No more tears in my Castle

Сейчас. Кларенс всегда относился к молебнам как к части своего долга, которая получалась у него хуже всего. Да, не было ничего сложно выполнимого в том, чтобы стоять некоторое время абсолютно неподвижно у алтаря и вести «односторонний диалог» с Богом, не позволяя ничему извне и даже собственным мыслям отвлечь себя. Кларенс привык к этому за долгие годы и сейчас, вставая напротив алтаря и прижимая руки к своей груди, он делал это так, что людей (а их в эти дни в соборе собиралось особенно много) это завораживало. Их завораживала его тонкая, неподвижная фигура, его приятный, бархатистый голос и те эмоции, которые появлялись в нем, когда он читал ту или иную молитву. Монотонность, с которой пасторы этого собора и многих других церквей проводили свои службы, была совсем не присуща Кларенсу, который позволял чувствам и эмоциям иногда проявляться в его чтении, и это в совокупности с его неподвижным и светлым образом, на который падали разноцветные блики света, проходящего через витражи прямо над его опущенной в молитве головой, создавало особую атмосферу в соборе, как и стойкое ощущение присутствия чего-то высшего и прекрасного, будто наблюдающего за этой молитвой ангела или же самого Бога. Никто не смел отвлечься от молитвы, никто не смел произнести ни звука. Прихожане и даже те, кто бывал в такие часы в соборе впервые, признавали, что Кларенс это делал совершенно по-особенному, отличаясь от многих других пасторов и предыдущих Настоятелей. Кларенс был не просто Настоятелем, он был д.у.ш.о.й. этого места, он делал этот собор живым и светлым, заставляя каждого чувствовать себя здесь невероятно уютно, настолько, что это располагало к избавлению от самых скрытых и темных сторон, которые только могли таиться в человеческой душе. Но Кларенс все равно считал, что делал что угодно лучше, чем чтение молебнов. Он, предпочитающий вести диалог с Богом наедине и редко когда в полный голос, чувствовал себя некомфортно, делая это в присутствии стольких людей, которые смотрели на него и ожидали, что своими словами он приведет их к нему. Дафна не раз говорила ему, что у него хорошо получается, но Кларенс все же не мог побороть в себе это странное и отчужденное чувство внутри. Чувство, что он вовсе не должен был этого делать, что таким образом никто его и всех этих людей не услышит и что все эти молитвы уйдут в никуда. Он старался побороть в себе это, потому что понимал, что для части неграмотного населения, которое не могло прочесть эти молитвы, он был единственной надеждой и возможностью общаться с Всевышним — у него был долг перед этими людьми и перед всеми теми, кто приходил сюда, чтобы найти голос, который будет говорить за них то, о чем они сами боятся говорить или же попросту не знают к.а.к. Именно поэтому ни у кого никогда не возникало мысли, что каждый раз Кларенс чувствует себя некомфортно, когда читает молитвы перед таким большим количеством людей трижды в неделю. Он был хорош в защите «Истины», в сохранении принципов и морали королевства, в том, чтобы быть голосом народа, но выполнять свой священный долг у него получалось хуже всего. И иногда его даже не покидало ощущение, что кто-то из присутствующих об этом знает. Так случилось и в тот самый день. В самый обычный день, который не предвещал ничего плохого. Он снова чувствовал себя неуютно во время молитвы. И в этот раз его внутреннее беспокойство перебивало нечто извне, на что он, конечно же, не смел обращать внимания, но эта навязчивость была слишком неприятной. Ощущение, будто кто-то сверлит взглядом его спину, желая его отвлечь, не покидало Кларенса, и долгое время он не мог понять, кажется ему это или же в этот раз в соборе действительно была довольно тяжелая и странная атмосфера. Лишь закончив молитву и медленно встав с колен, Кларенс обернулся, чтобы окинуть взглядом присутствовавших прихожан, которые в этот же момент наполнили собор своими голосами, вперемешку с шепотом, но так и не заметил чего-то, что могло как-то отвлекать его во время молебна. Глазами он поймал фигуры Дафны и Марка, которые стояли у самого выхода, чтобы не мешать никому своим присутствием, заметив, как Эйнсворт, будто витая в облаках, подняла голову, с каким-то особым интересом рассматривая разноцветные витражи. Ее мечтательный вид окончательно отвлек Кларенса от странных мыслей и неприятного ощущения, преследовавшего его во время молитвы. Дафна способна была принести умиротворенность кому угодно одним лишь своим спокойным видом и непоколебимым взглядом, за которые Кларенс по праву считал ее стержнем их Ордена. Однако и она вот уже второй день была сама не своя: отчужденная и молчаливая, будто постоянно о чем-то думающая — такую перемену в ее поведении трудно было не заметить. В присутствии Нэта она вела себя еще более странно: то заинтересованно его разглядывала, то напряженно провожала взглядом, редко отрывая от него свои глаза, чего Альви упорно не замечал, а если и замечал, то особого значения этому явно не придавал. Кларенс списывал все это на то, что Дафна, возможно, все еще была под впечатлением от увиденного на дуэли, и способности Нэта по-прежнему не давали ей покоя. К тому же, похоже, разговор с Арием тоже не дал особых результатов — Эйнсворт утверждала, что ему не известно ничего особенного о Нэте и что его хорошее к нему отношение объясняется тем, что он произвел на него приятное впечатление в их первую встречу, вот и все. Однако и про себя Дафна не сказала ни слова. Неужели и она стала относиться к Нэту строже после того, как поняла, что он серьезен в своем намерении вступить в Орден? То, что она перестала подолгу разговаривать с ним при встрече, шутить и, вообще, вела себя достаточно отстраненно по отношению к Нэту, очень напоминая этим поведение Марка, говорило о том, что что-то происходило между этими тремя, что-то, что Кларенсу никогда не будет доступно, поскольку, как бы ему ни хотелось обратного, он никогда не будет похож на тех, кто состоит в Ордене. У них были разные цели и разные мысли, какие бы отношения их ни связывали. Между Кларенсом и членами Ордена всегда стояла эта невидимая стена, которая мешала им в полной мере понять поступки друг друга. И с годами эта стена никуда не исчезала — напротив, она становилась только больше и выше, что было ожидаемо, ведь, чем старше они становились, тем отчетливей была видна разница в их предназначениях. Но доверие и та связь, что была между ними, никогда не страдали от этого. — Большое спасибо, Настоятель. До завтра. — Непривычно было видеть Вас сегодня одну. Надеюсь, Ваш муж вскоре почувствует