No more tears in my Castle

Сейчас. Эсме был прекрасен во всем, кроме самых потаенных уголков его души. Все, чего он касался, становилось идеальным, и все, что он говорил, всегда звучало правильно и вдохновленно, и даже самые ужасные вещи, сказанные его голосом, вызывали у других желание, чтобы он немедленно их повторил. Его внешность и располагающий к себе голос, впрочем, как и его фамилия, творили чудеса и заставляли других проявлять к нему особое снисхождение, улыбаться ему при встрече и долго провожать взглядом, обсуждая за его спиной то, каким талантливым, благородным и одновременно приятным был младший сын знаменитой четы Дерозье. Раньше, когда Илай наблюдал за этим со стороны, ему это казалось абсурдным и смешным, однако перестать наблюдать он почему-то не мог, будто специально ожидая того дня, когда это ходячее воплощение принципов и идеалов Нового Эралеона упадет с небес на землю (и, разумеется, Илай никак не ожидал, что станет тем, кто поймает его за секунду до того, как он разобьется). Сейчас же ему вовсе не было смешно, но все еще чуточку забавно. Он понимал, что все эти люди не оставляли Эсме никакого выбора, буквально решая за него, к.а.к.и.м. он будет сегодня. Нужно было отдать Дерозье должное — он действительно был хорош в том, что делал. Он легко обучался новым вещам, прекрасно владел сложными техниками, хорошо ориентировался в незнакомых местах и мог по памяти рассказать устройство какой-либо местности, что очень помогало Арию Гамильтону составлять стратегии и планы сражений. Можно было признать, что в этом Эсме не было равных. Но в глубине души Эсме все же был человеком. Самым настоящим человеком с присущими ему пороками и недостатками, которые вполне могли бы перечеркнуть все то идеальное, что в нем было, и о которых в полно й мере было известно, похоже, только Илаю Элдриджу, что последнего в каком-то очень странном смысле даже забавляло, если не сказать радовало. На первый взгляд казалось, будто у Илая было что-то вроде двойных стандартов, ведь он искренне и решительно презирал трусов, но он никогда не стал бы спать с человеком, которого презирает, ведь это было ниже его достоинства и противоречило убеждениям. К Эсме Дерозье, которого он все же признавал трусом, Илай не чувствовал того категоричного презрения, и он сам, если честно, не до конца понимал почему. Было ли дело в том, что Эсме и самого мучила его же сущность, или же в том, что за эти два с лишним месяца Илай успел его как следует узнать и знал теперь лучше, чем кого-либо еще в этой цитадели? Он по-прежнему видел, что в Эсме все же было что-то неимоверно раздражающее и способное вывести его из себя за считанные секунды, и сейчас он сильнее и быстрее, чем до этого, мог разозлить его одной своей фразой или повадкой, которые были так характерны всему его существу, но, несмотря на это, спектр эмоций Илая, которые затрагивал Эсме Дерозье, все равно не включал в себя презрение и желание смешать его с грязью окончательно. Элдридж никогда не думал об этом так, как сейчас, сидя на каменном подоконнике свои покоев в цитадели и медленно выкуривая сигару, выпуская дым на улицу, откуда-то и дело в комнату залетал свежий ветер. Окно его покоев выходило на внутренний двор цитадели, на который он некоторое время прозрачно смотрел, провожая взглядом проходящих мимо рыцарей, пока не перевел взгляд на Эсме, который лежал на его кровати в одной длинной и не завязанной на груди рубашке, скрестив худые и бледные ноги и отвернув свое лицо в сторону двери. На первый взгляд могло показаться, что он спал, но Илай знал, что он закрыл глаза только несколько минут назад, похоже, почувствовав, что ему было слишком лень подниматься и одеваться полностью, к тому же он, как понял Элдридж, сегодня никуда особо не спешил, устроившись поудобней прямо посреди его кровати. Илай хмыкнул про себя, поднося сигару к губам и скользя взглядом по открытой груди Эсме, которая плавно опускалась и поднималась, а затем не спеша осмотрев его лицо, аккуратное и белое, с легким румянцем на щеках и такими же бледно-розовыми губами — красивое лицо — Илай, вообще, считал, что с внешностью этому высокомерному и раздражающему роду Дерозье повезло так же, как и с талантами. Какое-то время они молчали, потому что Элдриджу не хотелось спугнуть эту безмятежность на лице Эсме и он просто решил откровенно рассматривать его все это время, пока тот этого не замечал, но вдруг эта безмятежность пропала сама, будто ее спугнуло что-то, что возникло в голове Эсме в этот момент. Он поморщился, сдвинув брови к переносице, и дернулся, поворачивая голову прямо и глубоко