***
Детройтское небо — серое и безжизненное, на дворе — Декабрь. Всего ничего, и нагрянет Рождество. Вега спит раз в два дня. Ровно этого достаточно её организму, чтобы устать и вымотаться полностью, а потом — отключиться до будильника. Ей страшно засыпать возле Гэвина Рида. И это — абсолютно двоякое ощущение, с одной стороны — она боится, что посреди ночи её накроет очередной приступ ПТСР, а он — не сможет отбиться. С другой стороны — всё ещё хуже — она боится, что Рид… Что в какой-то момент ей просто понравится засыпать рядом с этим подонком. Где-то в глубине души, она боится стать кому-то нужной, просто потому, что она на самом деле плохой человек. Слишком плохой человек. И она это прекрасно знает. Стоять на крыше Сансет-казино в восемь утра и наблюдать, как по близлежащему шоссе пролетают машины, мигая габаритными огнями, — настоящее удовольствие. Ей нужно быть одной, это абсолютно необходимо. Каждую секунду в голове девушки роятся мысли о делах, планы, просчеты рисков. Утро позволяет это всё обдумать без лишних глаз, ушей и что там дальше по списку. Гэвин Рид просыпается в полдевятого. Нелепо потирает переносицу, пытаясь придти в себя ото сна и встает с кровати. Он не находит Вегу ни на кухне, ни в душе. Только потом детектив замечает, что её половина кровати так и осталась нетронутой. Он натягивает на себя вчерашние шмотки, и, чертыхаясь, спускается на ресепшн. В глубине души, детектив Рид боится, что Джоан Вега свалила из отеля, оставив его одного. Сама девушка оказывается в номере ещё до возвращения Рида. Спускается с крыши, оставляет чашку от кофе на прикроватной тумбочке. Краем глаза замечает, что её компаньон вышел из номера второпях — даже не выпил воды и не умылся, ибо дверь в ванную осталась в том же, едва открытом положении. Джоан Вега живет деталями. Они мерно складываются в её голове, образуя целостную картину. С самого раннего детства она возводила всё в систему, заставляя играть по своим правилам. С вещами и мелочами было легко — они вписывались без особых усилий. Гораздо сложнее было с людьми. Спустя час она уже везла детектива Рида в участок, назойливо напоминая о том, что у них, между прочим, рабочий день. Он, то и дело, засматривался на то, как Вега водит машину — ловко, резко, словно какой-то сраный андроид. Они почти не разговаривали, не считая просьб закрыть окно и включить климат-контроль. Вега вообще не любила разговаривать по утрам, так как считала это время оптимальным, чтобы собраться с мыслями. Высадив детектива около участка, она ловко развернула машину и за доли секунды умчала в другом направлении. Рид был в абсолютном недоумении касательно того, куда она постоянно смывается, но задавать вопросы не решался. Вега прекрасно знала, что съездить к Джа стоило гораздо раньше. Тем не менее, он был из особой категории людей — из тех, которых годами не видишь, но на душе всё ещё тепло просто от того, что они есть. Тридцать минут езды от полицейского участка — в самом деле. Гораздо сложнее… Всегда гораздо сложнее переступить порог, сказать нелепое «Привет», за которым кроется всё это бесчисленное «Нет, ну ты извини, что полтора года не появлялась, я просто занята была». Именно поэтому, она стоит у порога, не решаясь позвонить и лениво курит уже вторую подряд сигарету. Находить нужные слова вдвойне трудно, когда ты прекрасно понимаешь, что виноват. — Элайджа ждет, — на пороге стоит Хлоя, которой наверняка надоело ждать, пока Вега соизволит собрать яйца в кулак и войти самой. Вега косится недоверчиво, запускает сигарету в болото под ногами и заходит внутрь. Скидывает чёрное пальто в прихожей, ухмыляясь, смотрит на портрет старого друга во весь рост. Плюёт на всё и входит в просторный