Глава 11
8 сентября 2018 г. в 07:58
Тогда.
Металлический звук сражений и непрекращающийся топот погони стихли в одно мгновение, будто ничего и не было. Тишина разрезала воздух своими острыми шипами и устремилась ввысь, к кронам деревьев, которые тоже замерли, боясь пошевелиться. Марк тогда одним из первых понял, что хорошим это не кончится, ведь вокруг было слишком тихо, а Арий все не отдавал приказов, и это означало, что он совершенно не ожидал, что все выйдет именно так. Его молчание удручало тех, кто тоже все понял, как и Марк, и Сарджент старался не смотреть на него, чтобы не видеть злую растерянность на его лице. Вместо этого он пытался тогда найти брешь в плотном кольце окружавших их группу ареонцев, а, когда не нашел, начал прикидывать, в каком месте ее можно было пробить, где находилось это самое слабое звено, которое можно было бы задеть одним выстрелом и открыть себе путь. Глаза Марка бегали по воинам, подбиравшимся все ближе и ближе, а его рука сжимала револьвер, который даже стал горячим в том месте, где лежали его пальцы, и противники видели это, и они тоже держали его на прицеле, готовые в любой момент его убить. Вот только Марк не понимал, чего они медлили и почему еще не сделали этого, ведь их окружили не просто так и численное преимущество позволяло им напасть первыми. Арий видел, что намеревался сделать Марк, он видел это по его лицу, сощуренному глазу, ищущему мишень, он видел это по его пальцу, медленно ложащемуся на спуск, и, хотя идея была заманчивой, он знал, что ничего не выйдет, ведь его уже заметили. И его убьют, стоит ему как следует прицелиться и направить револьвер в нужную сторону, а Арий не мог позволить этому случиться, ведь жизнь Марка не принадлежала ему и этой армии, в отличие от других рыцарей, лидером которых был он сам. Сарджент даже не должен был здесь находиться, ведь это не было его обязанностью, и этот лес точно не был тем местом, где он должен был погибнуть, заключенный в ловушку ареонцев во время одной из вылазок. Поэтому, встретившись с ним глазами, Арий заставил его опустить револьвер, убедительно покачав головой и сжав губы в плотную линию. И Марк послушался его. На удивление. Ведь он мало кого слушался, но Арий умел влиять на него в такие моменты. Сарджент, похоже, и сам понимал, что идея была не из лучших и она подходила только для него. Для него о.д.н.о.г.о. Будь он один, это непременно сработало бы, но, опять же, он не знал, что было там дальше, в лесу, была ли там еще одна засада.
От того, что Арий ничего не знал, ощущение неопределенности финала только усиливалось, не давя так сильно, похоже, только на Марка, который, казалось, всегда был предельно спокоен, просто выжидая, что будет дальше, и решая, что с этим можно было делать. Он ни в коем случае не винил их лидера за то, что с ними случилось подобное: план Ария по оттеснению армии Дианы обратно к югу казался идеальным на первый взгляд, он сам с ним согласился, и, разумеется, Гамильтон даже не подозревал о том, что здесь, в южных лесах, окажутся ареонцы. И то, что они здесь все-таки оказались, означало, что им удалось взять под свой контроль юго-западные границы королевства Диана и эралеонцев они здесь, безусловно, ожидали. Конечно, вся эта операция была одной большой ловушкой. Стоило их большой группе разбиться на две и вместе с подкреплением оттеснить к границам южную армию, как на группу, которую вел Арий, напали воины Ареона, причем атаковать они не стали, а только показались, чтобы вызвать погоню, и, когда Гамильтон осознал, что они неспроста заставили гнать их до самых крайних границ Нового Эралеона с югом, было уже слишком поздно — они оказались в ловушке. И если бы неподалеку была та, вторая группа, они определенно вырвались бы из засады, но Арий понимал, что они были слишком далеко и нужно было время, прежде чем они осознают, что произошло, и придут на подмогу. Разумеется, у них был план на случай, если случится что-то подобное, но он не был таким детальным и не учитывал эту местность, поэтому надеяться все равно приходилось только на себя. И на время, которое удастся выкроить.
Марк знал, что в тот самый момент, когда их окружили и когда каждый из них понял, что сейчас у них не было и шанса, всех невольно передернуло от того, что именно в этой группе находился Арий Гамильтон. Все попросту испугались за его жизнь и старались держаться рядом, незаметно для противника образуя вокруг него плотное кольцо. Имя Ария всегда было на слуху: о том, что он занимал высокую должность в армии Нового Эралеона и что именно он стоял за большинством успешных операций и выигрышных стратегий, знал каждый из армий противников, поэтому он всегда был мишенью и заполучить его хотели очень многие. Узнай кто-то из воинов Ареона, что среди тех, кого они взяли тогда в плен, был и Арий Гамильтон, они явно не стали бы выжидать и убили бы его на месте. Однако Арий был умнее и, видимо, понял, что они были в ловушке, намного раньше остальных, поэтому и сорвал со своих доспехов черную ленту с белыми краями, которая указывал на его положение в армии. Примерно так они и действовали, когда что-то шло не так. Марк бы тоже сорвал с себя брошь, однако он делал это каждый раз еще до того, как покидал Карлий, потому что никто не должен был знать, что он принадлежит Священному Ордену.
