No more tears in my Castle

Разговор с Нэтом немного ободрил Кларенса. Альви в принципе мог поднять настроение кому угодно, даже если он и не пытался этого сделать. Вообще, Кларенс не верил, что существуют люди, которые в.с.е.г.д.а. были в хорошем расположении духа, но Нэт постепенно уничтожал его веру в это. Однако Кларенсу снова стало не по себе, когда он пришел в цитадель, чтобы увидеть Аарона. На территории цитадели чуть дальше школы и левее восточного крыла казарм располагалось специальное здание, отведенное под больницу, где заботились о раненых рыцарях и других носителях определенных статусов. Когда Кларенс вошел в комнату, до которой его проводил лекарь, Аарон, который, казалось, будто дремал, устроившись на больших подушках, услышав шаги, медленно открыл глаза, увидев, как фигура в длинной черной мантии — которую Кларенс надел для того, чтобы его никто не узнал, ведь он был не расположен сейчас говорить с кем-то посторонним, — закрыв за собой дверь, сняла с себя капюшон, обернувшись. Увидев Кларенса, Аарон выдохнул с каким-то облегчением, как если бы тяжелый груз упал сейчас с плеч, освободив его от этой невыносимой ноши. — Кларенс, — произнес он на выдохе, — я уже думал, что не увижу тебя, пока меня не выпустят отсюда. — Мне сказали не тревожить тебя, но я ненадолго. Хотел убедиться, что ты в порядке после случившегося, — быстрым взглядом осмотрев Аарона, голова которого была перевязана, Кларенс прошел в комнату и сел на его кровати, переводя дыхание. От него мгновенно повеяло прохладой улицы. — Лекарь преувеличивает, — негромко сказал Аарон, растянув губы в слабой улыбке, — я просил отпустить меня в мой дом, но он намерен еще какое-то время держать меня здесь. — Лучше послушай его. Это может быть серьезно. Он не станет предлагать что-то просто так. — Может быть. Но все равно эта царапина у моего виска — пустяки по сравнению с произошедшим. Хорошо, что все обошлось, — Аарон пожал плечами, склонив голову набок и глядя на Кларенса снизу вверх каким-то оценивающим взглядом, будто пытаясь понять, действительно ли он был так спокоен сейчас, или же это спокойствие стоило ему огромных усилий.- Ты очень напугал меня, Кларенс. Кларенс покачал головой, слабо и как-то натянуто улыбнувшись. — Такое случается, ты же знаешь. Со всеми моими данными я не могу нравиться абсолютно всем. Ничего. Меня готовили к этому, — Кларенс постарался произнести это как можно более спокойным голосом, будто чтобы заверить в этом Аарона или же чтобы в какой раз напомнить самому себе о том, что он действительно должен был быть готов к тому, что подобные нападения будут случаться. И речь шла не только о физической подготовке, с которой он справился намного лучше благодаря тренировкам. Моральную подготовку нельзя было натренировать. Поэтому неважно, как уверенно и спокойно звучал его голос — для тех, кто знал его хотя бы немного, было очевидно, что он лжет. А Аарон знал Кларенса. Меньше, чем его знали члены его Ордена. Меньше, чем его знал Тристан Гамильтон и его сын. Возможно, даже меньше, чем его знал сам принц Леандр. Но он знал его. Наблюдал за ним с самого детства, когда их дома стояли напротив друг друга. Наблюдал за ним, пока мальчишкой пел в хоре собора. Наблюдал, пока работал его помощником — это был тот самый период, когда они впервые начали общаться, что вскоре привело к тому, что Аарон стал вторым человеком после самого Лэйна, кому Кларенс мог доверять все, что происходило в соборе. Возможно, они не рассказывали друг другу свои тайны и не были настолько близки, как старые друзья, но за все то время, что они провели бок о бок в этом соборе, Аарон у.з.н.а.л. его. И иногда он прекрасно понимал, что было у Кларенса на сердце, когда он, закрывая глаза, читал молитву, или же когда общался с прихожанами, или когда испускал тяжелый вздох, гася на ночь свечи. Поэтому он учуял эту ложь, которую Кларенс так хотел выдать за правду, но, раз уж ему так хотелось, чтобы ему поверили, Аарон решил «поверить», а не упрекать его в том, что он сказал так только для того, чтобы за него не волновались. — Вообще-то…- на мгновенье обнажив зубы в улыбке, произнес Аарон, — я говорил вовсе не о нападении. А о том, что ты бросился меня защищать со словами: «Хочешь убить меня? Так давай, вперед!» — Кларенс усмехнулся, услышав пародию на свой голос в исполнении довольно низкого голоса Аарона, но Аарон вдруг перестал улыбаться и посмотрел на блондина очень серьезным взглядом.- Твоя опрометчивость тебя погубит, Кларенс. — Это было не опрометчивое и не спонтанное решение, — качнув головой, возразил он. На его лбу нарисовалась пара напряженных морщин. — Это было глупым решением. Совершенно. Абсолютно. — Оно было правильным. — Иногда правильность вещей не отменяет их глупости, — с легкой усмешкой тихо перечил ему Аарон, встретившись с ним глазами.