Обернись

В среду Саймон прибыл на место за полчаса до назначенного времени. Еще проходя мимо парка Кампус Мартиус он начал переживать: районы на берегу реки сами по себе считались элитными, что уж там было говорить про Даунтаун, сверху напоминающий скорее лоскутное покрывало из стеклянных высоток и зеленых пятнышек. На улицах мелькали люди в деловых костюмах, уже возвращающиеся с работы или же просто вырвавшиеся на перекус. Все пахло стерильностью, деньгами и успехом, но, тем не менее, не особо напоминало мир отца. Этот район, залитый медовым сентябрьским солнцем, сейчас казался уютным. Что ж, если Маркус, назначая встречу именно здесь, хотел произвести на юношу впечатление, у него это явно получилось. Входить в кафе один Холланд не решился, замирая на площадке перед ним. Она была уставлена большими горшками с растениями, покачивающимися на ветру; их листья пропускали солнечные лучи через себя, и все вокруг было залито теплыми зелеными отблесками. Это зрелище оказалось таким завораживающим, что Саймон дернулся, когда кто-то положил руку ему на плечо. Обернувшись, он увидел перед собой Манфреда, улыбающегося и довольно щурившегося. Свет причудливо преломился в его разноцветных глазах, и юноше пришлось одернуть себя, чтобы снова не выпасть из реального мира. — Красиво, скажи? Люблю бывать здесь, когда мотаюсь по поручениям отца. Вообще, в этом районе очень много красивых мест. — Редко здесь бываю, в основном езжу на встречи, — промямлил Холланд-младший и отвернулся, снова утыкаясь взглядом в зеленые насаждения. То, как Маркус выглядел, будучи одетым в легкий кофейного цвета свитер с высоким горлом и самые простые брюки, то, как Маркус заговорил с ним как со старым приятием, без приветствий и формальностей — все это немного сбивало юношу с толку, возводя их взаимоотношения на непонятный ему уровень. Не друзья и не чужие друг другу, но явно ближе и доверительнее, чем знакомые. Но в любом случае это казалось сейчас — через призму тихого вечера, после трудной недели — чудесным. — На встречи? — переспросил Манфред-младший и убрал руку, медленно двинувшись в сторону входа. — Да. Конференции, сделки. Отец хочет, чтобы я пошел по его стопам, — пояснил Саймон, зябко передергивая плечами, будто с чужой ладонью пропало все тепло из его тела. — А ты, стало быть, не горишь желанием продолжить его дело? — все с той же мягкой улыбкой поинтересовался юноша, придерживая перед собеседником дверь. Чуть покраснев то ли от ощущения абсурдности ситуации, то ли от неудобства, Холланд прошмыгнул в кафе, стараясь особо не вертеть головой. Они заняли небольшой уютный столик прямо у панорамного окна, так парень смог спрятать взгляд, разглядывая улицу. Помимо них в помещении находились еще несколько официантов и людей в строгих костюмах с кейсами наперевес, полностью поглощенных своим обедом. И то они были преимущественно в другом конце зала, будто прятались от чужих любопытных взглядов снаружи. Это создавало иллюзию приватности и одиночества, и Саймону легче было расслабиться. После того, как Маркус сделал заказ для них обоих, объясняя это тем, что он хорошо знаком с меню, юноша решил-таки ответить: — Ты точно выразился, я не горю желанием. Жестокий мир бизнеса — не мой мир, это я для себя понял еще лет в тринадцать. — Ого, твой отец брал тебя с собой уже в таком юном возрасте? — лицо Манфреда-младшего на секунду исказилось искренним удивлением, но он тут же вернул вежливую заинтересованность, складывая руки на столе. Эти изменения в чужом настроении не ускользнуло от Холланда, и тот рвано усмехнулся: — Чем раньше, тем лучше. Так он из разу в раз говорил моей маме, когда она пыталась убедить оставить меня дома. — Любопытная точка зрения, но мне кажется, нельзя лишать ребенка детства, — миролюбиво заключил Маркус, всматриваясь в его лицо, будто стараясь запомнить до мельчайших