Алфавит, Артон

Арсений фотографирует Антона уже месяц. Исподтишка или в открытую, отмечая все его самые особенные черты. Искрящиеся зелёные глаза и лёгкую небритость, которая делала его похожим на ребёнка чуть меньше, чем обычно; родинку на носу, немного по-детски пухлые розовые губы, ну и конечно бесконечное количество браслетов и колец. Их он фотографирует чаще всего. Шастун считает это довольно странным, но он уже даже привык и не говорит ничего против. Они вдвоём стоят возле входа в ресторан, где отмечают день рождения Антона. Именинник курит, а Арсений, недолго думая, достаёт телефон и открывает камеру. Шаст закатывает глаза и вздыхает, устало усмехаясь. Арс делает пару снимков и убирает телефон обратно в карман, но глаз от друга не отрывает. — Нахрена ты это делаешь? — Шастун затягивается и выдыхает в сторону, пытаясь не дымить на некурящего Арсения. Попов пьян, а значит, не всё ли равно, что он сейчас скажет? — Ты – самое красивое, что попадало в мой объектив. Перед лицом зависает изумлённая физиономия Антона и сизый дым. Арс проводит кончиками пальцев по браслетам на запястьях и выхватывает сигарету. Затягивается, выдыхает. Сдерживает подступивший кашель, дабы избежать глупых насмешек со стороны Шастуна. Антон наблюдает, анализируя то, что ему только что сказали. Он не знает, как должен понимать это, и должен ли вообще. Тупик. — Не знал, что ты куришь, — он знает, что не должен молчать, что нужно сказать хоть что-нибудь. — Всё ты знал, — Арс задумчиво замолкает, будто взвешивая какое-то решение, а затем в полголоса добавляет: — Могу я сделать кое-что? — Думаешь, стоит? Попов пожимает плечами, потому что он правда не знает, стоит ли. Но во-первых, он пьян, как и сам Антон, а во-вторых, он ведь не собирается делать ничего плохого, так? Пожалуй, что так. Арсений снова затягивается горьким дымом, после чего приближается к Антону, берёт его за подбородок и, немного оттянув его вниз, выдыхает в приоткрытые губы. Всё происходит буквально за несколько секунд. Шаст выдыхает остатки дыма и ошарашенно смотрит перед собой. — Ну охуеть теперь, — подытоживает Шастун, проводя большим пальцем по собственной губе. — Поехали отсюда? Вот так просто. Оставить всех и, даже ничего не сказав, просто уехать. А с чего бы вдруг? Да потому что хочется. И должен ли он сейчас поддаться своим желаниям, или лучше будет всё же остаться, потому что так правильно? — Шаст? Антон только кивает, не говоря ни слова, и Арсений тут же берёт его за запястье, уводя всё дальше от ресторана. Шастун не сопротивляется. Они ловят машину и уезжают к Арсу в гостиницу, и бог знает, чем они будут там заниматься. Шаст, к примеру, без понятия. Зачем согласился поехать, он тоже не знает. В машине Арсений фотографирует его руки и острые колени, и Антон ловит себя на мысли, что это больше не кажется ему странным. Совсем. — Как долго ты ещё будешь воображать меня моделью? — Пока ты не станешь моим, — шепчет Попов, пролистывая получившиеся снимки. В светловолосой голове вспыхивает картина, где Арс выдыхает в его рот сигаретный дым. Конечно, это было не просто так. Но разве мог он подумать об этом раньше? Разумеется, не мог. Ситуация становится всё более запутанной. Они приезжают в гостиницу, молча едут в лифте, так же молча заходят в номер. Как только входная дверь закрывается, Арсений хватает Антона за плечи и толкает его к стене, не давая сдвинуться с места. — Я устал любить тебя и не иметь возможности что-либо с этим сделать, — шепчет брюнет, сжимая чужие плечи ещё сильнее. — Я так, блять, устал. — Хуйня, Арс… Хуйня это всё, — отмахивается Антон, а сам уже мысленно рассчитывает дальнейшее развитие событий. — Значит, хуйня? — скалится Арсений, перемещая одну руку к чуть колючей щеке парня. — Ну, давай, попробуй сказать мне, что это ещё и не взаимно. Рискни соврать, дружок. Шаст смеётся. Сначала тихо, едва