- Тебе стоит иногда думать о том, какой ты важный. У Кларенса пробежали мурашки по коже. «Важный». Это звучало так… странно и неправильно, пускай и справедливо с точки зрения его статуса. Но Кларенса все равно передергивало от одного только упоминания этого слова в контексте с ним. Ведь оно автоматически делало всех, кто его окружал, «неважными», теми, кем можно было пожертвовать. А это казалось ему страшным. — Моя «важность» не будет губить невинных людей. По крайней мере, допускать это было бы совершенно неправильно с моей стороны, — пожав плечами, сказал Кларенс, осматривая место раны Аарона. Подумать только, если бы удар был сильнее, он бы мог и не очнуться, и они бы больше никогда не заговорили. — В этом весь ты. Стоишь на страже своего народа, — с немного наигранной торжественностью проговорил Аарон, отвлекая внимание Кларенса от своей раны.- В конце концов, возможно, я тоже поступил глупо… — Да. Очень, — проникновенным голосом перебил его Кларенс, кивнув. — Но я не мог по-другому. Кто бы вообще смог промолчать? Все, что говорил этот человек, вызывало у меня злость, потому что… потому что все это было неправдой, — Аарон попытался приподняться, чтобы сесть на кровати, но вдруг поморщился и зажмурил глаза, прислонив одну руку в своей голове. Кларенс обеспокоено взял его за руку, приблизившись к нему, но Аарон жестом остановил его, будто говоря, что все было в порядке.- Все, что он говорил, было бредом, Кларенс. Бредом помешенного человека, и я надеюсь, ты это понимаешь, — открыв глаза и медленно садясь на кровати, продолжил Аарон, глядя прямо в обеспокоенные глаза Лэйна.- Ты выбрал этот путь, Кларенс, поэтому возьми себя в руки и перестань думать о том, что ты мог сделать не так, — строгим голосом произнес Аарон. Кларенс слабо усмехнулся. Зачастую Аарон был именно таким — строгим и серьезным, даже слабая улыбка от него казалась редкостью, за что над ним часто подшучивал Марк.- Просто послушай меня, если ты все еще сомневаешься в этом. Ты не добавлял этому королевству бед — ты стал его надеждой. Ведь именно так говорят те, кто приходит в этот собор, чтобы увидеть тебя. Ты их надежда. Они не знают твоих целей и того, что ты пытаешься сделать — никто этого пока не знает — но они это чувствуют. Это чувствуют все. Даже те, кто не знает тебя. Именно поэтому ты стал головной болью для Ареона, и Дианы, и в особенности для Севера. Они чувствуют, что с тобой у Нового Эралеона больше шансов все изменить. Те, кто желает тебе смерти, боятся тебя, Кларенс, — проникновенным, но тихим голосом, будто очень стараясь донести это до блондина, проговорил Аарон, медленно перевернув руку, которую сжимала рука Кларенса, ладонью вверх, чтобы сжать его руку в ответ. Кларенс почувствовал эту всеобъемлющую поддержку многих-многих людей, исходящую тем не менее от одного-единственного человека, и на мгновение он даже забыл о том, что не давало ему спать всю ночь. Он уже перестал задаваться вопросами, откуда у Аарона, в общем-то, как и у Леона, у Дафны, у Марка, и даже у Нэта была такая уверенность в том, что у него обязательно получится исполнить свой долг — на подобные вопросы никогда не было ответов — но иногда ему тоже хотелось почувствовать такую уверенность. Ведь рано или поздно появлялись те, кто видел в нем абсолютную преграду к счастливому будущему. — Лучше бы они оставляли свои страхи при себе, — слабо ухмыльнувшись, после недолгой паузы проговорил Кларенс. Аарон понимающе покивал, прикусив губу. — Я знаю, что ты все еще думаешь о словах, сказанных этим человеком. Но ты не должен себя ни в чем винить. Ни в его смерти. Ни в моей пустяковой ране. Ни в чем-либо другом. — Если это не вина, то это ответственность, — с коротким вздохом произнес Кларенс, отстраняясь от Аарона и садясь прямо на его кровати.- Ответственность преследует нас на каждом шагу. Ты можешь быть не виноват, но ты будешь ответственен. И я… не говорю сейчас о себе, — неуверенно добавил он, потому что это было правдой — меньше всего сейчас Кларенс думал и беспокоился о себе. Аарон внимательно на Настоятеля посмотрел, склонив голову набок. Кларенс не видел этого оценивающего взгляда, который скользил по его лицу какое-то время, поэтому не мог заранее догадаться, что Аарон понимал, о чем он сейчас говорил. — Мне известно о том, что сделал Марк, — после недолгого молчания все же сказал Аарон, заставляя Кларенса снова посмотреть на него немного ошарашенным, неуверенным и даже каким-то обеспокоенным взглядом. Все потому, что Кларенсу было известно о довольно своеобразном отношении Аарона к Марку. Он его… не то чтобы побаивался, но точно сторонился. Они практически никогда не говорили, и Аарон явно чувствовал себя неуютно, когда оставался наедине с Марком. Возможно, он чувствовал, что от Марка исходит опасность, и если раньше Кларенс не придавал этому никакого значения, то сейчас, при данных обстоятельствах, его это угнетало. Ведь могло сложиться мнение, будто Марк и правда опасный. Но Сарджент был вовсе не таким.