зал с бассейном. Камски пьет кофе, уютно разместившись в одном из кресел. Только ей могла придти в голову идея разбудить его в такую «несусветную рань», ведь он либо не ложится, либо просыпается после двенадцати. Потому что может себе это позволить. — Я, между прочим, ждал, — холодно кивает он. — Полтора года ждал, пока ты соизволишь нарисоваться на моём пороге. — Вега привычно проходит вглубь комнаты и садится в кресло напротив. — Дела, знаешь ли. У меня было много дел за последние полтора года. — Нелепо оправдывается она. — С нашей прошлой встречи ты выглядишь гораздо… живее, — резюмирует мужчина. — И я не могу не радоваться, — тем не менее, радости его лицо не излучает. — Могу извиниться, но тебе будет плевать. Я ненадолго и по делу, если так. — Кто бы мог сомневаться. Я могу даже угадать, что ты приехала сюда расспросить о девиациях и их разновидностях, но тогда будет совсем печально. Я уж было позволил себе думать, что ты соскучилась. — Одно другому не мешает. — Кивает Джоан, глядя на Камски. — Ты прекрасно знаешь, что соскучилась по нашим уютным разговорам. Но сейчас для них нет времени. Как только немного разгребусь с работой и… другими делами — выберемся в какой-нибудь ужасно дорогой и пафосный ресторан, всё как ты любишь. — И сколько раз я это слышал? А ты снова за старое. Все твои криминальные дела до добра не доведут. — Говорит он, отпивая из девственно-белой фарфоровой чашки. — Слишком поздно выходить из игры. — Вега улыбается. — Тем более, сейчас, когда я заварила эту кашу снова. — Знаешь, когда ты пошла служить в «Браво», я даже не удивился. У тебя с детства — шило в причинном месте и желание самоубиться. Но служба в ФБР и параллельная работа на преступную группировку — это выше всяких похвал. Слабоумие и отвага. — В «Браво» было так хорошо, — в её улыбке видна боль, — У меня была прекрасная команда. — «Есть» прекрасная команда. Ты всё ещё их командир. — Добавляет Камски. — Брось, это всего лишь бюрократия. Командир был только один. Я — руководитель, но не командир. И не называй меня так, это оскорбляет… — Твою бережную и наивную память о… — Даже не думай, — холодно отсекает она, мгновенно расставляя все точки над «ё». Еще несколько минут они сидят в полной тишине, так и не решаясь говорить о чем-то… нормальном. О чём говорят обычные люди? «Этот халат тебе отвратительно идет, Элайджа, на заказ сшит? Как твой отпуск, что ты думаешь о восстании андроидов, в самом деле, это ведь так интересно.» Под классификацию «обычных людей» они не подходили даже с натяжкой. Вега с восемнадцати лет убивала людей, и ей это было по душе. Камски не любил никого, кроме чёртовой науки. Наверное, поэтому она с детства замечала, что они похожи в чём-то. И сейчас, и только сейчас, в её голове нарисовалась красивая, лаконичная аксиома. «Недостаточно человечны, чтобы быть людьми.» — Мне не нравится эта стрижка. И ты что, волосы покрасил? — В самом деле, Элайджа куда лучше выглядел с длинными медными волосами, выглядел гораздо… добрее. Сейчас же, в нем были все атрибуты стандартного пафосного хмыря. — Мне тоже больше нравилось видеть тебя златовласую, милую и загорелую, а не седую, заебанную и уставшую. — Обмен любезностями прошел успешно. — Мы просто постарели. — Сухо констатировала она, — Чудовищно постарели, Джа. Были времена, когда они запирались вдвоем на балконе, пили вино, а Вега травила свои командные байки — дескать, представь себе, Джон питона узлом завязал. И тогда всё было хорошо, правильно и легко. Было легко быть оружием и выполнять приказы, было невероятно легко возвращаться домой не в одиночестве, а с кем-то рядом. Элайджа всегда был рядом. Молчаливой тенью следовал за ней всю жизнь, не вмешивался, но и не поощрял. Ни разу не видел в лицо Командира, но заочно его одобрял только по тому, как горят глаза Кейти-Кейт. Элайджа был рядом. Он был тем самым постоянством, гарантом, опорой. Робкой надеждой на то, что кто-то да подаст руку, когда дела пойдут из ряда вон плохо.***