себя лучше, — женщина, держащая в руках носовой платок, которым иногда утирала выступавшие на глазах слезы, заметив то, с какой пускай и слабой, но ласковой улыбкой проговорил ей это Кларенс, все-таки улыбнулась в ответ и, сжав рукой тонкую и бледную руку блондина, так выразительно кивнула, что это больше напомнило поклон. Кларенс накрыл ее руку второй своей рукой и проводил ее еще более теплой улыбкой, после этого кивнув выходящему из собора мужчине, также благодарящего его. — Она будет в порядке? — тихо спросила стоящая позади Кларенса Дафна, которая никак не могло оторвать взгляда от этой медленно идущей в сторону мостика женщины. Они стояли снаружи, прямо у открытой двери собора, поскольку Кларенс имел привычку каждый раз провожать прихожан перед самым закрытием: Марк стоял чуть поодаль, прислонившись спиной к холодной стене и то задумчивым взглядом глядя куда-то вперед, то запрокидывая голову назад и подставляя лицо ярко-оранжевым лучам заходящего солнца; Дафна же стояла прямо за Кларенсом, словно его тень, и так же, как и он, провожала взглядом выходивших из собора прихожан. — Ее муж — торговец. Пару дней назад на него напали в лесу между Энвиллом и Осбором, — пояснил негромко Кларенс, с мягкой улыбкой пожимая руку очередному прихожанину. Дафна потупила взгляд, нахмурившись. — Случаи разбоя в лесах участились, да? Сейчас их больше, чем когда-либо еще… А ведь у них и причины не было, он обычный торговец. Что он мог им дать? — Думаю, дело в том, что он из Карлия. Те, кто прячется в лесах, видят в Карлие своего врага. В своем большинстве эти люди вынуждены были перебраться в лес по двум причинам, и обе они находятся в Карлие, — спокойным и даже каким-то прохладным голосом сказал в ответ на это Кларенс. — Полное безумие, — немного погодя, вполголоса произнесла Дафна. Марк, до которого все же доходил их тихий разговор, медленно перевел свои глаза на одну из тех причин, о которых только что говорил Кларенс, чтобы по его лицу понять, винил он себя в этом нападении или же ему просто показалось. Потому что Сарджент считал это полным бредом, Кларенс явно не имел к этому какого-то отношения, однако он обладал удивительным талантом находить свою вину в подобного рода случаях. Но все, что увидел Марк, была спина Лэйна с ее прекрасной осанкой и его совсем не строгая и даже немного небрежная коса пшеничных волос, лежащая между его лопаток. — До встречи. Берегите себя. — Вы тоже берегите себя, Настоятель Кларенс, — сказала в ответ пожилая женщина, остановившись возле Кларенса и положив свою руку ему на плечо.- Скажите, Вы хорошо спите? Вы выглядите очень изнуренным. У Вас такие уставшие глаза… — Что? Правда? — не ожидая подобного замечания, воскликнул Кларенс, удивленно подняв брови и прислонив одну руку к своей скуле и виску, будто пытаясь на ощупь понять, что с ним было не так, ведь в последнее время он совсем не уставал и спал даже больше обычного. Дафна тоже, прислоняясь поясницей ко второй, закрытой двери, подалась корпусом тела вперед, выглядывая из-за плеча Кларенса и пытаясь ненавязчиво заглянуть ему в лицо.- Я… я не знаю, на самом деле… — Мама, прекрати говорить ерунду! — вдруг со смехом возмутилась держащая под руку эту пожилую женщину красивая девушка с длинными, доходящими почти до поясницы волосами.- Кларенс выглядит просто замечательно! Разве нет? — она вдруг с широкой улыбкой взглянула на Кларенса, как бы извиняясь за замечание своей матери, и Лэйн улыбнулся ей в ответ, сломав это выражение озадаченности и удивления на своем лице. — Я просто переживаю… скажите, Настоятель, Вы верите в сны? — вдруг спросила женщина, заглянув ему в глаза. Кларенс, явно не ожидавший такого вопроса, даже замялся. — Не то чтобы я верил в них… но иногда они все-таки заставляют меня поверить. Лишь иногда. Почему Вы спрашиваете? — Прошлой ночью мне приснился дурной сон… — Мама, не стоит об этом! — мгновенно прервала девушка свою мать, выразительно закатив глаза. — …дурной сон о Вас, Настоятель, — все же продолжила женщина, снова ошарашивая этим Кларенса и приводя в легкий ступор Дафну, которая, нахмурившись, недоверчиво посмотрела на нее. Марк тоже, услышав это, взглянул на стоящую напротив Кларенса седовласую женщину, смерив ее глазами и выразительно приподняв одну бровь. — Обо мне? — переспросил Кларенс, даже не зная, как на это реагировать. Женщина покивала, на что ее дочь только шире улыбнулась Настоятелю, видимо, чувствуя неловкость. — Похоже, мне именно поэтому все казалось, что Вы выглядите уставшим. На самом деле, Клэр права, а я просто переживала, — коротко посмеявшись, произнесла женщина, на что Кларенс лишь улыбнулся, прикрыв глаза. — Я признателен Вам за это, но не стоит волноваться. Все в порядке, — заверил он ее, параллельно кивая семье, которая вышла из собора последней.- До встречи… И Вам того же, спасибо. И так было всегда. Кто-то обязательно спрашивал Кларенса о его самочувствии, волнуясь за него, в основном из-за того, что многим было известно о его недуге, ведь иногда, пускай очень редко, приступы боли находили на него прямо во время молитв, на которых присутствовали прихожане. Кларенсу не нравилось то, что об этом знают, ведь это могло делать его слабее в глазах людей, вдобавок ко всем тем недостаткам, которые у него и так были, обеспечивая ему довольно шаткое положение. Но люди, интересуясь его самочувствием, никогда не намекали на его недуг, а, как и эта женщина, зачастую спрашивали, хорошо ли он спал прошлой ночью. Хороший сон для Кларенса зачастую и правда был за гранью возможного. — Все ушли? — спросила Дафна, выглядывая из-за плеча Кларенса, который, сцепив руки в замок, со слабой улыбкой смотрел вслед последней семье, которая вышла из собора. — Да, похоже, — кивнул он, коротко на Дафну посмотрев. Кларенс собирался уже отвернуться, как его внимание привлек Марк, который, резко оторвавшись спиной от стены, демонстративно потянулся и сделал несколько шагов вперед, будто пытаясь поймать последние лучи солнца, медленно уползавшие от него. — Наконец-то, — со вздохом произнес он, перестав потягиваться и резко опустив руки вдоль тела, затем все же засунув их в карманы своих темных брюк. Кларенс вынужденно сузил глаза и даже зажмурился на мгновение, потому что солнце, отражавшееся в волосах Марка, ослепило его своим красным светом. Лэйн всегда поражался этому. Парадоксально и совершенно невозможно, но что-то в темных, каштановых волосах Марка всегда принимало в себя лучи солнца и отражало их с новым, насыщенным цветом, который был абсолютно разным в зависимости от времени суток. Красный, янтарный, золотистый… на