- Я слышал, у него могут проблемы из-за этого. — Послушай…- произнес Кларенс, заправив выбившуюся из-под хвоста белесую прядь волос за ухо, — я знаю, что ты всегда немного сторонился его, но то, что он сделал вчера… он просто… — Он защищал тебя, — понимая, к чему клонил Кларенс, решил прервать его Аарон, ведь, несмотря на его личное отношение к Марку, подобные вещи для него были очевидны. И он точно не винил Марка в том, что он сделал. Кларенс встретился с Аароном взглядом, замерев и, видимо, не ожидав, что он именно так на это отреагирует, но Аарон слабо улыбнулся, пожав плечами.- Как и всегда. Он всегда защищал тебя, верно? — Да. Разумеется. Как и остальные, — кивнув и кратко улыбнувшись, видимо, от облегчения, проговорил Кларенс, на что Аарон вдруг покачал головой, будто предвидя такой его ответ и сказав еще более серьезно: — Нет, я говорю о другом. Марк всегда делал это по-другому. Не как остальные. Не как остальные? Кларенс лишь коротко улыбнулся Аарону, не зная, что и ответить на это, но слова Аарона так глубоко засели в его голове, что он не мог перестать думать об этом весь день. Ему не хотелось ничего переспрашивать у него, потому что возвращаться в его покои только за тем, чтобы задать ему нелепый вопрос: «Что ты имел в виду, когда сказал это?» было бы странно и неудобно, да и к тому же сам Аарон говорил с ним тогда таким тоном голоса, что было абсолютно ясно: Кларенс должен был прекрасно понимать его слова. Вот только Кларенса они только поставили в тупик, всплывая в его голове даже в те моменты, когда он старался не заострять на них внимание, словно какая-то навязчивая мысль, от которой было не отделаться. Марк всегда делал это по-другому. По-другому? Разве? Разве его действия не отличаются от действий Дафны или же Леона только потому, что Марк в принципе другой и всегда был другим, с самого детства? Он ведь рос вдалеке от них, в Вердене, и в раннем возрасте пережил то, о чем они никогда и помыслить не могли. За один день у него отняли в.с.е, что у него когда-либо было, весь его мир перевернулся в тот день или же уничтожился и заново построился только здесь, в Карлие. Разумеется, он был другим. Разумеется, его действия отличались от действий других, но Кларенс всегда принимал это за должное. Но ведь Аарон знал об этом всем, несмотря на то что он ему был совсем не по душе, ему все равно было обо всем известно, и было не похоже, что он говорил именно об этом. Почему именно Аарон? Человек, который знал Марка не так хорошо, как остальные, которому всего несколько раз в жизни выпадала возможность увидеть, как Сарджент защищает Кларенса, говорил том, что он делает это не так, как остальные. Что он защищает его по-другому. Неужели Аарон увидел что-то, чего Кларенс никогда не замечал? «Нет. Не может быть. Мы так часто находимся рядом, разве я бы ничего не заметил? Я ведь знаю Марка. Я з.н.а.ю. его. Неужели я настолько в этом уверен, что даже на мгновение не хочу допускать обратного? — подумал Кларенс, до этого очень стараясь не зацикливаться на этих мыслях, которые в конце концов все равно его одолели, заставив подчиниться.- Он столько раз защищал меня от гибели, а я и не заметил, что он делает это как-то по-особенному? Не увидел этого в его действиях? Или в его глазах? Раньше практически все, что делал Марк, казалось мне странным и имеющим особый почерк, который есть только у Сарджента. Но я привык к нему. Привык даже иногда не пытаться найти объяснение его поступкам, потому что, если он не хочет, чтобы кто-то о чем-то знал, никто об этом и не узнает. Возможно, он просто не хочет, чтобы я замечал то, что заметил Аарон? Бред. Даже звучит странно. Почему я вообще об этом думаю? Вчера Марк убил человека, потому что я мог умереть от его руки. И то, что я могу для него сделать, это убедиться, что он от этого никак не пострадает. Перестань… забудь об этих словах, сейчас не время», — мысленно умолял себя он, пока ходил из комнаты в комнату по дому, пытаясь заняться несколькими делами одновременно и в итоге бросая все. Пускай Кларенс и убеждал себя, что, несмотря на их странные, «особые» отношения, он все равно знал Марка даже лучше, чем Дафна или кто-либо еще (за исключением, похоже, Леона, который, может, и