No more tears in my Castle

Когда жизнь в очередной раз указывала Марку Сардженту на его место, он все больше задумывался о том, что просто не мог каждый раз смиренно принимать поражение. Не то чтобы у него был какой-то выбор вообще, но ему казалось, что в его жизни было слишком много вещей, с которыми ему пришлось смириться. И в такие моменты, когда жизнь напоминала ему о том, кем он на самом деле являлся, Марк и сам об этом вынуждено вспоминал, осознавая, что, не важно, сколько пройдет времени, не важно, чем он занимался и насколько был похож на людей, которые его окружали каждый день, — он никогда не будет таким, как они, даже если и являлся их частью. Марк был другим, пускай ему и пытались доказать обратное. Человек, пришедший из ниоткуда, который никогда не должен был стать частью Ордена и какого-то великого предназначения. Который никогда не должен был связать свою жизнь с собором, отдать свою жизнь Настоятелю, носить дорогие доспехи, мантии, и экипировку, делать что-то, от чего будет зависеть судьба королевства. Все это стало частью его жизни лишь по воле случая, в то время как у окружавших его людей это являлось предназначением, которому они следовали всю свою жизнь. В этом у них с Нэтом Альви было намного больше общего, чем Марку, возможно, этого хотелось бы. Пускай у него все еще оставались некие вопросы относительно такой сильной мотивации Нэта защитить Кларенса, он не сомневался в том, что Альви так же оказался в этом Ордене по воле случая. Правда, в отличие от Марка, он не провел долгие годы своей жизни в обстановке, которая всячески внушала ему, что он принадлежал этому миру в Карлие намного больше, чем он сам об этом думал. Это все началось с Леона, который никогда не видел разницы между ними, и продолжалось до сих пор со всеми всеми остальными, кто уже настолько привык к Марку Сардженту, что уже попросту не замечал этой разницы. Ее перестал замечать даже сам Марк, но порой реальность все же возвращала его на землю, заставляя все больше и больше думать о том, насколько же он и мир, которому он сейчас принадлежал, были разными. Это никак не относилось к «его месту», которое, кажется, всю жизнь было рядом с Кларенсом — это скорее было о том, каким его ожидали видеть другие, те, кто всегда приравнивал его к себе, хотя равного между ними было мало. Когда Марк узнал о том, что на битве за Дардеру присутствовал Делайл, и что именно он напал на Тео и Леандра, в темноте сверкнул проблеск надежды. Это было довольно странным чувством, когда надежда так плотно переплеталась со злостью, что трудно было отличить одно от другого, поэтому Марк даже не пытался задуматься о том, что происходило у него внутри, он просто поддался импульсу и впервые за долгое время «ожил». У Марка было довольно много каких-то внутренних вопросов, и он отчего-то чувствовал, что, найдя Делайла и избавившись от него раз и навсегда, он получит необходимые ему ответы — Марк был в этом уверен. Но то, как редко он слышал о Делайле ввиду того, что никто до этого не выживал после встречи с ним, чтобы рассказать хоть что-то толковое о нем, усложняло Сардженту его поиски. Вся эта ситуация с наемником Севера казалась ему до ужаса странной. Он всегда действовал один, рандомно появляясь в самых непредсказуемых местах и избавляясь от сильнейших и важнейших людей Нового Эралеона и Ибесса, и никто до сих пор не смог его остановить, взять в плен или же убить. О нем знали все или, по крайней мере, слышали все в цитадели, но сам Марк, сколько бы раз ни выходил на вылазки в самые разные части королевства, до сих пор с ним так и не столкнулся. Это казалось немного нереальным и даже не особо походило на правду, если, конечно, это не происходило специально. Делайл был настолько неуловим, что мало кто мог описать его внешность, ведь даже Дерозье, видевший его, не помнил о нем ничего, кроме его оружия и своих ощущений после увиденного. В этот раз, кажется, что-то у Делайла пошло не по плану, раз те, на кого он напал, остались живы. А, значит, у Марка появилась надежда узнать о нем больше. Осталось только справиться со злостью от того, в каком состоянии из-за этого наемника сейчас находился Тео Кордейл, с которым у Марка были довольно хорошие отношения. Ему очень хотелось поговорить с ним и услышать, что он мог сказать ему о Делайле, но Тео все еще редко приходил в себя, и ему нужен был постоянный покой. Сарджент знал о том, что после каждой вылазки составлялись подробные отчеты, которые хранились в архивах цитадели — там же были все сводки и вся информация о знаменитых наемниках, главнокомандующих, баронах и прочих ключевых вражеских фигур, вроде «пяти королей войны». Сегодня утром Марк отправился в эти архивы, чтобы найти отчет по прошедшей битве и вообще всю информацию, которую он сможет найти о Делайле и которая, разумеется, была в этих архивах, и именно там его настигла реальность, которую он не в силах был как-то изменить. Доступ к этим отчетам и подробной засекреченной информации о наемниках, вроде Делайла, имели лишь те, кто являлся полноправными рыцарями цитадели. И пускай Марк тоже был посвящен в рыцари, как и все остальные, кое-что все же отличало его от остальных — он не был благородного происхождения, а это значило, что и грамоты, подтверждающей «благородство» и чистоту его крови, у него тоже не было. Согласно правилам, только человек из благородной семьи, владеющей землями и грамотами, мог быть посвящен в рыцари, остальные же имели право быть только воинами и оруженосцами в армии. Марк был одним из очень не многих исключений, кого, как и Нэта, посвятили в рыцари без грамоты и то, только потому, что их рыцарство принадлежало Ордену, и обычные правила на него не распространялись. Марку, на самом деле, было глубоко все равно на то, какое у него было происхождение и насколько сильно он отличался от остальных, но иногда ему об этом напоминали в самые неподходящие моменты, буквально указывая ему на его настоящее место, о котором он, возможно, забыл. Не важно, насколько всех это заботило и насколько все принимали Марка и считали его полноценной частью цитадели, клеймо «рыцаря неблагородного происхождения» навсегда закрепилось за ним, словно какое-то пятно на его лице. Марк не имел доступа к этим документам, да и просить кого-то взять их для него он тоже не собирался, потому что для Дафны и остальных это было проблематично, а Арий нашел бы причину этого не делать, ведь в этот раз о Делайле Марк, вопреки всем ожиданиям, узнал вовсе не от него. К слову, Гамильтон молчал до сих пор, даже по прошествии нескольких дней. То, что Марк не мог поговорить об этом с Тео напрямую только усложняло ситуацию. Ему не хотелось об этом думать, но Тьюис оставался единственным человеком, от которого возможно было получить какую-то информацию о Делайле. Марку казалось довольно ироничным то, что из тысяч людей в армии с Делайлом пришлось столкнуться именно Данте Тьюису, к которому у Сарджента не было ни малейшего желания вообще приближаться в обычные дни. Да и он каким-то образом еще совершенно не пострадал при этом, не получив от Делайла ни единой раны. Многие считали, что Бог просто любил Тьюиса, который отличался особой удачей на поле боя, но Марк, твердо сомневающийся в существовании Всевышнего, понимал, что дело явно было в чем-то другом. И у него не было другого способа выяснить, в чем именно, кроме как лично спросить его об этом, что уже предвещало не самый приятный разговор в его жизни, ведь Тьюис был чуть ли не единственным человеком во всей цитадели, если не в Карлие, кому удавалось вывести Сарджента из себя всего лишь парочкой фраз. Правда, Марк даже не представлял, что самым сложным в этом всем будет не поговорить с Тьюисом, а сначала вообще найти его. Тьюис всегда попадался ему на глаза в самые неподходящие моменты, но когда он внезапно был нужен, найти его было практически нереально. Марк обошел всю цитадель, побывал на тренировочной площадке, в нескольких тавернах, в покоях Тьюиса, и в большом зале на первом этаже казарм, где рыцари обычно собирались для совещаний и прочих времяпрепровождений — но его нигде не было видно. Расспросы знающих его людей, который вспоминали совершенно разные места, где он мог бы быть, тоже мало помогали, пока кто-то не поведал Сардженту, что буквально только что видел Тьюиса у королевского сада рядом с дворцом. Марк, мало представляющий, что могло привести туда Тьюиса, все-таки отправился ко дворцу, решив, что потратил на это слишком много времени, чтобы бросать эту затею сейчас. Тьюис действительно был у королевского сада. Марк нашел его у высокой белой арки, через которую можно было войти в сад, что располагался прямо перед ним. Не похоже было, чтобы Тьюис собирался входить в сад, чтобы прогуляться, потому что он стоял, прислонившись к ней плечом и сложив руки на груди в довольно расслабленной позе, но при этом арка немного закрывала его и делала невидимым для тех, кто мог находиться по ту ее сторону. Марк невольно задумался о