волосы Марка было невероятно больно смотреть в такие моменты. — Ты ведь мог уйти, я же была здесь, — с толикой возмущения и, видимо, не понимая недовольства Марка, произнесла Дафна, быстро сложив руки на груди. — Не хотел, — отрезал Марк, ответив не сразу, будто перед этим задумавшись, почему же он не послушал Дафну и решил остаться. Девушка усмехнулась. — Не жалуйся тогда. — Я просто думал, эта вереница людей никогда не закончится, — хмыкнув, добавил Сарджент, пристально глядя куда-то вперед. — Ну… ты же видел, все хотели поговорить с ним. Сказать хотя бы слово. Людям будто легче становится от этого, — ответила Эйнсворт, обернувшись на задумчивого Кларенса и красиво ему улыбнувшись. Тот лишь слабо пожал плечами, как если бы хотел сказать, что ничего не может с этим поделать. — Это понятно, ведь говорить с Кларенсом намного легче, чем с Богом. В отличие от Бога, он хотя бы существует. — Марк! — Все в порядке, Ди, — перебил Кларенс Дафну, глядя на Марка, который, медленно повернув голову, выразительно и дерзко ему улыбнулся. На лице Кларенса тоже застыла легкая улыбка, в которой явно читался намек на иронию.- У Сарджента не получается задевать меня, как прежде. Видимо, у меня уже иммунитет. — Похоже на вызов, пастор, — обнажив зубы, проговорил Марк, получая, видимо, какой-то особый вид удовольствия от подобных разговоров с ним. Дафна это тоже замечала, и потому даже не вмешивалась, когда они начинали так себя вести, предпочитая просто переждать. Кларенс, услышав это, лишь покачал головой, взявшись рукой за прикрытую дверь собора, отворяя ее шире. — Скорее, у меня получится задеть тебя, чем тебе меня своей иронией, Марк. Конечно, если ты не придумаешь что-то получше, — снова посмотрев на Сарджента, сказал ему Кларенс, и Марк, пристально смотрящий ему в глаза, не смог удержаться от короткого, но выразительного смешка, посвященного, скорее, его собственным мыслям, а не фразе Кларенса, потому что он заметил, что его взгляд сейчас меньше всего напоминал взгляд «Настоятеля», человека, который только что читал молитву и дарил людям счастье одними своими словами. В нем было слишком много дерзости. На самом деле, сейчас этим взглядом Кларенс не уступал даже ему, Марку. — Попробуй, — с ухмылкой после короткой паузы выдал Сарджент, сложив руки на груди. Дафна присвистнула, широко улыбаясь и придерживая руками волосы, которые поднял ветер, а Кларенс, прежде чем Марк ответит ему что-то еще остроумнее, привлек к себе ее внимание, сменив тему. — Мне нужно кое-что закончить наверху, и после этого я выйду закрывать собор. Можете подождать тут или же дома. Я быстро. — Тогда мы будем здесь, — сказала ему вслед Дафна, перехватив рукой дверь, за которой скрылся Кларенс, и заглянув на мгновение в проем. После этого она ее закрыла и, прислонившись к ней спиной, как-то устало и строго посмотрела на Марка, который, не отрывая от нее своего ироничного взгляда, медленно прошел мимо девушки и сел на ступени, вытянув ноги и откинув руки назад. — Ты специально хотел позлить его, — сказала она ему в спину. — Побьешь меня за это? — протянул Марк, коротко усмехаясь. — Нет, — оторвавшись от двери и присев рядом с Марком, сказала Эйнсворт. Она сняла меч с ремня и положила его на свои колени для удобства, скользя пальцами по рукоятке.- Но признай, тебя взбесило, что это не сработало. — Нет, потому что он врет. — Он привык к тебе, Марк, — толкнув его плечом в плечо, со смешком произнесла Дафна.- Тебе действительно нужно придумать что-то получше. — Ну, я же не Тьюис, чтобы всех мастерски раздражать просто своим существованием. К тому же я не сказал ничего такого, чтобы он так отреагировал. — Дело не в том, что ты сказал. А в том, что можно было бы и не говорить этого. Марк открыл глаза, сразу же их сузив из-за ударившего в них солнца, и, повернув голову, перевел взгляд на Дафну, которая, несмотря на весь ее серьезный и даже строгий тон голоса, смотрела на него ласково и снисходительно. — Если хочешь, можешь идти, — сказала Дафна, не отрываясь от Марка взглядом. — Куда ты вечно прогоняешь меня, Эйнсворт? — Сарджент выразительно усмехнулся, заражая ее смехом.- Ты в курсе, что, когда человека так настойчиво прогоняют, ему, напротив, только больше хочется остаться? — Нет, я просто подумала, может, ты планировал пойти потренироваться… — Может быть, мне хочется побыть здесь. — С нами? — с толикой иронии выдала Дафна, решив вспомнить их старые шутки. Марк закатил глаза, но шутку все-таки решил поддержать. — Что это? Я слышу удивление в твоем голосе? Из-за закрытой двери того, что происходило на улице, было практически не слышно, но фразы обрывками все-таки долетали до слуха Кларенса, который стоял у самой двери, опустив голову и слабо улыбаясь тому, что слышал. Подслушав совсем немного, он выпрямился и, развернувшись, неспешным шагом и будто о чем-то задумавшись, пошел прямо, дважды обматывая вокруг запястья черные четки, которые до этого, общаясь с прихожанами, держал меж пальцев. Это было как раз то время, когда солнце проникало в собор только через витражи, находящимися над главным входом, освещая своим разноцветным свечением центральный, расположенный меж скамьями, проход к алтарю. Собор был построен таким образом, что алтарь находился как раз в той стороне, где восходит солнце, чтобы лучи освещали его первым, а ближе к сумеркам проходили над выходом из собора, поэтому в это время в соборе было не так светло, как днем, и, чтобы избавить его от мрачности, повсюду загорались свечи. Как бы это ни было странно для человека, которому приходится слишком часто смотреть на свечи, Кларенс тот свет, который исходил от свечей, категорически не любил: его сразу же тянуло в сон при виде него. Вот и сейчас, устало вздохнув, он, чтобы избавиться от этого сонного состояния, опустил голову и стал медленно разминать шею рукой, будучи полностью уверенный, что находится сейчас наедине с собой и своими мыслями. Именно поэтому то, что он услышал через секунду, заставило его вздрогнуть от какого-то глупого приступа страха. — Скажите, Настоятель… Бог… существует ли он? Кларенс замер, застыв на месте, словно статуя, потому что этот внезапный, низкий и даже немного хриплый голос появился будто бы из ниоткуда. В соборе по-прежнему было довольно тихо — ни шагов, ни каких-либо посторонних звуков, из-за чего чужой этот казался не более чем звуковой галлюцинацией, однако то чувство чужого присутствия, которое объяло Кларенса, неприятное, до мурашек тревожное чувство заставило Лэйна задаться вопросом, как же он не замечал его раньше? Неужели он настолько