Алфавит, Артон

— Итак, Поз, ты проиграл! — хитро тянет Серёжа, слегка толкая Диму в плечо. — Готов выполнить желание? — Да запросто! Чёрт бы побрал этого Диму, который не умеет играть в карты, и дважды побрал бы Матвиенко, который загадывает такие желания! — Оставь Шасту засос. — Серый, ёб твою налево! Нет! — Да! Антон идёт домой, где его ждёт Арсений, отказавшийся идти с ребятами в гости к задорному армянину. Идёт, потирая мокрыми пальцами смачный засос на самом видном месте и думая, что с ним сделают. Уж точно не погладят по головке и не похвалят. За такое можно только наказывать. Дома подозрительно тихо. Не работает телевизор в гостиной, не льётся вода в ванной, и даже чайник на кухне не кипит. Тишина. Пугающая тишина. Разувшись и пройдя дальше, Шаст видит, что свет на кухне всё же горит. Арсений обнаруживается, сидящим за столом с большой кружкой кофе в одной руке и телефоном в другой. — Привет, — оставаясь стоять в дверях и неловко теребя край рубашки, робко произносит Антон. — Зря ты не пошёл, было весело. — Что-то настроения не было, — Арсений поднимается и не спеша подходит к парню, который пытается натянуть воротник на шею. — Хорошо посидели? — Ну, да… Неплохо. — Так, а это что? Попов прищуривается и берёт Шаста за запястье, отнимая его руку от рубашки. Ворот сползает вниз, открывая бордовое пятно во всей красе, и младший жмурится, затаив дыхание. Арс только сильнее сжимает руку на худом запястье, поднимая потяжелевший взгляд. — Объясни? — голос охрип от нарастающей злости. — И… Играли в карты… Поз проиграл, и Серёга сказал ему поставить мне засос, — Антон краснеет, пытаясь не смотреть в голубые глаза. — Ты меня за кого принимаешь? — рычит Арсений, кладя свободную руку на шею парня и угрожающе придушивая его. — Я, типа, поверить в это должен? Ты где был?! — У Серёжи, Арс, ну правда. Зачем мне тебе врать? — И он заставил Диму поставить тебе засос, да? Спрошу ещё раз: ты меня за кого принимаешь? Что это, блять, за бред? Антон не успевает сказать что-либо в ответ, потому что его разворачивают и грубо толкают к кухонному столу, стоящему возле окна. Кружка с недопитым кофе немного отъезжает назад, и Шастун от греха подальше перемещает её на подоконник. Арсений, продолжая держать младшего за шею, расстёгивает на нём рубашку, сдёргивая её вниз и оставляя висеть на локтях. Попов перемещает руку с шеи на волосы и сжимает их, оттягивая. Антон запрокидывает голову, и в шею, прямо над засосом, впиваются зубы. — А-арс, — всхлипывает парень, прикусывая губу. — Ты чего? — Раз позволяешь кому попало оставлять на себе засосы, значит будешь весь в них. Мужчина засасывает бледную кожу, оставляя ярко-красный след, и переходит к чистым местам, оставляя засосы и там. Антон обнимает Арса, но тот перехватывает его руки и прижимает к столу, не позволяя прикасаться к себе. — Не надо, Арс, — шепчет Шастун, ёрзая и пытаясь вырваться из хватки старшего. — Как я это прятать буду? — Меня не ебёт, — усмехается Попов, кусая острые ключицы и оставляя на них темнеющие отметины. Жадные укусы перемещаются ниже, и Антон взвизгивает, подпрыгнув, когда чужие зубы с силой оттягивают сосок, а мокрый язык проходится по нему быстрыми движениями. В штанах становится тесно. — Ай! — вскрикивает Шаст, когда его больно кусают за второй сосок. — Больно же. Арсений в ответ кусает ещё сильнее и стягивает с парня рубашку, снова припадая к чувственным соскам, но на этот раз нежно вылизывая их. Младший выгибается, втягивая живот, пытается