No more tears in my Castle

Есть люди, которых нельзя было даже просто обнять, потому что они могли закрыть ловушку, которую всегда держали открытой и наготове, а быть запертыми внутри нее вместе с ними означало, что ни одному из них уже никогда было не выбраться из нее. Деревья вокруг были такими высокими, что за ними едва ли можно было увидеть солнце. Оно не показывалось слишком часто в эти дни, но, когда оно все же появлялось, его лучи с трудом могли пройти через решетчатую стену из стволов и пушистых иголок. Три холма, расположенных достаточно далеко друг от друга и образующих пространство, именуемое Малверн Хиллс, обычно задерживали солнце на себе, не пропуская его дальше, но, когда оно находилось в зените, его длинные теплые лучи все же достигали мягкой земли, кое-где покрытой пушистым мхом. Холмы образовывали неглубокую впадину, покрытую деревьями, и река, спускающаяся с одного из холмов, пересекала эту впадину, прячась в ущелье меж другими холмами. Лес здесь был густым, достаточно густым, чтобы скрыть своими деревьями большое старое поместье, которое можно было увидеть, только если забраться на самый верх самого высокого холма Малверн Хиллс. Но, даже определив его точное местоположение, добраться до этого поместья было крайне трудно из-за того, что в этом лесу не было дорог, только запутанные тропинки, и ни одна из них не вела прямо к дому. Только те, у кого была карта или кто был в этом доме хотя бы несколько раз, мог безошибочно добраться до него. У поместья не было своей территории, и сада, присутствие которого очень характерно для таких поместий, тоже не было. Правильнее было сказать, что вся территория Малверн Хиллс принадлежала этому поместью, а у его необычного, труднодоступного местоположения, было особое предназначение. Это поместье не было собственностью богатых графов или лордов, земли которых обычно включали в себя небольшие деревни и даже города, оно было собственностью самого короля, одной из его резиденций, в которой он был всего несколько раз, и то из военных соображений, ведь об этой территории врагу было неизвестно, даже тем, кто жил в Новом Эралеоне и неподалеку от Малверн Хиллс, было неизвестно о наличие этого поместья в лесу между холмами. Все это делало поместье Малверн идеальным местом, чтобы что-то в нем спрятать. Или же кого-то. Осенью солнце в Новом Эралеоне было редкой привилегией, а с самой середины осени, ближе к зиме, оно практически не показывалось, пускай погода и не была такой уж холодной. Бывало, солнце редко касалось своими лучами крон деревьев, и, когда Алек в очередной раз забирался на их ветви, на самых верх, оно ласково касалось ими его лица, играя яркими бликами на его синих, глубоких глазах, освещая красивый еле заметный румянец на его щеках и прячась в его шоколадных волосах, ложась на них золотым переливом. Казалось, будто солнце любило его лицо, поэтому и сосредотачивало на нем больше всего своих лучей, или же оно просто понимало его, ведь даже оно, окруженное невидимыми звездами, все же было одно на этом небе. Алек тоже был один. Несмотря на свои «невидимые звезды», он чувствовал, что на этом зеленом пушистом небе из иголок он был совершенно один, и, ровно как и солнце, постоянно стремящееся вырваться из плена облаков, он порой забирался на эти деревья — тоже чтобы вырваться. Этот лес казался большим только снизу — тут, наверху, он казался совсем маленьким по сравнению с окружавшими его холмами, так же кое-где украшенными деревьями. Когда Алек смотрел на эти холмы, он чувствовал свободу, что крылась прямо за ними. Когда он смотрел на них, ему казалось, что он тоже был свободен, и что леса не существует, и поместья, ожидавшего его внизу, тоже не существует — здесь, наверху, все было по-другому. Отсюда он мог увидеть и реку, спускающуюся с самого высокого холма, и место на соседнем холме, куда он ходит каждый день, чтобы прочесть очередную книгу, он мог увидеть весь Малверн и даже представить, что было там, за пиками этих холмов, которые будто служили решетками его красивой, но все же темницы, которую, на самом деле, совсем не красило величие старого поместья и довольно приятные глазу виды. На самом деле Алек успел возненавидеть эти виды за то, что за последние семь лет они так и не сменились. — Сэр Александр! Сэр Александр! — Алек оторвал взгляд от вершин холмов, до которых он мог, казалось, дотянуться своей вытянутой рукой, и посмотрел вниз на худощавого юношу, который, прижимая что-то руками к своей груди, стоял прямо у дерева, на котором сидел Алек. Этот худощавый юноша был его слугой или кем-то в этом роде — Алек не мог точно сказать, кем он ему приходился, потому что не знал, полагалось ли ему иметь слугу. Насколько он помнил, у его дедушки никогда не было прислуги, также ее не должно было быть у его брата, который занимал сейчас пост Настоятеля, поэтому Алек был не уверен, что Роберт являлся его слугой. Но он всегда обращался к нему крайне уважительно, следил за его расписанием, будил его по утрам и помогал принимать ванну. В каком-то смысле он делал все то же самое, что и прислуга. — Вы же знаете, что я не могу взбираться на деревья так, как