том, встал ли он так специально, или же это было чистой случайностью, но что-то подсказывало ему, что Тьюис не хотел, чтобы его видели. Он явно смотрел на кого-то, стоя совсем неподвижно и прислонив голову виском к арке для удобства, и Марк, приблизившись к нему на пару шагов, смог увидеть, на что, точнее, на кого был направлен его взгляд. На скамье в глубине сада сидел молодой граф, имени которого Сарджент не припоминал, но он определенно знал этого человека, потому что кого-то с такой экзотической внешностью просто невозможно было не запомнить. Марк знал, что он был графом, которым во дворце и за его пределами все восхищались из-за его красивой внешности и невероятных нарядов, в которые он облачался каждый день, заставляя всех смотреть ему вслед. Он также знал, что он был любовником молодого посла Ривера, который, будучи родственником короля и не последним человеком в политических делах королевства, мог позволить себе делать все, что угодно, без лишнего осуждения даже за его спиной. К слову, именно посол сидел сейчас рядом с графом, сложив ногу на ногу и не спеша покуривая трубку, красиво откинув свою тяжелую темно-синюю мантию на скамью. Они о чем-то разговаривали в присутствии стражников, и граф все это время тепло улыбался, когда говорил посол Ривер, который не отводил от него своих глаз. Марк молча смотрел на них какое-то время, немного сузив глаза, а затем перевел свой внимательный взгляд на спину Тьюиса, который за эти долгие минуты так ни разу и не пошевелился. Марк не знал, кто именно украл все внимание Тьиса в этот момент, но что-то подсказывало ему, что он смотрел на молодого графа, ведь плечи Данте дергались каждый раз, когда граф смеялся, как если бы он невольно повторял за ним. Что-то было во всей этой картине такое, что заставило кожу Марка на секунду покрыться мурашками. Ему стало так странно от одного осознания, что он кажется, понимал, в чем было дело, что хотелось дать себе пощечину, чтобы очнуться, но вместо этого Сарджент не мог отвести от Тьюиса своих пораженных глаз. Значит, и он был способен на такие чувства? Даже его черствое и сомнительно имеющее хоть что-то приятное сердце способно было замереть, точно как и он сам, при виде кого-то? Марку показалось, что ему открылся секрет, который он никогда и ни при каких обстоятельствах не должен был узнать. Он стоял вот так неподвижно еще какое-то время, а затем, вынув руки из карманов своих кожаных брюк, нарочито шумно и быстро подошел к другому концу арки, прислонившись к ней спиной и глубоко вздыхая, из-за чего производилось впечатление, будто он появился здесь только что. — Тебя не так-то просто найти, когда нужно, — осведомил его Марк, глядя куда-то в сторону прозрачным взглядом. Тьюис вздрогнул, когда Сарджент появился в его поле зрения, и отстранил свою голову от арки, заметно напрягшись. Его лицо изменилось в одно мгновенье и из спокойного стало снова привычно недовольным и излучающим все его нежелание жить среди людей в этот момент. Он посмотрел на Марка невероятно утомленным взглядом, склонив голову на бок, и даже удивился тому, что увидел его здесь. — Зачем меня вообще искать? — Есть разговор. — Я так не думаю, Сарджент. У нас мало общего, — очень выразительно усмехнувшись, отрезал Тьюис, отвернувшись и снова посмотрев туда, куда он смотрел и до этого, но только сейчас его взгляд вовсе не был заинтересован в том, что он видел. — Кое-что все-таки есть, — спокойно ответил Марк, складывая руки на груди, — и не думай, что меня самого это радует. Тьюис скривил губы в неприятной улыбке, и его глаза немного сузились, из-за чего его лицо приняло такое выражение, которое красноречиво говорило Сардженту о том, что ему слабо в это верилось. Они с Марком никогда и ни о чем всерьез не говорили. На самом деле, они не любили друг друга настолько сильно, что никогда не перекидывались друг с другом даже парой слов, которые не содержали бы в себе какого-либо оскорбления. Особенно на них не скупился Тьюис, у которого спор и раздражение вообще были неотъемлемой частью любого разговора. С чего вдруг Цербер Кларенса решил «поговорить» с ним о чем-то, Тьюису даже представить было трудно. Вполне вероятно, он был в тупике, иначе не стоял бы сейчас перед ним подозрительно спокойный. — Удиви меня, — бросил Тьюис, выжидающе взглянув на Марка. — Твое геройство на прошлой вылазке. Мне нужно узнать про человека, от которого ты спас Тео и другого рыцаря. Взгляд Тьюиса дрогнул в неподдельном удивлении. На самом деле, ему казалось, что он готов был услышать что угодно, но к этому все равно оказался не готов. — Ты говоришь о Делайле? — Да. — Почему тебя это интересует? — Личные причины, — отрезал Марк, перекрестив лодыжки и коснувшись затылком арки, глядя в сторону Тьюиса, но не на него самого. Марк решил, что, чем меньше он на смотрел на его хищное, какое-то птичье лицо, тем проще ему было держать себя в руках. Тьюис смерил его подозрительным взглядом, как если бы он прекрасно догадывался о «личных причинах» Сарджента, а затем вдруг выразительно усмехнулся, качнув головой. — С чего мне вообще говорить с тобой хоть о чем-то? — Назови мне цену, и я заплачу тебе, — спокойно ответил Марк, встретившись с парнем глазами. — Брось, я тебе, что, проститутка? — не сдержав какого-то особенно гнусного смеха, бросил Тьюис, зачесав волосы назад. — Все продаются, — несмотря на провокации Данте, Марку все же удавалось сохранять спокойствие. Он знал, что разговор точно не состоится, если он решит поговорить с Тьюисом так, как ему на самом деле хотелось.- Вопрос в том, как. — Всерьез предлагаешь мне назвать цену? — Как видишь. — Исчезнуть с моих глаз навсегда со всем своим кланом подойдет? «Кланом» Тьюис часто назвал весь Орден, включая Кларенса, и Марка это почему-то даже забавляло. Ведь Данте на самом деле было не важно, к.т.о. принадлежал этому Ордену — его раздражала сама суть, из-за чего он относился к людям, принадлежавшим собору, не как к тем, кто был связан работой и долгом, а как во всем похожим выходцам одного семейного клана. Марк усмехнулся, и Тьюис повторил его усмешку. Со стороны могло показаться, что это даже напоминало какой-то дружеский разговор, если, конечно, не присматриваться к тому, какими неприятными и натянутыми были эти усмешки. — Что-то более реалистичное, — сказал Тьюису Марк, когда они закончили обмениваться «любезными» улыбками. Тьюис хмыкнул и отвел от Марка глаза, посмотрев вглубь сада таким взглядом, будто там ничего не было, но Сардженту было прекрасно известно о молодом графе, который время от времени воровал его внимание. Было совершенно понятно, что Тьюис гораздо охотнее провел был это время в полном и тоскливом одиночестве, украдкой наблюдая за тем, как любовь всей его жизни обнимает другой мужчина, чем за разговором с Марком Сарджентом, которого интересовали какие-то странные вещи. — Почему ты просто не пойдешь и не прочтешь отчет, который я сдал Арию и который сейчас в архивах? Я не скажу тебе ничего нового, — уже без иронии и сарказма, а только с усталым и нетерпеливым вздохом проговорил Тьюис, однако тут же изменившись в лице, как если бы он вспомнил кое-что важное. Он осклабился настолько неприятно, что Марк вопросительно дернул бровью, уставившись на него. — Ах да, — протянул Тьюис, с трудом оторвав свои глаза от Холли.- Как я мог забыть об этом? Ты не можешь этого сделать. Тебя ведь даже рыцарем с натяжкой можно назвать. По происхождению ты тянешь на обычного воина и разделяешь со мной титул только потому, что Настоятель подсуетился. — Верно, — довольно быстро ответил ему Марк, и Тьюис невольно сузил глаза, заметив, что Сарджент был спокоен даже после таких слов. Марку было плевать на свое происхождение — он об этом знал. Но он также знал и о том, что ему не нравилось, когда кто-то говорил ему об этом с целью принизить его и указать ему на его «место». Именно об этом они с Тьюисом часто и цапались. Данте тоже раздражало, что Марк был равен ему и остальным только потому, что являлся Цербером Кларенса. Но в этот раз Сарджент был подозрительно холоден, как если бы его мысли занимали сейчас совсем другие вещи. Неужели тот наемник из Севера? — Я не могу, — подтвердил Марк, дернув плечами, — иначе я бы не стоял тут, говоря с тобой. Поверь, это последнее, чего мне сейчас хочется. Поэтому давай упростим задачу нам обоим и сократим время, которое нам приходится разделять друг с другом. Просто ответь на мои вопросы, и притворимся, что этого никогда не было. Тьюис, похоже, не был сегодня в настроении поязвить подольше и посерьезнее и вывести Сарджента из себя, иначе он обязательно перебил бы его, а не выслушал довольно терпеливо, глядя на Марка внимательным и серьезным взглядом, который явно изменился за последнюю минуту. Или же дело было в Холли, сидящем неподалеку, и в том, что Тьюис не хотел, чтобы тот увидел его в неподобающем свете, если все же обратит на него свое внимание, полностью поглощенное послом Ривером. По крайней мере, Марк все же больше склонялся именно к этому варианту, и одна мысль о том, что Тьюис действительно чувствовал что-то сильное к другому человеку, немного выбивала его из колеи. Тем более, что этот человек был, по иронии судьбы, тем, с кем у Тьюиса не было ни малейшего шанса быть когда-нибудь вместе. Похоже, это было кармой за отношение Тьюиса к другим людям, но Сарджент все-таки даже немного сочувствовал ему. Наверное, потому что в какой-то степени он его понимал. Понимал даже больше, чем Тьюиса когда-либо мог себе это представить. — Что ты хочешь знать? — после недолгой паузы наконец сдался Тьюис, перемнувшись с ноги на ногу и выжидающе взглянув в зеленые глаза Марка, которые сейчас были ярче, чем обычно. Непонятно, что именно играло с ними такую шутку — солнце, падавшее прямо на Сарджента из-за арки, или же интерес, разрывающий его изнутри. — Что в нем такого? — М? — Ты ведь сражался с ним, — пояснил Сарджент, не спуская глаз с Тьюиса, как если бы он намеревался забраться ему в голову.