгляд, — ты внезапно пропадаешь, потом появляешься, потом я узнаю, что ты улетел в Америку, потом ты так же внезапно прилетаешь. Плюс, оказывается, это я именно тебе изливала душу всё время, поэтому ты в совершенстве осведомлён о моих чувствах. Ты решил поиграть со мной? — Энн, — мягко говорит Финн, наконец, поглядев мне прямо в глаза, — ты мне всегда была интересна, прости, что вёл себя иногда как мудила, я боялся, или не понимал. Или всё вместе. Но оказавшись в Америке, я понял, что мне действительно тебя не хватает. Даже, может быть, сильнее чем Джека, а я ведь его очень любил. Я хочу спросить, общается ли он до сих пор с Джеком, но тут вспоминаю историю с поцелуем, и замолкаю, прикусив язык. — Так ты правда прилетел, чтобы быть со мной? Или потому что у тебя что-то не получилось в Штатах? — Прилетел, чтобы быть с тобой, — упрямо повторяет Вулфард, — про «не получилось» тоже, но у меня была возможность остаться. Однако я предпочёл вернуться в Ванкувер, потому что знал, что ты всё ещё ждёшь меня. Я хотел увидеть тебя счастливой, а вместо этого ты будто бы провоцируешь ссору на пустом месте. Да, кажется меня слишком занесло, я смотрю на опечаленное лицо Вулфарда и мне становится стыдно. — Прости. Прости, пожалуйста, — говорю, обнимая его и утыкаясь лицом в тёплую ткань свитшота на его груди, — я перенервничала и сама не понимаю, что говорю. Конечно, я счастлива. Безумно счастлива. Но мне нужна гарантия, доверие. Я с ума сойду, если ты снова вдруг пропадёшь на несколько месяцев. — Не пропаду, — уверенно говорит Финн, сцепляя у меня за спиной свои руки. — Я прилетел насовсем, даю слово. И Ванкувер вновь расцветает пятнами красных и жёлтых осенних листьев, из кофеен доносится соблазнительный аромат, смешиваясь с острым запахом последних холодостойких цветов на газонах, и машины сверкают лакированными боками, и люди, спешащие по своим делам, кажутся преувеличено довольными, и ярко-розовый идеально круглый воздушный шар вдруг срывается из рук маленькой девочки, через несколько секунд превращаясь в точку на фоне промытого голубого неба. Мы с Финном вновь идём по Вест Кордова к перекрёстку с Хаус стрит, где манит своими пёстрыми витринами магазинчик сувениров, а прямо по улице высятся светлые башни небоскрёбов, словно целиком сделанные из стекла, как некие модернизированные замки волшебных принцесс, томящихся в заточении, пока их не вызволит прекрасный принц на чёрном внушительных размеров роллс ройсе. Мой же прекрасный принц идёт рядом, сжимая в своей ладони мои пальцы и подставляя лицо слишком ласковому для середины октября солнцу, вновь возрождая давно забытое чувство — как будто всё возможно, стоит только начать думать об этом.