Марк понял, что их по какой-то причине не собираются убивать, в тот самый момент, когда у них отобрали оружие. Именно тогда от Ария прозвучал тихий приказ «ничего не предпринимать и позволить взять себя в плен», и никто не шелохнулся, даже когда у них отобрали последний нож. Сарджент понимал Ария: для него как для лидера было предельно важно сохранить жизни всех своих воинов, поэтому повиноваться было самым разумным решением, к тому же было очевидно, что у него в голове уже назрел какой-то план, который, конечно, хотелось бы узнать и Марку. Раз уж они собрались что-то делать, то ему хотелось знать, что и когда. Но Гамильтон молчал. Он не попытался что-то сказать, даже когда Марк специально приблизился к нему, недвусмысленно на него глядя и выжидая, но дальнейших указаний так и не последовало. В какой-то момент Сардженту захотелось накричать на него: «Разве ты не понимаешь, к чему все идет?», но он сдержался, чтобы не накалять и без того тяжелую атмосферу. Он просто не верил в то, что Арий действительно не понимал и поэтому медлил. Ведь то, что их не убили и привели в чей-то особняк, говорило только об одном: о.н.и. знали. Знали о том, что среди них был кто-то невероятно важный, кто-то вроде самого Ария, и все это делается из-за него. Чтобы вычислить его и убить. Почему же Арий не попытался тогда подать знак, объяснить, сообщить им? Разве он не понимал, насколько его жизнь была важна и что ему нельзя просто так сдаваться в плен? Марк считал, что лучше уж кровавый бой и победа с потерями, чем одна смерть Гамильтона.
Место, в которое их привели, не было обычным домом, скорее, — базой. Особняк стоял в лесу, недалеко от небольшого населенного пункта, имелся выход на крышу, так что для базы это место было просто идеальным. Их всех остановили прямо в холле и заставили встать на колени, что Марку и Арию далось нелегко, особенно Марку, который встал на колени, прожигая взглядом направленное на него острие меча. Все их оружие свалили здесь же, недалеко от них, и Марк пару раз глянул на эту кучу железа, поймав взглядом свой револьвер, лежащий на самом верху. Выхватить его не было ни малейшего шанса: повсюду их окружали ареонцы, направлявшие на них оружие, а одного из них, юного рыцаря Джеффри, они даже взяли на прицел, один из ареонцев приставил меч прямо к его шее, заставив его поднять голову и ждать. Это было предупреждением. Чтобы никто из них даже не вздумал что-то сделать. Марк слышал разговоры ареонцев о том, что они планировали сделать с ними потом, но они были недостаточно громкими, поэтому он машинально взглянул на Ария, который стоял рядом с ним, невероятно напряженный и, видимо, осознавший, где они находились. Сарджент же не понимал, что такого успел понять Арий по тому, о чем шептались окружавшие их люди, и не понимал он до тех пор, пока сам лидер этих воинов наконец не вошел в холл, заставив всех остальных замолкнуть. Тогда-то Марк и осознал, кому принадлежал весь этот дом и у кого в руках сейчас находились их жизни.
Это был Нордштейн.
Дуглас Нордштейн младший — один из влиятельных лордов и воинов Ареона. Его отец был одним из тех, кого называют «пять королей войны». Эти «короли» не были королями в прямом смысле этого слова, но могли по праву ими считаться, если их королевством было поле боя. Их было пять — по каждому королю на одного из пяти королевств. В Новом Эралеоне тоже был такой король — Тристан Гамильтон, и к этому же званию практически приблизился Леон Эйнсворт. Когда речь шла об Ареоне, все знали о западном короле войны, Дугласе Нордштейне, который при жизни управлял четвертью армии, в основном ее разбойной частью, и это словно по наследству перешло и его сыну, который успешно собрал вокруг себя многочисленных разбойников, работающих на королевство под его началом. Марк никогда не видел его, но сразу же узнал из-за слухов, которые пересказывали друг другу рыцари в цитадели и которые ему приходилось слушать из-за того, что он жил там. У молодого Нордштейна, которому явно и тридцати еще не было, было множество ранений, которые его заметно старили. На одну ногу он заметно хромал, а лицо было перекошено от раны, полученной им еще в четырнадцать лет, из-за которой он лишился глаза и теперь он был закрыл черной повязкой. Ни у кого не было сомнений: он выглядел точно так же, как его и описывали слухи, если не брать в расчет то, что слухи всегда приукрашивали, ведь в жизни он не был настолько уродлив. Возможно, он и не был настолько страшен в своих деяниях? Хотя напряженное и даже какое-то каменное лицо Ария говорило об обратном.