- Один на один. Ты можешь сказать, что в нем такого? Что заставляет всех знать его имя? Почему он такая проблема? Тьюис ответил не сразу. Некоторое время он просто смотрел на Марка немного непонимающим взглядом, явно пытаясь прикинуть, почему его настолько интересовала личность этого убийцы. Ему даже показалось, что Сарджент как-то резко поменялся в лице, стоило их разговору наконец зайти о Делайле. — Он не такой, как другие наемники, которых держит Север, — с коротким вздохом объяснил Тьюис. -У него нет особого…шаблона, по которому он действует, если можно так сказать. Никто не знает, где и когда он появится в следующий раз и кто будет его жертвой. Каждый раз это разные люди. За последние годы все же удалось понять, что, в основном, он охотится за нашей элитой — стратегами, главнокомандующими, лидерами, послами, и даже лекарями. Но иногда он убивает и более обычных людей, вроде тех, кто предал Север, или же наших шпионов. Наши лучшие воины и рыцари тоже становятся его мишенью. Никто не говорит об этом, но большинство наших все же верят в то, что именно он убил Эйнсворта. Он, вроде как, охотился за ним в последнее время. — Откуда ты знаешь об этом? — Марк уже не в первый раз слышал о том, что Леон мог пасть от рук Делайла. Однако Сардженту это по какой-то причине казалось маловероятным. — Делайл был на каждой битве, на которой присутствовал Леон. Возможно, это просто совпадение, потому что я лично не видел и не слышал о том, чтобы они сражались, но, по крайней мере, старшие так говорят, — пожав плечами, лениво пояснил Тьюис.- В любом случае, Делайл кажется неприкосновенным из-за своей непредсказуемости. Иногда создается впечатление, будто у него нет никакой цели, и он просто получает удовольствие от самого процесса. Этому ублюдку нравятся убийства. Он в восторге от них, — усмехнулся Тьюис, выразительно скривив губы.- Он лучшее оружие, что есть у Севера. Думаю, они очень гордятся им. — Гордятся? — Иногда они отправляют его в места, где происходят битвы, в которых не участвует «элита» или же какие-либо другие важные люди, кто потенциально мог бы быть его целью. Он просто появляется там и наводит хаос, убивает, кого вздумает, будто бы каждый раз бросает жребий. Это всех выводит из равновесия, — Тьюис презрительно дернул губой, зачесав волосы назад.- Суть в том, что ему необязательно это делать, как и им — посылать его туда. Такое ощущение, будто они просто хотят им похвастаться. Знакомая ситуация, да? Я знаю еще одного рыцаря, которого используют для устрашения, — тихо, будто по секрету, произнес Тьюис, наклонившись в сторону Марка, у которого энтузиазма было поменьше. Именно за это Сарджент Тьюиса на дух не переносил. Он всегда говорил вещи, через которые было трудно переступить, и эта была одна из них. Это мимолетное сравнение с Делайлом на секунду выбило мысли из головы Марка и заставило его руки, скрещенные на груди, сжаться в кулаки, но вместо какого-то ответа он, видимо, к большому разочарованию Тьюиса, просто посмотрел на него своим убивающим взглядом, тяжесть которого Тьюис ощутил на своих плечах. — Как его узнать? — только и спросил Марк после этой напряженной паузы.- Что у него за внешность? Тьюис посмотрел на Марка, и неприятная ухмылка украсила его лицо. «А ты серьезен насчет своих «личных причин», да?» — говорили Сардженту его глаза. — Он выглядит…не знаю, как мы. Как обычный человек, — Тьюис повел плечом, задумавшись.- Высокий; лицо такое острое, худое; волосы длинные — он не убирает их; взгляд безумный, довольно неприятный. Ничего особенного. Хотя…у него на лице что-то вроде родимого пятна. — Пятна? — Да. Прямо под левым глазом и неровно идет до самой челюсти. Не знаю, что это, но похоже на родимое пятно, — проговорил Тьюис, проведя пальцем по своей щеке с левой стороны. Марк слабо кивнул, понимая, что с этим можно было работать. Пятно на лице было довольно специфической чертой. — В любом случае, ты его и без этого узнаешь, если он будет стоять перед тобой. — Как, прости? На меня он вряд ли чем-то наведет ужас. — Я и не имел это в виду, — хмыкнул Тьюис.- Он всегда носит с собой странное оружие. Будто он яростный поклонник всего, что может убить человека. Он буквально делает его из всего, что видит. Что под руку попалось, из того и сделал себе оружие. Похоже, его хорошо натренировали владеть, чем угодно. Да и в рукопашном он очень сильный, быстрый — продыху не дает, — в голосе Тьюиса послышалось некое раздражение, и Марк его сразу же уловил, осознав, что это для Тьюиса, похоже, было самым тяжелым в схватке с Делайлом. — Я слышал, что однажды он убил семь наших рыцарей при помощи одной своей мантии, пропитанной отваром то ли омежника, то ли дурмана и мандрагоры. Он просто обматывал мантию вокруг их голов и ждал, пока они вдохнут достаточно много. Выглядело, должно быть, жутко. Мне повезло больше — у него была какая-то странная булава на цепи и кинжалы. В общем, такого сложно упустить из виду, если, конечно, он не скрывается. — Булава… Так вот, чем он ранил Кордейла, — вслух рассуждал Сарджент, вспомнив страшную рану на боку у Тео. До этого он долго гадал, чем можно было оставить такое серьезное ранение, пробив ребра и повредив легкое. Тьюис лениво кивнул, скрестив руки на груди. — Он не боец дальних дистанций, верно? — Марк снова поднял на него свои суженые глаза.- Только ближний бой? — Об этом не знаю. Из того, что я видел, ему нужно подойти довольно близко, чтобы убить. Но, думаю, он делает это не потому, что не умеет по-другому… — А для того, чтобы увидеть, как из противника уходит жизнь, — с прохладной ухмылкой закончил за него Сарджент, и Тьюис нехотя покивал, согласившись.- Лишний раз искупать руки в крови. — Вроде того. — Как ты выжил? — практически сразу спросил Сарджент, вопросительно изогнув свою достаточно тонкую от природы бровь. Тьюису показалось, что Марк был этому не рад, потому что его непонимание легко было спутать с недовольством. С Сарджентом в принципе всегда было так, поэтому Тьюис его так и не любил. Пускай Данте и был сварливым и язвительным большинство времени, но он хотя бы был прямым и понятным. Сарджент же был воплощением двусмысленности. Его молчание можно было спутать с безразличием. Мрачность с грубостью. Слишком яркую иронию с агрессией. Хладнокровие и спокойствие с высокомерием. Он постоянно был сам себе на уме и делал вид, что большинство земных вещей не имело к нему никакого отношения. Однажды Тьюис услышал, как Арий сказал, что Марк Сарджент был одним из самых рассудительных людей, которых он только встречал в своей жизни, и подумал, что это было полным бредом. Он ведь кидался на любого, кто хоть слово говорил про Настоятеля или же «не так» смотрел в его сторону, даже если это было совершенно безобидно. Тьюису казалось, что это было слишком. А еще это до жути раздражало. — Видимо, он был во мне недостаточно заинтересован, — несмотря на странные чувства, которые вызвал у него вопрос Марка, ответил Тьюис. Из-за выразительной усмешки на его лице могло показаться, будто бы он шутил, но Марк видел, что Тьюис был серьезен. И это, признаться, даже удивило его. — Так он бьется на смерть только с теми, кто ему и.н.т.е.р.е.с.е.н? — скептично уточнил Марк, приподняв одну свою бровь. — А ты не слышал? Он псих, — вкрадчиво осведомил его Тьюис.- Если ему кто-то хоть немного интересен, он появится даже на поле боя, чтобы убить этого человека, хотя наемники редко суются туда, они предпочитают искать более подходящий момент и оставаться незамеченными. Но это не про Делайла. Он улыбается каждый раз, когда убивает кого-то, кто продержался против него больше десяти минут, — на этих словах Марк вспомнил, как Эсме Дерозье говорил ему то же самое. Он тоже упоминал его «жуткую» улыбку во время убийств, на которую нормальный человек был просто не способен. — Почему до сих пор никто не может избавиться от него? Он гений стратегии или что? — Вроде того, — бросил Тьюис.- Никто не может понять, как он мыслит. Он непредсказуемый из-за своего безумства. Вполне вероятно….