Вы, — произнес Роберт, выжидающе глядя на Алека, который, так ничего ему и не сказав, просто смотрел на него своими довольно тяжелыми и будто всегда задумчивыми глазами, зацепившись одной рукой за ветку, а вторую уперев в свое бедро. Через несколько долгих мгновений Алек решил больше не мучить юношу ожиданием, прекрасно понимая, что он не уйдет, и в несколько движений спрыгнул с дерева, ловко приземлившись на ноги. Его темно-шоколадные длинные волосы на мгновением завесили его лицо, и Роберт внимательно на них посмотрел, похоже, жалея, что вместе с тем, что он держал в руках, он не захватил с собой и ленту для волос, которую Алек всегда упрямился использовать. На самом деле, Роберт был старше Алека, пускай тот и думал, что он все еще был молодым юношей, ведь выглядел он достаточно молодо. За все эти годы Алек так и не удосужился узнать, сколько ему был лет. — Вам следовало бы быть аккуратнее, это все-таки небезопасно, — вроде бы строгим, но все равно уважительным голосом сказал Роберт, не спуская глаз с Алека, который выпрямился и легким движением заправил волосы с одной стороны за ухо, открывая его взору свое аккуратное бледное лицо. Алек ничего ему на это не ответил. Он знал, что Роберт говорил ему это лишь потому, что он д.о.л.ж.е.н. был это говорить. В отличие от прислуги, его преданность не принадлежала Алеку, пускай они и не были в плохих отношениях. Просто в этом месте нельзя было по-другому. Здесь все было не так.- Вот, — прекрасно зная, что Алек ничего ему не ответит на это замечание, все-таки произнес Роберт, протягивая Лэйну то, что до этого сжимал в своих руках. Это была черная теплая мантия Алека, которая, к тому же, была довольно тяжелой из-за подкладок.- Вы забыли ее, когда уходили. — Мне не холодно, — легко поведя плечом, ответил Алек, скользнув взглядом по мантии, которую ему протягивал Роберт. — Вечером похолодает, а Вы всегда задерживаетесь допоздна. Я лишь не хочу, чтобы Вы заболели. Возьмите, пожалуйста, — настоял юноша, настойчиво протягивая Алеку его мантию, а затем даже сделав к нему отделяющий их шаг, дотронувшись рукой с зажатой в ней тканью до его груди. Алек внимательно посмотрел на Роберта. Его взгляд практически всегда имел этот тяжелый оттенок, из-за которого всем, кто его видел, казалось, будто он смотрит устало или же как-то удрученно. Хотелось отказать и повторить еще раз, что ему было вовсе не холодно, но Роберт был не виноват в том, что ему приходилось делать то, что он должен был. Поэтому Алек ничего ему не сказал, лишь забрав у него из рук свою мантию, и, скомкав ее, небрежно прижал к своей груди, глядя на то, как Роберт, кивнув, развернулся и направился в сторону поместья, которое еле-еле виднелось из-за деревьев. Алек смотрел в спину удаляющегося Роберта и крепко прижимал к себе мантию, стоя неподвижно до тех пор, пока юноша совсем не скрылся из его виду. Так было всегда. От них невозможно было скрыться, они всегда найдут его, если им так это будет нужно. Даже когда Алек взбирался на высокие деревья, чтобы быть как можно дальше от земли и от всех, кто ходил по ней, его все равно кто-то находил и тревожил его мысли о свободе, которая скрывалась за вершинами Малверн Хиллс. Алек так часто думал о свободе лишь потому, что здесь она была ему недоступна. Свобода была для него каким-то абстрактным понятием, ощущение от которого он уже успел забыть. Она была его желанным и запретным плодом, который и вкусить-то было невозможно, ведь до него нельзя было дотянуться. Место, в котором Алек провел последние семь лет своей жизни, стало его тюрьмой, а люди, что окружали его, — стражниками, от которых нигде нельзя было скрыться. Пускай они не ходили за ним по дому все время и не преследовали его, когда он уединялся в этих лесах, Алек всегда был осведомлен об их присутствии, ведь он знал, что были места, в которые ему просто запрещено было ходить: он не мог подниматься на самые вершины холмов и пересекать границу Малверна, ведь там будут те, кто не пропустит его дальше и всеми силами удержит на этой территории. Посторонним людям въезжать или же заходить на земли Малверна тоже запрещалось, поэтому новых людей Алек видел только тогда, когда приходилось сменить кого-то из рыцарей. Это не было городом или же деревней, поэтому за жизнью, которой обычно живут такие места, Алек наблюдать тоже не мог, не говоря уже и об участии. Люди короля были повсюду, не отпугивая своим присутствием, казалось, только животных, которые водились в этих лесах. Их было много. Алек был уверен, что даже Кларенса не охраняли так тщательно и навязчиво и так много людей одновременно, как его самого. При мысли о брате Алек невольно вздрогнул и даже дернул головой, будто чтобы больше не думать об этом. Это всегда получалось само собой, но думать о нем Алек не хотел. Первые годы все было даже не так плохо. Разумеется, Алек тяжело пережил расставание с Карлием и всеми теми людьми, которые окружали его тогда. Конечно же, он не хотел уезжать куда-то, где не было ни одного человека, которого Алек бы хоть немного знал. В то время он даже не знал, куда именно уезжает и насколько, ему только спустя какое-то время сказали, что он