— Вы только посмотрите, кто у нас здесь, — с наигранным восторгом в голосе проговорил Дуглас Нордштейн, медленным шагом расхаживая вдоль стоящей на коленях группы рыцарей и окидывая каждого из них своим внимательным, даже каким-то рыскающим взглядом.- Хваленые рыцари Нового Эралеона. Надо же, как быстро это случилось. Не успел я придумать весь этот план и засаду, как вы уже попались. Вот это скорость! Вы будто спешите к смерти в лапы, — на этих словах челюсть у Ария сжалась так сильно, что, казалось, было даже слышно, как он скрипнул зубами от злости и раздражения. Гамильтон всегда плохо держал себя в руках и был довольно вспыльчивым, ровно как и его отец, но подобное его заводило с пол-оборота. Сейчас он с трудом держал себя в руках, потому что злился в первую очень на себя, ведь это он вовремя не уловил, что их все это время загоняли в ловушку. Нордштейн выразительно на Ария взглянул, остановившись прямо напротив него, что заставило остальных рыцарей напрячься, следя за каждым его движением, а Ария невозмутимо смотреть ему в глаза, выжидая, что же он будет делать. Понял ли он? Узнал ли он Ария по слухам так же, как Арий его? — Вы были… так уверены в том, что делаете, верно? И вы все, разумеется, не знали, что эта территория Дианы теперь принадлежит нам, и та часть армии, которая ее охраняла, т.о.ж.е. принадлежит нам. Когда же я прибыл сюда, я все не переставал думать о том, как бы мне заманить этих пронырливых и сообразительных эралеонцев в ловушку, ведь было кое-что, что никак не давало мне покоя. И тогда мне в голову пришла просто гениальная идея. А мы и не будем ничего делать, ведь никто не знает, что эта территория теперь наша. Так что… было достаточно просто заставить ту кучку южных рыцарей спровоцировать Новый Эралеон на это сражение, не поверите, но нам даже и уговаривать их не пришлось, — Нордштейн отступил от Ария, посмотрев на остальных и разведя руки в стороны. Ареонцы тут же гнусно и коротко посмеялись вместе с лордом, который, широко и неприятно ухмыляясь, наконец перестал прожигать каждого рыцаря своим глазом и посмотрел куда-то в сторону сложенного вместе оружия, сцепив руки за спиной.- Ваши головы, вероятно, терзает вопрос, какого черта вы все еще живы? Ведь мне нет никакого смысла брать вас всех в плен, и никого, даже для приличия, так и не убив на поле боя. Логично, что это не просто так. Так вот я объясню. Вы все здесь из-за того, что мне нужен один-единственный человек. Я знаю, что он находится среди вас, но я не знаю его лица… к сожалению, — молчание, которое в этот момент повисло в холле, было даже тяжелее тех моментов, в которые Нордштейн говорил.
Рыцари Нового Эралеона старались не переглядываться, уткнув свои глаза в пол, чтобы никаких жестом и движением не выдать того, где именно находился их лидер, а сам Арий даже мускулом не повел, продолжая смотреть лорду в спину. Нордштейн остановился возле оружия эралеонцев и наклонился, чтобы взять в руки револьвер, лежащий сверху. Он внимательно рассмотрел его со всех сторон, а затем схватил его поудобнее, широко улыбнувшись.
— Кто из вас… Марк Сарджент?
В первую секунду никто даже не понял, что произошло, ведь каждый, включая самого Марка, ожидал услышать другое имя. Шок, который начал ясно прослеживаться в глазах рыцарей, смешил Нордштейна, который даже замер, чтобы полюбоваться этим зрелищем. Сердце Ария Гамильтона в этот момент пропустило удар, что явно отразилось на его лице, ведь то, что случилось, явно не входило в тот план, который он выстраивал в голове. Он просто не понимал, почему? Почему Нордштейн потребовал Марка? Ведь Арий думал, что если Дуглас и вел какую-то охоту, то явно на него, на Ария, который уже знал, что с этим делать. Прошло всего секунды три или пять, в любом случае, Арий поднялся на ноги достаточно быстро, обращая взгляд Нордштейна на себя.
— Это я. Я Марк Сарджент…
— Ты думаешь, я позволю тебе это сделать? — с выразительным смешком произнес Марк, по одному голосу которого становилось понятно, что он просто не мог поверить, что Арий действительно это сделал. Он поднялся на ноги сразу же после него, раздраженно глядя на Гамильтона, который даже растерялся, похоже, не представляя, как посадить Марка на место. Он не станет слушать. По сути, Арий даже не в праве был ему приказывать.