нужен кто-то, кто сможет понять, как он мыслит, чтобы загнать его в угол. Может быть, это будешь ты… — Не смей нас сравнивать, — прервал Тьюиса Сарджент, и Данте впервые за весь разговор услышал в его голосе знакомую враждебность. — Тебя это задевает? — Меня тошнит, когда ты начинаешь говорить о том, о чем не имеешь ни малейшего понятия, Тьюис. — Это я-то не имею понятия? — Тьюис издал резкий смешок, повернувшись к Марку всем телом и выразительно на него посмотрев.- А он? Он знает, какой ты? Знает, на что ты способен, когда ты вдали от него? Знает, каким диким становится его страж, оказываясь на свободе? — Хочешь рассказать ему? Могу проводить, — Марк раздражался слишком быстро, когда Тьюис трогал запретные темы и начинал говорить о Кларенсе. Ему даже не нужно было произносить его имя, чтобы Сарджент понял, о ком идет речь, потому что в его голосе всегда появлялась нотка презрения, когда он упоминал его. Марку было сложно держать себя в руках в такие моменты. Как бы его об этом ни просил сам Кларенс, и как бы Дафна ни настаивала на его спокойствии и безразличие в отношении Тьюиса и его высказываний, Сарджент видел тонкую грань между искренним безразличием и подавлением желания, и в случае с Тьюисом ему всегда было сложно оставаться безразличным к его бреду. — Не стоит, — с притворной улыбкой дернул головой Тьюис, — лишь хотел еще раз убедиться в фальшивости всего, что связано с собором. — Наслаждайся, — только и ответил ему Марк, оттолкнувшись спиной от арки. — Уже уходишь? — Чувствую, что, если проведу тут еще минуту, то на одного новоиспеченного героя станет меньше. — Я тут случайно узнал… — бросил Тьюис через плечо, когда Сарджент скрылся из поля его зрения, зная, что он остановится, — что некоторое время назад наши элитные войска предложили использовать сильных и необычных рыцарей как приманку, чтобы заманить Делайла в ловушку и убить, но он никогда не появлялся там, где от него это ожидалось. Тогда они стали проворачивать это и с рыцарями обычной армии, но Делайл все равно игнорирует все ловушки. Видимо, у него какие-то свои критерии интереса. Кстати…- перемнувшись с ноги на ногу, с немного наигранной задумчивостью произнес Тьюис, сделав небольшую паузу, — а с каких примерно пор тебя стали так настойчиво звать на все эти вылазки? Сарджент обернулся, сжав челюсть, и увидел, как Тьюис одарил его таким взглядом, что, в сочетании с его намеками, он заставил сердце Марка пропустить удар, из-за чего его руки в одно мгновенье похолодели и сжались в кулаки. Он даже сам сперва не понял, почему почувствовал себя так странно и уязвимо в один момент, но взгляд Тьюиса, в котором в этот раз было больше серьезности, чем иронии, красноречиво говорил ему о том, что он чувствовал себя правильно. И Марку хотелось провалиться сквозь землю от этого. Его слова настолько в одночасье выбили Сарджента из колеи, что он даже не следил за тем, дышали ли он все это время, или же в его груди было так тяжело именно потому, что он никак не мог сделать вдох? Это ведь…не могло быть правдой, верно? — На что ты намекаешь? — Да так…просто мысли вслух, — медленно и достаточно спокойно произнес Тьюис, хмыкнув и отворачивая голову от Марка, лицо которого стало еще более мрачным, чем до этого. Данте не верил, что его слова заставят Сарджента о чем-то задуматься, но после этого он как-то заметно притих, да и он заметил, как руки Марка, сжатые в кулаки, подозрительно подрагивали. На удивление, Сарджент ничего ему на это не ответил, не съязвил, и не стал угрожать, говоря, что Тьюис испытывает его терпение. Он просто смерил его тяжелым, будто и вовсе неживым взглядом, и ушел, довольно быстро скрывшись из виду. Тьюис проводил его своими сужеными в подозрении глазами, решив, что то, что Марк будет делать с этой информацией, его не касалось. Ему, на самом деле, так осточертела война, что ему не хотелось ни с кем и никогда больше ее обсуждать. Особенно с Сарджентом. По-настоящему его интересовало только то, что Марку нужно было от этого наемника Делайла, раз ради информации он решил поступиться принципами и поговорить об этом с Тьюисом. Сам Тьюис не хотел бы еще когда-либо встречаться с этим человеком лицом к лицу, пускай в бою с ним он и выглядел достаточно спокойным, будто он был совершенно обычным воином. Он, на самом деле, всегда так выглядел на вылазках, отчего окружающим казалось, будто Тьюис ничего не боялся и ему вообще было немного наплевать на собственную жизнь. Но это было не так. Признаться, в том бою с Делайлом, Тьюис был практически уверен в том, что умрет, ведь как бы ему ни хотелось себе польстить, он прекрасно понимал, что не был ему ровней. Тьюис пошел в этот бой, заранее зная о проигрыше, потому что он не мог позволить ему забрать жизнь Тео, которого тому удалось ранить, и какого бы героя из него сейчас ни делали, он все равно считал, что то, что он стоял сейчас здесь целым и невредимым, было какой-то магической случайностью. Возможно, Тьюис слишком преуменьшал свои заслуги, ведь все вокруг говорили о том, как смело и отчаянно он сражался с Делайлом, отвлекая его на себя и уводя подальше от Тео, ожидавшего подмоги, но сам Данте этого практически не помнил. Он хорошо запомнил только то, как, когда он увидел лицо своего противника, вся жизнь пронеслась у него перед глазами, и он решил, что если он и умрет на этой битве от его рук, то точно ранив его поглубже и побольнее перед этим. Ведь Тьюис больше не был таким, как раньше. Он не мог позволить себе умереть вот так просто… — Сэр Рыцарь… …ведь теперь у него было то, ради чего он обязан был жить. Тьюис медленно, будто боязливо обернулся, сперва не поверив своим ушам, и ему показалось, что его глаза тоже вступили с ними в сговор. Холли мягко улыбнулся, заметив его удивление, и чуть склонил голову на бок, отчего не вплетенные в его прическу волосы, блеснув на солнце, упали ему на плечо. Тьюис сдался его заразительной улыбке и тоже ему улыбнулся, отстранившись от арки и выпрямив спину, потому что из-за идеальной осанки Холли ему стало неловко стоять настолько расслабленно. Юный граф стоял прямо перед ним, их разделяло всего несколько маленьких шагов, которые Тьюису очень хотелось сократить. Посла Ривера нигде не было видно, и во всем саду они, казалось, были совершенно одни, если не считать стражников, сопровождающих Холли, которые, однако, стояли у входа во дворец, что невероятно льстило Тьюису. Ведь это значило, что с ним Холли чувствовал себя в безопасности. Именно поэтому он попросил их не идти за ним. — Граф Эклстонский, — поздоровался с ним Тьюис, учтиво склонив голову в коротком кивке. Казалось, будто Холли это даже смутило по какой-то причине, что было действительно странно, ведь он носил благородный титул и должен был привыкнуть к тому, как уважительно с ним все обращаются. Он заулыбался еще больше, и на этот раз немного неловко, отведя от Тьюиса глаза и тонкими пальцами убрав от лица прядь своих длинных волос. Эта черта Холли безумно нравилась рыцарю. Его скромность и сдержанность казались какими-то неземными и совершенно не подходили его высокому титулу, но именно эти редкие для обитателей дворца качества делали его таким обворожительным и желанным. — Вас тоже эта погода привела сюда? — спросил Холли, подняв голову и подставив свое лицо холодным лучам солнца. Тьюис на мгновение даже дар речи потерял, увидев, как лучи солнца гладят его бледную матовую кожу и как его черные ресницы быстро подрагивают от их яркости. — О да. Не мог отказать себе в удовольствии увидеть прекрасное, — с выразительной хитростью в голосе проговорил Тьюис. Холли, услышав в этом явный флирт, лишь улыбнулся, покачав головой, ведь он не смог поймать Тьюиса с поличным из-за того, что тот быстрым взглядом осмотрел сад, сделав вид, будто он говорил именно о нем. Но она оба знали, что это было неправдой. — Я рад, что Вы вернулись в целости и сохранности, Данте, — после недолгой паузы произнес Холли, проникновенно взглянув на рыцаря, который перестал улыбаться, почувствовав, что граф не соврал.