дёргая плечами, но с каждой секундой всё громче и громче. Это такой абсурд, что ему даже не верится. Не может это всё происходить с ним. В реальной, блять, жизни. Он закрывает глаза, надеясь, что сейчас проснётся, и всей этой ситуации как не бывало, но… Напротив по-прежнему усталый и пьяный взгляд Попова, он по-прежнему в номере гостиницы, и всё это, к сожалению, не его бредовый сон. — Признайся хотя бы самому себе, что увяз в этом болоте так же сильно, как и я. Если смелости хватит. Антон не выдерживает натиска ледяных глаз и вскоре закрывает свои. Арсений терпеливо ждёт, заранее зная ответ. Шастун вздыхает, пытаясь унять дрожь в пальцах, а затем одними лишь губами произносит: — Я. Тебя. Люблю. Арс обнимает парня и несколько секунд просто вдыхает запах его шеи: что-то вроде табака, алкоголя и одеколона. Сумасшедшая смесь. Антон позволяет водить носом по своей коже, параллельно с этим размышляя, куда бы деть свои руки. — Да просто обними меня, придурок, — Арсений берёт чужие руки в свои и кладёт их себе на спину. Попов поднимает голову и смотрит в глаза напротив лишь мгновение, прежде чем поцеловать. Поцеловать грубо, по-хозяйски, врываясь языком в пересохший рот, где ещё сохранился терпкий вкус коньяка и восточных ноток крепкого кальяна. Антон млеет. Его руки со спины соскальзывают вниз, и он цепляется ими за единственное, что попадается на пути – ягодицы Арсения. Брюнет шумно выдыхает, неосознанно прижимаясь ближе. — Ты чего? — тяжело дыша, спрашивает Арс, когда Шастун начинает едва слышно всхлипывать и щипаться. — Ты кусаешься, — это прозвучало с такой детской обидой, что Арсений не смог сдержать улыбку. — Прости, — шепчет мужчина в приоткрытые губы, обдавая их горячим дыханием. — Иди ко мне. Антона увлекают в новый, уже менее страстный и болезненный поцелуй, и он совершенно чётко понимает, что всё больше и больше возбуждается. Чужие руки бесцеремонно лезут под толстовку, игриво щекочут бока и рёбра, а затем резко скользят вниз, к ширинке. Шастун раскрывает рот и шипит, когда Арсений мимолётно проходится пальцами по его члену. Ему до сих пор не верится в происходящее, и в довесок к этому он вдруг вспоминает о фотографиях, которые Попов делает по несколько раз на дню. Он только сейчас задумывается о том, что это смахивает на какой-то фетиш. Да, Антон решает подумать об этом именно в тот момент, когда руки Арсения уже едва ли не у него в трусах. Очень вовремя. — Вот блять, — стонет Шаст, когда Арс всё-таки расстёгивает его ширинку и запускает руку сразу в боксеры. Антон вжимается в стену так сильно, что уже мог бы сломать её к чертям. Вряд ли с ним когда-нибудь происходило что-то подобное, но ему определённо нравится. Арсений двигает рукой уверенно, точно зная, что и зачем он делает. Он берёт Антона за запястье и кладёт его руку на свой член, и зелёные глаза в этот момент закатываются от удовольствия. Шастун с третьей попытки расстёгивает ширинку на чужих джинсах и робко запускает в них пальцы, прикасаясь к горячей плоти сквозь ткань мокрых от смазки боксеров. — Смелее, тебе не пятнадцать, — усмехается Арсений, подаваясь бёдрами вперёд. — Думаешь, это так просто? — огрызается Шастун. — У меня такое впервые. — У меня тоже, — Попов пожимает плечами, продолжая ласкать парня. Антон уже было порывается что-то сказать, но задыхается от собственного стона и лишь откидывает голову назад, слегка ударившись затылком об стену. Голову очень кружит из-за алкоголя и возбуждения, и Шаст изо всех сил пытается держать себя в руках, чтобы не упасть. Уж если и падать, то только в кровать. Там хотя бы удобно. Он собирает волю (и член Арсения) в кулак и начинает всё смелее гладить твёрдый ствол, а затем и вовсе решает запустить руку в боксеры. Член Попова невероятно горячий и… Невероятно большой. Антону хочется опустить взгляд, но он думает, что это неприлично. — Умница. Пятёрка за