деталей. Смутившись, Саймон опустил голову, разглядывая льняную скатерть и идеальную стопку салфеток. — Наверное, да. У тебя было детство?.. — спросил он неуверенно. Над столиком повисла тяжелая тишина. Встрепенувшись, юноша обеспокоенно взглянул на Манфреда-младшего и тут же пожалел о заданном вопросе: тот выглядел сейчас потерянным в своих тяжелых воспоминаниях, вся его уютность куда-то улетучилась. — Да. Карл подарил мне чудесное детство, — после долгой паузы ответил он, поднимая взгляд обратно на Холланда, будто стараясь заглянуть ему в самую душу. — Я за обрывки своего детства могу поблагодарить маму. Она была моим лучшим другом до того момента, когда я закончил гимназию, — неуверенно сказал тот. Юноше показалось, что на чужое откровение нужно ответить взаимностью, тем более, по Маркусу было видно, что тот не привык много говорить о семье. Это их связывало. Последний позволил благодарности отразиться на своем лице, но уже спустя мгновение оно не выражало ничего, кроме вежливого интереса. Спустя еще пару минут официант принес заказ: две большие чашки кофе, чизкейк и фондан, и у Саймон нерешительно замер, разглядывая все, что оказалось у них на столе. Нет, конечно, в детстве он пробовал эти сладости в гостях и даже готовил их с мамой, но конкретно здесь блюда выглядели особенно красиво. Пригубив кофе, юноша задумался о том, каким в этом заведении может выйти чек. Нет, Холланд-младший не мог назвать себя бедным: его семья была обеспеченной, но отец не стремился выделять сыну большие деньги на карманные расходы. Генри объяснял это тем, что юноша сам должен добиться хорошей жизни, с головой окунаясь в мир бизнеса и становясь самой настоящей акулой в этой сфере. Но проблема заключалась в том, что хорошая жизнь в понимании Саймона разительно отличалась от понимания отца. Так он и рос между мирами, не зная, куда себя отнести. — Итак, теперь предлагаю перейти к тому, зачем мы здесь собрались, — начал Манфред, чуть нервничая и крутя в руках ложку. Получив в ответ лишь вопросительный взгляд поверх чашки, он продолжил, — Я хотел извиниться за то, что без твоего ведома пришел к тебе на тренировку и за тот раз, когда испортил тебе вечер на вечеринке. Мне правда очень жаль. Холланд молча пережевывал свой кусочек чизкейка, опираясь локтями на стол и не торопясь с ответом. Ему безусловно было очень приятно, что молодой человек Норт так беспокоился о его состоянии, но юноша все равно чувствовал себя неловко, понимая, что с ним сейчас носятся будто с обиженным ребенком. А ведь даже в детстве он не получал столько внимания от друзей и родителей. — Ничего страшного. Если подумать, ты не сделал ничего ужасного, вся проблема заключается во мне, — после недолгой паузы пожал плечами Саймон и отвернулся к окну, стараясь не показывать собеседнику свои эмоции. — Проблема? — переспросил Маркус, и юноша по голосу понял, что тот хмурится. — Да, я не привык к посторонним в своей жизни. Ни в университете, ни в студии никто не старается завести со мной знакомство. Я дал всем понять, что я одиночка, — объяснил он, отворачиваясь наконец от окна. Солнце грело плечи, окутывая теплым одеялом и путаясь в светлых волосах, отражалось в светлых глазах, и Маркус на секунду потерял связь с окружающим миром, любуясь человеком, сидящим напротив. — Но можешь ли ты назвать себя одиночкой? — выдавил он первое, что пришло в голову. Саймон задумался, опуская голову и разглядывая свои руки на краю стола, так что юноша мог еще немного полюбоваться исподтишка. — Не знаю, — прошептал он, и, пока Манфред-младший не успел ничего ответить, жестом подозвал официанта и попросил счет. — Я рассчитаюсь, — добродушно фыркнул Маркус и достал карту, прикладывая к онлайн-терминалу. — Это лишнее, я вполне мог заплатить сам, — промямлил смутившийся Холланд. — Можешь считать это частью извинений, — рассмеялся парень и