- И я слышал о том, что Вы сделали. — Я…ничего не сделал, — на мгновение запнувшись, отмахнулся Тьюис, поспешно покачав головой. — Вы спасли Теодора Кордейла, разве нет? Сына советника. Он очень благодарен Вам, я слышал, как он отзывался о Вас. Вы оказали большую услугу королевству, сделав это, — тепло сказал Холли, заглянув Тьюису в глаза и совершенно не упрощая ему этим задачу. — Ах, это…- после недолгой паузы произнес Тьюис с немного наигранной задумчивостью, как если бы он успел об этом забыть. Признаться честно, это не было полностью неправдой. Просто это было последним, о чем он думал прямо сейчас. — Мне приятно, что я знаю героя войны. Но еще более приятно то, что вы, как настоящий рыцарь, сдержали свое обещание. — Вы помните о нем? — Тьюис невольно улыбнулся, совсем не ожидав, что Холли воспримет всерьез его обещание вернуться из Дардеры, и вообще запомнит его, как что-то важное. Но Холли, похоже, удивляло то, что он так думал. — Конечно. Данте, я помню наши разговоры, и я молился о Вашей сохранности так же, как и о других. Было что-то особенное в том, как Холли произносил имя Тьюиса, умудрившись запомнить его, несмотря на то, что все вокруг называли его по фамилии. Тьюис и сам настолько отвык слышать из чьих-то уст свое имя, что даже перестал отзываться, слыша, как кто-то зовет его Данте, поначалу даже не узнавая это имя. Но с Холли все было по-другому. Его «Данте» было очень родным, знакомым, и теплым. Его «Данте» ощущалось, как дом, в который Тьюису хотелось возвращаться. Каждый раз он молился, чтобы Холли назвал его так еще раз. — Вы не должны были быть здесь все это время. Вам стоило подойти, я всегда рад поговорить с Вами. А так, я бы даже не заметил Вашего присутствия, если бы посол не указал мне на Вас, — с легким упреком проговорил Холли, запуская свои руки в широкие рукава и пряча их в тепле. Тьюису резануло по ушам, что именно посол указал Холли на его присутствие, он даже не понимал, злило ли это его или же вгоняло в недоумение. Ривер не мог не догадываться о том, почему Тьюис проводил так много времени в этом саду и почему так и норовил украсть хотя бы минуту времени Холли и хотя бы пару его слов. Юный граф, безусловно, привлекал очень многих людей как во дворце, так и в цитадели из тех, кому повезло хотя бы раз его увидеть, но Тьюис, похоже, был самым настойчивым, потому что остальные убавляли свой пыл после того, как Холли категорично отказывал им во внимании и ухаживаниях. Однако, спокойствие Ривера даже немного выводило Тьюиса из себя. Он не мог понять, что же это было: его непоколебимая уверенность в том, что Холли никуда не денется от него, или же его недостаточно сильная любовь к нему, чтобы беспокоиться о таких «мелочах»? — Я не хотел помешать. Мне казалось, Вы были очень…увлечены разговором, — сдавленно проговорил Тьюис, стараясь не сделать свою неприязнь к послу Риверу слишком очевидной. — Я заметил, что и Вы тоже. Я видел, как Вы о чем-то говорили с другим рыцарем. Вы о чем-то спорили? — поинтересовался Холли, немного склонив голову на бок и выгнув свою черную бровь. — Спорили? Что Вы, нет, мы с ним друзья, — в голосе Тьюиса скользнула еле заметная ирония, которую Холли, однако, уловил, заметив, что и улыбка рыцаря превратилась в довольно натянутую и странную, будто бы он улыбался чему-то, о чем сейчас подумал, но чем точно не хотел с ним делиться. — Правда? А мне показалось, что наоборот. И ответили Вы не сразу, — хитро подловил его Холли, заставив Тьюиса подавиться еще не придуманными им словами и кашлянуть, неловко улыбнувшись. Порой он так сильно засматривался на юного графа, что совершенно не понимал, о чем они говорили и как он должен был реагировать на его слова. Так было и сейчас — ему просто было трудно отвести от него глаза хотя бы на несколько секунд, ведь тогда, в Дардере, он успел допустить мысль, что больше никогда не увидит его, не услышит его голоса, не посмотрит в его необычные глаза. Сейчас Холли казался ему еще более красивым, чем он помнил, пускай это и звучало странно. На нем была одета длинная восточная мантия насыщенного бордового цвета, на которой белыми нитями были вышиты большие изящные птицы. Широкий ремень из такой же ткани опоясывал его талию, длинные рукава скрывали кисти его рук, а подол мантии едва касался земли, делая его фигуру вытянутой и стройной, несмотря на большую меховую накидку на его плечах. Волосы Холли были подняты в красивой прическе, в которой было много деталей, а его губы казались слишком алыми, чтобы подумать, что это был их натуральный оттенок. Тьюису хотелось знать, что значила вся эта красивая необычная одежда, что значили узоры на заколке, вплетенной в его волосы, к каким он привык традициям и как они отличались от тех, что окружали его теперь. Ему хотелось знать о нем абсолютно все. Он и сам был всем, что только мог видеть Тьюис. — Что-то не так? — заметив молчаливость рыцаря, который не отрывал от него своего задумчивого взгляда, поинтересовался Холли. — Нет, просто…-Тьюис запнулся, прервав себя, а затем выразительно, но мягко усмехнулся, качнув головой.- Я просто подумал о том, как прекрасно Вы выглядите сегодня. Так каждый раз, когда я Вас вижу. Возможно, это цвет мантии…или же это я не видел Вас слишком долго. Раньше Тьюису казалось странным, как можно было смотреть на другого человека и думать о том, что можешь отдать ему свою жизнь. Это ведь даже звучало наиграно и фальшиво, никто не мог стоить чьей-то жизни, если это, конечно, не касается рыцарского долга. Но сейчас Тьюис смотрел на Холли и понимал, что он без раздумий отдаст ему свою, если он только попросит его об этом. Он расстанется с жизнью ради него, вонзит кинжал себе прямо в сердце или же позволит это сделать ему, упав перед ним на колени. Он заслуживал его жизнь. Он заслуживал того, чтобы она стала всецело его. Холли ничего ему не ответил, лишь красиво улыбнулся, внимательно заглядывая рыцарю в глаза, как будто ему было интересно, о чем он сейчас думал. Он никогда ничего не отвечал на его комплименты и попытки флирта, никогда не обнадеживал его — Тьюис и сам с этим прекрасно справлялся. — Скажите, Холли…почему Вы с ним? Почему Вы решили принадлежать этому человеку? — как-то вырвалось у Тьюиса само, стоило ему только подумать о том, что все эти улыбки и нежные взгляды Холли принадлежали совсем другому человеку, как и, вероятно, то, почему (и для кого) он всегда выглядел настолько красиво, даже если во дворце не проходило никакого бала или торжества. Вопрос Тьюиса, похоже, удивил Холли, потому что его брови немного приподнялись, а взгляд стал чуть растерянным и отстраненным. Кажется, никто раньше не спрашивал его об этом в лицо. Конечно, практически каждый, кто не был близко знаком с ним и с его «послом», не раз задавались теми же вопросами, что и Тьюис, но никто из них до этого не смел задать их самому Холли. И Тьюис прекрасно понимал, почему. На самом деле, он и сам пожалел о том, что поднял эту тему и беспардонно вторгался в чужую жизнь, которая объективно совершенно не касалась его. Но он не мог забрать свой вопрос назад, точнее — не хотел, потому что понимал, если он не спросит сейчас, то никогда не узнает о том, что занимало его мысли круглые сутки и каждый день с тех пор, как он впервые увидел Холли во дворце. — Посол Ривер…сделал очень многое для меня и моей семьи, — после недолгой паузы на удивление Данте ответил Холли. На самом деле, он не обязан был отвечать, и Тьюис это прекрасно понимал и признавал, поэтому и не надеялся, что Холли решит ему ответить. Но почему он это сделал? — Это ведь не единственная причина? — проговорил Тьюис, пытаясь прикинуть, в какой помощи нуждалась семья Холли, что именно Ривер стал тем, кто произвел такое впечатление на Холли своей помощью. — Нет, — Холли снова мягко улыбнулся, качнув головой. — Вы действительно любите его? — Тьюису было странно произносить эти слова. Они шли вразрез с его обычным поведением человека, которого мало волнуют чужие чувства и жизни, они давили на него своей неправильностью и беспардонностью, своим вмешательством в чужие дела, и еще кучей неприятных ощущений, которые в нем вызывало одно только слово «любить», которое касалось отношений между его настоящей любовью и человеком, который крал все внимание Холли своим существованием. Холли некоторое время просто смотрел Тьюису в глаза, не выглядя при этом возмущенно или же раздраженно таким дерзким интересом со стороны рыцаря. Он сцепил руки в замок, перестав держать их в тепле больших рукавов, и его губы медленно раскрылись в таком больном для Тьюиса «люблю». И все. И мир перестал казаться ему полным смысла в этот момент. — Но что Вы будете делать, если однажды он решит жениться, как от него это и ожидается? Что, если он просто подвинет Вас однажды? Забудет про Вас, будто ничего и не было? Просто в один день заменит Вас какой-нибудь…графиней, — с ярко выраженным презрением выпалил Тьюис, не сдержавшись. Он моментально раздражался из-за одной только мысли о том, что посол мог однажды опозорить Холли, женившись, но оставив его во дворце как своего фаворита, и все будут прекрасно знать, что к чему. Из-за этого Холли никогда не сможет быть чем-то большим, нежели просто «любовником Ривера», что, как клеймо, закрепится за ним на всю его оставшуюся жизнь. Тьюис не мог представить, что однажды это может случится с Холли Имерсом, человеком, которого он готов был носить на руках всю его жизнь, чтобы его ноги никогда не касались земли. Он ничего не знал про отношения Холли и Ривера, но он не доверял этому послу, ведь из-за его высокого и важного статуса его женитьба является просто вопросом времени.