***
Есть разговоры, которые отчаянно не хочется начинать. Темы их слишком болезненны и неоднозначны, и ты заранее знаешь, что у них практически нет шанса пройти мирно. Знаешь также и то, что чем бы всё ни закончилось, как прежде точно уже не будет. Перемены неизбежны, от того ответственность давит своей тяжестью. Оставить всё как есть или предпринять попытку решить проблему с неизвестным исходом? Я считала, есть разговоры, которые обязаны случиться, ведь на кону нечто безумно важное. Нечто, ради чего стоит бороться. Шинья, подхваченный ураганом Тэ Хеном, отправился под надзор Кен Су, Ао, мрачной горой возвышавшийся даже сидя, ждал, пока я кусала губы, пытаясь подобрать слова. — Вы тяжело спали сегодня, — начала издалека. — Что-то слу… — Говори уже, что хотела. Хватит юлить. Я попросила у Неба спокойствия и терпения. Всего лишь спокойствия и терпения. — Тебе снова пришлось сражаться. Но вместо того, чтобы отправить Шинью ко мне, ты взял его с собой! О чем ты вообще думал? Спокойно не получилось. Ао, ничуть не изменившись в лице, ответил ровным голосом: — Я — его учитель. Ему пора всерьёз взяться за тренировки. — А я — его мать! Это мой сын, ты мог хотя бы посоветоваться со мной, прежде чем подвергать его опасности! — И ты бы спокойно отпустила бы нас обоих? — выдохнул сквозь зубы он, поднимаясь. — Да ни за что! В меня впились хищные глаза, такие чужие и холодные. Сердце слабо трепыхнулось, вспомнив ощущение когтистых пальцев, готовых сжаться, но взгляда я не отвела. Не позволю ломать своему ребёнку психику… Не позволю! — Шинья должен научиться защищать себя, — медленно повторил Ао, встав совсем рядом, так близко, что пришлось задирать голову. — Он достаточно взрослый, чтобы понимать. — Нет, не достаточно! Ему ещё даже четырёх нет! Вы можете тренироваться, осваивать силу Сейрю, раз уж без этого никак, но тащить его смотреть на убийства?! Где он сам может умереть? — громко, слишком громко. Муж поморщился, и я сцепила зубы, пытаясь успокоиться. Вдох-выдох, Рита. Вдох-выдох. Крича ты ничего не добьёшься. — Нам просто нужно время, — заметила уже миролюбивее. — Совсем немного вр… — У меня нет времени! Я слышала его отчаяние. Такое чёрное и болезненное, что хотелось протянуть руки навстречу такому важному, любимому человеку. Только тело не слушалось, и где-то, будто на фоне, кипели моя собственная боль и обида. Сколько времени понадобилось, чтобы меня отпустили кошмары после того случая, когда я впервые увидела смерть? Сколько времени мне понадобилось, чтобы принять всю ту кровь и весь тот ужас, перестать глубоко внутри бояться человека, спасшего мне жизнь ценой жизней других? — Всё равно он слишком мал, Ао. Я не хочу, чтобы мой сын превратился в… — В кого? — он рассмеялся коротко и зло, совсем без улыбки. Словно что-то клокотало в его горле, не в силах выйти наружу. — Монстра? Смотря в страшное, искаженное лицо, переводя взгляд на огромные рельефные ладони, сжимающиеся в кулаки, я подумала: а правда ли приняла то, что Ао убивал и продолжает убивать? Или просто позволила себе не обращать внимание, дабы не утруждаться лишними переживаниями? Это ведь так удобно, не видеть того, что видеть не хочется! Он не причинит мне вред. Никогда не причинит. Я же знаю об этом. Знаю! По струнам нервов словно скрипуче прошлись кривым смычком, дыхание сперло. Картина перед глазами стала совсем мутной, но этому я была даже рада. Не хотелось видеть Ао таким. И если бы в доме нашлось хоть одно зеркало, мне вряд-ли бы захотелось увидеть себя. — Ты все ещё думаешь, будто я считаю тебя монстром? С подрагивающего подбородка капли слетели вниз. Вот зачем мы ссоримся? Что это исправит? Шинья уже видел слишком много. И… Времени у нас действительно совсем не осталось. Вдох. Выдох. Сердце все ещё бьётся, но мир темнеет, колени подгибаются, и лишь Ао, в последний момент подставивший руки, удерживает меня в вертикальном положении. — Ты… — растерян, испуган, почти в панике. Едва слышное «прости» стайкой мурашек пробежалось по шее. А мне так страшно и плохо, так хочется вырвать из себя ноющий тупой болью кусок, что сдерживать тоскливый вой больше не получается. Глупая, слабая Ритка-плакса, век бы ещё не встречаться! Тебе ли реветь? Чем ты вообще занимаешься? Ответа я не нашла, потерявшись в обрушившейся темноте.***