сильно погрузился в свои мысли, что совершенно упустил то, что те неприятные ощущения, преследовавшие его в момент молитвы, до сих пор не исчезли и даже сейчас витали в воздухе, когда как (как он тогда еще думал) он находился в соборе совершенно один? Посмотрев вперед, в сторону алтаря, Кларенс понял, что ему не показалось: тем, кто задал этот вопрос, был человек, который сидел на самой первой скамье слева, прямо у прохода, правда лица его Кларенс так и не увидел, мужчина тоже смотрел вперед, сидя ровно и неподвижно, из-за чего они оба напоминали скорее жертв остановившегося времени, нежели живых людей. Увидев этого человека, Кларенс даже заметно успокоился и, качнув головой своей же странной реакции, снова тронулся с места. — Почему Вы не ушли? Все уже закончилось, а собор сейчас будет закрыт, — достаточно доброжелательно произнес Кларенс, с каждым шагом приближаясь к незнакомцу, которого он по голосу так и не смог припомнить. Ему вообще показалось, что этот голос он услышал впервые. — Вы не ответили на мой вопрос, Настоятель. Есть ли Бог, о котором Вы говорите? Он реален? — немного обеспокоенным голосом произнес мужчина, резко встав и выйдя в проход, как если бы он хотел преградить собой дорогу. От этого Кларенс снова замер на месте, и спокойствие на его лице потревожила заметная неуверенность. Действия мужчины и даже тон его голоса напрягли Кларенса, хотя он и сам пока не понимал, чем именно и что в них было такого. И пускай их разделяли метра три или четыре — три ряда скамей, Кларенсу все равно хотелось сделать еще несколько шагов назад, однако он сдержался, попытавшись сконцентрировать свое внимание на том вопросе, который ему задали. Достаточно странном вопросе, который только можно было задать Настоятелю. — Разумеется, он есть. Это то, во что я верю, — спокойно ответил Кларенс, на что мужчина только коротко и нервно посмеялся, поднеся руку к лицу. Этот смешок действительно был достаточно нервным и странным, и сам мужчина выглядел очень встревоженным чем-то, озадаченным и даже отягощенным. Кларенс действительно никогда его раньше не видел. Он заметил, что мужчина был достаточно молодым и коренастым, однако производил впечатление человека, который был намного старше своих лет, в основном из-за лица, бледного, вытянутого, искривленного в непонятной и неприятной эмоции и бесформенной, немного потрепанной одежды, которую обычно носили торговцы. За это недолгое время мужчина так ни разу и не взглянул на Кларенса: взгляд его был устремлен вниз, глаза сужены, а грудь под белой рубашкой заметно тяжело опускалась и поднималась. — Почему же тогда… почему же он не слышит мою мольбу? Почему игнорирует то, о чем я его молю? — спросил он с надрывом в голосе, от которого у Кларенса пробежали мурашки по коже. Он никогда не знал, как ему стоило отвечать на такие вопросы, как стоило реагировать, и имел ли он вообще право говорить за Бога, о котором спрашивали такие люди. Ведь он даже не был пастором, и в его обязанности вовсе не входили такие разговоры, чего прихожанам часто трудно было понять. Но сейчас, в данную секунду, Кларенса больше волновали не сами вопросы и его ступор перед такими вопросами, а намерения этого человека. Он абсолютно не понимал, что ему было нужно и почему, если он хотел поговорить о Боге, он выбрал такое странное время и обстоятельства. — Это нормально, что людям кажется, что Бог их не видит. Я верю в то, что Бог намного выше проблем человечества, поэтому выполнение каждой нашей просьбы, особенно если она касается только нас самих, не то, за что можно делать его ответственным. Однако установление понимания с Богом, установление общения с ним — это то, к чему должен стремиться человек. То, что он не исполняет Ваши желания, не значит, что он Вас не слышит. Он способен слышать каждого человека, — попытался донести до мужчины Кларенс, однако думая в этот момент совершенно о другом. — Но то, о чем я его просил, было только в его власти. Потому что никто из ныне живущих не способен положить конец тому, что сейчас происходит, и тому, как страдают наши люди. Конец разногласиям… и войнам… бесполезным смертям… ведь все это происходит из-за одного-единственного человека. Скажите, Настоятель, разве один человек стоит этого? — дрогнувшим голосом спросил он у Кларенса, впервые за весь разговор подняв на него свои глаза. Кларенс же оцепенел. Ему казалось, что он все еще не понимал, в чем было дело, однако все было практически очевидно. Тот взгляд, которым этот человек смотрел на него, никак не сочетался с его неуверенным и нервным голосом — он был полон твердости и ненависти, как если бы он смотрел сейчас вовсе не на живого человека.- Я просил его… каждый день… но ничего не происходило… — Прошу, успокойтесь…- медленно выставив руку ладонью вперед, попытался прекратить это Кларенс, однако этот человек все продолжал. — Бог меня не слышал. Поэтому я решил, что больше не буду его ни о чем просить. Вместо этого я сам это сделаю. Я положу… этому конец, — глубоко вдыхая и выдыхая, проговорил мужчина, и Кларенс словно в какой-то прострации заметил, как что-то блеснуло в его левой руке. Что-то продолговатое и тонкое. Несомненно, это был нож. Сердце Кларенса пропустило удар, и холодная кровь, пробежавшая по венам, остудила его смешанные и запутанные мысли. Его не напугало то, что он увидел нож в руках этого человека. То, что он говорил, поразило его и невероятно задело, но взгляд Кларенса, напротив, изменился в считанные секунды, став твердым и холодным, каким он становился всегда, когда ему приходилось закрывать глаза на то, что он был Настоятелем. — Не очерняйте это место оружием, — спокойным и будто предупреждающим голосом произнес Кларенс. Он все пытался выискать момент, чтобы приблизиться к двери и дать понять Дафне или Марку, что что-то было не так. Они ведь были здесь. Прямо за его спиной, в полной уверенности, что он был в соборе совершенно один. Их разделяло лишь это никчемное расстояние и массивная дверь. Однако он не понимал, чего стоило ожидать от этого человека. Кларенс не знал, что он сделает в следующий момент, но рефлекторно все же дотронулся рукой до своей левой ноги, нащупав под тканью ремешок с ножнами. Но вовсе не ножи были его целью, он, скорее, хотел нащупать ключ от библиотеки внизу, в которой хранилась «Истина». Книга, которую Кларенс, как и члены Ордена, должен был защищать ценой своей жизни. Мужчина, услышав просьбу Кларенса, лишь покачал головой, усмехнувшись. — Ты оскверняешь эту церковь одним своим присутствием. Из-за тебя это место больше не кажется святым, — сказал он в ответ, заставляя Кларенса неприятно вздрогнуть от этих слов.