- Он ведь член королевской семьи…- фыркнул Тьюис, складывая руки на груди, — что если Вы для него просто…очередное развлечение? Возможно, ему не стоило говорить последнюю фразу. Возможно, ему ничего из этого не стоило говорить, потому что это звучало обидно и оскорбительно, и это могло навсегда отодвинуть от него Холли, лишив его последней возможности хотя бы лицезреть его время от времени. Но у Тьюиса было слишком плохо с самоконтролем. Как бы сильно он иногда ни жалел об этом, ему действительно было сложно сдерживаться и хоть немного отсеивать то, что можно говорить вслух от того, чего нельзя было произносить ни при каких обстоятельствах. Это было его главным недостатком, и если окружающие его люди думали, что Тьюис об этом не знал, то они глубоко заблуждались. Ему об этом было известно больше всех. Как только Тьюис выпалил все это, не сказать, что ему стало легче, но раздражение заметно отступило. Хотя, быть может, оно отступило из-за того, что он впервые за это время посмотрел Холли в глаза, сразу же почувствовав себя виноватым. Холли не смотрел на него с упреком (отчего было только хуже), но его взгляд, казалось, был немного подавленным и растерянным, потому что он не ожидал услышать нечто подобное от Тьюиса. Улыбка спала с его лица, а брови чуть сдвинулись к переносице, делая его лицо строгим и взрослым. Тьюис почувствовал себя неловко. Настолько неловко, что ему захотелось ударить себя и сейчас же уйти, чтобы не мозолить ему глаза. «Какого черта ты творишь, Тьюис?», — спросил он сам у себя, сдержанно вздыхая и прикрывая глаза. — Простите меня. Я не должен был говорить этого… — Спасибо, — мягко прервал его Холли, вынуждая Тьюиса снова посмотреть на него, но в этот раз в каком-то недоумении, ведь это «спасибо» прозвучало совсем искренне.- То, что Вы пытаетесь сказать мне об этом, говорит о том, что Вы переживаете за меня. Это… приятно. Но все в порядке. Посол Ривер никогда не сделает что-то, что унизит меня — я в этом более, чем уверен. А я остальном…мне не важно, что будет дальше. Даже если все случится так, как Вы сказали…я приму это. Я принадлежу этому человеку и буду с ним так долго, как это возможно. Когда Холли сдержанно улыбнулся после этих слов, Тьюис поймал себя на мысли о том, что, кажется, впервые кому-то завидовал. Раньше зависть была совсем чужда ему, ведь Тьюиса большинство людей вообще не интересовало, и сложно было завидовать кому-то, кого ты даже не замечаешь. Сейчас же он понимал, что среди всего прочего, что он чувствовал к Риверу, зависть выделялась больше всего, буквально огнем полыхая в его груди. Сложно было смириться с осознанием, что он всегда будет хуже кого-то. Простая истина, которую людям стоит принять еще в раннем возрасте, чтобы избежать бессмысленных соревнований и разочарований, сейчас встала ему поперек горла. Несмотря на хорошее положение в обществе, Тьюис никогда не дотянет до статуса Ривера. Он никогда не будет достойным Холли и его внимания настолько, чтобы затмить собой посла. И он завидовал Риверу в том, что его любил Холли. Что такой, как Холли, обратил свое внимание именно на него. Тьюису настолько сложно было с этим смириться, что он бы даже вызывал Ривера на дуэль, если бы, конечно, имел на это право. Но он не мог быть настолько эгоистичным в отношении Холли. Ведь он по какой-то причине искренне любил посла. — Если он когда-либо ранит Ваши чувства, клянусь, я заставлю его об этом пожалеть, — совершенно серьезно сказал Тьюис Холли, замечая, как его брови от удивления взметнулись вверх. — Собираетесь быть моим защитником? — с усмешкой уточнил граф, глядя ему в глаза. Кажется, он совсем не злился на него за ту дерзость, которую ранее позволил себе Тьюис. «Я бы предпочел быть просто Вашим, но и эта роль мне подходит…», — подумал Тьюис, слабо улыбнувшись вместо ответа на вопрос Холли. Графа это, похоже, рассмешило, и от его прежней строгости, что все еще легкий намеком присутствовала на его лице, не осталось и следа. — Пойдемте, — вдруг сказал он, дотрагиваясь до плеча Тьюиса и кивая в сторону сада. У Данте от этого легкого касания на коже вспыхнули мурашки.- Расскажете мне больше о войне. Вам ведь известно, что я непозволительно мало об этом знаю. — С удовольствием, — довольно быстро согласился Тьюис, не позволив себе упустить возможности провести с Холли еще немного времени, несмотря на то, что холод, стоящий на улице, уже порядком сковал его руки. Да и о своем решении больше ни с кем и никогда не говорить о войне, принятом немного ранее, он тоже, кажется, совсем позабыл. Эта легкость, с которой Тьюис поддавался смене эмоций, была совершенно не присуща Марку Сардженту, который так стремительно ушел из этого сада, что совершенно не заметил людей, что попадались ему по пути, некоторых из них даже невольно задевая плечами, когда они пытались подойти и заговорить с ним. Марку не хотелось ни с кем говорить, и меньше всего ему хотелось кого-то видеть вообще. Он планировал идти так долго, пока не устанет, и пока эта усталость не потушит огонь разгоревшейся в нем эмоции, которую ему сложно было как-то назвать. Но, пройдя сосем немного, он почувствовал, что начинает задыхаться, и не внешне, нет, — ведь он дышал глубоко и свободно — но внутренне, чувствуя, как сердце пульсирует у него в висках, а грудь безутешно содрогается при очередном вдохе. Это было похоже на агонию, вот только она происходила у него в голове, и в груди, и даже в руках, кулаки которых никак не могли разжаться. Почувствовав, что не может вот так и дальше бездумно идти вперед, Марк свернул с главной дороги и зашел за лавку кузнеца — два больших двухэтажных дома, в одном из которых мастера ковали железо, а в другом продавали его. Между этими двумя домами был небольшой проем, в который и направился Марк, спрятавшись от суеты улицы и от чужих глаз, которые не додумывались заглянуть сюда. Он резко остановился, уперев одну руку в холодную стену, будто для какой-то опоры, и склонил голову к груди, так низко опустив при этом плечи, как если бы на них что-то давило, заставляя его сгибаться под этим натиском. Марк замер так на какое-то время, выжидая, но это не успокоило его тяжелого дыхания и бьющегося в висках сердца, и тогда он просто прислонился к дому своей спиной, немного расслабив ноги, и поднял руки к голове, закрыв ими свои глаза, совсем ненадолго лишив себя назойливого света. Ему просто хотелось передохнуть, потому что он получил от Тьюиса даже больше информации, чем планировал, и она совершенно неожиданно начала на него давить. Хотелось побыть одному, что сейчас совсем не представлялось возможным, хотелось подумать о том, что что-то из того, что сказал Тьюис, он явно не расслышал, или же ложно принял за правду. Но как бы они с Тьюисом ни ненавидели друг друга, у них не было никаких причин для лжи, ведь поводов поиграться на чувствах друг друга у них и так было предостаточно. Слова Данте могли любому показаться полным бредом, не имеющим за собой никакой основы, и самым ужасающим было то, что для Марка они имели смысл и в их правдивости он, напротив, ни разу не усомнился. И то, сколько всего в Марке вызвал намек Тьюиса на то, что он мог быть одной из «приманок», удивило, по правде говоря, даже самого Сарджента, потому что такая острая реакция его тела говорила его практически всегда спокойной голове о том, насколько сильно его задевала сама возможность этой ситуации. Тьюис сказал, что весь этот план с «приманками» не особо имел эффект и не особо работал на Делайле. Но Тьюис не был на большинстве вылазок, на которых присутствовал Марк, поэтому он не знал всего, что на них происходило. Он не знал, что лорд Нордштейн взял в заложники группу Ария именно из-за Марка. Он желал сделать из него еще одного «короля войны», и именно тогда Марк узнал о Делайле. Когда на место прибыла группа Тео и зачистила его особняк, убив всех его людей, одного они все же не досчитались. Тогда они решили, что этому человеку удалось сбежать, и даже не придали этому большого значения. Марк не знал, почему вспомнил об этом именно сейчас. Это был не единичный случай, Марк не раз становился причиной лишних проблем у той группы, в которой он оказывался на вылазках, из-за чего он предпочитал работать один. И это явно доказывало то, что приманка из него выходила отличная. Когда он задумался об этом, то вспомнил множество важных людей, которых удалось пленить или же убить только благодаря тому, что они показывались в местах, где появлялся Марк Сарджент. Одна мысль о том, что тем единственным человеком, который сбежал из дома Нордштейна, мог оказаться Делайл, и что именно Делайла Марк мог упустить из вида в тот день, заставляла кровь кипеть в его венах. То, что он был наемником Севера, а Нордштейн работал на Ареон, не особо останавливало Сарджента в этих мыслях, учитывая их недавнюю «совместную» работу. Какова была вероятность того, что Делайл мог быть так же заинтересован в поисках Марка, как и Марк в его? Какова вероятность, что этому наемнику о Марке было известно задолго до того, как Сарджент услышал его имя? Все эти пойманные и не пойманные люди, все эти «внезапные» облавы и странная «утечка» информации, выбор вылазок, в которых участвовал Марк — все это вдруг стало иметь какой-то