Тишину, в которую Марк и Арий напряженно смотрели друг другу в глаза, резко прервал Нордштейн, который громко прыснул, запрокинув голову назад. Ареонцы, как один, последовали его примеру.
— Какая прелесть. Просто потрясающе, — отрезал он, прекратив смеяться, — но больше верится именно ему, ведь первым всегда говорит лидер, верно? Какая самоотверженность. Ты просто пример для подражания, — указав рукой на Марка и выразительно посмотрев на Ария, практически скатился в шипение Нордштейн, подняв свободную руку в воздух и быстро ей взмахнув.- Ко мне его, — уже серьезным голосом, в котором не осталось ни тени издевки, приказал он и скрылся в одном из коридоров.
К Марку тут же подошли два ареонца, а Арию, который дернулся в его сторону, видимо, рефлекторно, указали на Джеффри, шею которого царапало острие меча, и тот, стиснув зубы, отпрянул, изо всех сдерживая себя. Марк тоже не стал сопротивляться, когда ему заломали руки, сведя их вместе за спиной и очень туго их связав, а лишь спокойно выждал, убивая всех остальных противников взглядом, хотя веревки впились в его запястья так сильно, что они начали пульсировать.
— Делай, как он говорит. Дай нам время, мы найдем тебя. Тео во второй группе. Они придут, — шепнул Арий Марку, когда они наконец встретились глазами и Сарджент смог прочесть половину по его губам.- Прошу, Сарджент, не глупи.
Марк его понимал. Не то чтобы он планировал «глупить» и провоцировать Нордштейна, но Арий знал, что он мог это делать без особых усилий. В этой короткой фразе «не глупи» заключались не только провокации, но и попытки Марка решить все самому, как он обычно и поступал, не собираясь выжидать в неизвестности. Ему было лучше вывести противника на бой, в котором Марк сделал бы все, чтобы победить, и обычно он так и поступал, но в этот раз Арий был уверен, что рисковать было нельзя и доверять все одному Марку — тоже.
Сарджента отвели в одну из комнат на втором этаже. Большую и темную, напоминавшую больше покои в каком-нибудь мрачном замке, которые располагаются на севере Нового Эралеона. Стражники, которые вели Марка под локти и то и дело толкали его вперед, на что он старался сдерживаться и никак им не отвечать, не остались в этой комнате и сразу же из нее вышли, услышав слова Нордштейна о том, что он хотел «встретиться с Марком лицом к лицу и наедине». Поэтому они остались совершенно одни. Марк стоял посреди комнаты, недалеко от письменного стола и большой кровати, и смотрел в спину лорду и покровителю разбойников Дугласу Нордштейну, который стоял прямо напротив окна, немного приоткрыв темные шторы. В руках он держал револьвер Марка, на который он все это время смотрел, и Сарджент то и дело бросал на него взгляд, недовольно сдвигая брови на переносице. Он ненавидел, когда кто-то брал в руки е.г.о. револьвер. Это было единственным, что осталось у него от отца.
Нордштейн долго молчал, и сам Марк тоже не произносил ни слова, выжидая, что будет дальше, и надеясь понять, что происходило и собирался ли он в него стрелять в ближайшее время. Все это было очень странно, ведь если бы целью Нордштейна было убийство Марка, то он бы сделал это там, внизу, при всех. Но этого не произошло, и до этого из всей их группы тоже никого не убили — похоже, Нордштейну было очень важно, чтобы Марк не оказался в числе жертв и остался в живых. Все это время, пока разбойник молчал, перебирая руками револьвер и внимательно на него глядя, Марк пытался понять п.о.ч.е.м.у. Почему здесь стоял именно он и почему Нордштейну было так важно встретить именно его. Так важно, что он его даже искал и для этого даже взял в плен целую группу, хотя целью был один-единственный человек. Было ли это как-то связано с Орденом, о принадлежности Марка к которому на этой территории знало совсем немного людей? Было ли это как-то связано с Кларенсом? Потому что если да, то Марк скорее спровоцирует Нордштейна, чем позволит использовать себя против него. Происходившее казалось Сардженту каким-то безумием. Ведь никто и никогда еще не брал его в плен и тем более не вел на него такую откровенную охоту. Марку все больше начинало казаться, что любая смерть кого-то из группы Ария там, внизу, будет на его совести, ведь по какой-то непонятной причине целью был именно он.
Через какое-то время Нордштейн, наконец, повернулся к Марку, и тот поднял на него глаза, враждебным взглядом на него посмотрев. Руки ужасно ныли, и он время от времени пытался шевелить ими, чтобы хоть немного сместить тугие веревки в другое место. Когда Нордштейн это заметил, на его лице появилась ухмылка. Его заинтересованный взгляд осмотрел Марка с ног до головы и задержался на его остром лице и тяжелых глазах.