- Я вовсе не считаю тебя посланником Бога, Настоятель. — Но я тоже не считаю себя таковым, — попытался донести до него Кларенс, видя, как подрагивает нож в его руке, как если бы этот человек хотел прекратить уже этот разговор, поднять нож и вонзить его к блондина. Лэйн чувствовал это его желание. Он чувствовал, как атмосфера накаляется до предела и как-то неприятное ощущение, преследовавшее его во время молитвы, доходит до своего пика и отдает пульсацией в его голове. Этот человек в любой момент готов был кинуться на него с ножом. Прямо здесь, в соборе. Он настолько сильно хотел это сделать, что его абсолютно не волновало место. — Но они… все они так считают, — отводя одну руку в сторону и указывая на пустые скамьи, на которых только недавно сидели прихожане, с чувством произнес мужчина, издав пару нервных смешков.- Все эти люди считают именно так. — Людям свойственно заблуждаться…- ответил Кларенс, стараясь никак не реагировать на его вызывающее поведение, однако же пристально за ним наблюдая, пытаясь судорожно что-то придумать, все еще не видя необходимости доставать один из своих ножей.- Им также свойственно искать спасителя в тех, кто им не является. Я лишь обычный человек. И я точно не могу быть ответственным за войны, которые начались двести лет назад. — Войны… и внешние, и внутренние обострились именно из-за тебя! — Они обострились из-за того, что им не хотят и не могут положить конец, — твердым голосом перебил его Кларенс. Мужчина смерил его молодое, даже слишком молодое для Настоятеля лицо с застывшим прохладным выражением, понимая, что, похоже, разозлил его тем, что сказал. И это вызвало у него улыбку. Ненормальную, нервную, подрагивающую улыбку, которая заставила Кларенса только больше нахмуриться, сдвинув брови к переносице. — Именно это я и собираюсь сейчас сделать, — сказал мужчина, сделав к Кларенсу шаг, отчего тот рефлекторно отставил одну ногу назад, но шага так и не сделал. — Остановитесь, — выставив руки вперед, снова предпринял попытку успокоить его Кларенс, — Вас поймают, поймают и казнят, как Вы не понимаете? — Меня в любом случае поймают, правда? — нервно усмехнулся в ответ мужчина.- Ведь твои приспешники там, да? Конечно, и ты просто тянешь время, — указав пальцем на дверь за спиной Кларенса, добавил он с довольно неприятной иронией в голосе. Иронией, отличающейся от той, что была у Марка, самого ироничного человека, которого только знал Кларенс. Этот мужчина был настолько зол сейчас, что у него не получалось иронизировать, отпускать смешки и даже ухмыляться. Он злился и нервничал, раздражался каждый раз, когда их глаза встречались, Кларенс не знал почему, но каждый раз, когда мужчина поднимал на него глаза, его буквально передергивало, голос становился более ломаным, а лицо наливалось краской от злости.- Со мной так не выйдет, — после недолгой паузы снова произнес он, качнув головой, — ты попался. Кларенс сузил глаза и медленно опустил руки вдоль тела, понимая, что все слова бессильны, он действительно видел в нем только своего врага и готов был устранить его, несмотря на последствия. Вот только Кларенс все же не считал, что он п.о.п.а.л.с.я. Нет, то, что сейчас происходило, определенно было не самой приятной ситуацией в его жизни, но за свою короткую жизнь с Кларенсом случались ситуации намного хуже и опасней этой. И пусть морально его это очень задевало, физически это практически никому не удавалось. В основном из-за Ордена, конечно. И из-за того, что его с самого детства готовили именно к этому, о чем его враги, обнажая свое оружие перед ним, конечно же, не знали, как и не знали о том, что скрывала эта вводящая в заблуждение ряса. Кларенс не боялся его. Не боялся, что этот мужчина может ранить или убить его, потому что сейчас, пока они были один на один, преимущество явно было на стороне Лэйна, спокойствие которого постепенно начинало нервировать мужчину еще сильнее. Он был прав: Кларенс всячески тянул время, пытаясь выиграть себе возможность, чтобы предупредить Марка или Дафну о происходящем, ведь этому человеку попросту нельзя было дать уйти. У Кларенса было всего два варианта, как это сделать. Он мог закричать, ведь это не требовало дополнительного времени и не поставило бы его в уязвимую позицию перед этим мужчиной, однако он не был уверен, что его точно будет слышно. Поэтому Кларенс выбрал свою вторую мысль: метнуть в главную дверь собора, что была прямо за его спиной, один из своих ножей, что точно будет слышно по другую сторону двери. Он был достаточно метким и сильным для этого: годы тренировок метания ножей по мишени, к которым его принуждал Леон, не прошли даром. Но чтобы развернуться, нужно было подпустить его к себе — нельзя было становиться к нему спиной. Поэтому Кларенс даже не шелохнулся, когда мужчина дернулся и двинулся в его сторону, а только, быстро убрав от лица волосы, тронул подрагивающими от напряжения пальцами разрез своей рясы, выжидая, как вдруг что-то справа привлекло его внимание, и ему пришлось оторвать свой взгляд от мужчины, чтобы посмотреть на Аарона, который, ни о чем не подозревая, вышел из коридора, где находилась лестница, повергая его в шок своим присутствием. «Как…— с тревожной пульсацией в висках пронеслось в голове Кларенса, время для которого будто замедлилось, как только он увидел Аарона, направляющегося к ним.- Как… почему ты еще здесь? Почему ты не ушел?» Нельзя… нельзя было подпускать Аарона к ним, нужно, чтобы он ушел, скрылся, притворился, что его здесь нет и никогда не было, чтобы о нем не стало известно, но ком, застрявший у Кларенса в горле, который вместо его голоса, пропуская лишь какие-то хрипы и редкие вздохи, не давал ему ничего сделать от тупого страха, что что-то случится, если этот мужчина обернется и увидит его. Успеет ли Кларенс преодолеть за секунду то расстояние, что их разделяло, и пустить в ход нож? Успеет ли он вмешаться? Ведь, пусть в его голове все и происходило в замедленном времени сейчас, на самом же деле прошло лишь несколько секунд. Несколько секунд — и Аарон со своим строгим и немного уставшим видом взглянул на того, кто стоял на против Кларенса… — Что Вы делаете? Здесь нельзя сейчас находиться, почему Вы не ушли? …и он подошел ближе, протянув свою руку к мужчине, который, не ожидав услышать чей-то посторонний голос и явно испугавшись его, замер на месте, вдруг встретившись взглядом с большими и застывшими глазами Кларенса. — Нет… Нет, Аарон, не подходи! — крикнул он ему, глубоко внутри понимая, что он даже чудом не успеет отойти, поэтому и решая