вздыхая. — В чем дело? — спокойно спросил Илай, увидев, как Эсме подносит руку к своей голове и дотрагивается ею до лба, снова вздыхая. — Ни в чем. Элдридж громко хмыкнул, какое-то время помолчав, потому что делал затяжку. — Ты лежал так спокойно, что можно было подумать, будто ты спишь, и вдруг что-то резко изменилось, да так, что ты аж дернулся, будто тебя ударили. О чем ты подумал? Эсме открыл глаза и медленно перевел их на Илая, явно недовольный тем, что его раскрыли и теперь допытываются, но «Элдридж» и «такт» были антонимами, которые никогда не встречались друг с другом, поэтому Дерозье даже смысла не было как-то пытаться перевести тему или же сделать вид, что все действительно было в порядке. — Просто вспомнил тот день, — буркнул он, снова закрывая глаза, но на этот раз уже своей рукой, даже в каком-то смысле поэтично положив на них предплечье. — Тот, когда ты увидел те убийства и ничего не сделал? — для чего-то, будто чтобы посмотреть на его реакцию, именно таким образом уточнил Илай, увидев, как у Эсме в этот момент дернулась губа, прежде чем он кивнул, попытавшись незаметно спрятать ноги под одеялом. — Я вспоминаю об этом каждый раз, когда закрываю глаза. Эта картина стоит у меня перед глазами так четко, будто я снова нахожусь там, а не здесь. Иногда мне кажется, что я даже слышу этот звук, с которым острие протыкает тела и кровь стекает на землю, на которую падают и они, и этот звук совсем другой — глухой, будто они какие-то мешки с песком, а не люди, — Эсме перевернулся на бок, подложив локоть под свою голову и посмотрев в стену напряженным взглядом. Илаю, который не отрывал от него взгляда, показалось, что если он подойдет ближе и заглянет в его глаза, то увидит в них то, что он видел в тот самый день, как если бы он смотрел на какую-то картину.- Каждый раз, когда я вижу это, я злюсь еще больше. Но еще больше и боюсь. Это будто замкнутый круг. — Чего ты больше всего испугался тогда? — вдруг спросил Илай, которому всегда хотелось задать Эсме этот вопрос, но для таких вопросов, как и для всего самого важного в этой жизни, было свое время.- Всей этой крови, что ты увидел? Их криков? — Нет, — качнув головой, негромко ответил Эсме, выражение лица которого на мгновение дрогнуло.- Его. — Того человека? — Это было чудовище, а не человек, — вздрогнув, произнес Дерозье. Он вдруг резко привстал и сел на кровати, скрестив ноги и подтянув к себе одеяло. Пускай он уже не закрывался им от Илая со все сторон, как раньше, но все равно иногда назойливая необходимость прикрывать наготу (пускай это и были только ноги), когда они с Илаем просто разговаривали, брала над ним верх.- Ты видел его тогда? — спросил он у Элдриджа, который покачал головой, хмыкнув и поднеся сигару к губам. — Видимо, я оказался там ровно за секунду, как он ушел. — Он сумасшедший, Илай, — проникновенным голосом заверил его Эсме.- Люди… люди так не дерутся. Я никогда еще не видел в человеке столько злости и жестокости. Глядя на него, я даже пошевелиться не мог. Меня пугало в нем в.с.е. А он заметил меня. Я точно знаю, что заметил, я видел, как он, расправившись с нашими воинами, посмотрел прямо на меня, и в его глазах четко читалось: «ты следующий». И я был бы следующим, верно был бы, если бы в тот момент его не позвал один из его людей, сказав, что им надо уходить. Тогда он назвал его по имени, и я запомнил его, чтобы… чтобы помнить, к.т.о. это сделал. — Ты бы не был «следующим», Дерозье, ведь к тому времени я был бы уже рядом, — возразил Илай, откидываясь назад и прислоняясь спиной к холодному стеклу, демонстрируя Эсме свою обнаженную грудь, выглядывающую из-под рубашки, которую он даже не удосужился застегнуть. Дерозье оторвал свой взгляд от пола и взглянул на Илая с не меньшей взволнованностью, чем та, что была в его взгляде, когда он рассказывал про того человека, и еще Илай в придачу к этому смог рассмотреть в его неоднозначном взгляде некий скептицизм, что по-своему задело его.- Ты, что, настолько сомневаешься во мне? — Не в этом дело, — качнув головой, ответил тот, — ты искусный воин, Илай, и прекрасно владеешь оружием, но он другой. Именно поэтому он смог выйти против пятерых рыцарей сразу и оставить их покоиться там. В нем было то, чего нет в тебе, потому что ты благороден… отчасти, — с убийственным выражением в голосе поправился Эсме, будто опомнившись и вспомнив, что разговаривали они полуобнаженными в комнате Илая только потому, что недавно переспали согласно условиям соглашения, которое было выдвинуто Элдриджем, отчего называть его до мозга костей благородным у Эсме не повернулся бы язык. Разве по-настоящему благородный человек стал бы принуждать его к этому? — И хотя это преимущество, в бою с таким, как он, это стало бы твоим главным недостатком. В конце концов, к.