Алфавит, Артон

С таким темпом жизни, как у одиннадцатиклассника Антона, времени на нормальную, полноценную еду почти не остаётся. С утра и до обеда школа, потом спортивная секция, а вечером уроки актёрского мастерства (да кому они вообще нужны?!). И поэтому, наспех позавтракав каким-то йогуртом и едва ли не залпом выпив чашку крепкого кофе, Шастун пулей вылетает из квартиры и бежит в школу, чтобы не опоздать на первый урок у самого едкого человека, которого можно когда-либо встретить: Арсения Сергеевича. Этот чёртов историк не стесняется в выражениях и, видимо, смыслом своей жизни видит подъёбывание школьников. Многие любят ходить на его уроки: девочки потому, что учитель выглядит, словно сын Афродиты, а парням просто весело от его подколов и шуточек. Но Антон его ненавидит, а судя по тому, что Попов задевает его чаще, чем других, это вполне взаимно. Когда юноша забегает в школу, с непривычки врезавшись в недавно поставленный турникет, в коридорах уже тихо и пусто, что означает только одно: звонок на урок прозвенел минут десять назад, а следовательно, подъёба от историка не избежать. — Арсений Сергеевич, извините за опоздание, можно войти? — тараторит Антон, пытаясь отдышаться. — И что же мешало вам, Шастун, явиться на мой урок вовремя? Может, вы не желаете меня видеть? — Может. Так можно войти? — парирует Шаст, буравя мужчину злобным взглядом. — Проходите. Надеюсь, к контрольной у вас было время подготовиться. Время, конечно, было, а вот желания не было. Что ж, очередная двойка в кармане, Шастун. Когда Арсений, раздавая листочки с тестом, проходит мимо его парты, то наклоняется и с ехидной улыбкой шепчет на ухо: — Вы, Шастун, когда мастурбируете, будьте внимательны. У вас пятно на штанах. Вот сука! — Это йогурт, — бурчит Антон, опуская взгляд на белёсое пятно и начав оттирать его. — Конечно, конечно, — хихикает Попов, продолжая раздавать листочки ученикам. Шастун за пять минут отмечает все ответы наугад и сдаёт работу, наклоняясь к столу учителя и так же тихо шепча ему в лицо: — Пятна от спермы выглядят не так, если вы не в курсе. Выйти можно? — Можно, если ты покажешь, как выглядят пятна от спермы. Антон фыркает, закатив глаза, и выходит из кабинета, уходя в туалет и принимаясь смывать пятно со штанов. Арсений провожает юношу взглядом и принимается заполнять журнал, уже не надеясь, что школьник вернётся до конца урока. Так, в общем-то, и происходит. Антон заявляется только со звонком на перемену, забирает свои вещи и уходит, не попрощавшись. Ничего, брюнет ещё планирует увидеться сегодня с парнем. Губ касается хитрая ухмылка, но все непотребные мысли приходится отмести, потому что до конца рабочего дня ещё несколько часов. После уроков Антон стоит в фойе школы, где Арсений его и подлавливает, подходя со спины. — Ну что, пойдём? — тихо произносит мужчина, заставив мальчика подпрыгнуть. — Куда? — В мой кабинет. Давай, пошли. Антон закатывает глаза, но послушно идёт за учителем, думая, что сейчас тот в своей ебучей манере строгого господина отчитает его. Да, может, в манере строгого господина, но не совсем отчитает. Ох, нет. Сомнения и лёгкая тревога закрадываются в молодой разум, когда Арсений закрывает дверь кабинета на ключ. — Вот ты и попался, Шастун, — хитро тянет брюнет, начав медленно идти на ученика. — У вас точно не все дома, Арсений Сергеевич. Давайте уже отчитывайте меня за… За что вы там собирались меня отчитывать, и я пойду. — Нет-нет-нет, не торопись. Говорить мы будем долго, — шаг, и Антон врезается задницей в учительский стол, а сам учитель встаёт почти вплотную. — Значит, йогуртом на штаны капнул, да? Самый едкий, самый неприятный человек. — Да. А если вы извращенец и думаете о том, как я испачкал штаны, то это ваши проблемы, и я не… — договорить ему не дают, перебивая, начав пылко и быстро шептать: — Как мне нравится то, что ты такой дерзкий, такой смелый… Я думаю о том, как ты… Как ты испачкал свои штаны, и мне нравится думать, что это не йогурт. Ты что, так ничего и не понял? — Да вы… Вы… Я директору пожалуюсь! — задыхаясь от возмущения, яростно шепчет Шастун. — Спорим, не