смелость, — хрипло смеётся Арс, когда Шастун уверенно обхватывает пальцами его член. — Да пошёл ты, — шипит парень, едва заметно двигая бёдрами, потому что хочет чувствовать больше. Арсений весьма сексуально кусает губы и почти неслышно стонет, даже не подозревая, как Антону это нравится. Брюнет облизывает губы и упирается лбом в острое плечо, двигая рукой всё быстрее, но Шаст уже не хочет кончить от обыкновенной дрочки. Хочется выместить на Арсении всю свою животную страсть и неистовую похоть, которые сейчас управляют каждым его действием. Он внезапно отчего-то осмелел, и теперь его рука двигается быстро, пальцы оглаживают головку и играют с уздечкой. Как только Попов начинает стонать громче и толкаться в руку Антона, тот убирает её, ехидно усмехаясь. — Значит, вот ты как? — тяжело дыша и так же ехидно усмехаясь, шепчет Арсений. — Иди сюда. Арс притягивает парня для поцелуя и тащит его в спальню, почти не отрываясь от искусанных розовых губ. Как только Шаста толкают на кровать, он торопливо стягивает с себя толстовку и поднимает мутный взгляд на Арсения, который уже забрался на кровать и теперь нависает сверху, разглядывая. Антон тянется за новым поцелуем и принимается снимать с мужчины рубашку, а затем снова лезет к нему в боксеры. Но Арс, в котором сейчас бушует ураган необоснованной злости и уже ставшего болезненным возбуждения, перехватывает тонкое запястье и прижимает чужую руку к кровати, не позволяя прикасаться к себе. — Я оттрахаю тебя так, что ты будешь визжать и умолять меня не останавливаться, — Антон округляет глаза от этих слов. Никто не ожидает услышать подобное от Арсения Попова. Шаст в глубине души надеется, что никто, кроме него, и не услышит. С бесконечно длинных ног срывают джинсы, и голубоглазый наклоняется, сначала проводя носом по самому низу впалого живота, а затем покусывая член сквозь боксеры. Антон буквально чувствует, как из него течёт смазка, и его щёки даже немного краснеют, когда он понимает, что Арсений тоже это чувствует. — Арс! Блять… — Шастун вскрикивает, когда Арс оттягивает резинку его белья зубами, а затем отпускает прямо на возбуждённый член. Самое безумное то, что ему это понравилось. Можно и повторить… Арсений окончательно раздевает его и раздевается сам, и, наблюдая за каждым движением Попова, Антон всё меньше верит в то, что это у него в первый раз. Каждое его действие уверенное, будто бы отточенное годами. Хочется надеяться, что Арс не соврал. Оба стонут почти в унисон, когда Шастун приподнимает бёдра так, что два истекающих смазкой члена соприкасаются. — Ты знаешь, что делать? — спрашивает Антон, когда Арсений, вместо того, чтобы перейти к действиям, принимается целовать всё его тело. Ему кажется, что старший таким образом просто тянет время, потому что не знает, что должен делать. — В теории, — отзывается Попов, обводя языком сосок. — Приступай. Не то чтобы Антон был полностью уверен в том, что он этого действительно хочет, – ему пиздец, как страшно. Но они зашли уже слишком далеко, и отступать назад было бы глупо. Шаст сам переворачивается на живот, выгибается и раздвигает ноги. Арсений на какое-то (неприлично долгое) время зависает. Он даже как-то теряется в этой ситуации, а его уверенности как не бывало, но он понимает, что должен продолжать. И желательно так, чтобы Антон не заметил его волнения. В ящиках тумбочки Арс находит только крем с запахом банана, хотя отчётливо помнит, что покупал смазку. Господи, да чёрт с ней сейчас. Парень перед ним настолько красив в этот момент, что даже не верится. В душу закрадывается необъяснимый страх того, что это всё может закончиться, даже не начавшись. Он ловит себя на мысли, что просто обязан сфотографировать Антона в таком положении, но за такое можно и по морде получить. Да и телефон сейчас бог знает где. — Сука! Предупреждать надо… — Шастун скулит от боли, когда в него с трудом