действовать самому. Все произошло за считанные секунды, так быстро, что любой, кто стал бы свидетелем этого, не смог бы понять, как это случилось. Мужчина, лишь коротко взглянув на Аарона, чтобы поймать его взглядом, отступил назад, быстро взяв его за запястье и с такой силой притянув к себе, что парень буквально упал в его руки, которые схватили его, словно путы. Кларенсу, бросившемуся в его сторону, крепко держа в руке нож, пришлось остановиться и замереть на месте в нескольких шагах от них, как только лезвие ножа коснулось шеи Аарона, угрожающие на нее надавив. Мужчина держал его одной рукой за челюсть, поднимая вверх его голову, чтобы обнажить тем самым его шею, а второй поднес к ней нож, глядя при этом только на Кларенса, в особенности на оружие в его руке, которое появилось будто из ниоткуда и которое он сейчас поднял, показывая, что не собирается его применять. — А ты не такой уж и невинный, каким хочешь казаться, — с усмешкой произнес он, кивая на руку Кларенса, сжимающую нож.- Брось его. Ну же, давай, не зли меня. — Я за всю свою жизнь никогда и никому не навредил первым, — словно в какой-то прострации сказал Кларенс в ответ на такое обвинение, вытягивая руку вперед и отпуская пальцами нож, который с глухим звуком ударился об пол. Все это время он не отрывал взгляда от Аарона, будто гипнотизируя холодное лезвие, которое было приставлено к его шее. Аарон, потеряв дар речи, смотрел на него большими, растерянными глазами, в которых четко читался страх и непонимание происходящего, и Кларенсу хотелось заверить его, что все было в порядке и что он не пострадает, он, Кларенс, просто не позволит этому случиться. В этом мире было всего две причины, перед которыми Кларенс всегда был слаб. Первая — когда кто-то подвергался опасности из-за него или в его присутствии, что абсолютно сковывало его и заставляло выполнить все что угодно, и второй причиной был определенный человек, слабость перед которым ему было невероятно сложно скрывать. — Ты навредил очень многим в тот день, когда принял титул… — У меня не было выбора. Этот титул мне передали по наследству… — Нет, он был! Был! Ты мог отказаться, ведь ты был недостоин называться Настоятелем! И никогда не будешь достоин! — Хорошо, только…- быстро произнес Кларенс, как только увидел, что мужчина в порыве злости надавил ножом на шею Аарона, который издал сдавленный стон, на мгновение прикрыв глаза.- Отпусти его. Дай ему уйти, он ничего не скажет… Мужчина быстро и отрицательно покачал головой, сузив глаза. — Он ведь твой приспешник, верно? — коротко взглянув на Аарона, спросил он. У Кларенса от этого вопроса на лбу выступил холодный пот. Он осознал, что что бы он ни ответил, этот человек уже знал правду, и для Аарона все могло закончиться прямо сейчас, если он не вмешается, если он не сможет ему помочь. — Он лишь делает то, что ему говорят, — попытался объяснить Кларенса дрогнувшим голосом.- Не трогай его, ведь это все между мной и тобой. Ты ведь пришел убить м.е.н.я, верно? — услышав это, Аарон снова посмотрел на Кларенса с расширенными от шока глазами, явно глубоко осуждая его за то, что он сейчас говорил. Кларенс видел, что у него в голове не укладывалось, к.а.к. это могло происходить здесь, в этом месте, и как он, Кларенс, мог так легко и безрассудно вручать кому-то в руки свою жизни. Но Лэйну было все равно. Другие люди, люди, ради которых он принял этот титул, были намного важнее его самого.- Так отпусти его и сделай уже это, — все призывал его Кларенс, — он ни в чем не виноват. — Он будет моей гарантией, — практически перебил его мужчина. — Г-гарантией? — Что ты не найдешь способа предупредить обо всем свой Орден, — ответил он, глядя в застывшие глаза Кларенса.- Думаешь, я не знаю, что они там, за дверью, и могут ворваться сюда в любой момент? — Тогда тебе лучше поспешить, верно? — со слабой усмешкой в голосе проговорил блондин. — Прекрати, Кларенс, — внезапно обретя дар речи, на выдохе проникновенно сказал Аарон. — Я убью его, если кто-то сюда зайдет, — заверил мужчина Настоятеля, который, сжав руки в кулаки, буквально убивал его взглядом. — Ты совершаешь непоправимое, как ты не понимаешь… — И мне тяжело от этого на душе, — на мгновение отпустив челюсть Аарона и положив ладонь на грудь, с надрывом в голосе произнес он, глядя в непонимающие и пытающиеся не поддаваться растерянности и негодованию глаза Кларенса.- И вскоре станет еще тяжелее. Но когда я чувствую эту тяжесть, я напоминаю себе, что это ради нас всех. Чтобы всем было лучше. Всем будет лучше без тебя, Настоятель. Кларенс тяжело сглотнул, видя, как Аарон, глядя на него, попытался покачать головой и как в его глазах застыла пелена слез, будто пытающаяся переубедить его в обратном, но именно такие ситуации время от времени доказывали Кларенсу, что это может быть правдой. Что, пока он живет, обычные, невинные люди будут подвергаться опасности из-за тех, кто видел в нем своего врага, и терять свои жизни из-за него в надежде, что однажды все изменится. Но годы идут, и ничего не меняется. Это происходит снова и снова. Снова и снова. — Ты принес этому королевству только больше несчастий, — негромко проговорил мужчина, глядя куда-то в ноги Кларенсу своим потерянным взглядом, — и еще принесешь, если тебя не остановить… — Это неправда, — сдавленным голосом перебил его Аарон, сглотнув и задев кадыком холодное лезвие. — Лучше замолчи, — предупредил его мужчина, опустив свою руку с челюсти ему на шею. — Аарон…- вырвалось у Кларенса, но Аарон, посмотревший на него уже не тем испуганным и растерянным взглядом, а, напротив, твердым и сильным, как будто его вовсе не смущал и не пугал этот нож у его шеи, что заставило Кларенса замолчать. — Я не могу это слушать, — уже громче сказал он, — потому что Кларенс всегда был на стороне народа. Он многое делает для него, каждый день пытается все изменить, даже несмотря на то, что есть те, кто категорически не принимает его… — Заткнись… — Все, чего он хочет, это мира! Вы же — те, кто разжигает эту войну. — Неправда! Я сказал заткнуться! — яростно перебил его мужчина, сначала с силой сжав рукой шею Аарона, что заставило его замолчать, а затем, когда тот, вцепившись руками в его руку, пытался отвоевать себе хотя бы глоток воздуха, просто отшвырнул его от себя, так легко, будто он был тряпичной куклой, а вовсе не живым человеком. — Нет, Аарон! — с испугом и отчаянием вырвалось у Кларенса, когда он увидел, что Аарон, у которого просто не было шанса удержаться на ногах, упал, сильно ударившись головой о скамью. Этот глухой, страшный звук эхом отозвался во всем теле Кларенса, вызывая