т.о. ты против неистового желания уничтожить все на своем пути? — Вздор, — напряженно выслушав встревоженного Эсме, фыркнул Илай, снова затянувшись и устремив свой суженный взгляд в сторону. Илай был уверен в своих силах и знал, каким бы сильным ни был противник, он бы обязательно покинул поле боя живым, потому что, сражаясь, у него была единственная цель — победить и показать свое превосходство. И то, что Эсме сейчас не особо верил в его успех, только раззадоривало его и заставляло прямо-таки желать встречи с этим ужасным человеком, про которого не мог забыть Дерозье.- Как его имя? Ты сказал, что слышал, как его окликали… — Делайл. Его звали Делайл. — Делайл…- задумчиво проговорил Элдридж, затянувшись и нахмурившись, будто пытаясь что-то припомнить, но это что-то бесповоротно ускользало от него.- Нет. Мне кажется, что я никогда раньше не слышал это имя, что странно, ведь, если он такой, как ты его описываешь, слухи о нем уже должны были облететь все пять королевств. Неужели он участвует в вылазках только с недавнего времени? — Не знаю. По крайней мере, как новичок он явно не выглядел, — Эсме усмехнулся, сказав это, и замолк, больше не произнеся ни слова и, кажется, окончательно погрузившись к себя, что показалось Илаю губительным для самого же Дерозье. Он замечал подавленность Эсме перед этим человеком, ведь тот страх и беспомощность, которые он испытал, увидев его тогда, вероятно, были слишком большим потрясениям для него. — Думаешь, ты встретишь его еще раз? — Не знаю, но я постоянно проговариваю про себя его имя, чтобы не забыть, — проговорил Эсме, согнув ноги в коленях и подтянув их к своей груди, чтобы поставить на них локти.- В любом случае прошло уже два месяца, и за все это время я не слышал ничего подобного об этом человеке. Так что, может, он уже давно мертв. — Может быть. Признаться, это грозило надолго занять мысли Илая, которого это «чудовище» в обличие человека, как называл его Дерозье, невероятно заинтересовал (в плохом смысле этого слова). О нем действительно ничего не было слышно, и Илай не знал, что с этим было связано. Можно было предположить, что Дерозье в какой-то степени преувеличивал, ведь у страха, как известно, глаза велики, однако если это было правдой и этот загадочный воин по имени Делайл действительно был т.а.к.и.м, то это наталкивало Илая на совершенно неутешительные мысли о том, что у Севера появилось оружие, которое они старательно скрывали, тем не менее рискуя и посылая его на подобного рода сражения, потому что были уверены в том, что после встречи с ним все его противники будут мертвы — и некому будет рассказать о надвигающейся опасности в лице этого человека. Единственным исключением, похоже, был Дерозье, до которого этот человек так и не добрался, вероятно, не посчитав его такой большой угрозой, увидев, как он струсил. Либо же он сделал это намеренно, что вызывало еще больше вопросов. Илай незаметно для Эсме скривился и негромко фыркнул, как бы отгоняя от себя подобные мысли, потому что всегда, когда он (да и любой в этой цитадели) думал о Севере, это вызывало не самые приятные чувства, от которых хотелось поскорее избавиться. Пока Эсме молча смотрел в одну точку, трогая пальцами пуговицу на своей рубашке, как бы решая, стоило ли застегнуть ее или нет, Илай снова повернулся к окну, чтобы приоткрыть его и проветрить комнату, поэтому не посмотреть в него он все-таки не смог. Внутренний двор цитадели, стоящий в тени из-за того, что башни большую половину дня закрывали его от солнца, был достаточно многолюден ближе к вечеру, поэтому вместе со свежим летним воздухом в комнату ворвался неразборчивый поток голосов проходящий мимо. Илай заинтересованно посмотрел вниз, увидев помимо известных ему рыцарей и воинов еще не такую известную ему фигуру, которую до этого он видел лишь один раз, вчера, столкнувшись с ней на входе в цитадель. Элдридж скривил губы в ухмылке, наблюдая за парнем, одетым в легкую рубашку телесного цвета с широкими рукавами и сборками ближе к поясу на талии, где она была заправлена в узкие брюки темно-коричневого цвета. Он то и дело запускал руку в свои пышные светлые волосы, которые волнами спадали к его лицу, и пытался устранить погром, оставляемый в его волосах ветром, за чем Илай наблюдал с особой забавой. В цитадели часто появлялись воины из других городов, поэтому при виде новых лиц не принято было удивляться. — А новенький-то довольно красивый, — выпрямляясь и