не знал Марка, но совершенно точно его понимал), он прекрасно осознавал, что это могло быть неправдой. Точнее, его это пугало, и он вовсе не хотел об этом думать. Ведь он по-прежнему не знал, почему Марк вступил в Орден, если он не преследует тех же целей, что и Кларенс, и не заинтересован во всех этих «предназначениях», «высших целях» и религии — более того, он относится к последнему достаточно скептично. Он не знал, хотел ли Марк когда-то поменять свое решение. Он не знал, что иногда было у него в голове, когда он очень задумчиво смотрел куда-то в сторону или же на самого Кларенса, молча в те моменты, когда он мог что-то сказать, ответить ему в своей обычной манере, съязвить или усмехнуться. Кларенс не знал, что двигало им, когда он убивал других людей за него. Хотя сам Марк всегда называл это долгом. Разве это было не так? Были вещи, которые Кларенс не мог просто так у него спросить, потому что каждый раз, когда он об этом думал, у него ком вставал поперек горла, как намек на то, что он не сможет произнести ни слова — он не знал почему. Возможно, ему просто не хотелось знать ответы. Не хотелось, чтобы ему об этом говорили. Или же страх, что ему так и не скажут. Ведь он и сам должен понимать это, если он хоть немного знал Марка Сарджента. Ровно так же, как что-то понял Аарон, заставив его задуматься о том, что, похоже, он говорил вовсе не о тех моментах, когда Марк его ф.а.к.т.и.ч.е.с.к.и. защищал от кого-то или от чего-то, а о тех моментах, когда ему вовсе не грозила опасность. О том, как Марк Сарджент защищал его в.с.е. о.с.т.а.л.ь.н.о.е. в.р.е.м.я. О том, как он продолжал защищать его даже в его отсутствии. Тогда, когда он этого не видел. — Не думаю, что у Вас есть основания обвинять Кларенса в том, что он, как Вы выразились, «закрывает глаза на мои действия». Этим вы ставите под сомнение искренность его намерений и целей как Настоятеля, как, в общем-то, и его авторитет. Джозеф Кордейл, медленно прогуливающийся из стороны в сторону вдоль алтаря, в самой, должно быть, освещенной части собора, из-за чего на его лице было видно каждую напряженную морщинку, остановился и посмотрел на Марка Сарджента с каким-то особым вниманием в глазах. Он делал все это настолько сосредоточенно и с такой тяжестью в каждом движении, что могло показаться, будто он выносит смертный приговор человеку, которого ему придется самому казнить через минуту. Марк, будто преступник с еще не доказанной виной, неподвижно стоял прямо перед ним, сложив руки на груди, до этого глядя куда-то в сторону своим далеким от легкости и безмятежности взглядом, посмотрел на советника в ответ, заметив, что тот остановился, чтобы смерить его взглядом. У Дафны было плохое предчувствие — ей не нравился этот затянувшийся контакт глазами. Все это время она стояла рядом с Марком и выслушивала несправедливо серьезные обвинения, которые он до этого самого момента пытался преподнести довольно завуалировано, в своей обычной витиеватой манере, и она пыталась сохранять спокойствие, хотя бы внешне, даже в те моменты, когда буквально начинала закипать от услышанного и взволнованно смотрела на Марка, ожидая, что он может не сдержаться и сказать что-то, что вовсе не должен был говорить. Но Сарджент держался довольно достойно, пускай и не совсем аккуратно. Но он и не знал, что Кордейл может так просто заявиться в собор со своей личной охраной (от кого она его защищала?) и начать этот разговор после того, как этот вопрос уже закрыли во дворце. Никто не мог ожидать этого. Даже его сын, Тео Кордейл, который также находился в этот момент в соборе, стоя неподалеку у келий и не отрывая от своего отца раздраженного, даже какого-то гневного взгляда. — Не заостряйте внимание на этих словах, мистер Сарджент, — наконец разрушил тишину советник, — речь сейчас вовсе не о Настоятеле, а о ваших неоправданно жестоких и возмутительных действиях. — Они были лишь ответом на такие же неоправданно жестокие и возмутительные действия. — Вы состоите в Священном Ордене, мистер Сарджент, — с толикой возмущения в голосе возразил советник Кордейл. — Цель которого защищать Настоятеля. Да. Я помню, — строго ответил или же, скорее, бросил Марк, снова медленно переведя свои тяжелые глаза на Кордейла. Каждый раз, когда их взгляды встречались, советник заметно морщился. Марк знал, что совсем не нравился ему, что ему был противен его смелый взгляд и дерзкая манера говорить. Он также знал, что ему не нравился и Кларенс, правда, по гораздо большим причинам, о некоторых из которых, Марк был уверен, они даже не догадывались. Однако он никогда не позволял себе морщить при нем лицо. Кордейл думал, что Марк Сарджент был недостоин этого места. Думал, что он был диким, неуправляемым, слишком своенравным, возможно, даже опасным. Сарджент прекрасно читал это в его высокомерных глазах: для советника самого короля, который всегда обязан был выражать полное равнодушие хотя бы внешне, у Кордейла плохо получалось скрывать свое отношение. — То, что Вы сделали прошлой ночью, имеет мало общего с «защитой». Это было убийством. Вы убили человека, совсем не подумав о том, что рядом были мирные жители, которым совсем неизвестно о том, что члены Священного Ордена имеют мало общего с их образами благородных рыцарей и вот так просто убивают людей, а сам Настоятель, я повторюсь, закрывает на это глаза. Я уже не говорю о том, что данное… в.