поднялся из-за стола. — Пройдемся? Они вышли из кафе и пошли потихоньку вдоль Мичиган Авеню. Людей на улице стало чуть больше, деловые костюмы разбавились цветастыми платьями и легкими свитерами и рубашками, и Саймон окончательно почувствовал себя в своей тарелке. — Мне кажется, мы могли бы стать хорошими друзьями, — сказал Манфред, щурясь на солнце и провожая взглядом проносящиеся мимо машины. — Прежде чем я соглашусь, скажи мне честно, это все ради Норт? — тихо спросил Холланд-младший, в тайне надеясь, что его не расслышали. — Нет, я вижу в тебе большой потенциал. Ты сильный и целеустремленный, а мне важно это в людях, — чужие слова прозвучали настолько искренне, что юноша смог лишь кивнуть, вглядываясь в тротуар под ногами. — Спасибо большое, правда. Для меня очень важна твоя поддержка, — сказал он спустя пару минут, когда они уже свернули на широкий бульвар, петляя в тени от деревьев. — Могу я как-то тебя отблагодарить? — Саймон, я не сделал ничего такого, за что тебе стоило меня отблагодарить, — удивился Маркус, оборачиваясь на своего спутника. Но, заметив растерянность на чужом лице, он неуверенно добавил, — Ты уверен, что хочешь сделать что-то взамен? Я не хочу, чтобы все это выглядело так, будто я пытаюсь купить услугу за услугу. Ты ведь и сам понимаешь, что это не так. — Все в порядке, честно, — улыбнулся Холланд, стараясь вложить в сказанное как можно больше уверенности и искренности. — Я хотел бы порисовать тебя. Если ты, конечно, не против, — быстро проговорил Манфред-младший и отвернулся, но во всей его позе читалось напряжение. — Я… я подумаю об этом, но сейчас ничего обещать не могу, — честно ответил Саймон, догоняя Маркуса и подстраиваясь под темп чужой ходьбы. Тот благодарно улыбнулся, задерживаясь взглядом на чужом лице. — Я припарковался недалеко от Парк-авеню, это минутах в десяти отсюда. Я могу довезти тебя до университета, если хочешь, — сменил тему юноша. — Я могу доехать и сам, — попытался было возразить Холланд, но наткнувшись на чужой чуть смешливый взгляд, тут же смолк и лишь кивнул в ответ. — Вот и славно. Дорога до машины и действительно оказалась недолгой, большую часть времени они либо болтали о пустяках, либо просто уютно молчали, думая каждый о своем. Манфред показался Саймону интересным собеседником, а, главное, его подкупали чужие рассудительность и взвешенность, готовность принять его такого, какой он есть. Ради этого парень, бесспорно, готов был сделать многое, потому что именно понимания было так мало в его жизни. При виде серебристого BMW, лениво поблескивающего кузовом на свету, Холланд почти не удивился. Он успел немного узнать Маркуса и уже понял, что тот не кичится роскошью и не гнушается активно пользоваться ей по назначению вместо того, чтобы хранить под стеклянным куполом и показывать только избранным. Он рос богатым, но не избалованным, что только помогало завоевывать расположение окружающих. В просторном салоне, обитом кожей, пахло хвойным лесом и еще немного соленым холодным морем, и Саймон невольно вспомнил, как однажды летал с мамой в Норвегию. Там были только они и суровая, северная природа, обманчиво меланхоличная и бесконечно сильная. Он погрузился в эти воспоминания с головой, и дорога пролетела для него совсем незаметно, оставляя за собой приятное спокойствие. Перед тем, как выйти из машины, он ненадолго замер, раздумывая над тем, что сказать на прощание. — Я согласен, мы действительно можем стать хорошими друзьями, — юноша широко улыбнулся и посмотрел на Манфреда-младшего, и тот отзеркалил улыбку. Протянув руку на прощание, тот сказал: — Спасибо за приятный вечер, Саймон. Буду рад повторить. Когда их ладони соприкоснулись, по телу Холланда сразу прокатилось какое-то щемящее тепло, приятной дрожью оседающее в кончиках пальцев. Отвести взгляд от чужих разноцветных глаз казалось сейчас чем-то непреодолимо сложным, но парень закусил губу и опустил-таки голову, разрывая рукопожатие. — До встречи, Маркус.