провожая взглядом новую фигуру, проговорил Илай, что вызывало у Эсме, который тоже до этого видел того, про кого так лестно отзывался Элдридж, выразительный смешок. — Так, может, переключишься? — Что? — не понял Илай, наконец поворачиваясь к Дерозье и замечая в его взгляде, как и в его скрещенных на груди руках, какой-то вызов. — Я сказал, что, может, тогда будешь трахать его, а меня оставишь в покое? Тишина, повисшая в комнате после этого, казалось, была способна пригвоздить своей тяжестью к полу любого, кто осмелился бы пошевелиться. Илай только удивленно вскинул брови, будто не понимая такую резкую перемену в голосе и настроении Эсме, но затем эта перемена произошла и в его лице, на котором вдруг появилась какая-то странная коварная улыбка, как если бы он увидел что-то невероятно прекрасное и невозможное одновременно. — Я более чем уверен, что это должно было прозвучать как предложение, намеревающееся вырвать тебя из моего «плена», но что-то пошло не так, и это прозвучало с каким-то очень странным и сладким оттенком ревности, — медленно проговорил Илай, не отрывая взгляда от Эсме, который, услышав это, разрушил всю свою неприступную позу, уставившись на Элдриджа с диким возмущением и раздражением. — Что? — вырвалось у него вместе с ироничным смешком.- Да как ты смеешь думать, что я… — Я смею тебя трахать. Этого уже достаточно, — прервал его Илай, вальяжно закинув ногу на ногу и заставив Эсме замолчать и обрушить на Илая все свое негодование через глаза. На Элдриджа не подействовало. Он только закатил глаза, хмыкнув.- Почему ты всегда ставишь себя выше других, Дерозье? Считаешь себя слишком статусным, чтобы влюбиться в такого, как я? — О нет, — с жаром ответил Эсме, снова откинувшись спиной на подушки, — мои слова никак не относились к моему титулу и происхождению, Илай. Они относились только к тебе, твоей наглости и твоему гнусному характеру. Я бы никогда в жизни в тебя… — Верю, Дерозье, — усмехнулся Элдридж, ничуть не оскорбленный такими замечаниями со стороны Эсме, ведь по большей части он, вероятно, был прав. Наглость была вторым именем Илая, с этим нельзя было поспорить. И все же он снова скривил губы в этой ироничной и вызывающей усмешке, которая заставила Эсме нахмуриться и выругаться про себя, только сильнее запахнув на себе рубашку.- Твоей высокомерности, Дерозье, нет границ, я это уже понял. Ведь даже находясь в таком положении и постоянно отдавая мне свое тело, ты ведешь себя так, будто делаешь мне одолжение. И все равно в гневе ты красивей любого, Дерозье. Поэтому мне нравится держать в плену т.е.б.я, а не кого-то другого, — проговорил Илай, будто для того что успокоить чувство собственной важности Эсме, которое он «посмел» задеть, заметив, что новенький был вполне хорош внешне. В этом была суть всех разговоров между Илаем Элдриджем и Эсме Дерозье. За это время, которое им пришлось провести вместе, они научились разговаривать откровенно, что с большим трудом далось Эсме, постоянно скрывающему ото всех свои настоящие мысли и эмоции. Были моменты, когда он понимал, что от Илая их можно было не скрывать, ведь он и так знал про него довольно много, и тогда они говорили часами, и Илай раскрывал его, как книгу, заставляя Эсме медленно переворачивать перед ним его страницы. Так могло продолжаться какое-то время, до следующей вспышки раздражения и ненависти, которые у них возникали невероятно часто и взаимно и практически всегда заканчивались резкими оскорблениями. Это, как правило, начиналось на пустом месте, вроде разговора о новеньком. Просто в какой-то момент они оба решали, что, вообще-то, очень раздражали друг друга. Однако новенький, на которого ненадолго засмотрелся Илай и о котором, собственно, шла речь, был не единственным в цитадели. Был еще один, и он вызывал у Элдриджа еще больше вопросов, чем тот, кого он видел только что. Это был парень лет двадцати трех с невероятно отточенной осанкой и благороднейшим видом, одетый в достаточно дорогие и красивые одежды и везде сопровождаемый своим личным слугой — таким же воином, как и он, — которого он, однако, снисходительно называл своим другом, что вызывало возмущение у одних и уважение у других. Выглядел он настолько статно и гордо, что никому в голову не взбрело называть его «новеньким», и даже Илаю казалось, что это было неуместно в этом случае. Но не то чтобы Элдриджа настолько волновал этот юный граф (а Илай был уверен, что этот воин был графом или же лордом), по большей части ему было плевать, однако день назад он увидел, как с ним разговаривает Эсме Дерозье, и на это ему тоже было бы плевать, если бы не странный характер