о.з.м.у.т.и.т.е.л.ь.н.о.е. действие произошло здесь, в соборе, священном месте, которое Вы осквернили кровью и оружием, — закончил Кордейл, не отрывая взгляда от Марка. Советник всегда говорил очень медленно, как бы придавая каждому слову особый вес, и такая манера говорить раздражала Сарджента только больше. Дафна взглянула на него, почувствовав возросшее напряжение, исходившее от него, и увидела, как его глаза сузились, а губы сжались в одну линию. — Не хотите поговорить со мной о том, п.о.ч.е.м.у. это вообще случилось? Почему в этом соборе, в этом… священном месте…- разведя руками, с усмешкой произнес он, скопировав ту важность, с которой Джозеф Кордейл произнес эти слова, — оказалось так небезопасно? Реши он сделать это немногим раньше, во время молитвы, и жертв среди мирных жителей было больше, не только Аарон. Как этот человек проник в Карлий? Где уверенность в том, что в этом городе больше нет таких, как он? — Что ж… если бы Вы его ранили, мистер Сарджент, и он бы остался жив, мы бы это обязательно выяснили, — практически перебил его Кордейл, не стерпев того, каким тоном с ним говорил Марк. — Но он мертв, — отрезал Марк, пожав плечами и смахнув с лица прядь своих темно-медных волос.- И тому есть причина. Если никто больше не может позаботиться о том, кто въезжает в этот город, то об этом позабочусь я. — Что происходит? Что ты здесь делаешь? — Тео настолько внимательно прислушивался к их разговору, переводя глаза от своего отца к Марку и наоборот, что не замечал ничего вокруг себя, увидев Ария только тогда, когда тот, подойдя к нему, дотронулся до его плеча и вполголоса произнес эти слова. До этого Гамильтона заметила только Дафна, которая увидела, как дверь в собор отворилась и как озадаченный и не спускающий глаз с советника Арий проходит внутрь, вовремя заметив Тео и направившись к нему. — Я пришел сюда с Дафной, чтобы увидеться с Кларенсом, но здесь был только Сарджент. А потом сюда пришел мой отец, и это продолжается уже какое-то время…- так же тихо ответил Тео, лишь коротко взглянув на своего друга. — Черт возьми…- шепотом ругнулся Арий, обеспокоено взглянув на советника.- Я только недавно виделся с Леандром. Мне казалось, все уже решено? — Не спрашивай, я сам не понимаю, — с усмешкой произнес Тео, складывая руки на груди и переминаясь с ноги на ногу. — До этого необходимость определенных действий со стороны Священного Ордена не вызывала в нас никаких сомнений, но в этот раз… — В этот раз? В этот раз это также было необходимостью, — перебил Марк советника Кордейла, что второму не очень понравилось, судя по тому, с какой строгостью в глазах он взглянул на Сарджента, замерев на месте и сжав губы в плотную линию. Дафна, внимательно наблюдавшая за его реакцией, лишь закатила глаза и с тяжелым вздохом сложила руки на груди, прекрасно понимая, что любая реакция Марка, кроме подчинения и смирения, вызовет у Кордейла пропитанное строгостью возмущение. — Вы даже не осознаете, что совершили, — сухо произнес советник, встретившись с тяжелым темно-зеленым взглядом Сарджента. — Я выполнял свой долг. — Нет. Вы совершили убийство, абсолютно не подумав о последствиях. — Не было никакого времени, чтобы подумать о последствиях. Марк поступил п.р.а.в.и.л.ь.н.о., — впервые за все это время подала голос Дафна, и он звучал так уверенно и не по-женски твердо в этой воцарившейся в соборе тишине, что казалось, будто ее слушали сейчас не только люди, но и сами стены. Марк покосился на Дафну, решив промолчать и не останавливать ее — она и так слишком долго молчала, выслушивая безумные речи Кордейла и все это время не отходя от Марка, будто в любой момент готова была закрыть его от стражников, которые поглядывали в их сторону.- Он поступил правильно, — повторила она все так же твердо.