***

Здание Кобо-центра светилось в сумерках, напоминая собой гигантскую лампу, приманивающую журналистов, критиков, ценителей и просто зевак, решивших провести субботний вечер с пользой. Оно отражалось в глади реки Детройт разноцветными огнями, заставляя все изнутри томиться в нервном возбуждении и ожидании праздника. Но сегодня у Манфреда-младшего было далеко не праздничное настроение: отцу за несколько дней до этого стало ощутимо хуже, вернулись фантомные боли, и мужчина проводил дни в кровати, с трудом усваивая даже самую простую пищу и постоянно щурясь от острых рези и ломоты. Ночами он спал неспокойно, по нескольку раз просыпался, порываясь подняться и пройтись до кухни, чтобы успокоиться, но всякий раз пораженно замирал на самом краю кровати. Потом ложился обратно и подолгу смотрел в потолок пустым взглядом, не отвечая ни на один заданный вопрос. Маркус и сиделка сменяли друг друга у постели Карла, принося лекарства и силясь отвлечь его разговорами. Врач приезжал почти каждый день, наблюдая за состоянием больного и выписывая новые препараты. Честно, юноша очень переживал за то, что отцу придется вернуться в больницу, где он не сможет быть рядом сутки напролет. Тем более, дорога отняла бы слишком много сил у Манфреда-старшего, а они сейчас точно не были у него в избытке. Машину юноша оставил на стоянке возле набережной, решив пройтись и собраться с мыслями. Тихая прогулка возле воды и правда смогла успокоить его, но внешний вид выставочного центра снова напомнил о сегодняшнем мероприятии. Парня окликнули буквально в нескольких минутах от главного входа, где уже собрались люди: — Мистер Манфред? — к нему подошел невысокий полноватый мужчина с забавными «французскими» усиками и протянул руку для приветствия. — Меня зовут Жак Арно, я критик, представляю Нью-Йоркскую комиссию. Давно хотел вживую увидеть работы вашего отца! — Приятно познакомиться, месье Арно, — выдавил вежливую улыбку Маркус, приняв рукопожатие. — Хорошо, что вы смогли выбраться на эту выставку отца. — Я сожалею, что он не сможет присутствовать сегодня на открытии. Но, уверен, вы найдете способ очаровать публику, — Жак бодро улыбнулся, старательно игнорируя чужое подавленное состояние. — Проводите нас с женой до входа? У дверей на них накинулась парочка репортеров из мелких издательств, но они прошли мимо, не уделяя им внимание. И если именитый критик, наверное, просто не тратил свое время на совсем еще юнцов, то юноша просто не мог найти в себе силы поговорить с каждым на этом вечере. Гости рассредоточились по нескольким залам, потягивая шампанское и лениво обсуждая картины, явно дожидаясь хозяина вечера. Перед тем, как подняться на маленький подиум, Манфред-младший тоже взял себе бокал, сделав пару глотков для уверенности. Несколько прожекторов под потолком были направлены прямо туда, где он будет стоять через пару минут и распинаться о том, как счастлив видеть всех здесь. На самом деле, он рад был отказаться, но попросту не мог подвести Карла. Эта выставка не была какой-то особенной и очень важной, но отец смотрел на него так, что Маркус просто не смог бы сказать нет. — Я хорошо выгляжу? — шутливо спросил он у дамы, оказавшейся рядом. Она хихикнула и кивнула, и юноша, глубоко вздохнув, вышел в круг света, становясь подле установленного заранее микрофона. Люди, окружившие его, вмиг слились в одну плотную темную стену. — Всем добрый вечер! Хочу для начала выразить признательность тому, что вы решили составить нам компанию этим субботним вечером, — начал парень, абстрагируясь от ситуации и вспоминая все те разы, когда бывал на таких церемониях вместе с Карлом, что тот говорил и как держался, и как он, будучи еще совсем мальчишкой, восхищенно внимал каждому слову. Но спустя годы