этого разговора и не менее странное поведение самого Дерозье, который то и дело бросал на своего собеседника неловкие взгляды, странно посмеивался и вообще выглядел достаточно растерянным. Таким Илай высокомерного и всегда будто чем-то недовольного Эсме еще не видел. — Кем был тот человек, с кем ты разговаривал вчера? Я не знаю про него ничего, кроме того что он здесь всего несколько дней, — задал невзначай интересующий его вопрос Илай, внимательно глядя на Эсме, который стоял к нему спиной, застегивая свою рубашку. Услышав это, Эсме замер, так и не продев последнюю пуговицу в петельку, и непонимающе посмотрел перед собой, растерянно заморгав. — Откуда ты… как ты узнал, что мы разговаривали? — обернувшись и посмотрев на Илая, не понял Эсме. — Ты не в первый раз в этом комнате, Дерозье. Мог бы уже и выучить, куда выходит мое окно, — указав большим пальцем на окно позади себя, убийственным голосом произнес Илай, отчего Эсме почувствовал себя глупо. Вчера он даже не вспомнил про это.- Так кто он? — поторопил его Элдридж, заставляя Дерозье очнуться и со вздохом опустить руки, перестав мучить свою рубашку. Отчего-то Илаю показалось, что ему не особо хотелось говорить об этом и что у этих двоих явно была какая-то история. — Это был Ричард Блумфилд. Сэр Ричард. Граф Блумфилд, — раздельно произнес Эсме, постоянно поправляя себя. Илай щелкнул пальцами. — Готов поклясться, что когда-то уже слышал это имя. Или же фамилию… — Было бы удивительно, если бы ты никогда не слышал это имя, — невесело усмехнулся Эсме, надевая на себя брюки, за чем Элдридж внимательно наблюдал, и, если бы Дерозье стоял к нему лицом и заметил бы это, он явно бы почувствовал себя невероятно неловко и не с первого раза продел бы ногу в штанину.- Его отец и он сам — патроны крупных театров в Карлие, в них хотя бы раз бывали все. Блумфилды покровительствуют самым известным актерам, певцам и писателям, они целое состояние сделали на этом, но примерно столько же они ежегодно в это и вкладывают — они невероятно преданы искусству. Ричард еще и поэт, сборники его стихов часто гуляют по городу. «Когда б ни встретились глазами двое обреченных…», — выпрямившись, с выражением процитировал Эсме строчку довольно известного стихотворения, услышав которую, Илай дернул бровями, несколько удивившись, потому что даже он, не особенно увлеченный искусством, знал не только эту строчку, но и продолжение, и даже конец. — Вот как. Что же такому поэту и патрону потребовалось в цитадели? По твоим описаниям, он прямо-таки невероятно важная особа. — Он не кичится этим, — мягко сказал Дерозье, почувствовав себя неправильно от того, что мог выставить Ричарда Блумфилда немного «не в том» свете.- Ричард воин, и он служит отдаленно на отведенной ему территории. Насколько мне известно, он в основном участвовал в переговорах и длительных операциях. Почему он сейчас здесь, я… не знаю. Возможно, его тоже призвали, как и многих других. Илай наблюдал за Эсме с нескрываемой ухмылкой, пускай его слова и вводили его в некоторое замешательство. Эсме одевался и поправлял волосы, глядя в зеркало, видимо, стараясь занять чем-то руки, и он явно старался звучать просто и непринужденно. Илаю показалось, что он даже с.л.и.ш.к.о.м. старался, что давало совершенно обратный эффект. Он не говорил о Ричарде Блумфилде, как о человеке, который известен своими прекрасными стихами, он не говорил о нем, как об успешном и влиятельным покровителе театров или отважном воине. Нет, он, конечно, говорил это, но при великом желании в его голосе читалось то, что он всего лишь отвечал на вопрос Илая. Прямо и без подвоха. Элдридж прямо-таки чувствовал, что Эсме чего-то не договаривал, и ему было интересно, что еще может скрывать такой, как Дерозье. Ведь, как он уже убедился, секреты у него были довольно серьезные. — Слушаю тебя, Дерозье, и все равно никак не пойму, что же вас может связывать, — склонив голову набок и выпытывающе посмотрев на оглянувшегося Эсме, проговорил Илай. — Что? О чем ты? — О том, что вы впервые встретились явно не вчера. И не пару дней назад. Говорю же, я видел, как ты с ним говорил, так что это очевидно для меня. Эсме хотел было отмахнуться от Илая и заверить его, что ему что-то там могло просто показаться, но у него закрались подозрения, что Элдридж не только видел их с Ричардом, но и слышал их разговор, по которому, конечно, было очевидно, что встретились они не вчера. Поэтому Дерозье на мгновение замялся, будто не хотел продолжать разговор, но затем все-таки решил ответить на вопрос Илая, чтобы Элдридж не сделал это сам. — Мы просто… мы друзья. Еще с детства. Наши поместья находятся не так далеко друг от друга, и у моего отца очень хорошие отношения с Блумфилдами, поэтому мы давно знаем друг друга. — Друзья, значит? Он твой д.