— Так и будешь смотреть на меня? Ты ведь не за этим меня сюда привел. Так чего тянешь? — наконец спросил Марк, когда ухмылка на лице лорда начала его изрядно подбешивать.
— Я использую эту драматичную паузу, чтобы как следует рассмотреть тебя, — медленно проговорил Нордштейн, склоняя голову набок и, похоже, получая удовольствие от того, что лицо Марка выглядело еще более озадаченным, чем минуту назад. Он сделал к нему несколько шагов, начиная похлопывать револьвером по своей ладони, но Марк не отступил назад, позволив ему подойти к себе вплотную.- Значит вот какой ты, единственный и неповторимый «зверь» Нового Эралеона. Я все это время просто мечтал встретить того самого Марка Сарджента, нет… «дикого зверя». Ведь так тебя все называют? Даже те, кто с тобой в одной лодке, восторженно и с трепетом говорят тебе это вслед. Или, может быть, с потаенным страхом? — глаза Марка дрогнули, когда он услышал это, и Нордштейн только осклабился, встретившись с ним глазами. Он знал, что Сарджента это заденет, ведь он пока был одним из тех, кто не хочет признавать подобное, и только поэтому его зеленые глаза сейчас вспыхнули таким ярким огнем.- Я слышал, что случилось в Новом Эралеоне. Точнее, в Карлие. Один из ваших рыцарей, невероятно талантливый и сильный Леон Эйнсворт, совсем недавно внезапно пропал. Ты теперь за него?
— Хочешь поговорить со мной о Леоне? Может, узнать, где он? — хмыкнул Марк, и его брови невольно приподнялись, отчего лицо приобрело вопросительное, но по-прежнему враждебное выражение.
— А что? Тебе известно, что с ним произошло?
— С чего бы? Я не обязан хоть что-то об этом знать.
— Значит, вы не были близки? Потому что я слышал обратное…- с очевидной фальшью с голосе проговорил Нордштейн, отведя от Марка глаза и поэтому не заметив то, к.а.к. он на него посмотрел в этот момент.- Я слышал, что он знал, кем ты в итоге станешь, поэтому держал тебя близко к себе. Чтобы контролировать? Или, может, устранить? Не знаю.
Марк вздрогнул, услышав издевку в голосе Нордштейна, но не услышав в нем фальши. Сквозь вакуум, застрявший в его ушах, Сарджент пытался понять, выдумал ли это Нордштейн или же он действительно слышал подобное. Было похоже, что таким грязным способом Нордштейн пытался надавить на Марка, непонятно зачем, и у него это даже получилось, правда, Сарджент мастерски скрывал свои чувства и не давал загнать себя в ловушку. Любое упоминание об Эйнсворте старшем выбивало его из колеи, но он никогда еще не слышал ничего подобного. Ведь Леон не мог… он просто не мог относиться к нему так, и Марк это знал. Он был в этом уверен. Леон был первым, кто принял его со всеми его демонами, и он же показал Марку, что это ничего не значит. Он не отрекся от него даже тогда, когда Сарджент изо всех сил пытался заставить его это сделать, и всегда был рядом, несмотря на ту прохладу, с которой к нему относился Марк. То, что говорил Нордштейн, было не про Леона. Не про того Леона Эйнсворта, которого знал Марк.
«Я отношусь к тебе, как к брату»
— Что? Попал? — поинтересовался Нордштейн, замечая отстраненность в глазах Марка.
Сарджент моргнул, уставившись на Дугласа в ответ.
— А должен был? У тебя неверная информация.
— Вся ли она неверна, Марк? Ты понимаешь, о чем я. В последнее время ты наделал много шуму. Пока не все, но уже многие, кто встречал тебя, только и говорят о «диком звере», в руках у которого любой предмет превращается в оружие. Ты стихия, Марк Сарджент. Может, не сейчас, может, ты только собираешься стать ею, но ты обязательно будешь стихией, после которой все остается лежать в руинах и в телах вставших у тебя на пути. Какая честь наконец лицезреть тебя здесь, прямо перед собой, — негромко сказал Нордштейн, одним здоровым глазом не отрываясь от лица Марка, который нахмурился, явно почувствовав себя плохо от этих слов. Это было видно. Каждый мускул на его лице выдавал его.- Теперь ты понимаешь, почему я приказал связать тебе руки? Я немного побаиваюсь тебя.
— Неубедительно прозвучало. Плохой из тебя шут.
— О, у меня другие таланты. Распознавать таких, как ты, например, — Марк настороженно взглянул в один глаз Нордштейна, который немного сузился и стал особенно неприятным, из-за чего все его лицо приобрело какое-то неоднозначное выражение.
