Обернись

Эта осень началась с солнца и слегка пожелтевших листьев, несущихся вслед журавлям и диким уткам, покидающим обширные берега Детройт-Ривер. В воздухе царили постепенное увядание и меланхолия, и Саймон невольно сравнивал это время со смертельно больным, но чрезвычайно спокойным человеком, которому буквально только что сообщили ужасающий диагноз. И этот самый пациент лишь тихо вздыхает и едет с семьей в парк, покупает детям мороженое, кормит птиц, целует жену и с отстраненной грустью наблюдает свою медленную смерть в зеркало каждое утро. Такая она была, ранняя осень. Смирившаяся. Этот семестр, осенний, начался с белого, почти больничного света в коридорах университета Уэйна. Холланд шел и старался смотреть в пол, замечая носки купленных в начале лета кроссовок и еще тысячу ног, мельтешащих и проносящихся мимо, таких разных, можно даже сказать смешных. Огромное здание, пульсирующее и беспокойное, сейчас будто сдавливало его грудную клетку, замуровывая где-то в своей утробе, глубоко-глубоко, так, чтобы от безысходности пальцы сводило и коробило холодом. В аудитории уже уставший лектор походил на страшного врача, которого боятся дети и избегают глупые взрослые. Студенты роем опустились на скамьи, шурша бледными листами тяжелых конспектов и щелкая ручками. Преподаватель сверлил всех тяжелым взглядом, негостеприимным. Если открыть окна, то помещение затопил бы золотистый свет и залили бы звуки улицы: гудки машин, крики прохожих, щебет ещё оставшихся птиц и шелест листвы, местами сочно-зеленой, местами желтой, рыжей, бурой. Можно было закрыть глаза и представить, что вокруг не белые стены с мудреными плакатами, а холмы, покрытые травой и шапками одиноких деревьев, а над головой не потолок с вытянутыми лентами ламп, но высокое вдумчивое небо, может, с рябью розовых облаков. И что в воздухе царил не тихий гомон, а абсолютная тишина. Саймон был романтиком, а такие сидят на втором-третьем ряду и усердно прослушивают, смотря уснувшим взглядом в одну точку и пребывая в этот момент где-то далеко-далеко. Обычно в такие моменты юношу расталкивала Норт, но в последнее время они общались меньше — у нее появился молодой человек, настоящий принц на белом коне, весь из себя такой идеальный. И, нет, Саймон не ревновал. Ему было просто… обидно. Утро началось с дождя, бьющегося в окно. Конечно, тот сентябрь, меланхоличный и медовый, уже закончился. На улице стоял октябрь, уверенный и в то же время плаксивый, пачкающий серый асфальт серыми лужами. Часы показали десять утра, календарь показал субботу, дисплей телефона мигнул голубоватым и показал пропущенный от Риверсон. Интересно, что ей понадобилось, неужели они не договорились обо всем вчера, в большой столовой, пропахшей выпечкой и чем-то еще, аппетитным и манящим. История, начавшаяся вчера и должная закончиться сегодня вечером, родилась при словах «все началось», и это каждый раз заставляло Холланда улыбнуться, завидуя такому удачному стечению обстоятельств и случаев. Джош, бывалый малый и его хороший друг по совместительству, сел тогда во главе стола и принялся рассказывать одну из своих историй. Его байки всегда были интересны и проникновенны, сам юноша же обладал удивительными харизмой и очарованием, и поэтому у него всегда было много слушателей. Он рассказывал и про путешествия по Азии, и про увлечение конным спортом, и про прыжки с парашютом. Пожалуй, играй они в «Я никогда не.¹..», Миллер первым загнул бы все пальцы. Сегодня он вспомнил, как на какой-то вечеринке, еще тогда, когда был с родителями в круизе, один сотрудник теплохода напился и спутал пышную даму в длинной юбке с русалкой. История была сама по себе глупой, но в исполнении Джоша вызвала улыбку и что-то вроде зависти. Иметь такую богатую на приключения жизнь уже в двадцать с небольшим — все, о чем мечтал Холланд. — А может организовать свою тусовку? У меня есть знакомый, у которого есть квартира в Дирборне, трешка. Живет он там один, родителями только спонсируется. Уверена, он согласится! — под одобрительный шумок произнесла тогда Норт и, ощутив поддержку, гордо подняла руку, воображая из себя лидера. И именно потому что идею предложила Риверсон, Саймон вынужден был сейчас крутиться в богатом районе вдалеке от полюбившегося