р.у.г.? — сделав ударение на последнем слове и улыбаясь так, словно он мог ослышаться, переспросил Илай. — Да. Почему это вызывает у тебя улыбку? — резко спросил Эсме, кинув недовольный взгляд на рыцаря. Тот лишь громко усмехнулся, покачав головой. — Просто не понимаю, почему ты не встретился со своим другом, как только он сюда приехал три дня назад, а ждал все это время. И прождал бы дольше, я полагаю, если бы он не перехватил тебя вчера, столкнувшись с тобой в лоб, верно? — Если хочешь сказать что-то, то говори, а не намекай, — кинул Эсме, раздраженный проницательностью и наблюдательностью Илая. — Он был рад тебя видеть, это было заметно. А вот твою реакцию я вообще не понял. Уверен, что и ты был рад, ведь ты не часто в.о.т. т.а.к. улыбаешься, но вместе с тем ты выглядел довольно неловко и озадаченно. Если вы друзья, то в чем дело? — спросил Илай, поставив одну ногу на подоконник и положив на колено свой локоть.- Почему ты его избегал? Эсме никогда и ничего не смущало и не приводило в тихую панику больше, чем вопросы, заданные прямо и в лоб, пускай зачастую он сам же об этом и просил, чтобы показать свою решительность и твердость. В большинстве случаев он проклинал себя за это, но все-таки упорно продолжал это делать. Он понимал, что Илай не переходил черту и поинтересовался этим только после того, как Эсме его не прервал и не заявил, что ни в коем случае не будет говорить об этом, поэтому говорить это сейчас было бы неуместно и странно. Он все еще многое не понимал в отношении Илая, и он не знал, зачем он интересовался этим, но Эсме показалось, что будет лучше, если он спокойно ответит на его вопросы, чем если Илай для чего-то решит выяснить все сам. — Он знает, что я такой. Что я боюсь, — вздохнув, произнес Эсме. И отчасти он соврал, ведь это было только одной из причин. Возможно, не самой главной, но тоже важной.- Ричард многое обо мне знает. В том числе и то, к.а.к.и.м. я могу быть. В смысле, он явно не ожидал, что я могу сделать то, что я сделал, но он знал о моем отношении к этому всему, пускай я и старался делать вид, что все нормально. Однажды он сказал мне, что это место не для меня и я не должен этого делать, но я все равно здесь. А теперь здесь и он, и я… не готов был его увидеть. — С чего ты решил, что избегать кого-то, кто многое про тебя знает, это лучшее решение? — Илай спросил это с ноткой иронии, как бы намекая на ту ситуацию, которая была межу ними, и Эсме, уловив это, только выразительно закатил глаза. — Он не такой, как ты, Элдридж. — Тем более. В чем нужда его избегать? — А что еще мне было делать, если я не знал, что ему сказать? — разведя руками, спросил Эсме. Илай в этот момент слез с подоконника и медленно к нему подошел, положив руки на свои бока, из-за чего его рубашка раскрылась еще больше. Эсме непоколебимо стоял на месте и смотрел ему в глаза, даже когда Илай вдруг поднял руку и достал у него из волос перышко, которое замечал все это время.- Как мне смотреть ему в глаза после того, что я сделал? После того, как я каждую вылазку воспринимаю, как последнюю, потому что что уже не уверен, что в самый ответственный момент я смогу защитить себя и кого-либо еще. Ричард будто воплощение моей совести. Он тот, кто знал о моем страхе, но кто поверил, что я смогу это преодолеть, когда окажусь здесь. Раз уж я решил. А я не смог. — Страх не порок, Дерозье. — Зато трусость… — Трусость — да, — согласился Илай, хмыкнув, — но никто не запрещает тебе бояться. Эсме промолчал, отведя глаза от Илая, — он всегда так делал, когда Элдриджу удавалось копнуть слишком глубоко и какими-то словами заставить его о чем-то задуматься. Он чувствовал себя от этого еще более беспомощным, потому что не мог оградить себя от Илая и наглухо закрыться перед ним, а ведь это было бы самой лучшей идеей. Эсме не мог оттолкнуть его от себя физически, потому что у них был уговор, который нельзя было нарушить, но он мог, вполне мог сделать его в моральном плане, и иногда даже не понимал, почему все-таки не сделал этого, а продолжал вот так с ним говорить, хотя от этих разговоров через минуту могло не остаться и следа. — Я бы мог помочь тебе кое в чем…- вдруг проговорил Илай после недолгой паузы, в течение которой он явно что-то обдумывал. — Ч-что? — Мне нужно дойти до элитных войск. Как и тебе, я полагаю, иначе твой отец от тебя никогда не отстанет. Но ты никогда до них не дойдешь, если тебя попросту убьют, когда ты встретишь такого противника, как тот Делайл. А мне, признаться, будет даже как-то грустно, если тебя вдруг убьют, ведь у нас, вроде как, уговор, — саркастически сказал Илай, расплывшись в улыбке при виде ничего не понимающее, но все равно недовольное из-за этих слов выражение лица Эсме.