- Я бы поступила так же. Если бы у меня было время подойти ближе, я бы убила этого человека своим мечом. Потому что выбор был между двумя жизнями — он уже держал нож у шеи Кларенса. Как ни печально признавать, за этим мы не уследили, и в этом наша вина. Но если бы не Марк, не его владение револьвером и не его точность, мы бы лишились Кларенса. — Спокойно, мисс Эйнсворт, — выслушав Дафну и смерив ее пронзительным взглядом, произнес Кордейл, — я все еще сомневаюсь в Вашем хладнокровии и осмотрительности после пропажи Вашего брата, что, несомненно, было огромной утратой для всего королевства, но явно слишком сильно повлияло на Вас в эмоциональном плане, — добавил он таким спокойным и прохладным голосом и с не менее прохладным выражением лица, что это заставляло усомниться в искренности его слов и сожаления. — Арий, тебе нельзя слишком явно защищать кого-либо из собора, ты ведь помнишь? — сквозь зубы проговорил Тео, заметив, как Арий, сжав руки в кулаки, дернулся вперед. — Ты слышал, что он сказал ей? — Слышал. Не так яро, Арий, — твердо повторил Тео, дотронувшись рукой до груди Гамильтона. Но Арий не был единственным, кого это возмутило. Не дав Дафне ответить, Марк с вызовом вышел вперед, поравнявшись с советником. — Не говорите так с ней. — Мне кажется, или в вашем голосе звучит угроза, мистер Сарджент? — «уточнил» Кордейл, будто специально пытаясь усугубить ситуацию для Марка. Арий почувствовал, что в этот момент Марк мог сказать что-то непоправимое (ведь когда это его останавливали обстоятельства?), поэтому решил вмешаться, пару раз глубоко вдохнув и выдохнув, как и советовал ему Тео. — Советник Кордейл, — громко произнес он, отрывая его внимание от Сарджента, — при всем уважении, но Ваши замечания совсем не уместны сейчас. Дафна состоит в этом Ордене уже много лет. Ровно так же, как и Марк. Они знают свое дело, и мы не вправе в него вмешиваться. — До тех пор, пока они не переходят границы. — Неужели Вы считаете, что существуют какие-либо границы, когда речь идет о защите Настоятеля и «Истины»? — А Вы так не считаете, Арий? Не считаете, что народ может быть той самой границей? Быть может, Вы также думаете, что Настоятель важнее народа, который он защищает? — неторопливо спрашивал советник, повернувшись к Арию. — Прикрывается народом — как это низко, — шепнула Дафна Марку, дернув губой. Все это больше и больше напоминало ей подготовленный постановочный разговор, прямо как в одной из пьес в театре. Дафна любила театр, даже очень. Но в той пьесе, что разворачивалась сейчас, все реплики были известны только советнику Кордейлу. — Отец… — Тише, Тео, у тебя нет права вмешиваться в этот разговор, — быстро пресек любое вмешательство со стороны своего сына советник Кордейл, подняв руку и прикрыв глаза, будто не желая ничего слушать, что взбесило Тео еще больше. — Это у тебя нет права приходить сюда и в чем-то кого-то напрямую обвинять, — ответил он, сделав пару шагов вперед навстречу отцу.- Сегодня утром состоялось собрание, на котором король принял решение признать Марка невиновным и снять с него все ранее выдвинутые обвинения, оставив в силе только предупреждения. Разве эта тема не должна быть закрыта? Такое дерзкое поведение собственного сына задело Кордейла, поэтому он какое-то время молчал, просто прохладно глядя Тео в глаза. Между ними были плохие отношения, это ни для кого не было секретом, ведь Тео старался как можно меньше общаться со своим отцом и все сильнее укреплял свои позиции в армии, чтобы быть как можно дальше от службы во дворце, где его мечтал видеть советник Кордейл. Но все же при людях Джозеф старательно делал вид, что между ними не было никакого разлада, ведь то, что его ослушался собственный сын, весьма унижало его. Поэтому такая дерзость со стороны Тео способна была поставить советника Кордейла ненадолго в тупик. — Король имеет некоторые… сомнения по поводу принятого им решения, и я как советник не могу их проигнорировать, — сухо и медленно ответил советник, больше на Тео так и не взглянув. — И что надобно советнику? Чтобы я признал себя виновным? Никогда, — усмехнувшись, отрезал Марк.- Я сделаю это еще хоть тысячу раз, и все равно, что будет. — Тише, Марк, — одернула его Дафна, коснувшись рукой его локтя, но тот лишь дернул рукой в ответ, показывая всем своим поведением, что сейчас лучше было бы никому его не трогать. Советник смерил Марка взглядом, сцепив руки за спиной в замок, и хмыкнул, дернув губой. — То, что Вы делаете, Марк, неприемлемо для члена такого Ордена, как этот. — Благодарю Вас, советник, но это мои люди. Я сам с ними поговорю, если посчитаю нужным, — громкий голос Кларенса раздался будто бы из ниоткуда. Никто не видел, как он вошел в собор, никто и не заметил, что он находился, но его голос заставил советника обернуться и отступить, открывая тем самым глазам Марка и Дафны Кларенса Лэйна, на удивление всех облаченного в свою длинную приталенную рясу и направляющегося к ним строгой и твердой походкой. Его никто не ожидал здесь увидеть. Ни Дафна с Марком, которые быстро переглянулись, одновременно заметив его спокойное, даже какое-то серьезное выражение лица, ни Арий, который был уверен, что Кларенс возьмет перерыв и останется сегодня у себя в покоях, ни Джозеф Кордейл, который, увидев высокого блондина — на лице которого ничего не напоминало о произошедших вчера событиях, кроме, разве что, ушиба на скуле, — стиснул зубы так сильно, что его челюсть четко обрисовалась, выдавая его напряжение.