В участок она вернулась ближе к полудню. Рассказала Гэвину, что и как делать, была послана и вместе с этим подонком отправилась пить кофе в обеденный перерыв. Вега никак не могла отделаться от мысли, что Гэвин, а, в особенности, выбритый он, поразительно кого-то ей напоминал. Хоть бы не того смазливого актера боевиков, ей богу. Часа в три они втроем устроили небольшой брейншторм по делу. Сидели в кабинете детектива-специалиста, перебрасывались комками мятой бумаги и рассуждали о деле. Вега часто делала так, когда работала в ФБР. Такие наивные и простые времяпровождения помогали обрасти парой-тройкой новых идей. Мимолетом, она успела посвятить одного органического и одного неорганического напарника в те детали, которые успела узнать по делу. Очень сложно было объяснить Ричарду, зачем бросать друг в друга бумагу. Это было действительно очень сложно. Их группа была достаточно экспериментальной — им доверили одно-единственное дело и больше старались не тревожить по мелочам. В некотором смысле, это было на руку. Особенно Веге. Свободного времени было более, чем достаточно и она успевала играть на два фронта. Попутно, она успевала по пять раз на дню послать Гэвина Рида нахрен, потому, что… просто потому, что она могла. Да и рядом с ним это было настолько органично, что грех не воспользоваться. Иногда, всё же, иногда, в совсем свободные минуты, она ловила себя на том, что думает о детективе. Мысли были простыми и предельно понятными — ничем хорошим это не закончится. Потому что такие «отношения» никогда не заканчивались хорошо. У Веги, можно сказать, было слишком много печального опыта, чтобы привязываться к людям. Именно поэтому, она клятвенно пообещала держать себя в руках в любой ситуации. НИчто не исключало того, что Гэвина придется пустить в расход, а делать это нужно без промедлений. Однажды, промедление почти стоило ей жизни. Но Гэвин, чертов Гэвин. Он словно был создан для того, чтобы его ненавидеть. — Детектив Вега, — Девятка выдернул её из пучины собственных мыслей. Он мягкой поступью зашел в кабинет и закрыл за собой дверь, оставляя их наедине. — Ричард, — она кивнула, предлагая андроиду присесть. Тот согласился. — Что-то срочное? — Я всего лишь хотел поинтересоваться кое-чем, — он неловко сложил руки вместе. — Вы позволите небольшой вопрос? — Прошу, — Джоан сказала, как отрезала. — Насчет ваших чувств к детективу Риду. — Если бы она сейчас пила кофе, то картинно им бы подавилась, нелепо выпячивая глаза и шепча невольное «Чего?». Но кофе не было, поэтому пришлось держать лицо. — К детективу Риду, как ты выразился, у меня только одно чувство — глубокой неприязни. И я практически уверена в том, что это до пошлости взаимно. — Не меняясь в лице, объяснила она. — Тем не менее, мне довелось застать вас… — боже, он вспомнил о том нелепом случае в гостинице. — Это не та информация, которую я считаю важной, Ричард. — Флегматично пояснила девушка, поправляя ворот привычной белой рубашки. — Я вас понял. — Кивнул он и поспешил удалиться. От злости Веге хотелось пробить стену кулаком. От того, что она так глупо попалась, хотелось разбить самой себе лицо. Это было картинно глупо, в самом-то деле. Более картинно глупо было согласиться подвезти Гэвина до дома. Потому что где-то, в глубине души, до жути хотелось послать всю эту чертову работу и Рида разом. Очень хотелось выйти за вискарем, а проснуться — в другой галактике. На меньшее она была