- Поэтому ты можешь получить какой-то плюс от этого всего и дать мне защитить тебя. Мы на многих вылазках формируем пары, а так как я уверен в своих силах и сам могу все сделать, то просто будь рядом со мной, и я гарантирую твою безопасность. И ни у кого не возникнет сомнений и подозрений на твой счет. Эсме, не перебивая, выслушал Элдриджа, еле сдерживаясь, чтобы не выдать лицом свое удивление и ступор, потому что услышать что-то подобное от него он явно не ожидал и не сказать что его это тронуло в каком-то хорошем смысле этого слова. Да, Илай совершенно не выглядел так, будто откровенно смеялся над ним сейчас — напротив, он был достаточно серьезен и, когда закончил, даже посмотрел вопросительно на Эсме, ожидая, примет ли он его предложение, но Дерозье упорно продолжал видеть во всем этом какой-то подвох. Ведь в обмен на то, что Эсме с ним спал, Илай и так выполнял свою часть договора, не говоря никому о том, что он увидел. Какая для него была выгода защищать его в каждом сражении? — Опять же, Илай, — произнес наконец Эсме, качнув головой, — ты предлагаешь мне это только для того, чтобы снова показать свое превосходство. — Как ни странно, нет, — совершенно спокойно на такое замечание отреагировал Элдридж.- Я говорю это потому, что вижу, что тебе страшно. Ты в тихой панике перед каждой вылазкой, и я это замечаю. Поэтому… считай, что мне просто не трудно это сделать. — Я не верю тебе, Илай, — негромко сказал Эсме, заметив, как Элдридж чуть приподнял брови, внимательно на него посмотрев.- Ты ведь все это время хотел меня растоптать, разве нет? Я всегда замечал, что не нравлюсь тебе, что чем-то раздражаю тебя и что ты довольно демонстративно считаешь меня ничего не стоящим. И когда у тебя появилась возможность растоптать меня, ты ей воспользовался. И дело вовсе не в сексе. Нет, скорее, ты спишь со мной именно поэтому — чтобы показать превосходство, чтобы посмеяться, выставить меня в своих глазах еще большим ничтожеством. И я не понимаю, почему ты относишься ко мне именно так. Почему ты так хочешь устранить меня? Почему ты видишь во мне п.р.е.п.я.т.с.т.в.и.е.? — серьезно спросил Эсме, напряженно глядя в глаза Илаю, которого неприятно удивил его последний вопрос. Он не ожидал, что Дерозье зацепится за сказанные Илаем слова и запомнит их, решив однажды прямо спросить у него то, на что Элдридж совсем не хотел отвечать. Его, вообще, удивила вся эта речь Эсме, потому что он и половины не думал из того, в чем был так уверен Дерозье. Не считая их словесных перепалок, он больше никак не «показывал» Эсме, что относится к нему так плохо, и предложение, которое высказал ему Илай, разумеется, преследовало определенную цель, но вовсе не ту, о которой думал Эсме. И его это раздражало. В такие моменты он не мог реагировать так, как ему бы, возможно, хотелось. Он реагировал так, как мог реагировать только Илай Элдридж. — Кем ты меня считаешь, Дерозье, чтобы я мог увидеть в т.е.б.е. препятствие, — буквально кинул в него Илай, выразительно выгнув бровь и с прохладным спокойствием глядя на Эсме, который усмехнулся, плотно сжав губы. — Да… как я мог забыть, — проговорил он в сторону, будто поражаясь своей глупости.- И как я еще мог с тобой откровенничать? — Я разве хоть кому говорю что-то о том, что мне говоришь ты? — Тебе необязательно говорить об этом кому-то. Достаточно того, что ты просто насмехаешься надо мной, — Эсме сузил глаза и посмотрел на Илая так враждебно, как только мог. — А что мне остается, если ты со своим эго — один сплошной повод для насмешек, Дерозье? Илай не насмехался. Ни раньше, ни сейчас так точно. Но ему хотелось выставить все именно так, ведь, похоже, именно это ожидал услышать Эсме, всему остальному он просто не поверил бы. Так зачем было стараться? Всегда проще быть таким, каким тебя ожидают увидеть другие, особенно когда у них уже сложился определенный образ, которому временами назло хотелось соответствовать. Именно это происходило сейчас с Илаем. Ему нравилось раздражать Эсме тем, что он незамедлительно оправдывал его ожидания. Ему нравилось, что он видел в нем угрозу, с которой ничего не мог сделать, вопреки тому что с его статусом и деньгами он мог делать все, что угодно. Но иногда Илаю и это надоедало. Пощечина, которую Эсме отвесил Илаю, не заставила себя ждать, и этот резкий и больной звук, который