смысл для него. Обычное совпадение, не стоящее внимания, сейчас казалось Сардженту четко продуманным планом, а этот план, в свою очередь, выглядел, как предательство. Только одному человеку он был позволил использовать себя в совершенно любых целях и с совершенно любым исходом. И этот человек не принадлежал дворцу. Сарджент сцепил руки в замок, положив их себе на голову, и коснулся затылком холодной стены, посмотрев прозрачным взглядом на бродячего пса, который, все это время составляя ему компанию, жадно обгладывал какую-то кость. Марку захотелось достать этому псу побольше еды — просто в качестве благодарности за то, что он позволил ему побыть одному, в то же время не отходя от него ни на шаг. В такие моменты Сарджент ловил себя на мысли о том, что он желал быть на вылазке в этот момент, держать револьвер в своей руке, нацеленный на кого-то, и чувствовать, как пульсирует палец на курке, готовый одним движением отнять чью-то жизнь. Марк это ненавидел, он ненавидел то, что получалось у него лучше всего, всем своим телом и душой, но одновременно с этим, быть на вылазке и лишать врагов жизни было тем, чего он больше всего желал в этот момент. Сарджента бы даже испугало то, насколько сильно ему этого хотелось, если бы он был в состоянии сейчас об этом задуматься. Спокойно стоять на месте, пока внутри него бушевали ярость и раздражение, было самым правильным решением для него сейчас, пускай оно совершенно никак ему не помогало. Зато оно помогало другим не пострадать от его руки. — Марк? Что ты здесь делаешь? Я повсюду тебя искал, ты же знаешь, как важно появляться на собраниях перед вылазками, — голос Ария Гамильтона показался Марку слишком реальным, чтобы быть плодом его воображения, а когда он услышал шаги рядом с собой, то понял, что главнокомандующий действительно находился сейчас рядом с ним, неизвестно, каким образом отыскав его в этом месте. Не то, чтобы Марка совершенно не было видать с улицы, но, возможно, Арий увидел его прямо перед тем, как он скрылся у всех из виду. Неважно. Это было неважно, потому что Марку не хотелось кого-то видеть. В особенности Ария. Он отстранился от стены, которая служила ему опорой последние несколько минут, и отошел на несколько шагов вглубь проема, отвернувшись от Ария и подняв руки к своей шее, дотронувшись до нее пальцами, холод которых успокаивал его эмоции. — Не нужно было меня искать, — только и ответил Марк, закрывая глаза и буквально спиной чувствуя на себе взгляд Ария. — О чем ты? Ты никогда не отсутствуешь просто так, — недоумевающе проговорил Арий, глядя на напряженные плечи Сарджента и прекрасно замечая, что что-то происходило. И это что-то было между ними, потому что Марк был не из тех людей, кто выплескивает свою раздражительность на тех, кто был в ней непричастен. Арий перемнулся с ноги на ногу, заметив, что Сарджент не спешил ему отвечать, и, положив руки на свои бедра, еще немного помедлил и продолжил: — Я пошел за тобой, потому что мне нужно многое тебе рассказать об этой вылазке, ты ведь знаешь, что она не будет такой, как обычно. — Серьезно? Ты хочешь что-то мне рассказать? — не выдержав, воскликнул Марк, поворачиваясь к Арию и раздраженно усмехаясь.- Как насчет того, чтобы поговорить со мной о том наемнике Севера, информацию о котором ты так тщательно от меня скрываешь все это время? Или снова придумаешь причину этого не делать, даже когда я уже знаю об этом? Судя по реакции Ария, Марк застал его врасплох. Его удивленные и будто чего-то не понимающие глаза уставились на Сарджента в неком ступоре, из-за чего было очень похоже, что ему нечего было сказать в ответ. Гамильтон редко видел Марка таким раздраженным. Он не скупился на эмоции, но чаще всего у него очень хорошо получалось контролировать себя, ведь он выпускал слишком сильные чувства другими способами. Но сейчас, будучи, похоже, загнанным в угол в прямом и переносном смысле, Сардженту было трудно сдерживать себя, и вся его злость и фрустрация отражались на его напряженном лице, в тяжелом дыхании, и во взгляде, которого он не отводил от Ария, будто разговаривая с ним без слов. — Марк, — все же произнес Арий, приподняв одну руку, — все не так, как ты думаешь… — А как все, Арий? Ты, черт возьми, не сказал мне о том, что это Делайл напал на принца и Тео, что это из-за него Леандр ранен, а Кордейл лежит в госпитале с не утешающими прогнозами! Ты не сказал, хотя знал, что мне это было нужно! — повысив голос к самому концу, воскликнул Марк, прервав себя из-за этого, и ненадолго отвернувшись, чтобы не выходить из себя еще больше. Арий наблюдал за ним все то время, пока Марк стоял к нему полубоком, глядя куда-то в сторону прозрачным, но напряженным взглядом. Гамильтон не произнес ни слова, но он явно не выглядел спокойным. Его волновало то, что Марк узнал об этом, и пускай он и чувствовал вину за то, что утаивал от него информацию, он у него были на это свои причины, и он бы все равно предпочел, чтобы Сардженту об этом не было известно.- Ты не можешь мне сейчас говорить, что все не так, как я «думаю». Неужели ты и правда полагал, что мне об этом не станет известно? Что то, что ты скрываешь все от меня, никому в итоге не поможет? Тебе нужно было просто сказать мне правду, это то, чего я ждал от тебя. — И я специально не сделал этого! — практически прервал Марка Арий, столкнувшись с ним взглядом. Сарджент выразительно хмыкнул, отведя глаза, и Гамильтон глубоко вздохнул, запустив пятерню в свои густые черные волосы, даже не зная, как объяснить то, что уже долгое время было у него в мыслях.- Каждый раз, когда ты слышишь о нем, с тобой что-то происходит, ты будто сходишь с ума. — Схожу с ума? Серьезно? — Когда ты слышишь об этом человеке, ты так быстро позволяешь злости завладеть тобой, что это пугает, — объяснил Арий. — О, так ты боишься меня? — Марк ткнул себя пальцем в грудь, усмехнувшись и внимательно посмотрев на главнокомандующего, который красноречиво качнул головой, сдвинув брови к переносице. И как Сарджент вообще мог об этом подумать? — Я боюсь з.а. тебя, а не тебя, Марк, — уже спокойней и тише произнес Арий после недолгой паузы, заметив на лице Сарджента некую усталость, граничащую с недовольством. Это было его нормальной реакцией на беспокойство других о себе. Сколько Арий его знал, Марк никогда не принимал (или же не умел принимать) чье-то волнение о себе, заботу других и даже любовь. С годами, благодаря тому, что делал Леон с Дафной, Кларенсом и отцом Ария, им все же удалось каким-то образом приучить Марка к принятию хороших чувств, вроде заботы о себе, которую он изредка, но все же без лишних пререканий позволял другим, но все, что касалось чего-то плохого, к чему он относил и беспокойство о себе, было будто бы табу для него. Это всегда вызывало у него такую реакцию, и она была прекрасно знакома Арию. Он всегда усмехался и даже отворачивался, язвил, и делал такое лицо, будто для него это ничего не значило, будто этого не стоило было делать, будто он в это совсем не верил. Он всегда старался обесценить такие вещи хотя бы для самого себя, из-за чего складывалось впечатление, что окружающие его люди ничего для него не значат, и раньше Гамильтон не понимал, зачем он это делает. Однако, после пропажи Леона Арий наконец осознал, что Марк, напротив, настолько дорожил этими людьми, что в какой-то степени даже боялся значить для них так много, видя на примере Леона, какую сильную боль вызывает любовь. Это был способ его заботы. Странный и противоречивый, но именно так Марк выражал свои чувства. — Твоя одержимость Делайлом ненормальна, — продолжил Арий, не дождавшись, когда Марк снова посмотрит на него.- Оставь это. Оставь это мне. Моему отцу. Моей армии. Доверяй нам хоть немного. Этот человек опасен для тебя, и я не имею в виду его способности. Этот монстр превращается в демона в твоей голове. Перестань на него охотиться. Сарджент выслушал Ария и наконец взглянул на него, разжав кулаки и окончательно успокоив свое тяжелое дыхание, мешающее ему спокойно говорить. Злость в этот момент покинула его зеленые глаза, и они снова стали мрачными, и выглядели холоднее, чем обычно. — Этот урод продолжает избавляться от наши людей, и никто, совсем никто не может поймать его и убить, — сказал он Арию, перестав покусывать нижнюю губу и поспешно расстегнув свою кожаную куртку с теплой меховой подкладкой, потому что уже какое-то время совсем не чувствовал нужного ему холода.- Я предложил тебе свои услуги, предложил избавиться от него раз и навсегда, потому что я м.о.г.