у него табун неприятных мурашек, а вид Аарона, который неподвижно лежал позади человека, едва не убившего — или же убившего — его, заставил Лэйна забыть в этот момент обо всем, даже о том, что этот убийца пришел сюда по его душу. Его глаза наполнились пронизывающим холодом и злостью, которая была совсем не характерна для его утонченного лица, и он, легким движением достав из ножен очередной нож, замер в ожидании убийцы, который, избавившись от Аарона, не заставил себя долго ждать и бросился прямо на Кларенса, словно какой-то хищник, выставив оружие вперед. Этот человек, как изначально подумал про него Кларенс, вовсе не являлся торговцем, и обычным человеком из народа он тоже явно не был, это Кларенс понял по тому, как он дрался и как продуманно и быстро пытался ранить его своим ножом. Обычный человек, просто решившийся однажды на такой смелый и отчаянный поступок, не смог бы драться настолько уверенно и подготовлено. Однако это совершенно не смущало Кларенса, мысли которого были заняты лишь Аароном, ведь он даже не знал, жив ли он был или же этот страшный удар сразу убил его. Его. Ни в чем не виноватого и попавшего под удар лишь из-за своей принадлежности к собору и Кларенсу. Если кому-то и удавалось по-настоящему разозлить Лэйна, то ему явно нельзя было позавидовать, потому что он контролировал каждую свою эмоцию и с помощью них становился только сильнее. Так и сейчас, когда мужчина в очередной раз замахнулся на него своим ножом, Кларенс легко увернулся, позволив лишь немного задеть острием ворот своей рясы и тут же ударив его в грудь рукояткой своего ножа. Убийца подавился воздухом и отступил на мгновение, и Кларенс, тяжело переводя дыхание, бросился на него, попытавшись выбить у него из рук нож, но тот, вовремя его заметив, лишь притворился оглушенным и подпустил к себе Кларенса достаточно близко, после резко ударив его кулаком по лицу. Блондин, не ожидав такого удара, не смог увернуться и, потеряв равновесие лишь на мгновение, налетел на скамью, вовремя выставив руку вперед и схватившись за ее спинку. На время оглушенный этим ударом, Кларенс медленно прислонил руку к болящему лицу и губам, которые буквально горели от пульсирующей в них боли. Почувствовав мерзкий, отчетливый привкус крови во рту и увидев ее потом на пальцах, он понял, что губы были безнадежно разбиты, а щека с внутренней стороны была порвана о зубы, что просто поразило его, ведь удар пускай и был неожиданным, не должен был быть н.а.с.т.о.л.ь.к.о. сильным. Мужчина выпрямился, разминая руку и не отрывая взгляда от массивного перстня на одном из пальцев. Следы крови на нем заставили его ухмыльнуться. Затем он перевел взгляд на Кларенса, склонившегося над скамьей и пытающегося прийти в себя, и, еще крепче сжав в руке нож, приблизился к нему. — Какая неожиданность… то, как ты дерешься, просто кричит о том, что ты вовсе не тот, за кого себя выдаешь, — сказал он с отчетливой издевкой в голосе. — То же самое могу сказать про тебя, — сплюнув кровь, произнес Кларенс, успев вовремя развернуться и заслониться от удара убийцы, который рассчитывал наконец прикончить его. Их ножи соединились, лезвия налегли друг на друга, так и норовя соскользнуть и проткнуть одного из них насмерть. И пускай силы сейчас были не совсем равными — Кларенс так и не успел выпрямиться и занять опорную позицию, из-за чего под натиском налегающего на него мужчины он склонялся все ниже, пытаясь отодвинуть от себя нож противника, в какой-то момент он смог найти нужный баланс и, направив все свои силы в руки, постепенно стал выпрямляться, оттесняя от себя его оружие. Мужчину это злило, и, более того, он не понимал, откуда у Кларенса была сила. Он смотрел в его синие, пронизанные холодом глаза, осматривал его лицо, взмокшее от напряжения и обрамленное небрежно выбившимися из косы прядями волос, замечал, что с каждой секундой он оттесняет его нож дальше и дальше, и ему становилось не по себе от этого. Он дрался так, будто ряса вовсе не стесняла его движения (ведь убийца, разумеется, ничего не знал о потайном разрезе), ножи в его руках появлялись будто с помощью какой-то магии, он уворачивался от его быстрых движений, а сейчас конкурировал с ним в силе, которой у него, по всем законам природы, должно было быть меньше. Это приводило в недоумение и отвлекало, поэтому он и не смог заметить того, что Кларенс выпрямился и теперь ничего не мешало ему отступить и нанести удар, отбить который он просто не успел. Кларенс ранил его в руку, намеренно промахнувшись и лишь слегка задев его своим ножом, и, когда тот разъяренно схватил Кларенса за предплечье, резко потянув на себя, он ударил его ребром ладони о шею, из-за чего мужчина, тут же отпустив его, упал, похоже, потеряв сознание. Кларенс, тяжело переводя дыхание, медленно выпрямился, пошатнувшись. Утерев рукавом кровь со своих губ и тут же поморщившись от боли, он лишь смерил мужчину коротким взглядом и быстро, запинаясь, бросился к Аарону, ни о чем больше не думая в этот момент. Аарон беспомощно лежал на животе в какой-то странной, даже не совсем естественной позе, и Кларенс с замирающим сердцем опустился на колени и склонился к нему, положив нож у его головы. — Аарон… Пожалуйста, прошу, будь жив, — бессвязно пробормотал он, медленно разворачивая его к себе и бережно убирая его темные волосы от бледного лица. Делая это, он почувствовал на своих пальцах нечто липкое, и, еще больше отодвинул его волосы, он увидел кровь от раны, что была на его лбу, прямо у виска. Замки внутри него вздрогнули, заставив его содрогнуться всем телом. Кларенс опустил дрожащие и испачканные в крови пальцы Аарону на шею, напряженно замерев над ним, словно статуя, пока не почувствовал хоть какую-то пульсацию, которая успокоила его, заставив выдохнуть.- Аарон, ты слышишь меня? Аарон? — позвал Кларенс, прислонив холодные руки к его щекам. Аарон слабо и с болью на лице поморщился, а затем Лэйн услышал короткий, сорвавшийся с его губ стон.- Все хорошо… хорошо, — шепотом повторял он, видя, что Аарон с трудом пытается открыть глаза.