пробудет здесь ровно до своего совершеннолетия. Никто никогда не говорил Алеку до этого, что ему придется уехать из Карлия, как только его брат станет Настоятелем. Он был уверен, что будет всегда с ним рядом, его посвятят в рыцари в замке короля и он, скорее всего, вступит в Орден, присоединившись к остальным. Но у жизни, похоже, на Алека были другие планы. «Это все для того, чтобы с тобой все было в порядке. Пока что рядом со мной небезопасно. Ты вернешься, как только мы убедимся, что тебе ничего не угрожает из-за меня. Это для твоего же блага, Алек, ты будешь в безопасности там», — это Кларенс сказал ему в последний раз, когда они говорили лицом к лицу, в последний раз, когда Алек его видел. В то время Алека мало волновала его безопасность, он волновался только о безопасности Кларенса, опасаясь, что не сможет быть рядом, чтобы защитить его, когда ему это потребуется. Он все настаивал на том, чтобы остаться, и тогда Кларенс сказал ему, что и ему будет безопаснее, если Алека рядом не будет, ведь он был его слабым местом. Он сказал, что они оба должны были стать сильнее. И Алек послушал его. Тогда он готов был сделать все, лишь бы Кларенсу из-за него не угрожала опасность. Привыкнуть к тому, что он, пускай и был всегда окружен людьми, все же теперь был совершенно один, было невероятно тяжело. Но условия, в которых он находился, первое время отвлекали его от мысли о том, что на самом деле ему было очень плохо. Это двухэтажное большое поместье стало всей его жизнью на эти годы. В одном доме с ним постоянно проживали рыцари. Сначала их было пятнадцать, но, когда он стал постарше, их количество уменьшилось до десяти. Алеку было всего десять, когда его забрали из Карлия и привезли сюда, поэтому поначалу он относился к рыцарям как к своей семье. Однако вскоре Алек столкнулся с первыми разочарованиями такого отношения к ним. Рыцари, к которым привязывался Алек, уезжали, и им на смену приезжали другие, которые тоже спустя какое-то время могли уехать. Эти расставания давались ему тяжело, поэтому он перестал привязываться к ним. В поместье также всегда были повара и какая-то прислуга, чтобы содержать его в чистоте, лекарь, Роберт, которого к Алеку приставили сразу же, как только он уехал, а еще здесь практически каждый день появлялись учителя и наставники Алека по разным дисциплинам. Учился Алек очень много. Особенно поначалу. Каждый день он тратил восемь часов на учебу и еще пару часов на тренировки с наставниками, которые приводили его в форму и учили обращаться с оружием. В поместье была огромная библиотека со всеми нужными для его образования книгами, поэтому Алек практически никогда не выпускал из рук книги, самые разные: книги по истории, математике, грамматике, военному и рыцарскому делу, книги по географии, медицине и религии, художественную литературу, пьесы и поэзию. Он должен был быть образованным во всех этих областях, чтобы суметь в будущем занять пост Настоятеля. В этом поместье была даже собственная часовня с красивыми витражами, в которой Алек молился каждый день, ведь это было его прямой обязанностью. Поначалу за ним следили наставники, читая молебны вместе с ним, но сейчас он делал это один, если не считать рыцарей, которые обычно стояли за закрытыми дверями у входа в часовню, дожидаясь его и следя, чтобы никто не потревожил его там. Алеку же казалось, что они, на самом деле, все-таки следили за ним и за тем, чтобы он выполнял то, что от него ожидалось. От этого контроля нигде было не скрыться. И он больше душил, чем оберегал. Этот дом стал всем миром для Алека. Но, когда он об этом думал, в его груди не появлялось никаких приятных чувств, и ничего хорошего он от этой мысли не испытывал. Понятие «дом» не было для него родным. Вся его жизнь была заключена в стены этого дома и границы этого леса. Именно здесь он повзрослел. Здесь выучился. Здесь провел практически половину своей жизни, и, что самое главное, сознательной жизни. Этот дом был всем, что он знал и что он видел. В рыцари Алека посвящали тоже в этом поместье. Это было простой формальностью, ведь он как член благородной семьи должен был принять хотя бы один благородный титул, а так как из-за того, что он был из семьи Настоятелей и прямым наследником собора, принять титул графа или лорда он не мог, титул рыцаря подходил лучше всего. Разумеется, он не будет участвовать в войне и не будет числиться в армии короля, сейчас он больше принадлежал Ордену, но стоял выше всех его членов, ниже, однако, своего брата Кларенса. Титул рыцаря также позволял ему носить с собой оружие, что было необходимо для его безопасности. Об этом Алек тоже знал, однако рыцарские мечи он держал в руках только на тренировках, а с собой носил лишь небольшие ножи, которыми в условиях реального нападения можно было лишь серьезно ранить, но не убить. Для устранения врагов и потенциальной опасности здесь были рыцари, десять из которых жили прямо в доме и еще множество из них охраняло границу поместья на холмах. Алек точно не знал, сколько их там было и сколько вообще людей постоянно следили за ним, пускай и часто задумывался об этом. Но все эти люди здесь были с одной целью: чтобы