Он был то ли зол, то ли, напротив, невероятно рад происходящему, и Марка немного раздражало то, что он никак не мог понять его эмоции и то, к чему все шло. Он доверял Арию. За те долгие годы, которые он его знал, он научился доверять лидеру их армии, который также был и хорошим другом им всем, но на все еще была воля случая, ведь сам Нордштейн был абсолютно непредсказуем и его намерения были никому не известны. Дуглас смотрел на Марка, как на свою добычу, разглядывая его всего с каким-то упоением и следя за каждой его эмоцией с каким-то сомнительным интересом. Он только иногда отрывался от него, чтобы выразительно посмотреть на револьвер, как он и сделал прямо сейчас, вдруг подняв его на уровне их голов, будто демонстрируя его Марку.
— Знаешь, почему меня так заинтересовала эта вещица? — спросил Нордштейн, прислонив ствол револьвера к щеке Марка, вынуждая его приподнять голову и прищуриться.- Этим револьвером ты убил моего отца в сражении у реки Аделаида. Целился в одного, а попал в другого.
— Я всегда попадаю в цель…- негромко сказал Марк будто самому себе, потому что его озадачила уверенность, с которой говорил это Нордштейн. Сарджент помнил то самое сражение у реки Аделаида, оно было совсем недавно, да и он всегда помнил тех, кого убивал, и мог поклясться, что среди них не было «того самого» лорда Нордштейна-старшего, о котором ходило столько слухов. Однако какая-то ненормальная ухмылочка, которая появилась в этот момент на лице Дугласа, заставляла Марка сомневаться в своих глазах и в руке, которой он стрелял.
— Значит, мой отец подпортил тебе этот выстрел, потому что целился ты в моего брата, — ствол револьвера дрогнул и скользнул по щеке Марка, оставляя после себя неприятный холодный след.- Отец всегда любил его больше, чем меня, хотя именно у меня были задатки лидера разбойников. Мой брат совершенно другой. Но, на самом деле, я не думаю, что отец настолько его любил, что готов был лишиться жизни, заслоняя его, поэтому я уверен, что он попал под твою пулю случайно. В любом случае, горевал я по этой утрате недолго, потому что все, кто был под лидерством моего отца, перебежали ко мне. А ты в наших кругах стал известен как человек, который убил одного из королей войны. Потрясающее звание, правда? И пускай мне не было никакого дела, но кое-что все-таки не давало мне покоя все это время…- Дуглас отошел от Марка, отвернувшись и сцепив руки за спиной в замок, вдруг замолчав на какое-то время, будто чтобы дать Сардженту привыкнуть к мысли, что в том сражении он лишил жизни одного из самых жестоких и кровожадных воинов Ареона.- Знаешь, что сделал бы мой отец, если бы он встретил тебя? Если бы он узнал о тебе до того, как погиб от твоей пули по не свойственной ему неосторожности? — обернувшись на Марка через плечо, спросил Нордштейн, кривя губы в странной улыбке.
— Убил бы меня? — предположил с усмешкой Марк, чувствуя, что это молчание как-то слишком затянулось. Нордштейна почему-то развеселили его слова.
— Логичное предположение, но это было бы слишком неразумно, — скривившись, ответил он.- Он бы сделал все, чтобы заполучить тебя. Именно этого я и хочу. Мне вовсе не нужно забирать твою жизнь, в противном случае, ты и сам догадываешься, ты был бы уже мертв. Но это ни к чему, когда ты, Марк Сарджент, можешь стать настоящей легендой, и я бы хотел, чтобы эта легенда была в моей армии, — Нордштейн сделал медленный круг вокруг Марка, ловя те моменты, когда его взгляд сталкивался с глазами Марка, и улыбаясь той эмоции, которую они выражали. У Сарджента даже рот приоткрылся от захлестнувшего его шока, когда он наконец осознал, ради ч.е.г.о. Нордштейн все это затеял. Казалось, он готов был услышать от него все, что угодно: от жажды его смерти до детализации ужасных пыток, чтобы узнать что-то важное о Настоятеле, но Марк никак не ожидал узнал, что он хотел заполучить его себе. Словно какой-то товар или же… нет, словно какое-то о.р.у.ж.и.е.
Марк с растерянностью и с подкатывающей к горлу злостью опустил глаза в пол, сжав руки в кулаки и, похоже, перестав чувствовать ноющую боль в запястьях. Нордштейн ухмыльнулся, остановившись напротив него и все еще вынуждая его установить с ним зрительный контакт.
— Я все свое время убил на то, чтобы найти тебя, Сарджент. Найти и оставить тебя здесь. Потому что я знаю, кто ты. Я знаю, кем ты станешь, Марк, кого ты боишься и кого ты видишь каждый раз, когда смотришь в зеркало. Я знаю того человека, который живет внутри тебя. Между тобой и Леоном Эйнсвортом есть одна большая разница. Вы делаете одно и то же, но ты, Марк, совершенно другой. И об этом знаю не только я, раз тебя так часто просят присоединиться к сражениям, — на этих словах Марк почувствовал, будто его толкнули в спину. Поэтому он пошатнулся и молча, резко поднял глаза на лорда, который протянул к нему руку и убрал его волосы назад, чтобы лучше видеть его лицо.- Присоединяйся к нашей армии, дикий зверь. И тогда я сохраню жизни всем, кто прибыл сюда с тобой. И в плен я их тоже не возьму.