мальчик понял, что большая часть сказанного является красивой ложью, столь тесно переплетенной с официозом и искренним радушием. — К сожалению, мой отец не смог самолично открыть свою выставку, доверив это ответственное дело мне. Так что от себя скажу, что для него каждая из картин, представленных здесь, является небольшим открытием, свежим взглядом на окружающий мир. Он представил здесь свою богатую реальность, задавая вопрос зрителю. Надеюсь, каждый из вас найдет ответы сегодня. Под одобряющий гомон и аплодисменты Маркус улыбнулся и поднял свой бокал, и стекло преломляло холодный луч света, радугой сияя в золотистом шампанском. Но юноша не позволил себе залюбоваться, вглядываясь в гостей, здороваясь с новыми критиками, старыми друзьями и случайными знакомыми своего отца, с высокопоставленными лицами и такими же деятелями искусства, какими являлись они с отцом. — Простите, мистер Манфред, не могли бы вы дать нам небольшое интервью для новостей? — рядом с ним возникла приятная девушка с микрофоном в руках. На нем и правда красовалась символика местного телеканала, а за спиной репортера стояли несколько людей с распылителями света и камерами. — Конечно. Могу я узнать ваше имя? — натянуто улыбнулся парень, кивая в знак приветствия. — Меня зовут Ребекка Стоунс, но можете звать меня просто Ребеккой, — точно так же дежурно улыбнулась она, жестом подзывая команду. Видно, они оба предпочли бы провести эту субботу иначе. В вводную речь девушки Маркус честно не вслушивался, блуждая взглядом по картинам отца и вспоминая то, как он их писал. Ту, которая с букетом дорогих цветов напополам с карандашами и котельными палочками, Карл написал буквально за пару дней, почти не отрываясь и не показывая носу из мастерской. Юноша с боем вытаскивал его поесть, с мягкой усмешкой прося не переусердствовать. А ту, на которой была изображена красивая лодка в бутылке дешевого виски в руках пьяницы, далась мужчине нелегко: он долго не мог определиться с видом алкоголя, типом внешности, цветовым решением в конце-то концов. Вопросы, заданные Ребеккой, оказались на удивление безобидными. Она спросила о том, откуда Манфред-старший черпал свое вдохновение, запланировал ли изначально все эти картины для выставки, или же они получались сумбурно. Тему с катастрофой она не затронула, лишь под конец спросила, сможет ли Карл присутствовать на своих выставках позже. Получив все ответы, она благодарно кивнула, распрощалась, пожелав приятной ночи, и уехала. Команда телевизионщиков же осталась снимать галерею, выставочные залы и вид из окна, отказываясь от алкоголя и закусок. И, стоило только парню выдохнуть с облегчением, надеясь на то, что беда миновала его, кто-то громко прочистил горло прямо у него за спиной. — Привет, неплохо тут, — усмехнулась девушка, чем-то тут же напомнившая ему уехавшую ведущую. Возможно, чертами лица, возможно, копной рыжих волос, которые у Ребекки были аккуратно зачесаны в низкий хвост. Но держались они совершенно по-разному. — Мы знакомы? — в чуть преувеличенном удивлении поднял брови Маркус. Сейчас ему не особо хотелось играть радушного хозяина. — Фактически нет, но ты сегодня давал интервью моей старшей сестре, — фыркнула рыжеволосая и протянула ему ладошку, — Меня зовут Джули Стоунс, для тебя просто Джули. — Вот как. Меня ты наверняка уже знаешь, — вежливо кивнул юноша, исподтишка изучая собеседницу. Судя по ее повседневной одежде, она не особо знала об обычном дресс-коде на таких мероприятиях. Значит, и не картины смотреть приехала. — Тебе что-то было от меня нужно? — Вот думала, может, ты и для меня минутку найдешь? — игриво усмехнулась Джулия, убирая руки за спину и чуть склоняя голову. — Могу тебе коротко рассказать о картинах и подсказать красивые места в округе, но на большее тебе, боюсь, не стоит рассчитывать, — сдержанно ответил Манфред-младший, отставляя