убедиться, что опасности не было и Алеку не придется использовать оружие по назначению. Все-таки он мог быть будущим Настоятелем — в приоритете было сохранение его невинности перед Всевышним. Иногда, когда Алек задумывался над этим всем ночами или же когда оставался один, он совершенно не понимал, зачем он здесь находился. Вся эта теория о его необходимой защите и что здесь из него должны были вырастить человека, способного в случае чего заменить его брата на посту Настоятеля, начала рушиться с треском еще несколько лет назад. Да, он чувствовал себя здесь в безопасности, ведь за все эти годы ни одному врагу не удалось вычислить его местоположение и проникнуть на территорию Малверна. Да, его действительно образовывали, тренировали, прививали ему его обязанности и чувство долга, в соответствии с его возможным будущим титулом, и здесь у него были люди, которые вели себя словно его слуги, окружая его прохладной заботой и повинуясь его просьбам (пускай и не всем, а только тем, которые не касались обсуждения того, что же было за пределами Малверн Хиллс, какие города его окружали, как далеко было ехать до Карлия и позволят ли Алеку хоть когда-то устроить встречу здесь с его братом). Да, все было именно так, но чувство полного непонимания происходящего все же преследовало Алека на каждом шагу, как только он стал чуть старше и стал больше задумываться о некоторых вещах. Все-таки человека изолируют от всех, кого он знал, и помещают в идеально охраняемое место с теми, кто постоянно будет следить за ним, не только для того, чтобы защитить его. В доме по вечерам свечи зажигались только в некоторых коридорах и комнатах, из-за чего здесь всегда было немного мрачно в такое время. Алек, как всегда, зашел в дом, коротко кивнув рыцарю, что стоял у входа, когда уже стоял глубокий вечер, а сумерки плавно перетекали во всеобъемлющую тьму. Его никогда не ограничивали в его движениях и времени, которое он тратил на себя, особенно в его нынешнем возрасте. Он имел право пользоваться всей территорией Малверна, включая холмы, вплоть до самых вершин, дальше которых, однако, его не пропустили бы рыцари. Ему также не запрещалось делать это в любое время, когда он был свободен от обязанностей, учебы и тренировок, но он должен был вернуться в поместье до полуночи. В противном случае его бы обязательно нашли. За ним следили не каждую секунду, но всем все равно всегда было известно, где он находился. Алек прошел в дом, медленно снимая с себя мантию и отдавая ее Роберту, который, проходя мимо него с корзиной, полной вещей для стирки, кивнув, протянул к Алеку руку, чтобы забрать ее у него. Лэйн проводил скрывающегося в темноте коридора Роберта взглядом, потянув за шнуровку своего черного дублета и ослабляя ее. Первый этаж поместья занимали комнаты рыцарей, сам же Алек жил на втором, где находилась библиотека и еще пара комнат, отданных рыцарям. На первом этаже также располагалась кухня, большая гостиная и столовая комната, мимо которой быстрым шагом собирался пройти сейчас Алек, однако его собственное имя, произнесенное одним из рыцарей, вдруг остановило его прямо на пороге столовой, заставив заглянуть в нее своим резко ставшим серьезным и даже каким-то подавленным взглядом. В столовой за большим столом на мягких диванах вокруг него сидела большая часть рыцарей. Они снова пили что-то крепкое, судя по запаху, собравшись все вместе по такому случаю. Алек ненавидел те дни, когда они выпивали. Ему уже давно открылась их настоящая сущность, поэтому особых иллюзий по поводу рыцарства Алек уже не питал. Однако в такие дни ему становилось особенно не по себе наблюдать подобное. Когда кто-то рисует себе в голове картину рыцаря, то ее обязательно будет пронизывать чувство благородства и честолюбия. Сразу рисуется доблестный воин, всегда защищающий слабых, отстаивающий честь женщин и тех, кого ему вручили для защиты или сопровождения. Это идеал, которым так хотел стать каждый мальчик в детстве, глядя на армию рыцарей в красивых сияющих доспехах, с флагами и знаменами, проезжающую через его город на войну, чтобы защитить королевство. На рыцарей всегда смотрели с восхищением, их любили и от них всегда ждали помощи и спасения, когда кто-то был в опасности. Однако Алек знал и другую сторону рыцарства, которая напрочь убивала всю эту потрясающе красивую картину, сложившуюся у него в детстве, и заставляла принять факты, какими бы удручающими они бы ни были. Когда рыцари выпивали, от этой доблести, честолюбия и благородства не оставалось никакого следа. На их место приходили грубость, неотесанность и злость, которая просто не вязалась с понятием «рыцаря» в голове у любого, кто однажды мечтал им стать. Алек не любил такие вечера. Потому что он становился не только свидетелем подобного, но еще и прямой п.р.и.ч.и.н.о.