сильнее прижаться к Попову и тихо постанывает, разглядывая юркий язык и горячие губы, терзающие чувствительную плоть. Антон не верит тому, что чувствует: Арс втягивает сосок в рот всё сильнее, явно намереваясь оставить вокруг него огромный фиолетовый засос. Это больно. И очень приятно. — А-а-арс, — хнычет парень, извиваясь. — Просто возьми меня прямо на этом, блять, столе! Я не могу уже… Арсений отрывается от Шаста и опускает взгляд вниз, с ухмылкой оглядывая внушительный стояк. — Ох, мой хороший, тебе наверняка очень неудобно и тесно в джинсах, да? — с наигранным сочувствием спрашивает мужчина, прижимая руку между ног Антона. — Очень… Ну пожалуйста, прекрати издеваться! — Проси лучше. Попов проводит кончиком языка между рёбер и оставляет пару засосов на животе Шастуна, беря его за бёдра и массируя их. — Трахни меня, — скулит Антон, разводя ноги шире. — Я уже такой мокрый… Ты ведь любишь, когда я теку? Потрогай. Арсений касается большим пальцем головки и понимает, что джинсы в этом месте действительно мокрые. С ума сойти можно. — Если ты сейчас же не снимешь с меня штаны, я начну громко стонать, и ты кончишь только от этого, — смеётся Шаст. — Не ты ставишь здесь условия, Тоша, — хмыкает брюнет, опускаясь на колени и оставляя очередной засос на животе. — Ах! М-м-м, боже… Да-а! — начинает тихонько постанывать Антон, откидывая голову назад. — Прекрати сейчас же! Арсений хватает младшего за бёдра и резко стаскивает его со стола, поворачивая к себе спиной. В ягодицы упирается твёрдый член, и Антон выгибается навстречу, начав тереться об него и при этом громко стонать. — Такой твёрдый… Я хочу чувствовать его внутри себя. Хочу насаживаться и кричать от кайфа. Арс, умоляю… Попов стаскивает с тощей задницы джинсы и боксеры, сжимая ягодицы и кусая парня в плечо. Шастун ёрзает и чуть наклоняется вперёд, опустив голову. Итак, многие ли могут похвастаться засосом вокруг соска или на заднице? Антон может. Хотя, кто бы стал таким хвастать? Шаст разводит ноги и выгибается, открывая такой вид, что Арсений прикусывает губу и тихо рычит, надеясь, что зеленоглазый не услышит. Но тот, конечно, слышит и виляет бёдрами, усмехаясь. — Нравится, да? Хочешь своего Тошу? Арс хочет. Хочет раздвинуть эти длинные ноги и вставить член в горячее тело. Заполнить узкую задницу спермой, а потом наблюдать, как она стекает по бёдрам. Довести парня до слёз, заставить его кричать и скулить. Арсений снимает майку, шорты и боксеры, кидая их на пол, разворачивает Антона лицом к себе и заставляет его лечь на стол, раздвигая свисшие с него ноги и устраиваясь между ними. Зубы болезненным укусом впиваются в плечо, а затем длинный язык пробегается вокруг красного следа и скользит ниже. Шастун обнимает старшего ногами, притягивая его ближе к себе, и немного приподнимается, ёрзая на твёрдом столе. Некоторые укусы и засосы неприятно саднят, но он знает, что заслужил это. — Облизывай, — к пухлым губам прислоняются длинные пальцы, и Антон приоткрывает рот, впуская их внутрь и чувственно вылизывая. Арсений прижимается крепким членом к горячей заднице, потираясь и тыкаясь головкой в неподготовленное отверстие, дразня. Парень выпускает изо рта пальцы, слегка наклоняясь вперёд и сильнее раздвигая ноги. — Быстрее, ну, — рычит Шаст, царапая ногтями поверхность стола. Антон жалеет о своих словах, когда внутрь с нажимом проскальзывают сразу два пальца, растягивая более настойчиво, чем обычно. Арсений наклоняется и кусает младшего под лопаткой, добавляя