не согласна. Парад глупых поступков на сегодня не заканчивался, потому что она, как ни в чем не бывало, согласилась зайти «на кофе». И это кофе, ожидаемо, окончилось посиделками на диване и распитием пива на двоих. О иных перспективах она предпочитала не думать. Пока в телевизоре бегали люди в футболках и пинали мяч — о всех заебах можно было забыть. Футбол — это не игра, это ритуал. — Ты выглядишь так, будто тебе весь день полоскали мозги, — спокойно сказал Рид, когда объявили перерыв. На часах было около полуночи. — Ты выглядишь так, будто это не твоё ебаное дело, — ответила она. — Если ещё и ты захочешь это сделать — милости прошу, блядь, пожалуйста. Но я набью тебе рожу. — Что ей действительно нравилось в Гэвине, так это то, что с ним можно было быть собой. Ругаться матом, бить в лицо, лениво растекаться по дивану. И никаких пресловутых «ты же барышня». — Грубо. — Констатировал он. — Нет, если тебя что-то беспокоит, мы можем взять ещё выпивки и обсудить твои… проблемы. — Джоан рассмеялась. Проблем у неё было выше крыши, но обсуждать их с кем-то было чревато. Да и не привыкла она. — Знаешь что, Рид. — Она поставила бутылку на пол и развернулась всем телом к детективу. — Ты можешь лезть мне в трусы, но даже не думай лезть мне в душу. — Понял, принял. — Мужчина довольно кивнул и потянулся за поцелуем. Вега была совсем не против, поэтому сама к нему прильнула, запуская руки под футболку и приникая к сильной шее губами. «Это всего лишь секс» — на сегодня, это было универсальным оправданием. Рид, черт его, знал, как нужно действовать. Он неспешно стягивал с неё рубашку, покрывая поцелуями ярко выраженные ключицы, касался талии так легко и невесомо, что это вызывало приступы легкой щекотки. Она целовала его. И это было так просто, и в то же время, так правильно. Будто так и должно быть, будто так было всегда. Будто всю свою жизнь она провела, целуя Гэвина Рида и вглядываясь в его светлые глаза, затянутые мороком желания. Это было хорошо и правильно. То, как она стянула с него футболку, беззастенчиво трогая мышцы спины, прикрывая глаза и ориентируясь наощупь. Диван был маленьким и не особо удобным, но было плевать. Вселенная сузилась до размера одного атома. Когда всё по-настоящему набрало обороты, он буквально сдирал облегающие джинсы с её ног, он был бы рад содрать их вместе с чертовой кожей — так ей казалось. Где-то на заднем фоне комментатор бодрым голосом расхваливал очередной пас или штрафной, — какая нахрен разница. В их вселенной не было ни телевизора, ни футбола, ничего. Был Рид и была Вега. Они лежали совершенно обнаженные, прикасались телами, обменивались жаром, касались друг друга сильно и небрежно. На смену былой нежности пришла необъяснимая, и неумолимая, жестокость, с которой хотелось впиться в шею, схватить за волосы, закусить губу в поцелуе и слишком больно пережать запястья. Джоан втянула мужчину в поцелуй, как в омут, — притягивая к себе всё ближе, хотя, казалось, куда там. Когда он стал покрывать её шею поцелуями вразброс с укусами, вселенная схлопнулась. На столе зазвонил телефон. Судя по рингтону, это был Майк, который звонил с рабочего номера. А это могло значить только одно, это всегда, чёрт его, значило только одно. Наступила жопа приличного масштаба. Нехотя оторвавшись от любовника, Вега подняла трубку. Рид только и успел заметить, как она нахмурилась и, сдержанно чертыхаясь, сказала, что скоро будет. Гэвин Рид не умел ругаться в самом-то деле. Вместо одного из матерных слов у него всегда получался нечленораздельный звук, больше напоминающий кошачий чих. Вега засмеялась и отправилась собирать свою одежду, разбросанную по комнате. — Одевайся, — сказала она. — Родина, блядь, ждет.