- Не нужно говорить с моими людьми в мое отсутствие, — после небольшой паузы произнес Кларенс, медленно обойдя советника и развернувшись, встав прямо перед Дафной и Марком и проигнорировав их пристальные взгляды. Его голос звучал прохладно. Но совсем не так, как голос Джозефа Кордейла. В его прохладе слышалась с.и.л.а. И эта сила, при учете всех обстоятельств и недавних событий, кого угодно могла поставить в тупик. Как это и произошло с Кордейлом, который некоторое время молчал, будто не находя, что ответить. — Сомневаетесь в моем благоразумие, Настоятель? — с тихой усмешкой все же спросил он, не отрывая глаз от Кларенса. — Вы обвиняете человека, спасшего мне жизнь, в том, что-то, что он сделал, было неприемлемо. Следовательно то, что я жив, для Вас неприемлемо, советник, — Кларенс повел плечом, соединив руки в замок перед собой и перебирая большим пальцем четки, свисающие со второй руки. — Вам прекрасно известно, что это неправда. Я лишь высказываю обеспокоенность короля, которую не могу игнорировать. Очевидно, что Его Величество решило закрыть глаза на данную ситуацию, принимая во внимание тот факт, что мистер Сарджент является незаменимым членом Ордена, а также его помощь армии довольно ценна, вот только…- Кордейл медленно перевел глаза с Кларенса на Марка, который стоял прямо за Лэйном, продолжая испепелять советника своим тяжелым взглядом, — на все ли нужно закрывать глаза? — Меня настораживает Ваша настойчивость вмешиваться в дела собора, советник, — вместо ответа произнес Кларенс, немного сузив глаза.- Или снова скажете, что я предъявляю претензии на пустом месте? Но, позвольте, Вы сейчас находитесь в соборе и тратите свое время на обвинения моих людей в том, что они следуют клятве, принятой при вступлении в Орден. — Советую Вам, Кларенс, не разговаривать со мной в таком тоне, — предупредил советник, на что Кларенс лишь дернул бровями, как-то задумчиво покивав. — На Вашу жизнь когда-нибудь покушались, советник Кордейл? — спросил он, приводя Кордейла этим вопросом в легкий ступор.- Я в этом очень сомневаюсь. Иначе Вам было бы известно, что человека, которого пытались убить, не так-то просто напугать. — Я не пугаю Вас, Кларенс, а призываю к осмотрительности, — ответил Кларенсу советник, явно с трудом подавив в себе волну возмущения, которая накрыла его с этими словами. — Благодарю, но не стоит давать мне советов, которых Вы сами не придерживаетесь. — Пастор, — тихо позвал его Сарджент, незаметно для всех взяв его под руку, из-за чего ничего больше Кларенс так и не смог сказать. Арий тихо усмехнулся, поражаясь тому, насколько смело и открыто Кларенс отвечал советнику, совершенно не беспокоясь о том, что он должен был соблюдать какую-то грань в разговорах с «дворцом». Между Кордейлом и Кларенсом и раньше происходили довольно напряженные и неоднозначные разговоры, что было неудивительно, что ведь Джозеф Кордейл был одним из тех, кто изначально был против того, чтобы выполнять последнюю волю прошлого Настоятеля и позволять его внуку, тогда еще ребенку, занять этот важный пост, и многим казалось, что мнение советника с годами так и не поменялось, хотя сам Кордейл это всячески отрицал. Однако Кларенс впервые отвечал советнику в такой манере, до этого будто стараясь соблюдать какие-то навязанные ему извне принципы, но в этот раз, похоже, все было по-другому. Подумав об этом, Арий перевел глаза на того, кто стоял прямо за Кларенсом, на Марка Сарджента, который все это время молчал, будто не смея вмешиваться в этот разговор. Конечно. Вот в чем было дело в этот раз. Марк это тоже осознавал. Он всегда считал Кларенса по-особенному сильным человеком, и однажды, на том балу в честь дня рождения принца, он даже сказал ему об этом, но сейчас… сейчас Кларенс был сильным для него. Ведь сейчас он защищал его. Каждым своим словом, каждым взглядом, брошенным в сторону Кордейла, каждым действием Кларенс защищал Марка Сарджента, не замечая, как начинает выходить из себя, ставя под угрозу себя вместо Марка. Именно поэтому он остановил его. Ему не нужно было больше смотреть на это. Почувствовав, как на его руку легла