заставил бы любого свидетеля данной картины с сожалением поморщиться, прервал на мгновение воцарившуюся тишину. Голова Илая мотнулась в сторону, и он всего на несколько секунд прикрыл глаза и напряженно вздохнул, будто чтобы ничего не сделать Дерозье в ответ. Попав Илаю по щеке, Эсме основанием ладони разбил губу о его зубы, и Элдридж, почувствовав во рту привкус крови и то, как сильно у него горела нижняя губа, лишь прохладно усмехнулся, посмотрев вслед Эсме, который направлялся к двери, похоже, немного успокоив свою обиду. — Не беси меня, Дерозье, — предупреждающим тоном голоса сказал ему Илай, и это заставило Эсме остановиться у самой двери и обернуться, сузив глаза. — А то что? — с вызовом спросил он, встречаясь глазами с Элдриджем.- Трахнешь меня прилюдно? — Кто знает, чего мне захочется, — усмехнувшись предположению Эсме, проговорил Илай и развернулся к нему всем телом, очень многозначительно на него посмотрев.- Ты ведь принадлежишь мне, Эсме Дерозье. Эсме, по правде говоря, даже передернуло от мысли, что он кому-то там мог принадлежать, как какая-то вещь, но он не дал Илаю этого заметить, отвернувшись с таким видом, будто это было сущим бредом. Гордость Дерозье была по своей природе парадоксальна: он мог отдаваться Илаю взамен на его молчание, но он не мог позволить ему унижать или задевать его морально словами. — Не обольщайся на этот счет, — кинул он Илаю, резко открывая дверь и натыкаясь на Марка Сарджента, который в этот самый момент проходил мимо и заставил Эсме остановиться от неожиданности. Несмотря на то что Сарджент напугал Эсме, взаимного эффекта не последовало, и Марк, тоже замерев на месте и спрятав руки в карманы своих брюк, лишь внимательно и даже как-то многозначительно на Дерозье посмотрел, затем окинув взглядом стоящего позади него Илая, абсолютно спокойного и будто не замечающего кровь, сочащуюся из уголка его губ. По правде говоря, Марка всегда немного смущал этот странный парень с известной фамилией Дерозье, который внешне всегда казался ему похожим на Кларенса Лэйна, разве что Эсме был ниже и вид у него всегда был довольно «резкий» и высокомерный. Несмотря на то что виделись они довольно часто, потому что оба жили в цитадели и даже выбирались на сражения вместе, Сарджент никак не мог понять, кем был этот Эсме Дерозье и к.а.к.и.м. он был, — у него часто случалось так с людьми, которые примеряли на себя различные маски. Марк довольно тонко чувствовал истинную природу человека, поэтому к Эсме у него было довольно странное и непонятное отношение, потому что его он как раз-таки совершенно не чувствовал. И такое отношение было полностью взаимным и даже утрированным со стороны Эсме, который совсем не обрадовался тому, что наткнулся именно сейчас и именно на Сарджента, который молчал все эти долгие секунды, внимательно глядя в недовольные и суженные глаза Эсме.- На что смотришь, Сарджент? — наконец не выдержал Эсме, сделав шаг вперед и всем своим видом намекая на то, что вся эта ситуация была довольно странной и ее пора уже было решить. — Да так…- поведя плечом, проговорил Марк и, развернувшись, ушел как ни в чем не бывало. Эсме сложил руки на груди, все еще так же недовольно глядя ему вслед, и вскоре к нему подошел Илай, тоже взглянув на удаляющегося Сарджента, что жил в соседнем здании, с которым здание, где жил Илай, делило общие коридоры. — Он всего лишь проходил мимо. — Я не очень его люблю, — задумчиво ответил Элдриджу Эсме, чему тот даже удивился. — Почему? Он хороший воин, и Арий часто берет его на вылазки. — Да, и мы понимаем, почему это происходит, — Эсме многозначительно взглянул на Илая, который даже поморщился, будто не ожидав услышать от него такое. — Неужели ты тоже так думаешь? — В.с.е. так думают, Илай, — на лице Эсме читалось ровно то же выражение, что и на лице Илая, потому что его удивляло то, что, когда речь заходила о сражениях, в которых участвовал Марк Сарджент, чье-то мнение по этому поводу могло отличаться. — Бред. Я не думаю, что это так. Арий его друг. — Да, но и ослушаться приказов короля Арий не может, так что это не играет особо роли. — В любом случае, Сарджент хороший воин. Те, кто в Ордене, обязаны в чем-то превосходить нас. А то, как он сражается, просто завораживает, — с долей уважения проговорил Илай, прислонившись спиной к косяку двери. — Завораживает? — с сомнением повторил Эсме, взглянув на Илая.- Как по мне, это пугает. — Тебя все пугает, Дерозье, — ухмыльнулся Элдридж, на что Эсме только фыркнул и, закатив глаза, ушел прочь, не забыв при этом продемонстрировать свою прекрасную осанку и невероятную утонченность в каждом шаге.