бокал на поднос подошедшего к ним официанта. От алкоголя его новая знакомая отказалась. — Что? Нет, боже, я не заигрываю! — уже открыто рассмеялась девушка, вскидывая руки в примирительном жесте. — Я тоже журналистка. — Что-то я не вижу операторов, — колко подметил юноша, скрещивая руки на груди и стараясь хоть как-нибудь себя оградить. — Мне не удалось пробиться на большой телеканал. Я не умею лицемерить так же искусно, как моя сестрица, — с раздражением призналась Стоунс. — Так что пишу для небольших интернет-изданий. А статья о тебе и твоем отце, может, даст мне толчок, — тогда Маркус не обратил внимания, что она сказала именно о них с Карлом. Он задумчиво прикусил губу, хмурясь. С одной стороны, тратить много времени на незнакомую ему девчонку не особо хотелось, но, с другой, она не казалась ему опасной. Заметив чужие раздумья, девушка добавила, — Всего парочка вопросов, я не займу много времени! — Ну хорошо, — нехотя согласился Манфред-младший украдкой оглядываясь по сторонам. — Ох, спасибо тебе огромное, ты меня спасаешь! Секундочку… — она полезла в сумку, доставая диктофон и небольшой блокнотик с записанными вопросами. Щелкнув клавишей, она начала запись. — Итак, долго ли твой отец занимается искусством? — По его словам, всю жизнь, — мягко отозвался юноша, чуть расслабляясь. Что ж, пока ничего ужасного. — А с какого момента он им зарабатывает? — Лет с двадцати пяти, насколько я знаю. До этого он работал администратором в тату салоне, так что интерес к творчеству пошел еще оттуда. — Ого, из простого администратора в художника с громким именем. Звучит весьма воодушевляюще! — подытожила Джули. — Перейдем к следующему вопросу: рисуешь ли ты? — Да, но пока не планирую афишировать свои работы. Планирую доучиться, набить руку, набраться опыту, — кивнул Маркус. Собеседница была ему все более и более симпатична. — То есть, в будущем ты также планируешь состояться именно как художник? — получив кивок, она быстро улыбнулась и перелистнула листок, критическим взглядом окидывая написанное карандашом. — Хорошо… у тебя есть еще какие-то родственники? На церемонии открытия я никого не видела. — Есть, старший брат, но мы сейчас не общаемся, — чуть нахмурился парень. Вспоминать о Лео он не любил: пару лет назад он попытался вынести из их дома в Ванкувере несколько картин, чтобы продать и обеспечить себя новой дозой. Шумиху тогда Карл поднимать не стал, но четко дал сыну понять, чтобы тот не являлся больше к нему на порог. Переживал тот случай мужчина тяжело: в конце-то концов, видеть падение родного сына будет больно любому родителю. Будто уловив ход его мыслей, девушка продолжила: — Из-за чего вы переехали из Канады в Америку? — Отцу предложили выгодный контракт, но работать издалека он не мог бы. Так что пришлось сменить место жительства. — И где тебе больше нравится? — лукаво улыбнулась Стоунс, и Манфред-младший расслабленно выдохнул, позволяя себе улыбнуться в ответ. — Честно, с Торонто связано очень много хороших воспоминаний из детства. Но здесь у меня появились новые хорошие друзья и знакомые, так что я больше не жалею о переезде, — Джули кивнула, и во взгляде ее промелькнуло что-то вроде сожаления и тени вины. — Хорошо… — пробормотала она и снова зашелестела блокнотом, наблюдая за собеседником из-под ресниц. — Это правда, что у твоего отца была зависимость? — Что? Как вы?.. — поперхнулся Маркус воздухом, шокировано смотря на девушку, но на ее лице не дрогнул ни один мускул. Собравшись и глубоко вздохнув, юноша постарался вернуть себе равнодушное выражение, хотя внутри все металось в панике. — Я не хочу говорить об этом. — Это правда, что авария случилась из-за того, что твой отец был в наркотическом опьянении? — надавила журналистка, стискивая сильнее диктофон. — Нет… — выдохнул Манфред. Не прикрикнуть на девушку стоило ему сейчас многого, но они находились