теплая рука Марка, Кларенс, не сумев больше произнести ни слова, медленно обернулся, встретившись своими немного встревоженными, синими, словно то самое озеро, глазами с Марком, который так же тихо, оставив это между ними, произнес: — Они ничего мне не сделают. Ничего. — Я просто…- как-то отстраненно сказал в ответ Кларенс, так и не разобравшись за эти секунды, что именно он хотел сказать. Но Марк лишь покивал, все с таким же спокойствием глядя ему в глаза. — Я знаю. Спасибо. Кларенс так же медленно снова повернулся к Кордейлу, прозрачным взглядом смотря несколько секунд перед собой, но затем, будто собравшись с мыслями, он поднял свой взгляд на советника и стражу, отпустив или же, правильнее будет сказать, забрав свою руку у Марка. — Если Вы сказали все, что хотели, я надеюсь, этот разговор закончен. Я настаиваю, — решительно сказал Кларенс, чтобы заставить Кордейла наконец покинуть этот собор. Сам же он, дождавшись, пока стража выйдет за дверь, а советник, стиснув зубы и что-то совсем тихо проговорив, развернется, чтобы уйти, сказав, что ему нужно кое-что закончить, прошел к лестнице с таким лицом, будто бы ничего и не произошло. Марк проводил его внимательным взглядом, облокотившись о кафедру и согнув одну ногу в колене. Это было странно, но иногда разговоры с Кларенсом для него походили на карабканье через высокий забор или же ограждение. Неважно, как высоко ты уже забрался, в любом случае нужно было еще приземлиться. — То, как быстро он берет себя в руки после таких случаев, не перестает меня поражать. Хотя давно пора было перестать удивляться, — Дафна сказала это Марку как раз в тот момент, когда тот каким-то задумчивым взглядом смотрел на свою руку, разглядывая пальцы, которыми он держал только что руку Кларенса, и перстень отца, который поблескивал на его среднем пальце. Сарджент поднял голову, посмотрев на девушку, которая, проводив Кларенса взглядом, встретилась с ним глазами.- Помнишь тот самый раз, когда на Кларенса впервые напали и попытались убить? Он еще после этого часами сидел у руин Святой Клементины. Тогда с ним очень долго говорил Леон. Единственный, кто мог тогда подойти к нему. Я думаю, что он по-прежнему держится именно из-за его слов, — чуть сузив глаза, что добавляло ее словам еще больше оттенка предположения, проговорила она, смахнув свои карамельные волосы с плеч. Марк скривил губы в ухмылке, качнув головой. — Хочешь сказать, что он постоянно вспоминает это, потому что ни ты, ни я никогда не сможем подобрать нужные слова? Дафна выразительно усмехнулась, закатив глаза, а затем коротко дотронулась до плеча Марка своей рукой. — Я не об этом, Марк, — покачав головой, произнесла она, с каким-то особенным, до этого незнакомым Марку выражением в глазах на него посмотрев.- Будь аккуратен. Ты очень важен для него, — зачем-то добавила она, спустившись после этого с двух ступенек к Арию, который встретил ее выразительной улыбкой. — Это правда? То, что ты сказал про короля? — увидев, как к нему подошел Тео Кордейл, спросил Марк, вопросительно изогнув бровь. — Про то, что он признал тебя невиновным и велел держать случившееся в секрете? Да, правда. Арий только что виделся с Леандром. — Понятно. Видимо, он тоже повлиял на это. — Видимо. Леандр всегда поддерживал вас перед королем. Но даже несмотря на это, Сарджент, постарайся в ближайшее время не впутываться в какие-либо истории. Хотя бы несколько дней, — с коротким смешком «попросил» Тео. — Дело не в том, что это хотел сделать именно я. У Дафны был меч, а у нас действительно не было времени, он практически коснулся лезвием ножа его шеи. Когда я это увидел, мне как глаза застлало, у меня даже мысли не промелькнуло, чтобы ранить этого ублюдка. — Тебе хотелось его убить. — Именно, — хмыкнул Марк, перемнувшись с ноги на ногу.- Но я бы спокойно пережил, если бы это сделала Дафна. Но, как я и сказал, нас всего двое, а у нее был меч. — Может, вам и вправду задуматься над тем, чтобы принять этого Альви в Орден? — усмехнувшись, произнес Тео, на что Марк только посмотрел на него взглядом, который сам за себя будто говорил: «Даже не начинай». Сарджент так и не остался внизу с Арием, Дафной и Тео, а медленно поднялся наверх за Кларенсом. Он не знал, чем он там занимался: действительно ли ему нужно было что-то сделать или же ему просто хотелось побыть одному, как и сегодня утром, когда он просто заставил себя выйти на улицу и с тех пор так и не оставался наедине с собой. Это было неважно. Марк все равно решил побыть неподалеку. На случай, если что-то произойдет. На случай, если кто-то снова подумает, что он был совершенно один. Или, как сказал бы Леон Эйнсворт, «на случай, если он сам так подумает».