й. этого. — Если я еще хоть месяц проведу здесь, то точно сойду с ума и начну считать все проклятые деревья в этом чертовом лесу, — произнес с очень саркастичным смешком Альфред, один из рыцарей, которого Алек знал больше и дольше всех. Он был одним из немногих здесь, кто провел в этом поместье больше пяти лет, однако, сколько Алек себя помнил, он никогда не испытывал каких-то особых чувств с этому высокому молодому мужчине с густой бородой и длинными, всегда собранными в хвост светлыми волосами. — Мне кажется, сойти с ума можно в процессе этого счета, — парировал ему один из рыцарей, сидящих на диване, которых Алек не мог отсюда увидеть. — Зато хоть узнаю, сколько их. Даже это мне кажется сейчас полезней, чем-то, что мы делаем тут каждый день, — снова подал голос Альфред, поднеся кубок со спиртным напитком к своим губам.- Я серьезно это сделаю, если проведу здесь еще хоть немного времени… — Проведешь, будь уверен, — гнусно усмехнувшись, тут же ответил ему другой рыцарь, сидящий прямо напротив него за столом. Его звали странным и довольно редким именем — Шелл. Шеллайя, вообще-то, но Алек никогда не слышал, чтобы хоть кто-то называл его именно так.- Понятия не имею, сколько еще это продлится, но лучше не терять голову из-за своего недовольства. — Легко сказать. — Я серьезно. Надо просто подождать, даже если тебе и кажется, что ожидание затянулось. Ты ведь прекрасно знаешь правила, — Шелл взглянул на Альфреда, который одарил его таким же внимательным, но не очень дружелюбным взглядом, поставив кубок на стол и утерев губы тыльной стороной другой ладони. — Я здесь намного дольше, чем ты, Шелл, — сказал он ему, и Шелл, который все это время затачивал лезвия своих кинжалов, закинув лодыжку одной ноги на колено другой, все же остановился, оторвавшись от своей работы. — Я знаю. Поэтому и не говорю, что ты не прав. Уверен, мы все сейчас думаем об одном и том же, но какой от этого смысл, если это ничего не поменяет? По крайней мере, ограничения в выпивке у нас нет, — Алеку голос Шелла показался довольно спокойным и рассудительным, но он не дал себе обмануться и не позволил ему ввести себя в заблуждение. Он знал, что Шелл был таким же, как и остальные рыцари, таким же, как Альфред, несмотря на все то, что он сейчас говорил и к.а.к. он это говорил. Этот разговор заставил Алека буквально почувствовать боль в голове от всех тех мыслей, которые в ней роились. Конечно, он не должен был останавливаться, нужно было пройти мимо, притвориться, что он ничего не услышал, сделать вид, что его имя вовсе не звучало у них в каждой второй пьяной и злой фразе. Но ведь и они никогда особо не скрывались, обсуждая ненавистную «причину» из «заточения» здесь. — Вы, кстати, заметили, что сюда уже почти не приезжают новые рыцари? — прервав очередные смешки, снова подал голос Шелл.- Замен практически не происходит, даже вспомнить не могу, когда это в последний раз было. — Сюда просто никто в здравом уме больше не приедет, — ответил Альфред, хмыкнув. — А мы, по-твоему, совсем сумасшедшие? — с усмешкой спросил Шелл, указав на Альфреда острием своего кинжала. — Да. Просто на голову отбитые, — проговорил Альфред, издав пьяный смешок. Рыцари поддержали его, дружно прыснув, даже Шелл не сдержался, прикрыв глаза и покачав головой, и Альфред, тихо смеясь, поднял голову и впервые посмотрел куда-то за спину Шеллу, похоже, только сейчас сфокусировав свой затуманенный взгляд на Алеке, посмотрев прямо ему в глаза. Взгляд Алека не дрогнул, но смех Альфреда вдруг затих, а его улыбка превратилась в недобрую ухмылку или даже хищный оскал, который при таком частичном свете, падающем только на его лицо, казался еще более кровожадным, чем обычно. Никто не видел того, к.а.к. Альфред смотрел на Алека в тот самый момент, все лишь смеялись и продолжали поднимать бокалы, пока между этими двумя буквально через весь зал разгоралась самая настоящая война со смертельными ранениями и проливающейся кровью.- Ведь только по-настоящему сумасшедшие люди…- медленно, будто смакуя каждое слово, как если бы они имели вкус, произнес Альфред, продолжая смотреть в глаза не двигающемуся Алеку, — потратят свое драгоценное время и умения на то, чтобы проторчать здесь с кем-то настолько бесполезным, как этот мальчишка, который считает, что он на голову выше каждого в этом чертовом доме. Ложь. Алек никогда так не считал и тем более не мог никак это внешне показывать. Его никогда никто не баловал, а его положение никогда не давало ему каких-либо поблажек или привилегий. Пускай его брат и был вторым по важности человеком в этом королевстве, Алек считал это, скорее, минусом, чем плюсом и чем-то, что могло бы быть ему на руку. Ничего ему не могло быть на руку. От этого титула, напротив, были одни проблемы. Рыцари заметили, что эта фраза вовсе не предназначалась им, ведь Альфред произнес ее намного громче, чем говорил до этого, он произнес ее так, чтобы Алек обязательно это услышал. Они перевели на него взгляд, проследив за тем, куда он смотрел, и даже Шелл заинтересованно обернулся, заметив, что Альфред смотрит куда-то за его спину очень нахальным, недовольным и будто вызывающим взглядом. Рыцари взглянули на Алека в немом неодобрении, похоже, не ожидая увидеть его здесь, да еще и остановившимся у самого входа в столовую комнату, а не прошедшим мимо. Даже сейчас, когда они ничего не говорили и просто смотрели на него, оценивающе бегая глазами по его фигуре, Алек, казалось, знал наверняка, о чем они думали. Его не смущали все эти взгляды, однако