- Я приведу врача, потерпи немного… — Не думаю, что у тебя это получится, — раздался позади него все тот же низкий и хриплый голос, и, прежде чем Кларенс успел опомниться, убийца схватил его за шею с такой силой, что его пальцы на ней буквально сомкнулись. Подавившись воздухом и не сумев больше сделать ни вдоха, Кларенс попытался приподняться и оттолкнуть его от себя, отчаянно вцепившись руками в его пальцы в надежде их разомкнуть, но мужчина — изрядно потрепанный и еще более разозленный их прошлой дракой — ударил его в спину, прямо по позвоночнику, заставив Кларенса зажмуриться от резкой боли, и, когда он значительно ослабел из-за нехватки воздуха, оттащил его от Аарона и поставил на колени, опустив грудью на скамью. Когда пальцы на его шее немного разжались, Кларенс смог сделать громкий и необходимый ему вдох, сразу же закашлявшись, как если бы за это короткое время он и вовсе разучился дышать. Убийца что-то говорил ему тихо, бессвязно и зло, но Кларенс не слышал его, пытаясь прийти к себя и подняться, однако крепкие руки напавшего на него человека с силой прижимали его к скамье. Тогда он опустил руку к своей левой ноге, чтобы вытащить последний оставшийся в его ножнах нож, но мужчина заметил его движение, тут же осознав, каким образом ножи появлялись в руках Настоятеля, и с самодовольной ухмылкой, еле сдержав победный смешок, перехватил его руку и, заломав, прижал к его спине, не рассчитав (или же, напротив, рассчитав) силы. Кларенс вскрикнул от боли, пронзившей и сковавшей его тело: она пробежала от самого запястья вверх и сосредоточилась в плече, отчего каждое, даже малейшее движение корпусом тела приносило неимоверную боль. — Я сломаю ее, если не перестанешь дергаться, — сказал, нагнувшись к Кларенсу, мужчина, поднимая его запястье выше и заставляя его снова вскрикнуть. Боль была такая, будто кто-то с силой пытался выдернуть его руку из плечевого сустава, и она не затихала, даже если он замирал на месте.- Впрочем, какая уже разница, верно? — добавил его мучитель, и Кларенс даже сквозь приступ этой боли смог почувствовать, как его шеи коснулось лезвие ножа, которое дышало на него холодным металлическим дыханием смерти.- Хотите помолиться перед смертью, Настоятель? — спросил мужчина, так сильно прижав нож к шее Кларенса, что тому пришлось, несмотря на всю боль, приподнять голову и стиснуть челюсть, так громко переводя дыхание, что это заставило убийцу усмехнуться. Не таким уж и сильным он был. — Разве что перед твоей. Сперва у Кларенса даже пролетела мысль о том, что из-за сильной боли и паники от стоявшей за его плечами смерти у него начались слуховые галлюцинации, ведь голос, который он отчетливо услышал, принадлежал не убийце и не Аарону, а Марку Сардженту. Но следом за этим голосом раздались два выстрела, которые сотрясли, кажется, весь собор, оглушив зажмурившегося Кларенса звонкостью своего эха. Однако это не помешало ему почувствовать, что острая боль в его плече отступила практически сразу, а нож больше не касался его шеи. Кларенс обессиленно сполз со скамьи на пол и обернулся, полными шока и ступора глазами глядя на мужчину, который, замерев на мгновение, которое показалось Кларенсу вечностью, в своей прямой и даже какой-то натянутой позе рухнул к его ногам, хватаясь рукой за его рясу и пачкая ее кровью, которая хлынула из его груди. — За тобой придут, — еле слышно прохрипел он, глядя в застывшие и напряженно смотрящие на него глаза Кларенсе, который даже не пошевелился, чтобы попытаться отодвинуться от держащего его за рясу мужчины.- Помяни… мое… слово…- с трудом произнес последние слова он, прежде чем отпустить Кларенса и закрыть глаза. Однако выражение злости, что все это время преследовало каждое его слово, застыло на его лице, так никуда и не исчезнув. Дафна, которую сковал ступор и оглушительный звук выстрелов лишь на несколько секунд, пришла в себя и медленно вставила меч обратно в ножны, так и не успев вытащить его до конца. Она посмотрела в спину Марку, который опустил свой револьвер и не торопясь спрятал его под курткой, и, не сказав ему ни слова, лишь зажмурилась на мгновение, прогоняя от себя это давящее ощущение прострации, после чего развернулась и плотно закрыла двери собора, чтобы никто (даже если кто-то и услышал выстрелы) не смог в него зайти. Марк же прошел вперед, остановившись перед телом человека, покусившегося на жизнь Кларенса, и осмотрев его быстрым, небрежным взглядом, перевел свои тяжелые глаза на блондина. Взгляд, которым Кларенс смотрел на него, трудно поддавался описанию и объяснению. Синяя вода его глаз лишь иногда подергивалась, делая его взгляд блестящим и живым, но одновременно с этим взволнованным. Он смотрел на него глазами, в которых благодарность была смешана с какой-то трагичностью, и, пускай она была понятна Марку, его самого волновало совершенно другое, хотя по его спокойному лицу и нельзя было так сказать. Зато его глаза, скользнувшие по телу убийцы, по Аарону, что лежал без чувств, по разводам крови на лице Кларенса, говорили многое. Кажется, он злился сам на себя за то, что не зашел в собор раньше. — Когда я сказал «попробуй меня задеть», я не знал, что ты будешь использовать такие радикальные методы, — только и произнес он, протянув Кларенсу руку, когда почувствовал, что молчание между ними немного затянулось. В его усмешке не было ничего искреннего и веселого, но в этом был весь Марк — он иронизировал даже тогда, когда был очень серьезен. Кларенс глубоко вздохнул и, схватившись за руку Марка, поднялся на ноги. Сарджент же опустился на одно колено перед лежащим без чувств Аароном и осмотрел его рану, аккуратным движением поправив его темные, кое-где запачканные кровью волосы, чтобы не мешали. Подошедшая Дафна внимательно и также обеспокоенно, как и Кларенс, осмотрела человека, напавшего на него, и между ними тремя воцарилась тяжелая и многозначительная тишина, которая разрушилась только тогда, когда Кларенс, присев рядом с Аароном и взяв его за руку, чтобы еще раз проверить пульс, тихо позвал его несколько раз. — Я… я позову кого-нибудь, — неестественно спокойно — видимо, из-за мыслей, что хаотично крутились в ее голове и не давали ей реагировать на все более живо — сказала Дафна, быстрым шагом последовав к выходу из собора. — Нет, стой! — повысив голос, произнес Кларенс, попытавшись ее остановить. — Ария! Я имела в виду Ария. Я приведу его… только его, — быстро и как-то сумбурно объяснила она, успокоив этим Кларенса, ведь Арий был первым человеком, о котором она подумала и которому можно было доверять в данной ситуации. Потому что Дафна, как и Кларенс, как и, возможно, даже Марк (которого это, однако, ничуть не заботило сейчас), прекрасно понимала, что нельзя было позволить всем узнать о произошедшем раньше времени. И не для того, чтобы оградить Кларенса от давящих на него расспросов, а для того, чтобы защитить Марка, ведь новость о нападении будет быстро вытеснена новостью о том, что он, Марк Сарджент, убил человека прямо в соборе. В месте, от которого за то короткое время, что прошло после прекрасно исполненной Кларенсом молитвы, кажется, не осталось ничего святого.