пожалуешься? После этих слов Арсений чуть двигает бёдрами и прижимается членом к члену Антона. У мальчишки в голове что-то щёлкает, и он, вместо того, чтобы оттолкнуть, лишь молча наблюдает за происходящим. Но если Попов зайдёт слишком далеко, то ему всегда можно дать по морде. — Я не одна из тех девчонок, которые текут от одного вашего взгляда, Арсений Сергеевич, — отрезает юноша, но тут же шипит от прикосновения холодных пальцев к своей шее. — Я намерен это исправить. Ты не против? — Девчонку из меня сделать точно не получится, — усмехается младший, дерзко стрельнув глазами. — Заткнись и поцелуй меня. И Антон целует. Сам. Чтобы разобраться в себе, в своих желаниях и чувствах… И немного в Арсении. Его хочется понять. Больше, конечно, хочется ударить в лицо побольнее, но это временно. Губы мужчины скользят по чужим губам, а язык ловко проталкивается во влажный рот, пошло вылизывая. Попов вкладывает в поцелуй всё то, что таил в себе около года: какую-то странную любовь, страсть, трепет и… Ненависть. Арсений ненавидел мальчишку. За то, что тот не видит, не понимает его чувств. За издевательства, безразличный взгляд и изрядно потрёпанные нервы. Он хочет стать для парня кем-то вроде самого важного, блять, человека в жизни, но пока Антон видит перед собой только ненавистного, но теперь ещё и очень горячего учителя. Целуется Арсений просто великолепно. Руки мужчины лапают везде, где можно, а забравшись под школьную рубашку, касаются и там, где нельзя. Шастун упирается руками в стол и откидывается назад, позволяя трогать себя. Попов только сейчас замечает, что белая рубашка немного просвечивает. Немного, но достаточно, чтобы было видно маленькие розовые соски. Это просто безумие. Дрожащие пальцы спешно расстёгивают маленькие пуговицы, и голубые хищные глаза темнеют при виде юного подтянутого тела. — Ты ведь побудешь для меня маленьким развратным школьником? — шепчет Арсений в чувствительное ушко, проводя по нему мокрым языком. — Извращенец, — шипит Шастун, раздвигая ноги и скидывая с плеч рубашку, ещё больше оголяя острые ключицы. — Я согласен. После месяца без секса Антон готов быть кем угодно. Тем более, его сегодняшний партнёр обещает быть просто божественно страстным. Да и опыта у него явно побольше, чем у того очаровательного кудрявого девятиклассника, которого Шаст зажимал в школьном туалете месяц назад. Уж лучше быть снизу, чем трахать неопытного мальчишку, который скидывает тебя сразу после того, как кончит. Арсений расстёгивает ширинку на школьных брюках парня и гладит, – так, чёрт возьми, чувственно гладит его между ног, что с пухлых губ срывается несдержанный судорожный стон, за что он тут же получает ощутимый шлепок по налитому кровью члену. Господи, никто и никогда не шлёпал его по члену. И он никогда бы не подумал, что захочет ещё. Попов стаскивает мальчишку со стола и разворачивает его спиной к себе, стягивая с него брюки и умиляясь бледно-розовым боксерам. Антон выгибается, случайно вжавшись яичками в столешницу и зашипев от боли. — Какие милые трусики, — улыбается учитель, проводя кончиками пальцев по упругим ягодицам. — Тебе идёт этот цвет. Бельё отправляется к штанам, повисшим на середине бёдер, и Арсений восторженно выдыхает, увидев гладко выбритую промежность. Пальцы сами тянутся к призывно пульсирующей дырочке, и он прикасается к ней, сдерживая возбуждённый вой. Кожа гладкая, мягкая и нежная, так и просящая жарких касаний умелых пальцев или, что ещё лучше, мокрого длинного языка. Мужчина облизывает свои пальцы и приставляет к колечку мышц сразу два, массируя. Свободная рука накрывает губы юноши, закрывая ему рот, и Арсений, наклонившись к уху и слегка больно прикусив его, шепчет: — Только попробуй издать хоть звук, маленькая дрянь. В узкое отверстие резко врываются два пальца, и Антон дёргается, шумно выдыхая и жмурясь от боли. Шастун выгибается и пытается ещё сильнее раздвинуть ноги, заливая смазкой учительский стол. Школьник течёт так, словно он и впрямь лучшая девочка для Арсения. Пальцы двигаются дальше, глубже: туда, где совсем-совсем тесно и невыносимо жарко. Выдерживать эту пытку