третий палец. — Блять, А-а-арс, — стонет Шастун, когда пальцы давят на простату. Мужчина чувствует, как по его члену стекает смазка, и тихо стонет просто от одного вида, который открывается перед ним: Антон нагибается всё сильнее и иногда болезненно всхлипывает, но беспрекословно позволяет трахать себя пальцами и выгибается, словно мартовская кошка. Член неприятно трётся об столешницу, привлекая к себе внимание. Арсений с усмешкой разглядывает спину в засосах, не спеша вынимая пальцы и шлёпая ими по немного покрасневшему колечку мышц. Шастун хнычет, нетерпеливо подмахивая бёдрами, и напряжённо вскрикивает, когда скользкая от смазки головка рывком проталкивается внутрь. — Б-блять… — всхлипывает Антон, срываясь на протяжный стон, когда твёрдый ствол входит в него наполовину. В ягодицу прилетает смачный шлепок, а затем в светлые волосы вцепляются пальцы. Шаст сходит с ума, завывая так громко, что у Арса кружится голова от возбуждения, и он срывается на бешеный темп, оттягивая волосы Антона. Зеленоглазый больно бьётся выпирающими косточками таза о столешницу, что заставляет его вскрикивать и тихо рычать. — Мне… больно, — всхлипывает парень, сжимая внутри себя член. — Заслужил, — равнодушно отзывается Попов, продолжая втрахивать его в стол. Несмотря на то, что Арсений ведёт себя, как злая скотина, он всё же кладёт ладонь на возбуждённый орган Антона, сперва аккуратно сжимая яички, а затем размашисто надрачивая и иногда слегка ударяя кончиками пальцев по головке, отчего Шастуна прошибает крупная дрожь. — Быстрее… Твою мать, Арс! — младший срывает голос, изо всех сил сжимая пальцами столешницу и пытаясь подмахивать бёдрами грубым и рваным движениям своего парня. — Чёрт, да, да! Вот так! Арсений ещё несколько раз проводит рукой по твёрдой плоти, позволяя Антону забрызгать спермой стол, наслаждаясь развратными стонами и криками, а сам находит в себе силы продержаться ещё пару минут, после чего с громким и протяжным стоном кончает, наполняя узкую дырочку своим семенем. — А-арс… — измученно стонет Шаст, соскальзывая на пол. — Надеюсь, ты веришь, что засос мне действительно поставил Дима? Арсений садится рядом, прижимая к себе взмокшее тело Антона. — Да знаю я, расслабься, — хмыкает брюнет, потрепав светлые волосы. — Знаешь? — Арс, здоро́во! — бодро кричит в трубку Серёжа. — Тут короче такое дело: Поз желание в карты проиграл, и я загадал ему оставить засос Шасту, ты его там не лупи сильно, ок? Он только что ушёл, нервничает весь. — Серый, ты придурок. Ладно, спасибо, что предупредил. Давай, до скорого. Антон пинает смеющегося мужчину, отползая от него. — Ты всё знал! И всё равно оставил на мне столько синяков, что складывается впечатление, будто меня побили! Арс, ты гад! — Не говори, что тебе не понравилось, — смеётся Арсений, притягивая парня обратно. — Хочешь, отомсти мне! — А вот и хочу! Шастун бросается на старшего, седлая его бёдра и присасываясь к шее, тихо порыкивая. Парни с грохотом валятся на пол, и теперь приходит очередь Арса скулить от боли на неудобном и твёрдом полу. Месть оказалась страшна, так как на следующий день оба видят в зеркале свои шеи и приходят в ужас, не находя на коже ни одного живого места. Кажется, им нужен хороший тональник. Ну, или приличное количество убедительных оправданий перед коллегами. Впрочем, коллеги и так всё прекрасно поймут. Они, в конце концов, отчасти виноваты в том безобразии, что устроили друг на друге ненасытные любовники. Всё-таки, любовь – это прекрасно.