в общественном месте, среди людей, в чьих руках было сосредоточено много власти. Нельзя было подавать вид… — У него за рулем началась ломка? Он из-за нее потерял управление? — Что вы себе позволяете?! — не выдержал он, сжимая кулаки и опасно хмурясь. Джули на секунду показалась ему испуганной, но, в прочем, быстро вернула лицо. — Как Карл Манфред принял новость о своей инвалидности? Каково это, видеть, как твой кумир в миг стал бессильным?.. — выпалила Стоунс, но тут ее прервал грозный голос охранника: — Мисс, попрошу вас покинуть здание Кобо-центра. — Что?.. Я не сделала ничего противозаконного! — воскликнула Джули, но один из подоспевших мужчин уже перехватил ее за руки, увлекая в сторону выхода. Второй же забрал ее блокнот и диктофон, пользуясь минутной заминкой. — Это Джули Стоунс, и после ряда ее скандальных статей в адрес вашего отца, данные для которых были получены не совсем законным способом, суд запретил ей приближаться к представителям вашей семьи, — послышался из-за спины знакомый мужской голос. Обернувшись, Маркус увидел перед собой Жака, выглядевшего обеспокоенным. — Увидев ее здесь в начале вечера, я не стал бить в колокола, думая, что вы в курсе ситуации и разберетесь со всем сами. Но когда она подошла к вам, я решился-таки оповестить охрану. Похоже, я сделал это слишком поздно, так что, надеюсь, вы простите мне мою медлительность. — Ничего, спасибо вам огромное. Карл не рассказывал мне о ней, — пробормотал юноша, оглядываясь по сторонам. Благо, люди, оказавшиеся поблизости в момент скандала, не обратили на них большого внимания. Или же просто не подали виду. — А вы откуда знаете о Стоунс? — Следил за этим делом. Не часто вокруг личной жизни художников разрождаются такие конфликты, особенно при жизни, — мрачновато усмехнулся Арно, разглядывая шампанское в своем бокале. — Вы точно в порядке? Может, вам стоит вернуться домой? — Нет, нет, со мной все хорошо, — соврал Манфред и в ответ получил лишь недоверчивый взгляд. — Мне сейчас будет лучше остаться здесь и немного успокоиться. — Ну, смотрите, — настороженно кивнул критик. — Если хотите, можем выйти на террасу и полюбоваться ночным видом. Моя Мелоди как раз хотела обсудить с вами свое впечатление от выставки! На свежем воздухе юноше и правда стало легче, он смог вздохнуть полной грудью, перестать контролировать выражение лица и не беспокоиться при этом о чужих заинтересованных взглядах. Уже успело стемнеть, и хрупкую фигурку мадам Арно окутывал золотистый глянцевый свет фонарей. Когда они втроем расположились у перил, жена критика принялась нахваливать выставку, восторженно перескакивая от одной картины к другой, вызывая этим у Жака любящую улыбку. Но, заметив чужое настроение, она вскоре принялась рассказывать о шумной жизни в Нью-Йорке, о центральном парке, о фестивалях, помогая своим легким щебетом избавиться от лишних тяжелых мыслей. Карл вылечился от зависимости еще задолго до того, как взял Маркуса к себе. Поначалу им было сложно: мужчина слишком опекал ребенка, боясь повторить ошибки в воспитании Лео. Но со временем они нашли общий язык и быстро полюбили друг друга, становясь настоящей семьей. О проблемах с наркотиками одиннадцатилетний мальчик узнал как раз от своего сводного брата, приехавшего пожить у них пару недель. И все это время Манфред-младший подвергался постоянным издевкам со стороны старшего, боясь рассказать обо всем папе. Парень встрепенулся и заставил себя вернуться в реальность, вслушиваясь в слова Мелоди. — …А потом он пригласил меня в панорамный ресторан, вы себе не представляете, это было волшебно. Мне казалось, что я смогу дотронуться пальцами до заката, вот как это было! — восхищенно рассказывала она тем временем, оборачиваясь на месье Арно. Тот нежно взглянул на нее и притянул к себе, невесомо целуя в лоб. — Да, я очень хотел тебя поразить, милая, — сказал