общежития, ища глазами тот самый дом с тем самым номером и с тем самым тополем у парадных дверей. Район был пустым, особенно в шесть вечера; он смотрел на немного испуганного парня сияющими боками дорогих машин и окнами витрин магазинов бижутерии. И, наверное, видел потерявшегося мальчика, вздрагивающего под покровом тяжелого мягкого неба, красивого, но по-холодному мокрого. — Хей! — со спины напрыгнула Норт, пытаясь уцепиться за ошарашенного друга и повиснуть на нем как обезьянка. — Выглядишь грустным, все в порядке? — А, да, все супер. Просто заблудился тут немного, — улыбнулся парень в ответ на обеспокоенное выражение лица рыжей. — Слишком тут все помпезное… и одинаковое, по крайней мере, мне так кажется. — Кажется-перекажется, вон нужный дом! — Риверсон махнула рукой в сторону одного из безликих аккуратных фасадов с большущими окнами, отражающими темнеющее небо. Дорога до подъезда заняла пару минут, и уже с лестницы Саймон мог почувствовать, как его грудная клетка начинает немного подрагивать — настолько в назначенной квартире выкрутили басы. Перед самой дверью Норт внезапно затормозила, поднеся уже было руку ко звонку. При этом ее лицо выражало крайнюю степень сосредоточенности, будто она о чем-то серьезно задумалась. — Что-то случилось? — настала очередь Холланда беспокоиться. — Ну, во-первых, если позвоним в дверь — не услышат. Так что лучше сразу на телефон, — объяснила она, доставая смартфон и начиная рыться в контактной книжке. На ухоженной лестничной площадке повисла неловкая тишина. — А во вторых? — напомнил юноша, облокачиваясь на стену в показушно расслабленном жесте. Его напрягало такое несвойственное девушке проведение: дерганность и какая-то неуверенность, не ребяческая, но по-детски напуганная. — А во-вторых… — голос снова обрывается, проходясь нежным тихим эхом вниз по лестнице. При спокойном, даже немного тусклом свете ламп, лицо Риверсон казалось измученным каким-то внутренним демоном, червячком сомнения, что был так хорошо знаком парню. — А, ничего, забей. Там ничего особенного, пустяки! — бросила она дергано и приложила телефон к уху, нетерпеливо притоптывая ногой и сжимая кулаки до побелевших костяшек. Именно тогда Саймон понял, что сегодня что-то произойдет.

***

Внутри все оказалось еще хуже, чем ожидал Саймон: музыка грохотала во всю мощь, заставляя невольно сжиматься, а басы сотрясали пол, невидимыми руками дергая танцующих в комнатах людей, подобно марионеткам. Уже от первого взгляда на это мракобесие Холланда начало нервно потряхивать. И все было бы еще ничего, если Норт осталась бы рядом, давая нужные в этот момент парню поддержку и уверенность в своих силах. Но девушка лишь описала вкратце, где здесь можно найти кухню и уборную, а сама тут же куда-то исчезла, и все, что увидел тогда парень, это удаляющиеся копна медных волос и синее блестящее платье. Помещения были залиты переливающимся сине-розовым распыленным светом, в котором черными змеями вились руки гостей, неоновыми всполохами и запахом алкоголя и разгоряченных тел. По-хорошему, гостей было не так уж и много, но они и их тени уже сплелись воедино, выгибаясь под дабстеп и дешевые ремиксы, и сосчитать их сейчас по головам было даже сложней, чем сдать устную историю самой неприятной комиссии во всем университете. Ухватив стаканчик пунша, чисто ради того, чтобы хоть немного расслабиться, Саймон присел на угловой кожаный диван, вжимаясь в подлокотник, лишь бы почувствовать себя в уединении. По правую руку от парня разместилась пара, явно уже дошедшая до кондиции. Девушка устроилась на коленях своего молодого человека и, яростно вылизывая чужой рот, шарила руками по груди и бокам партнера; тот в свою очередь уложил ладони на обтянутые неприлично короткой юбкой ягодицы и явно наслаждался жизнью. От увиденного Холланда едва ли не стошнило. Его сейчас не волновало, были ли эти люди соулмейтами или нет, ему просто было неприятно, что они позволяли себе такое здесь и сейчас. «Лишь бы они не начали трахаться», — все, что крутилось в голове парня, в обычной жизни старающегося даже не выражаться. Ужасно танцующая масса, приносящая боль эстету Саймону, духота, пунш в вспотевшей ладони, до неприличия громкая музыка и парочка рядом вызывали всполохи мигрени и