было довольно неприятно чувствовать такое повышенное и нехорошее внимание на себе. Казалось, он должен был давно уже привыкнуть к такому, но нет, он каждый раз не мог заставить себя не обращать на это внимание. Никто из рыцарей ничего не сказал ему — все замерли, лишь иногда переглядываясь с гнусными улыбочками, и даже Шелл, перестав точить свои кинжалы, внимательно и слегка выгнув бровь, смотрел на Алека, будто чего-то выжидая. И только Альфред, громко хмыкнув и не перестав так дерзко ухмыляться, тяжело поднялся на ноги и не спеша направился к Алеку, пройдя мимо Шелла, который проводил его таким же внимательным взглядом, отложив свой кинжал на стол. — Ты что-то сказал, или мне из-за выпивки твой голос мерещится? — спросил Альфред, не спуская глаз с Алека, взгляд которого всегда был каким-то чересчур тяжелым и безразличным. Надо же. Алек даже не заметил, как действительно произнес это вслух. Надо было пройти мимо. Действительно надо было. Но ведь все это было так унизительно — проходить мимо, делать вид, что он совершенно не замечает этих разговоров и не слышит своего имени, которое каждый из них произносил с такой неприязнью, что даже на мурашки пробирало. — Я сказал, что это ложь, — спокойно повторил Алек, когда Альфред подошел к нему почти вплотную, а Лэйну пришлось чуть приподнять голову, потому что мужчина был выше него. — Как же, — усмехнулся Альфред.- Скажи еще, что ты не считаешь, что мы тут все просто прислуживаем тебе. — А что, вы действительно делаете что-то, чтобы я так подумал? — произнес Алек, чуть выгибая бровь и краем глаза замечая, как Шелл неторопливо встал из-за стола, направившись к ним. Альфреду, кажется, зубы свело от выражения лица, которое сейчас было у Алека. На самом деле, оно было совершенно спокойным, но ему оно всегда казалось надменным и недовольным. То, почему Алек должен был выглядеть довольным при таком отношении к себе, Альфреда, конечно же, не волновало. — Поверить не могу, что я трачу свое время, водясь здесь с каким-то бесполезным мальчишкой, которому так понадобилась «защита». Ты выводишь меня одним своим существованием, Лэйн, а, когда ты раскрываешь свой рот, я еле сдерживаю себя от того, чтобы не показать тебе здесь свое место, — проникновенно проговорил Альфред, положив руку Лэйну младшему на плечо. Алек, почувствовав заметную тяжесть, попытался пошевелить плечом, чтобы скинуть с себя его руку, однако, у него этого не получилось. Альфреду не за чем было говорить ему это все: Алек уже давно понял, что обеспечивать ему здесь защиту было не самым любимым его занятием в этой жизни. В случае с Алеком подобные чувства были полностью взаимны.- А теперь скажи мне, что тебя, черт возьми, не устраивает в том, что мы здесь делаем? — видимо, намекая на свою идеально выполняемую работу, спросил Альфред, кажется, еще сильнее надавив на плечо Алека. — Ты серьезно полагаешь, что тебя послали сюда для того, чтобы ты каждый раз рассказывал мне о том, как сильно ты меня ненавидишь, Альфред? — не выдержав, все же спросил у него Алек, однако довольно спокойно, ведь он, в отличие от них всех, не был пьян и совсем не желал сейчас срываться на истерику, злость или же крик. Фраза, сказанная Алеком, заставила насмешливое лицо Альфреда перекоситься в какой-то злой эмоции. Он толкнул его к стене, что была напротив входа в столовую, и Алек больно ударился о нее спиной, поморщившись и с трудом устояв на ногах. Альфред дернулся к нему, чтобы схватить его за грудки или же за шею — Алек точно не мог сказать, но видел, что его рука потянулась ему куда-то именно в эту область, однако он заметил, как рука Шелла, которая резко и быстро легла на грудь Альфреда, все-таки остановила его, пускай он и попытался увернуться от нее. — Прекрати это, Альфред, — негромко «попросил» Шелл, стоя спиной к Алеку и лицом к Альфреду, отгораживая их друг от друга своей рукой. Остальные рыцари заинтересованно наблюдали за ними, негромко переговариваясь и, видимо, не считая нужным, попытаться прервать конфликт, как это (вроде как) делал сейчас Шелл. Алек перевел свой тяжелый взгляд на него, посмотрев на его профиль.- Мы здесь на задании, — попытался напомнить Альфреду Шелл, тут же встречаясь с его возмущенными и недовольными глазами. Альфред смахнул с себя его руку, наигранно усмехаясь. — На задании? Мы здесь на задании, черт возьми? Я, черт возьми, не для этого потратил большую часть своей жизни на изнуренные тренировки, прорубая себе путь к этому титулу! — повысил голос Альфред.