— Предлагаешь мне стать предателем? — практически шепотом вырвалось у Марка, который просто поверить не мог в то, что кто-то действительно станет предлагать подобное. Неужели он был похож на человека, который был способен на это?
— Скорее, спасителем. Их жизней.
Разумеется, Нордштейн не считал, что Марк готов был так легко решиться на этот шаг и предать свое королевство. Но несмотря на то что этот парень казался и явно был одиночкой, в данном случае он был частью той группы, которая находилась там, внизу, и, исходя из главного принципа Нового Эралеона, что жизнь была ценнее всего, Марк просто не мог не задуматься об этом предложении. И по лицу Сарджента это было заметно. Это была тихая паника вперемешку со злостью и непониманием.
— Глупец, — произнес Марк после долгой паузы, глядя прямо на Нордштейна, который стоял в нескольких шагах от него в расслабленной и довольно вальяжной позе, в отличие от самого Марка,.- Ты глупец, если действительно думаешь, что я перебегу на твою сторону. Я понятия не имею, о чем ты говоришь, но знаю, что я не тот, за кого ты меня принимаешь…
— Тебя прозвали «диким зверем» за твой своенравный характер или же увидев, как ты сражаешься и как убиваешь? — спокойным голосом перебил его Нордштейн, и Марк вдруг замолчал, будто забыл о том, что он еще собирался ему сказать.- Тебя передергивает от этого прозвища, Марк. Потому что ты все прекрасно понимаешь, даже получше тех, кто тебя так называет. Ты знаешь, кто ты, и ты прилагаешь великие усилия, чтобы не принимать это. Такие, как ты, находки, Сарджент. Именно поэтому я предложил тебе вступить в наши ряды, — пока он говорил, Марк сквозь его слова слышал шум, раздающийся внизу, на первом этаже. Это не был такой уж явный шум, и лязг мечей было не слышно, но Сарджент понимал, что происходило, поэтому он то и дело поглядывал на Нордштейна, чтобы увидеть его реакцию. Но тот делал вид, что ничего не замечает, хотя происходящее было слишком очевидно. И Марк не понимал, почему он продолжал говорить, если мог уже что-то предпринять.- Твоя преданность достойна похвалы, Марк, но вместе с тем она невероятно глупа. Я знаю, что тебя держит Орден, ведь мне известно, кто ты. Но все то, что находится в приоритетах у Настоятеля, все то, что вы в Ордене защищаете вместе с ним, — это религия, спасение, защита тайны «Истины» и прочий бред, к которому ты не имеешь никакого отношения. Потому что ты не спаситель, Марк. Ты убийца. Убийца, у которого даже не было выбора.
Сердце Марка пропустило удар, а затем отчаянно задрожало, и только спустя минуту он понял, что дрожало вовсе не сердце, а что-то намного больше, намного сильнее и опаснее. То, что покрылось броней и поросло шипами, то, что имело железное основание и кирпичные стены, то, к чему было не подобраться и не подойти, и что было (как думал сам Марк) абсолютно пустым внутри, именно поэтому при дрожи по всему телу разносилось эхо. Это были его замки, дрогнувшие от одного-единственного слова. Нордштейн смог достать их, смог копнуть настолько глубоко, что его лопата со звоном вонзилась в одну из башен замков. Марк ненавидел его за это, но это было последним, о чем он мог думать в этот момент. Из его головы будто вообще испарились все мысли и остался один лишь вакуум и обрывки ненавистных для Марка фраз, которые невероятно на него давили, делая голову тяжелой. Это было самое ужасное чувство, которое за долгое время смогло добраться до сердца Марка: беспомощность и желание забыть все, даже то, как его звали. В тот самый момент он как никогда почувствовал, что его застали врасплох.
«Я оставлю тебя в живых, чтобы посмотреть на то сумасшествие, на того убийцу, который из тебя вырастет».
— Заткнись… я не…
— Ты сам загоняешь себя в ловушку, Сарджент, ведь твоя природа более чем очевидна. И будь я проклят, если ты ни разу не пропускал этой мысли в своей голове. Ты самый настоящий убийца, которого грех не иметь в своей коллекции, — Нордштейн снова заставил Марка замолчать и поднять голову. Их глаза встретились, Сарджент попросту не смог больше от него оторваться, потому что его слова будто вводили его в какой-то транс, он даже перестал слышать шум и шаги, который были слишком громкими, чтобы все еще раздаваться с первого этажа.- Я говорю это, потому что я знаю таких, как ты, Марк. Я встречал их и понимаю, что без чужой помощи просто невозможно стать таким. Я знаю человека, который сделал это с тобой, — сказал Нордштейн, заметив, как глаза Марка округлились, а дыхание сбилось, как если бы его ударили под дых.- Помимо тебя, у него было много жертв. Один из них — Делайл. Если ты еще не слышал его имени, то обязательно услышишь. И когда ты услышишь, то поймешь, что назад дороги нет.