разноцветные круги перед глазами, прямо за закрытыми веками — ну точно не очередная декорация. И юноша, сжавшийся потерянным комочком в самом углу, чувствовал, что если у него и разовьется шизофрения, то это произойдет прямо сейчас. Чтобы хоть немного прийти в себя и подавить рвотные порывы, Холланд зажмурился и сцепил руки в кулаки, предварительно отставив уже пустой картонный стаканчик на пол. Поэтому он не сразу понял, что кто-то трясет его за плечо. Но, разлепив резко потяжелевшие веки, Саймон удивленно воскликнул, силясь перекрыть грохотание музыки: — Коннор? Неожиданно видеть тебя здесь! — Как и тебя, друг. Я тут с братом, а тот, в свою очередь, со своим… парнем? Честно, я не в курсе их отношений, — растянулся в своей фирменной доброжелательной улыбке Андерсон, присаживаясь рядом со старым знакомым. — А ты тут с кем? — С подругой, — ответил Холланд, принимая более расслабленную позу. Честно, присутствие кого-то знакомого сделало вечер, постепенно переходящий в ночь, чуть лучше. Но, заметив медленно поднимающиеся аккуратные брови, парень поспешил объясниться, — Между нами ничего нет, тем более, мы не соулмейты. — А, понятно, — Коннор мягко кивнул, отхлебывая что-то из такого же картонного стакана. — Как обстоят дела на, м-м-м, личном фронте? Прости мне такой нескромный вопрос, если что. — Да нет, ничего страшного. У меня никого нет, — отмахнулся юноша, замечая, что и шумная тусовка, и музыка, и жара стали ощущаться чуть легче. Это начал действовать пунш? Или все дело в том, что он смог переключить внимание на кого-то одного? — Соулмейта не нашел еще? Глупый вопрос, но все же… — Коннор неловко почесал затылок. — Нет. Он… Порой он что-то пишет, чиркает. Пытается завести разговор. Но мне страшно, — вот так вот честно сказал Саймон. Странно, ведь в другое время он не стал бы так откровенничать даже с самыми близкими. С Андерсоном они познакомились этим летом, в окрестностях Лос-Анджелеса, куда Холланд сбежал отдыхать у богатой тети по маминой линии. Они оба записались на летние курсы психологии: один из простого интереса, второй же из-за профессии. Когда работаешь в полиции, уметь давить на все возможные слабые места — это очень важный и полезный навык. А потом оказалось, что они из одного города. — Я тоже мечтаю встретить своего соулмейта. Да только не судьба пока, видно, — грустно вздохнул Андерсон, одним залпом допивая содержимое стаканчика. Потом он вдруг засуетился, хлопая себя по карманам. Достал телефон и принялся что-то быстро печатать. Его приятное лицо сейчас было залито мертвенным голубоватым светом, и оттого казалось пластмассовым, таким игрушечным. — Кто это? — поинтересовался Холланд, когда собеседник убрал смартфон обратно в карман. — Брат младший, Рик. Он совсем меня здесь потерял, да оно и понятно, — улыбнулся юноша, а потом снова встрепенулся, — Ой, вы же с ним не знакомы еще! Ну ничего, сейчас все наверстаете. Спустя пару минут к дивану протолкался высокий парень, точь-в-точь похожий на Коннора, только более серьезный и… грустный? Он смерил старшего нечитаемым взглядом, а потом посмотрел на Холланда, и тот внезапно подумал, что Андерсон младший явно хорошо раскалывал бы преступников на допросах. — И кто это? — все так же мрачно спросил, видимо, Рик, наклоняясь к брату так, чтобы голос было слышно. — Это Саймон, я тебе рассказывал о нем! — радостно воскликнул старший из близнецов, подскакивая и хлопая в ладоши так, что его брату пришлось резко выпрямиться, чтобы избежать столкновения. Буквально мгновением позже из толпы вынырнул коренастый брюнет с растопыренными локтями и открытым ртом, откуда лился нескончаемый поток мата. И, господи, как же юноша хорошо его сейчас понимал. — Что ж, добрый вечер. Я Ричард Андерсон, можно звать просто Ричард. А это мой друг, Гэвин Рид, его лучше никак не звать, — кивнул Рик и пожал руку немного ошалевшему парню. — Э, слышь, мудила, ротяру прикрой! — грубо гаркнул по-видимому Гэвин и энергично поздоровался с Саймоном. — Зови меня как хочешь, хоть Гэвин, хоть Рид, хоть красавчик — я на все отзываюсь. А теперь ты расскажи что-нибудь о себе, о незнакомец. — Ну… Я Саймон, Саймон Холланд. Учусь на юриста, но больше люблю танцевать. Пришел сюда с подругой, но она куда-то делась еще примерно