- Мы числимся в королевской армии, но почему-то тратим свое время на весь этот бред! — Именно из-за этого титула ослушаться приказа мы и не можем, — напомнил ему Шелл, убирая руку в карман своих брюк и даже как-то устало глядя на Альфреда, который снова завелся. С ним это часто случалось. Особенно когда Алек отвечал ему. — В чем, черт возьми, смысл того, что мы тут делаем? Охраняем его бесполезную жизнь, будто он сам принц Леандр, и сидим тут безвылазно по его милости. Какого черта, Шелл? Там, за пределами этого гребаного дома, идет самая настоящая война, а мы сидим тут и возимся с ним! — указав рукой куда-то в сторону окна, громко кинул Альфред, и рыцари, услышавшие это, лишь поддержали его смешками и недовольными возгласами. Шелл посмотрел на них так, будто не зная, что сказать. Или же он был слишком уставшим, чтобы действительно говорить что-то на это. Или же он просто был согласен. — Ты так говоришь, будто я сам, в отличие от тебя, несказанно раз этому всему, — в тот момент, когда Альфред уже было открыл рот, чтобы сказать что-то еще, прервал его Алек, обращая его внимание на себя. Рыцарь злостно сузив глаза, шагнул к нему. — Тебя, черт возьми, вообще не спрашивали, — с чувством выдал он, выставив указательный палец вперед, — ты виноват в этом всем, если бы не ты, мы бы не тратили свое время на то, чтобы следить тут за тобой. Да из-за твоей персоны нас послали черт знает куда без права выезда отсюда. Из-за тебя и твоего братца, от которого вообще мало толку. А ты только и умеешь, что жить здесь, и даже не представляешь, что происходит в настоящем мире. Так что заткнись и сиди тут смирно оставшееся время, — практически в лицо проговорил ему Альфред, бегая от одного глаза Алека к другому. Лэйн тяжело сглотнул камень, застрявший в горле от этих слов и сузил свои глаза. — А если не заткнусь, то что? — негромко спросил он, действительно раздражаясь на эти пустые угрозы рыцаря. Он говорил так, будто действительно мог что-то ему сделать, будто Алеку и правда лучше было послушаться его и больше не говорить ни слова. С какой стати? Почему он должен бояться их? — Тогда я буду говорить с тобой по-другому, — пообещал Альфред, усмехнувшись. — Прекрати мне угрожать … — А то что? — с пьяной ухмылкой пропел Альфред, перебив Алека.- Ты что, что-то сделаешь мне, что ли? Заставишь меня уйти? Кому-то, может быть, пожалуешься? Ах да, точно…- с какой-то фальшью в голосе проговорил Альфред, снова сузив свои глаза и вдруг перестав ухмыляться. Шелл, заметив такую перемену в его лице, снова положил ему руку на плечо, стараясь удержать его на месте. — Ал, не стоит. — Да нет, черт возьми! Он же буквально намекает на то, что расскажет все своему дружку. Как будто это что-то изменит! — сказал он Шеллу, затем переведя глаза на Алека.- Этот мальчишка меня задолбал, черт возьми! И тон его этот надменный, и то, как он смотрит на меня, будто может управлять мной, будто я, черт возьми, у него тут в подчинении! Еще и Элиас мотается сюда постоянно. Какого черта ему вообще позволено приезжать и уезжать, когда вздумается? Что это за привилегии такие? Алек сжал руки в кулаки, заметно помрачнев, когда Альфред упомянул его. Он не любил, когда они говорили об Элиасе в таком тоне. — Он просто выполняет свою работу, — осведомил Алек Альфреда, тяжело на него посмотрев.- В отличие от тебя. Звук удара был таким громким, что рыцари, сидящие спиной к проходу и уже не следящие за их разговором, резко обернулись, увидев поднятую и сжатую в кулак руку Альфреда и Алека, сползшего по стене вниз, на пол, и закрывающего рукой губы и щеку. Удар был таким сильным и неожиданным, что Алек попросту не сумел устоять на ногах, запнувшись и потеряв равновесие. Щека сильно болела, потому что разодралась с внутренней стороны о зубы, а губа, похоже, была разбита, потому что он чувствовал, как из уголка сочилась кровь. Было действительно больно. Больно, а еще и обидно, потому что Алек не мог вытащить из ножен один из своих ножей и защититься от Альфреда, потому что иначе к нему присоединились бы другие рыцари, руководствуясь тем, что он был вооружен. Но Алек мог быть с ним на равных. Он мог, но ему никогда бы этого не позволили. Алек открыл глаза, которые были влажными от выступивших против его воли слез, и перевел их на Альфреда, злостно их сузив. Альфреду, видимо, не понравился этот дерзкий взгляд Алека, поэтому он, скривившись в какой-то непонятной эмоции, снова замахнулся на него, но Лэйн даже не дернулся, понимая, что он был зажат между рыцарем и стеной, а позорно убегать от него он бы не стал. В следующую секунду Альфред наверняка бы ударил Алека, его рука уже опускалась для этого больного и жесткого удара, который Алек вряд ли чем-то заслужил, но рука Шелла обхватила запястье разозленного рыцаря и остановила этот удар, что только больше Альфреда взбесило. — Прекрати, — тихо и проникновенно приказал ему Шелл, — только не по лицу, ты же знаешь… «Только не по лицу». Да, эта фраза имела свое место в отношениях Алека и рыцарей, что находились с ним все эти годы. В том, что он находился все это время в абсолютно защищенном месте, скрытый от глаз врага и не боящийся за свою жизнь из-за титула брата, была и обратная сторона. Не только он не был рад своей ограниченной свободе и невозможности выйти за пределы Малверна и жить обычной жизнью. Этим были недовольны еще и рыцари, которым приказали его защищать и тоже строго настрого наказали не покидать это место. Нет, они, конечно, могли уехать отсюда, но только если их заменяли другие рыцари, и по их воле это обычно не происходило. Это были вынужденные меры зачастую. Но просто так ослушаться приказа короля никто не мог, поэтому они вынуждены были проводить все свое время здесь, с Алеком, обеспечивая его безопасность и практически ничем больше не занимаясь. В первые