у. это сделать, и тебе прекрасно об этом известно. Но как я это сделаю, если ты не делишься со мной никакой информацией, которая может быть полезна? Ты согласился пойти со мной на эту сделку, а сейчас лезешь мне в душу со своим беспокойством, уверяя меня, что я становлюсь одержим и безумен? Я никогда еще не был настолько трезв, Арий. — Я согласился на это до того, как начал понимать, что ты превращаешь это в личную борьбу, — ответил Гамильтон, покачав головой. — Какая разница? — Большая, Сарджент. В этом нет смысла. Разве ты не видишь, что у тебя вызывает этот человек? Марк понимал, что не должен был говорить сейчас с ним, что должен был уйти, как только увидел Ария, ведь ему не хотелось ни с кем сейчас говорить. Но отчего-то он все равно продолжал этот напряженный разговор с Гамильтоном, который не сулил ничего хорошего, потому что они не понимали друг друга. У Марка слишком многое было на уме в этот момент, намного больше, чем это мог представить себе Арий, из-за чего их разговор не получался справедливым и даже адекватным. Гамильтон, возможно, думал, что Марк принимал эту ситуацию слишком близко к сердцу, но дело было совсем не в этом. — Причина не только во мне, Арий, — не выдержав, наконец, произнес Сарджент. Ария как-то странно передернуло. Он всегда замечал, каким глубоким и даже «объемным» был голос Марка, но сейчас он показался ему даже глубже обычного — он был утробным и как будто бы шел через силу. Похоже, он говорил о чем-то, о чем совсем не хотел сейчас говорить.- Делайл — единственный убийца Севера, после встречи с которым все, за редким исключением, вроде Тео и Его Высочества, погибают, либо же пропадают без вести, что в этом случае равно смерти. Так почему же, если он так хорошо делает свою работу, он все еще не пришел за Кларенсом? — на этих словах брови Ария приподнялись, а его лицо приняло такое растерянное и даже пораженное выражение, что Сардженту сразу стало понятно — он даже не задумывался об этом раньше. Гамильтон настолько привык к тому, что слышит о Делайле от своих рыцарей и от тех, кто связан с дворцом, что ему и в голову не приходила мысль о том, что его бездействие в отношении Настоятеля было странным, хотя этот вопрос и был невероятно логичным и буквально напрашивался на то, чтобы о нем подумать. Сказанное Марком озадачило его и заставило прочно задуматься об этом. Эта новая мысль полностью меняла его представление о Делайле и его миссии в этой войне. Так, значит, Сарджент все это время думал именно об этом? Он превратил Делайла в свою одержимость по большей части из-за того, что тот представлял огромную и непредсказуемую угрозу для Кларенса? — Север хочет его смерти больше любого другого королевства, — продолжил тем временем Марк, увидев на лице Ария отстраненное выражение, — если у них все это время был Делайл, почему он до сих пор не попытался открыто избавиться от него? Он ведь всегда берется за самые «интересные» задания, а Север использует его тогда, когда им нужен стопроцентный результат. Так что может выгоднее для Севера и интереснее для такого, как Делайл, чем избавиться от самого охраняемого человека в Новом Эралеоне? — Думаешь он…- задумчиво проговорил Арий, сдвинув брови к переносице, — чего-то выжидает? — Я в этом уверен, — отчетливо отрезал Сарджент, убедив Ария в том, что именно к этому он и вел все это время.- Он ведь и за тобой еще не приходил, если я не ошибаюсь. Арий поднял на Марка свои пораженные глаза, встретившись с его взглядом. — Нет…никогда. Марк покивал, подтвердив свою мысль, и красноречиво усмехнулся, засунув руки в глубокие карманы куртки. — Я предпочитаю достать его раньше, чем мы узнаем, чего же он выжидал все это время. И с твоей помощью или без, но я сделаю это. Это не то, от чего ты можешь меня остановить, Арий. — Но, Сарджент… Но Марк дернулся с места, покачав головой и приблизившись к Арию, всем свои видом показывая, что он хотел закончить этот разговор как можно скорее. И Гамильтон готов был отпустить его сейчас, зная, что у него не получится поменять его мнение, ведь до этого он немного наивно полагал, что если ограничит Марку доступ к информации о Делайле, это затормозит его или же и вовсе прервет его нужду охотиться за ним. Но если в этом был замешан Кларенс, Марк никогда от этого не отступится. Арий это просто знал — он достаточно наблюдал за ним все эти годы. Он действительно собирался смириться с этим, но Сарджент, проходя мимо него, сказал что-то, что мгновенно нарушило все его планы: — Если и делаете из меня приманку для него, то будет справедливо, если я хотя бы буду хоть что-то о нем знать. — Что?..- Арий остановил Марка, схватив его за руку так быстро и с такой силой сжав его локоть, что мгновенно Сарджент замер, пошатнувшись и нехотя повернув на главнокомандующего голову. Не было смысла переспрашивать. Арий не понимал, откуда, но Марку было известно об плане элитных войск. И он молчал весь разговор, выпалив это только сейчас. Почему он не сказал раньше? — Марк, я никогда не поступал так с тобой, — понизив голос и глядя в глаза Сардженту, вкрадчиво произнес Арий.- Ты мой друг, как я могу использовать тебя как приманку? — Ты, может, и нет, но ты точно уверен насчет тех, чьи приказы ты выполняешь? — после недолгой паузы проговорил Марк, коротко и как-то устало вздохнув. Он оторвал от себя руку Ария, поправив рукав куртки, но остался стоять так же близко к нему, не отойдя ни на шаг. — Не поэтому ли ты всегда так против, чтобы я участвовал в вылазках так часто? Потому что знаешь, для чего я там? Знаешь, для чего они хотят меня использовать? — Это неважно, — отрезал Арий. Его серьезные и строгие глаза смотрели Марку прямо в душу, будто бы спрашивая: «Ты действительно веришь в то, что я мог так поступить с тобой?».- Элитные войска могут обсуждать и планировать, что угодно. Но в армии главный я. И я бы никогда не сделал из тебя приманку. Я никому лишнему не даю знать о том, что ты едешь на очередную вылазку. Твое присутствие, как и свое собственное, я держу в секрете до самого конца. — Потому что я сам об этом оповещу своим револьвером, — Марк выразительно выгнул одну бровь, тоже не спуская с Ария глаз, но его взгляд, в отличие от взгляда брюнета, был спокойным и прохладным, будто его это и вовсе не волновало. Но его это беспокоило. Намного меньше, чем вся эта ситуация с Делайлом, но иначе он бы просто не язвил и даже не поднял бы эту тему. Арий не мог поверить в то, что слышал от него эти слова, но и Марку, похоже, не верилось в то, что после стольких лет, проведенных бок о бок, они вообще об этом говорили. Между ними воцарилась давящая тишина, и Арию меньше всего хотелось ее продолжать. — Если ты правда думаешь, что я могу быть как-то в этом замешан, то ты ошибаешься, Марк. — Я думаю, у тебя есть секреты, Арий, — обведя глазами что-то, что было позади Гамильтона, произнес Сарджент, — которые мне, как кому-то, кто принадлежит собору, просто не положено знать. В тайне никому из них не хотелось, чтобы это было последним, что Марк сказал бы Арию в этом разговоре, но Сардженту не хотелось разговаривать об этом и дальше, а Арий плохо справлялся с ним в таком состоянии. Он не был Леоном, у которого легко получалось общаться абсолютно со всеми и при любых обстоятельствах, и в такие моменты Гамильтон даже завидовал своему пропавшему другу в его уникальной способности всегда знать, что сказать и как себя повести. Он управлял целой армией, но даже это казалось ему легче, чем разговоры с Сарджентом иногда. Марк обошел его и поспешно направился прямо по улице в сторону развилки, одна из дорог которой вела к цитадели. Он так поспешно вышел из этого узкого проема, что совсем не заметил юношу, которого слегка задел плечом, заставив его обратить на себя внимание. — Сэр Марк! Сэр Марк! Постойте! — услышал Марк позади себя, сперва решив, что ему показалось. Голос не принадлежал Арию — он был выше, несколько моложе и не таким глубоким, как у Гамильтона. Это остановило его, и он обернулся, увидев перед собой знакомого ему юношу в красивой бежевой мантии, украшенной таким же светлым мехом. Марк знал его имя, они были знакомы, поэтому он и не стал игнорировать его, несмотря на свое настроение. — Я же говорил, что ты можешь называть меня просто по имени, — сказал ему Сарджент, когда юноша приблизился к нему, слабо улыбнувшись. — Все время забываю, — оправдался Габриэль, тихо и коротко посмеявшись. Он вдруг протянул Марку одной рукой его же кожаные перчатки, немного удивив его этим.- Ты так спешил, что обронил их. — Спасибо. Тебе не стоило их поднимать, — произнес Сарджент, забирая у Габриэля свои перчатки и все еще не понимая, как он умудрился их обронить. Его рука всего на мгновение коснулась пальцев Габриэля, и тот неловко одернул свою руку, спрятав ее под мантией. — Холодно ведь, — возразил он Марку, на что Сарджент поднял на него свои выразительные глаза, чему-то совсем не язвительно усмехнувшись. Арию, который немного помедлил, задумавшись над словами Марка, захотелось остановить его, но когда он вышел из проема на светлую улицу, то, взглянув на его удаляющуюся спину, увидел в ней громкое и четкое «не надо». Тогда он встретился глазами с молодым придворным, что, как и он, стоял посреди дороги, глядя до этого Марку вслед. Гамильтон коротко кивнул ему в почтении, и придворный сделал то же самое, доброжелательно улыбнувшись. Арий решил, что поговорит с ним позже. В более подходящей для этого и приватной обстановке.