час назад, — составил краткое резюме юноша, улыбаясь новому знакомому. Среди всполохов света ему удалось разглядеть небольшой шрам на носу собеседника, и это было очень мило. — А, танцевать любишь, гражданский? Не, ну это хорошо, молодец. А мы-то тут всей компанией копы, эти, правда, — Рид расплылся в неожиданно добродушной улыбке и ткнул в сторону притихших близнецов, — будущие. Ну да ничего, они все экзамены точно сдадут, у них батя детектив. А в каком стиле танцуешь? — Ну, эм-м-м, это можно назвать контемпом, но есть некоторые нюансы… — залепетал было Саймон, сбитый с толку таким напором и уже немного пожалевший о внезапной встрече с Коннором и его друзьями. — Бля, ебаная музыка, чтоб её, нихуя не слышно! — прервал поток объяснений Гэвин, крича это куда-то в толпу. Стоящие вблизи люди лишь пьяно рассмеялись ему в лицо и отвернулись. — Солнышко, можешь говорить чуть громче? Тогда все вообще заебись будет! — это было адресовано уже Холланду. Причем при слове «солнышко» Ричард нахмурился. Юноша вздохнул и собрался с мыслями, формируя в голове нормальный ответ, когда к ним подошла Норт. — Привет, Саймон, здарова, ребят, — прокричала она, махая рукой. Андерсоны тихо с ней поздоровались, а Гэвин снова залился: — А, ты и есть та пизда, которая притащила сюда этого мальчика, а сама куда-то свинтила? — поинтересовался он и, заметив полные недоумения глаза, добавил: — Алло, доставка, у вас тут ребенок потерян и страдает, пока вы пьете и танцуете, милейшая! Это не дело. Сегодня предупреждение, а завтра выписываю штраф. — Рид, что ты творишь. Заткнись, быстро! — рыкнул Ричард, сжимая чужое плечо. Саймон стоял и краснел, Коннор бледнел, а Норт ошалело хлопала ресницами, переваривая услышанное. Потом она весело рассмеялась и, махнула рукой. — Вам повезло, что, во-первых, вы друзья моего друга, что делает вас и моими друзьями тоже, и что, во-вторых, я немного пьяная, и поэтому добрая. — А я трезвый и злой, и все это из-за него вот! — осклабился Гэвин и махнул в сторону младшего из братьев. Потом они все заново представились, и Норт озвучила предложение, с которым изначально пришла: — Там пацаны собираются в «правду или действие» играть, вы с нами? — И, получив положительный ответ, она вновь махнула рукой и пошла куда-то по направлению к залу. На месте оказалось, что несколько ребят накидали подушек на пол и устроились на них, обложившись алкоголем и небольшими закусками. Здесь, кстати, музыка была слышна чуть хуже, и поддерживать разговор, не перекрикивая при этом очередную песню, было очень даже возможно. Друзья заняли места, и игра началась. Поначалу вялая, она принялась потихоньку набирать обороты. Единственное, что огорчало, это то, что Риверсон никак не могла оставить в покое свой телефон, с глупой улыбкой постоянно кому-то отвечая. Наверное, своему парню. Но очередь дошла и до нее, и вот ей пришлось идти стрелять сигареты у танцующих, выполняя задание Джоша, все никак не способного бросить. — Хм-м-м, Гэвин, правда или действие? — фыркнула рыжая, присаживаясь обратно на свое место. — Я уже так пригрелся здесь, что мне лень двигаться. Так что правда, — ответил тот, полусидя-полулежа, опираясь на бок Ричарда, выглядевшего на удивление умиротворенно. — Окей, тогда, м… откуда у тебя шрам на носу? — девушка подняла брови, выжидающе глядя на полицейского. Саймон тоже прислушался — этот вопрос волновал и его. — Лазал в детстве по заброшенному дому и искал там призраков, в итоге нашел лишь стекло, лицом, к сожалению, — беззаботно ответил Рид, и все рассмеялись. Когда последние смешки смолкли, он обратился ко вздрогнувшему от внезапности Холланду: — Правда или действие, солнышко? — и на лице Андерсона младшего вновь проскользнула та самая непонятная эмоция. «Главное сейчас сказать «правда» и не пытаться выпендриться, тогда все будет хорошо. Лишь бы не ляпнуть «действие», лишь бы не ляпнуть…» — подумал юноша и ответил: — Действие, — и испугался. Неужели в его голове наступила уже такая путаница? — Отлично! — оживился полицейский и многообещающе улыбнулся. — Каким видом танцев занимаешься? — Контемпом. С элементами флексинга, если это что-то вам говорит, — чуя неладное ответил Саймон. — Это нам абсолютно нихуя не говорит, но! Станцуй что-нибудь, м-м? — Рид