он ей в макушку, и Маркус на секунду почувствовал себя лишним. — Вы так любите друг друга, — сказал он, с восхищением смотря на пару. — Надеюсь, вы простите мне мой вопрос, но вы соулмейты? — Нет, — улыбнулся Жак. Заметив смесь смятения и удивления на чужом лице, он поспешил добавить, — Честно, мы удивились, когда наша связь не подтвердилась. Но это не мешает нам быть счастливыми вместе. А у вас есть пара, мистер Манфред? — Да, но я не уверен в том, является ли она моей суженной. Мы не поднимали эту тему, — признался юноша, облокачиваясь на огородку и разглядывая огни по ту сторону водной глади. — Но вы ведь любите ее? — поинтересовалась Мелоди. — …Да, — с задержкой ответил Маркус. — Вот и любите и ни о чем не думайте! — воскликнула женщина, радостно улыбаясь. — Ничто не подскажет вам вашего человека лучше, чем ваше сердце. Похоже, чета Арно восприняла его молчание за проявление глубочайшей искренности, но на самом деле парень просто задумался. Он, безусловно, любил Норт, но смог ли бы он связать с ней свою жизнь, даже если она и не окажется соулмейтом? Он пока не мог ответить на это вопрос, но то, с каким очарованием смотрели друг на друга Жак и Мелоди, убеждало Манфреда-младшего в том, что связь совсем не обязательна для создания крепкой семьи. Они проговорили еще недолго, но часы на запястье показали начало первого, и юноша вынужден был проститься с собеседниками. Но, когда он выходил из пустеющего центра, его окликнул один из охранников: — Мы конфисковали записи Джули Стоунс. Если хотите, можете передать их в полицию, когда пойдете писать заявление. — Да, наверное, так и поступлю! — вымученно улыбнулся Маркус, аккуратно принимая запечатанный пакет. — Я хотел бы сказать вам спасибо за то, что увели ту полоумную. — Да не за что, это ведь наша работа, — пожал плечами мужчина. — Доброй ночи, мистер Манфред! — И вам, — кивнул юноша и проводил взглядом охранника, направившегося обратно в центр. Когда тот, кутаясь в свою куртку, растворился в пятне тяжелого золотого света, он двинулся наконец с места, решив вернуться к машине той же дорогой, которой пришел. Выйдя на набережную, он подошел к парапету и оперся на него, глядя на огни Канады по ту сторону реки. А ведь если взять лодку в каком-нибудь маленьком агентстве и выехать за черту города, где не ходят патрульные катера, можно было бы раствориться в другой стране, и никто бы никогда не узнал, куда он исчез. Начать жизнь с нового листа, устроиться официантом или продавцом, снять однокомнатную квартирку и завести домашнего питомца, который будет встречать по вечерам с работы. Парня редко посещали такие мысли. Его вполне устраивала предопределенность своей жизни потому, что творчество было его страстью, и когда оно станет еще и заработком, он точно не станет возражать. Разговоры о свободе выбора и постоянным скачкам из города в город никогда не затягивали его, Маркус был человеком места, человеком привычки. Но, если его бы стало что-то не устраивать, он не поскупился бы выпустить когти и защитить свой взгляд на жизнь. Пальцы скользнули в карман и нащупали шуршащий пластик. Тихо вздохнув, Манфред-младший достал пакет и попытался разглядеть его в далеком свете луны и уличных фонарей. Глупый помятый блокнот и небольшой диктофон ощущались в руках неприятной тяжестью, напоминая о сегодняшнем разговоре. Недолго думая, юноша открыл контейнер и достал устройство, крутя перед глазами. Потом замахнулся и кинул как можно дальше, и черные волны поглотили диктофон и утащили глубоко на дно, навсегда погребая все грязные тайны и неудобные вопросы. После этого Маркусу стало немного легче, будто он только что распрощался с маленькой частичкой своего печального прошлого. Снова запечатав пакет, он положил записную книжку обратно в карман пальто и поторопился в сторону машины. Было уже поздно, и Карл мог начать волноваться.