входит палец в креме. В нос бьёт приторный запах банана. — Предупреждаю, — усмехается Арсений, почти сразу же погружая внутрь второй палец. Антон рычит и кусает подушку, сжимая пальцами простыни. Ему до противного больно, в то время как Арс наслаждается бархатностью податливых стенок и неожиданной гибкостью худого тела. Шастун выгибается и раздвигает ноги, словно у него вообще нет костей, но легче ему от этого не становится. Третий палец скользит внутрь так же с большим трудом, но Арсений, наконец, находит простату. — Арс! — парень стонет так, что у Попова внутри всё сжимается. Брюнет вынимает пальцы почти полностью, а затем рывком загоняет их обратно, некоторое время без остановки терзая простату. Антона трясёт, и он стонет уже не своим голосом, то и дело захлёбываясь слюной. Арс разводит пальцы в стороны и тихо рычит, кусая губы: он буквально может видеть натёртые припухшие стенки, которые плотно обхватывают его пальцы. Шастун всхлипывает, когда пальцы резко выскальзывают из него с громким пошлым звуком, и теперь он чувствует какую-то непривычную пустоту и холод. Арсений за его спиной нервно ищет в ящиках тумбочки презерватив, тихо матерясь. Наконец, Антон слышит шелест фольги и характерный треск латекса, раскатываемого по члену, и вот в его задницу уже упирается головка. — Ох! Боже! Блять! — выкрикивает Шаст, когда в него тремя рваными толчками входит твёрдый длинный ствол. Арсений совершает пару пробных толчков, а затем берёт Антона грубо, не давая привыкнуть к своим размерам. Младший скулит и кричит от боли, то и дело дёргаясь вперёд, но его крепко держат за бёдра и не дают отстраниться. Он совсем не ожидает, что Арс прямо во время секса начнёт шлёпать его по ягодицам, и это кажется ему таким грязным и пошлым, что он забывает о своей боли. — А-арс! Арс! Ещё… пожалуйста, ещё! — он никогда не говорил, а, вернее, не стонал подобного. Но сейчас некогда думать о том, что срывается с его уст в порыве страсти. Арсений развязно улыбается и продолжает шлёпать Антона, свободную руку при этом впутывая в светлые волосы. Шаст округляет глаза и протяжно стонет, почти сразу же начав кончать. Вот так, без каких-либо прикосновений к своему члену, только лишь от того, что его отшлёпали и потянули за волосы. Попов этого тоже не ожидал, а потому невольно замедлил темп, но недовольный всхлип снизу напомнил ему о том, что надо быть жёстче. Антон зажимается так, что Арсению становится больно двигаться, но именно это доводит его до оргазма. — Шаст… Блять, боже, — рычит Арсений, со всей силы вдалбливаясь в дрожащее тело под собой. Шастун что-то невнятно стонет и тяжело дышит, чувствуя невероятную усталость. Как только Арс выходит из него с тихим стоном, он тут же переворачивается на спину, по пояс укрываясь одеялом. Попов, быстро стянувший презерватив, пользуется моментом и, найдя телефон, делает несколько фотографий уставшего, но довольного Антона. Тот показывает ему средний палец и приподнимается, пытаясь найти в карманах толстовки пачку сигарет. — Курить уёбывай на балкон, — требует мужчина, наблюдая за тем, как тонкие пальцы вытягивают сигарету. — Ты мне не муж, чтобы указывать, — Антон снова показывает средний палец, но всё же, тихо матерясь от боли, поднимается и начинает искать свои боксеры. — Но после этого я ведь обязан на тебе жениться? — Арс усмехается, зачем-то представляя себе церемонию бракосочетания геев. — Тогда это были твои последние фотографии. Такое, кажется, было условие? Я становлюсь твоим, ты перестаёшь фоткать. Арсений лишь кивает головой, позволяя Антону уйти на балкон. Это определённо того стоило. Ведь действительно, зачем ему фотографировать Шастуна, если теперь его можно будет просто держать рядом, сколько угодно долго вникая и в искрящиеся зелёные глаза, и в лёгкую небритость, и вообще во всё, во что только захочется. И Антон, пожалуй, с этим согласен.