Воды воображаемого мира медленно поднимаются всё выше и выше, достигают пояса, груди, горла, и я чувствую, что ещё несколько минут — и вода погребет меня окончательно. Ноги и руки еле двигаются, пытаясь дать мне ещё немного времени, и я снова забываю о том, что мне не нужно дышать. Страх и память убивают вернее реальной опасности, и паника продолжает меня топить. «Успокойся, человек». Пальцы инстинктивно хватаются за скользкую чешую. Мощное тело змея-дракона вытягивает за собой к поверхности и, будто походя, выкидывает на каменистый берег. Огромные кольца переливаются серебром. Это завораживает. Словно бы время приостанавливается. Время… «У меня нет времени!» — Это ведь вы дали силу первому Сейрю. — Без приветствия, без перехода. От сдерживаемых эмоций меня трясёт. Я не боюсь, хотя, возможно стоило бы. Просто смотрю, не моргая, в холодные древние глаза и с трудом разжимаю зубы, чтобы вытолкнуть слова. — Вы… За что с ними так? — Люди не уберегли Хирью, — звучит будто ото всюду равнодушный, чуть рокочущий голос. — Но должны были искупить свою вину, когда он родится снова. Дрожь ярости прошибает меня до самого позвоночника, подкидывает на ноги. Звук срывается. — Искупить? — это уже почти шипение. — Что искупить? Все эти дети… Десятки, если не сотни жизней ни в чем не виноватых детей вы просто положили на алтарь, чтобы возможно — только возможно! — кто-то из их потомков сумел когда-нибудь защитить Хирью? Ох, ну конечно, вы же боги. Люди всего лишь муравьи, что их жизнь? Что их страдания? Мгновение, не стоящее вашего внимания, великие, мудрые драконы! Я знаю, что секунда, максимум две — и мне придётся пожалеть о своих словах. Но меня не спешат карать. — Мы не боги, — гулкий вздох, полный неизвестного мне чувства, от которого все внутри скрутило до боли. — Мы — не те боги, какими нас представляют. Любила ли ты когда-нибудь, человек? С губ срывается истеричный смешок. Если бы я могла, то рассмеялась бы в голос. — Любила?.. — рассеянно качаю головой, проводя пальцами по лбу. — Вашими стараниями. А вы?.. И знакомо ли вам отчаяние? В ответ тишина. Сердце глухо бьется в груди, мешая дышать. — Отчаяние, которое разъедает изнутри кислотой от беспомощности и бесполезности. Отчаяние от понимания, что одно дорогое тебе существо обрекает на смерть другого? Когда день за днем наблюдаешь, как молодой, сильный мужчина держится за стенку, чтобы передвигаться по дому? Как из его ещё зрячих глаз глядит смерть? То отчаяние, когда понимаешь, что это же может ждать и твоего сына, которому приходится уже сейчас видеть кровь и жестокость? По щекам катятся слезы, но я вижу в глазах дракона п о н и м а н и е. Для них четырех становление Хирью смертным человеком и было Отчаянием. Они тоже видели, как угасало любимое существо, которое, сложись все иначе, могло бы прожить долгие, счастливые годы… Догадка, такая нелепая и пугающе реальная, прошивает меня насквозь. — Это была месть, — одними губами произношу я. Но это невозможно. Невозможно! Они же… — Мы не боги, — если бы Сейрю мог шептать, это можно было бы назвать шёпотом. Я бы могла сказать про Хирью. Как это вывернуло тёмной стороной все его мечты и цели, как отравило его жизнь ядом неискупимой вины, который не покинул его и после смерти. Могу вспомнить отчаянный безмолвный крик его души: «Я не просил!». Только вот Сейрю прекрасно все понимает. Сожалеет. Возможно, только лишь о том, что причинил боль брату, а может и действительно о загубленных им жизнях. — И вы не могли это отменить? Не можете? — вопрос, не требующий ответа. Если бы мог — изменил бы. Не по своей воле, так по просьбе Хирью. Всё было бесполезно. Если драконье проклятие не может изменить наложивший — не сможет никто. Ао осталось самое большее год. Шинье, до безумия хочется верить, повезёт чуть больше, ведь он встретит аловолосую принцессу. Только кто же поручится? Из меня словно вынули стержень. Этот стержень, гнувшийся, ломавшийся и снова растущий, просто исчез, заставляя безвольно упасть обратно в мелководье. Полная луна отражается в тёмном зеркале, расходятся по нему концентрические круги. Тишина, забившая уши, разрезается громовым раскатом: — Чтобы что-то получить, нужно отдать взамен нечто равноценное. Ту-дум — бьется сердце. Ту-дум. — Подождите… Огромная голова на мгновение утыкается мне в живот, заставляя подавиться вопросом. — Хирью хочет понять людей. Я тоже хочу понять. Но понять людей могут лишь сами люди. — К чему вы это? Сейрю молчит. Я не решаюсь двигаться и переспрашивать. Ответ, возможно, очевиден для него. Если я хочу получить жизнь одного человека, я должна отдать жизнь другого. Свою жизнь. А если мне нужно спасти двоих? — Хирью уже переродился, — нарушаю глухую тишину. — Воинам драконов больше не нужно его ждать. Будут ли они и дальше умирать? — Нет. В этом коротком «нет» — вся горькая радость и облегчение моей маленькой вселенной. Шинье не придётся проходить то же, что и его предшественнику. К остальному я давно должна быть готова.