молча крайне тяжело. Хочется визжать и плакать от удовольствия, повалить брюнета на пол и оседлать его бёдра, скакать на его члене и стонать, как последняя шлюха. — Ты просто умница, детка, — с довольной ухмылкой шепчет голубоглазый, проталкивая в горячее нутро третий палец, выискивая простату. Совершив несколько движений под разными углами, Арсений давит, наконец, на комок нервов, заставив Антона тихонько взвизгнуть в его ладонь. Попову хочется узнать, насколько этот сладкий мальчик голосист, но не в стенах школы. Осознание того, что он трахает юношу пальцами на своём рабочем столе, приводит в дикий восторг. Это грязно, это неправильно, это… Так ахуенно. Стоит Арсению убрать свою ладонь ото рта парня, как тот тут же глубоко вздыхает и шёпотом тараторит: — Не убирайте… руку… Я буду кричать, я не могу, не могу сдерживать себя… Арс… Арсений Сергеевич, боже! Мужчина удивлённо вскидывает брови, но руку всё же возвращает, медленно вынимая из дырочки пальцы и опуская взгляд, удовлетворённо разглядывая её. Он расстёгивает свою рубашку и ширинку на брюках, чуть спуская их вниз и оголяя возбуждённую плоть. В кармане находится презерватив, и Арсений, достав его, разрывает обёртку зубами, на время убирая руку ото рта и раскатывая резинку по члену. — Меня не волнует, как ты будешь сдерживаться, но только пискни, и я твои трусы тебе в рот засуну, понял? Сначала Антон не понимает, но округляет глаза и сам зажимает себе рот, когда Арсений садится на корточки и, оттянув пальцами ягодицу, проводит языком прямо по раскрытой дырочке. Ему невыносимо хорошо, и от этого невыносимо плохо. Попов сплёвывает прямо внутрь, на бархатные стенки, а затем поднимается, отнимая руку Шастуна от его рта и заменяя своей, погружая крупную головку внутрь. Антон ёрзает и сжимает зубы, изо всех сил стараясь молчать, не произносить ни звука. Член рваными толчками входит всё глубже, выбивая из груди юноши судорожные вздохи. — Какая тугая у тебя попка, — шепчет Арсений, оглаживая свободной рукой худое тело, постепенно опускаясь к члену. Снова шлепок по самому нежному месту, и Шастун вздрагивает, царапая ногтями поверхность стола. Мужчина трахает чувственно, выходя из тела парня почти полностью и одним плавным движением входя по основание, даря такие ощущения, что у Антона темнеет в глазах. Член младшего оказывается в плену цепких пальцев учителя, и Шаст чуть подмахивает бёдрами, приближаясь к оргазму. Арсению в такой узости продержаться хоть чуть-чуть дольше просто не представляется возможным, а потому он доводит мальчишку до оргазма и кончает следом, вгрызаясь в острое плечо и с трудом сдерживая стон. Шастун хрипит и по возможности кусает губы, всё же тоненько всхлипнув и тут же замерев, сжимая внутри пульсирующий член мужчины. Арсений тяжело дышит, отнимая руку ото рта Антона и упираясь лбом в его шею. Юноша иронично усмехается, заметив, что его сперма попала на какие-то документы, лежащие на столе, но тихо матерится, когда видит небольшое пятно на своих брюках. Попов выходит из расслабившегося тела, снимая презерватив и бросая его в мусорное ведро под столом, после чего лениво одевается. Когда Шаст натягивает боксеры со штанами, поворачиваясь к старшему, тот не сдерживает смех, рассматривая белёсое пятно. — Так это что, правда йогурт был? — издевательски спрашивает Арсений, не прекращая смеяться. — Ну нет, я решил передёрнуть перед уроком истории, — саркастично парирует Антон, закатывая глаза. — Ладно, теперь верю, — успокаивается брюнет, подходя к своему ученику и застёгивая рубашку на нём. — Пятна от йогурта действительно не похожи на пятна от спермы, Шастун. Юноша в очередной раз закатывает глаза, а когда историк застёгивает последнюю пуговицу на его рубашке, берёт в руки свою сумку и уходит, опять не попрощавшись, оставляя после себя только капли спермы на учительском столе. Арсений усмехается, обещая себе в следующий раз заткнуть парню рот его же трусами, и принимается стирать с рабочего места единственное доказательство того, что он только что трахнул школьника. В кабинете снова повисла тишина. Теперь рабочий день точно окончен.