годы все было более менее спокойно, ведь даже сам Алек тогда еще не осознавал всю горечь и тяжесть своего положения. Рыцари осознали это раньше, чем он. Им просто надоело быть здесь и следить за каким-то ребенком, надоело посвящать ему свое время, им хотелось на войну, а некоторым из них просто в Карлий, к женщинам, гулянкам и турнирам. Такая работа никому из них не нравилась, из-за чего их отношение к Алеку резко изменилось, стоило ему стать чуть постарше и окончательно успокоить совесть рыцарей, которая до этого кричала им о том, что они недолюбливали ни в чем невиновного ребенка. Сейчас Алек по-прежнему был ни в чем не виновен, однако рыцари так не считали. Они готовы были обвинить его в ряде вещей, к которым Алек не имел никакого отношения. Он был виноват в том, что его нужно было охранять. Он был виноват в том, что они проводили здесь свое драгоценное время. Он был виноват в том, что относился к ним как к должному, как к своей прислуге (чего, конечно же, никогда не было). Он был виноват в том, что был наследником на титул Настоятеля. Он был виноват в том, что он был братом Кларенса, которого эти рыцаря, мягко сказать, просто недолюбливали. Алек часто слышал истории рыцарей о своем брате, слышал, как они отзывались о нем, и иногда он даже не понимал, верить этому или же нет, потому что Элиас всегда говорил ему обратное, но, в отличие от других рыцарей, никогда не говорил ничего четкого и примеров тоже никогда никаких не приводил. Алек жил в неведении все это время и видел только то, как сильно его не любят за то, кем он является и кому приходится братом. Рыцари уставали быть здесь с ним. Им надоедала разлука с их семьями. И вместо того чтобы держать себя в руках и помнить, что они были здесь на задании, они срывались на Алека и пили, пили все чаще и чаще. Были и те, кто относился к Алеку спокойно, вроде того же Шелла, который редко когда с ним говорил вообще, но и они не останавливали остальных, когда дело доходило до конфликтов или же даже побоев. В последнее время на Алека замахивались все чаще и чаще, и иногда он отвечал, но опыт научил его, что рыцарей было больше и они имели тенденцию вставать на сторону друг друга. Ему редко давали пощечины и били по лицу, как это делал Альфред, потому что все понимали, что результаты их конфликтов не должны были быть видимыми, ведь тогда у Алека были против них доказательства. Он мог пожаловаться или же их могли увидеть его учителя, повара и наставники или же Элиас, который зачастую приезжал в Малверн два раза в месяц. Рыцари могли сделать что угодно. Они могли схватить его за грудки, могли приложить его спиной о стену, могли схватить его за шею, когда начинали с ним ссориться, могли ударить в живот и сжать руки так сильно, что они потом еще несколько дней болели. Они обсуждали Алека при нем же, называли его последними словами и всегда и во всем обвиняли. Особенно часто это все стало проявляться в последние годы. И такое отношение заставило Алека закрыться в себе и перестать относиться ко всему легко и с улыбкой, как бывало раньше, особенно когда он понял, что никто не собирается ему помогать и ситуация не изменится так просто. Она просто становилась все хуже с каждым пройденным годом. Одного из рыцарей даже убили несколько лет назад за то, что он угрожал его жизни. Но это была совершенно другая история, которую Алек даже не хотел вспоминать, но о которой все равно бесповоротно думал. То, что происходило, невероятно злило Алека и заставляло его все чаще задумываться о причинах, по которым он был здесь. Он не понимал, почему это все происходило, если его привезли сюда, чтобы защищать, чтобы его никто не смог использовать против Кларенса, чтобы его никто не убил. Почему он должен был терпеть такое отношение к себе от своих «защитников», почему они вообще думали, что м.о.г.л.и. так с ним поступать? Алек ведь был не простым ребенком, не простым рыцарем и уж точно не «бесполезной жизнью», как его очень любил называть Альфред. Он ведь был братом Настоятеля, будущим Настоятелем. Он мог выйти отсюда и рассказать всем, что они делали, и их за это могли даже приговорить к смертной казни, ведь он, как и его брат, имел право на полную неприкосновенность. Но они этого не боялись. Это пугало Алека больше всего. Они делали с ним все это, будто бы зная, что с ними никогда этого не случится, потому что он никогда отсюда не выйдет. Они будто бы знали что-то, что неизвестно было самому Алеку. Но они ничего ему не рассказывали. Лишь вели себя так, будто в одиночку упивались своим маленьким секретом и всячески показывали Алеку, что он ничего для них не значил и они могли делать все что им вздумается. Изменить ситуацию было невозможно. Алек пытался. Множество раз и разными способами. Но эта была реальность, которую он звал своей жизнью. «Мне больно думать о том, что ты один, Алек. Но находиться со мной сейчас слишком опасно для твоей жизни. Прошу, продержись еще немного, и мы снова сможем быть рядом» Алеку хотелось выкинуть эти слова из своей головы так же легко, как он сжег письмо, в котором Кларенс написал ему это. Но они все равно приходили к нему во сне. Снова и снова. Снова и снова.