Лязг мечей и шаги приближались, и Марк не понимал, почему Нордштейн не пытается что-то сделать. Он не волнуется, не бежит проверять, что случилось, не приставляет револьвер к голове Марка и, похоже, даже не пытается спастись. Это вводило Сарджента в еще более непонятное состояние, в еще большую панику и угнетенность, потому что так создавалось ощущение, будто во всем доме они были одни. Только они и эта правда, повисшая между ними.
Даже когда дверь в комнату резко открылась и внутрь залетел звук сражения, которое очевидно происходило внизу, Дуглас Нордштейн не пошевелился, а его взгляд даже на мгновение не оторвался от Марка и не посмотрел за его спину. Арий, стоящий в дверях с поднятым мечом, сразу понял, что что-то произошло, ведь атмосфера, повисшая в этой комнате, была невероятно тяжелой. Но больше всего его напрягало то, что он то и дело смотрел на Марка, выжидая, но тот ничего не предпринимал. Даже не обернулся.
— Марк!
Голос Ария ворвался в голову Сарджента и заставил его прийти в себя, насколько это вообще было возможно. Его лицо скривилось в выражении отвращения и злости, и он, дернувшись вперед, выбил ногой револьвер из рук Нордштейна, который даже не пытался его удержать. Револьвер упал к ногами Марка, и тот с агрессией в каждом движении пнул его в сторону Ария, который нагнулся за ним, отдав кому-то, кто стоял позади него. Реакция Нордштейна оставляла желать лучшего конкретно для Марка, который ожидал хоть чего-то большего, но не улыбки с явной насмешкой, которую он с радостью ему продемонстрировал.
— Можешь убегать от себя сколько угодно, но это не изменит того, кем ты являешься и кем ты станешь. Это не превратит тебя из убийцы обратно в невинную жертву. И когда ты это осознаешь, то вспомнишь мои слова. Жаль, меня не будет рядом, чтобы полюбоваться твоим триумфом.
Арий, томно переводящий дыхание позади Марка, услышав это, уставился на Сарджента большими глазами, кажется, даже дышать перестав в этот момент. Ему не верилось, что это действительно происходило, что Нордштейн искал Марка именно за этим и что все то время, пока они были внизу, Марку приходилось выслушивать все это и тянуть время. И все бы ничего, и слава Богу, что его не пытались здесь убить или еще что похуже, но Арий с потаенным ужасом замечал, что эти слова сделали из Сарджента совершенно другого человека, которого Гамильтон до этого никогда не видел. Ария это злило. Его злило то, что, в отличие от остальных, он понимал, о чем говорил Нордштейн, и его злило то, что Марк вообще его слушал. Он подошел к Сардженту и, взяв его за плечо, толкнул в сторону двери, пытаясь этим резким толчком вывести его из этого агрессивного транса.
— Иди. Мы справимся здесь, а твоя помощь нужна внизу, — сухим и прохладным голосом бросил ему Арий через плечо, затем поворачиваясь к Нордштейну и направляя на него свой меч.- А ты, если уж назвался лидером, то никогда не покидай своих воинов.
— Сдается мне, это совет от самого Ария Гамильтона? — с выразительной ухмылкой произнес Нордштейн, все еще глядя куда-то за спину стоящего перед ним эралеонца.
— Это не совет, — сказал Арий, занося свой меч для удара, — это урок.
— Прости, что так долго. В лесу были их друзья, — негромко сказал Тео, Теодор Кордейл, освобождая руки Марку и протягивая ему его револьвер, который тот задумчиво сжал, глядя на следы веревок на своих запястьях. Тео же тем временем обнажил свой меч для атаки, все еще поглядывая на Марка с заметным негодованием.- Ты в порядке? Не нужна помощь? — поинтересовался он, даже не представляя, что происходило с ним в этой комнате наедине с Нордштейном, но понимая, что это что-то могло быть невероятно жестоким и хладнокровным, ведь он был настоящей легендой в преступном мире, сыном одного из пяти «королей войны».
Марк ничего не ответил, лишь качнув головой, а его глаза снова приняли свой обычный тяжелый вид. Он видел, как Арий проткнул мечом Нордштейна и как тот до последней секунды смотрел прямо на него, на Марка, даже не пытаясь спастись. В этот момент Сарджент с неприятным ощущением, поселившимся в области его ребер, понял, что Нордштейну было абсолютно все равно на то, выживет он сегодня или нет, ведь его целью с самого начала было рождение нового преступника.
Нового «короля войны».