подмигнул и устроился еще удобней, чуть ли не полностью ложась на ничего не возражающего Рика. — Н-нет, ну не здесь же! — хоть Холланд и был уже немного пьян, отказаться от этого он еще был в состоянии. Открыться при совсем незнакомых людях он бы не смог, поэтому танец окажется позорным. Тем более, что ему танцевать?.. — Если отказываешься, то вылетаешь! — воскликнул Джош, вальяжно расположившийся между Норт и Коннором. Но, увидев лишь облегчение на лице парня, он по-заговорщически добавил под одобрительный гул: — И покупаешь всем выпить. Это поставило юношу в безвыходную ситуацию. На руках наличными у него сейчас было всего двадцать долларов, на карточке около двухсот, но это до конца месяца. Тратиться лишний раз было губительно для его кошелька. — Ну давай, Саймон! — подбадривающе воскликнула Риверсон, почуяв движ и отложив наконец телефон. — Тут все свои, некого стесняться. Тем более, мы скорее всего на завтра все забудем. Ну же, давай! — и все игроки, будто бы по команде, начали скандировать пресловутое «давай-давай». Лицо девушки тогда на секунду стало таким же, каким оно было там, на лестничной площадке, но она быстро это подавила. Никто не заметил. Терять деньги на дорогой алкоголь совсем не хотелось. Да и присутствующих Холланд знал: лучшая подруга Норт, хороший знакомый Коннор, его брат Ричард, забавный Гэвин, мирный Джош, запас историй которого наверняка пополнится за сегодня, крашенная в рыжий Трейси, с которой они танцевали в одной студии, когда им было по десять, и та самая захлопнувшаяся в туалете Джейси. — Л-ладно… что вам танцевать? — нехотя согласился он. Наверное, будь парень трезвым, он бы послал всех и просто сразу свалил, хлопнув дверью. Но пара стаканчиков пунша размыли границы его личного пространства и рамки его стеснительности. — Может, что-нибудь из программы на прошлом конкурсе? Мне твое выступление тогда очень понравилось. — Наверное, Норт имела ввиду выпускной летний экзамен. Она все никак не могла разобраться в системе их группы. — У тебя остался ведь трек², под который ты танцевал? Уже через пару минут телефон Саймона был подключен к беспроводной блютус-колонке, а девушка включала нужную аудиозапись. Парень же встал посередине комнаты, переминаясь на месте и разминая ступни и руки. Конечно, для хорошего исполнения этого не хватит, но не перед жюри же он выступает? На первых секундах он закрыл глаза — так легче абстрагироваться, — и, взмахнув руками, сделал шаг вперед. Дальше музыка делала все за него, замедляясь и разгоняясь. Меланхоличный голос певца разлился по крови, отдавая адреналином и вспышками в голову. Песня была красивой, сделанной немного под старину. Саймон знал слова наизусть. Сейчас все отступило на второй план, тело мягко прогибалось в такт записи, на лице будто чувствовались капли океана с западного побережья, юноша становился волнами, становился водой, ломался прибоем, разбивался о скалы на тысячу капель. Это ощущение, каждый раз оно затапливало и мир под поверхностью реальности, и мир в голове и теле Холланда, оно было так прекрасно, заставляя сердце биться в тысячи раз быстрее. В тебе есть музыка, не правда ли? Ты притягиваешь сильней, я отстраняюсь, мне жарко, я горю Мне кажется, что никто не давал мне большего наслаждения Они говорят, что ты все это получил, парень, тебя я желаю Твоя любовь, твоя любовь, твоя любовь Именно ради этого Саймон танцевал, и люди, смотрящие на него со стороны, должны были это понять. Он должен был коснуться их, затопить душу, очаровать и принять в себя. И если танец был океаном, то Холланд был рыбой, выброшенной на сушу, стремящейся в свою стихию, умирающей, но не сдающейся. Но вот музыка затихла, и они оказались в полной тишине, даже из комнат ничего не слышалось, кроме дыхания и шепота. Находясь еще в состоянии аффекта, юноша открыл глаза, и встретился взглядом с двумя морями: голубым и зеленым. Сначала он решил, что перед ним два человека, но, всмотревшись, Холланд понял, что перед ним совершенно незнакомый человек, рядом с которым стояла Норт. Со всех сторон послышались крики и аплодисменты, кажется, кто-то снимал все на камеру. Но в голове до сих пор крутились слова Риверсон. «Тут все свои». Обида уступала место панике. Кажется, Саймон трезвел.