Семь обличий Джулиана Башира

Стоять перед закрытой дверью было страшно. Перед открытой — ещё страшнее. — Уже передумали? — спросил Гарак с кривой улыбкой. Джулиан мотнул головой и наконец-то переступил порог. С тех пор, как два последних двойника, не выпуская друг друга из объятий, расстворились в россыпи золотистых искр, прошло четыре дня. Каждое утро Джулиан просыпался с упавшим сердцем, боясь, что цикл перемещений запустится вновь, но когда раз за разом наступал критический час и ничего не случалось, он чувствовал всепоглощающее облегчение — и странную изможденность, смешанную с тревогой. Потому что это означало, что ему придётся встретиться лицом к лицу — но на этот раз не со своей версией. С самим собой. Со своими чувствами, которые, освободившись от гнета отрицания, вырвались на свободу из того уголка сердца, который Джулиан отводил Гараку, и стали такими пугающе огромными, что ему казалось, будто его сердце стало в два раза больше — и тяжелее. Ему нужна была передышка, чтобы освоиться с этим, собраться и понять. Понять не то, чего он хочет — это он, как ни странно, уже знал — но понять, как он этого хочет, и как ему добиться этого. Он думал об этом в перерывах между работой в медотсеке, думал об этом, помогая на мостике, думал об этом, глядя вечером в чернильную темноту космоса и невольно пытаясь найти среди россыпи звезд ту, что отвечала за рассветы на Кардассии Прайм, гадая, наступит ли тот миг, когда её лучи коснутся его лица. И будет ли в этот миг Гарак с ним рядом. И когда он почувствовал, что он готов узнать ответ на этот вопрос, он прошел, как ему казалось, самый длинный путь в своей жизни. Он почему-то думал, что преодолеть эти триста шагов до двери кардассианца и позвонить в его дверь будет труднее всего. Но сейчас, когда он глядел в замкнутое лицо кардассианца, на него обрушилось понимание, что самое трудное ему ещё только предстояло. В комнате царил полумрак, и Джулиан, сделав несколько оборванных шагов, наконец остановился. Когда он обернулся, Гарак всё ещё стоял у двери, как будто думая, что визит Джулиана не продлится долго. Что ж, его ждало разочарование. — Добрый вечер, Гарак, — произнес Джулиан наконец, прочистив горло. Он решил, что разговор начался немного не с той ноты и попытался исправить ситуацию. — Ну, это ещё пока не ясно, — приятным голосом заметил кардассианец, даже не шелохнувшись. Он был одет в тёмно-горчичный костюм, закрывающий его плечи и шею так, будто он облачился в доспех. Он казался сосредоточенным, отстраненным и совершенно неприступным. Джулиан не дал себя сбить с цели. — Я очень постараюсь, чтобы это было так, — в тон ему отозвался он, и Гарак сузил глаза. Кардассианец немного сдал позиции, наконец отойдя от двери и смыкая руки за спиной. Он, однако не предложил Джулиану ни выпить, ни присесть. Кажется, Гарак решил изо всех сил усложнять ему задачу. Что ж, уже переступая порог, Джулиан знал, что это будет нелегко. — Я хотел поговорить с тобой, — начал он, собираясь с мыслями, но тот перебил его. — Не утруждайтесь, доктор, — Гарак фыркнул. В его голосе так и сквозило пренебрежение. — Я и так знаю, что вы хотите мне сказать. — Знаете? — переспросил Джулиан, нисколько не удивившись этому. — Неужели. Гарак чуть шевельнулся, бросив острый взгляд в его сторону, и заговорил, медленно расхаживая по комнате: — Сначала вы скажете что-нибудь о том, что между нами всегда была какая-то особая, необъяснимая связь. — Джулиан как в некотором трансе следил за размеренным ритмом его шагов. — Затем вы расскажете о сакральном предназначении жемчужины и процитируете какую-нибудь философское и туманное изречение, суть которого сводится к тому, что мы две стороны одной медали — или что-нибудь такое же пошлое и нелепое. Ну и под конец вы осчастливете меня, выразив мне какое-нибудь чувство. На этом месте он остановился и обернулся к нему, глядя прямо в глаза: — Так скажите, доктор, — спросил он мягко, — разве я не прав? Джулиан выдержал его взгляд и после мучительно-длинной паузы изрек одно-единственное: — Нет. Гарак не спешил верить ему на слово. — Хорошо, тогда в чем же я ошибся? — спросил он, явно считая, что Джулиан собирался прицепиться к какой-нибудь неточности в его предсказании. — Во всём, — любезно сообщил Джулиан. Он стоял, сложив руки за спиной и чуть расставив ноги, занимая расслабленную и устойчивую позу. Если он собирался переспорить Гарака, он должен быть собран и готов. Гарак кружил вокруг него, будто хищник, в клетку которого зашел дрессировщик, не вооруженный ничем, кроме своей стальной воли. — Интересно послушать, — уронил он, прожигая его взглядом. Джулиан улыбнулся. — Во-первых, — начал он невозмутимо, — я не верю в звезды, судьбу и предопределенность. Гарак замер, ловя каждое его слово. — Я не верю в одну-единственную любовь, — продолжил он. — Я не верю, что где-то существует тот самый человек — или не-человек, — который предназначен для меня и только для меня. Я верю в возможности. Я верю в случай. Я верю в выбор. Не отрывая от него взгляда, кардассианец, словно и сам не осознавая этого, сделал к нему маленький шаг. — Во-вторых, — на этом месте он не удержался от веселой усмешки, — то, что мне сказала Ри-э-ни-ра-ни было вовсе не о тебе или о нас. Оно было только обо мне — и для меня. Когда за этим не последовало объяснений, Гарак слегка приподнял гребень: — Где же моя третья ошибка, доктор? — спросил он тихо. На этот раз Джулиан сам сделал к нему шаг, ища его взгляд. Ища в его взгляде… — Я не собирался выражать тебе свои чувства, Гарак. Я думаю, ты и сам догадался о них, — ему показалось, или по телу Гарака пробежала легкая дрожь? — Я… собирался спросить тебя о твоих. На миг они оба застыли, глядя друг другу в глаза и понимая, что именно здесь и сейчас они стоят на распутье, что после этого будет точка невозврата, после которой ничего нельзя будет повернуть вспять. Больше всего Джулиан боялся, что Гарак отстранится от него, сделает вид, что не понимает, о чем речь, или даже высмеет его. Но тот молчал, и грудь вздымалась от его дыхания. Сердце самого Джулиана билось где-то в горле. — О каких чувствах вы хотите услышать, доктор? — спросил Гарак негромко. — О тех, в комплекте с которыми идёт моё прошлое? Мои враги? Мои грехи? О тех, которые совсем не так чисты и возвышенны, как ваши? О тех, кроме которых мне нечего вам предложить — ни дома, ни семьи, ни чести? Об этих чувствах вы хотите поговорить? — Да, о них, — Джулиан шагнул ещё ближе к нему. Теперь они были так близки, что Джулиан чувствовал пряный запах его тела, тепло его дыхания. — Значит, они принадлежат мне? Гарак уже не смотрел ему в глаза — только в какую-то точку возле виска Джулиана. Ему явно было нелегко оказаться так близко к нему. Джулиан собирался грязно воспользоваться этим. — Это очень нехорошее наследство, доктор, — сказал кардассианец, все так же не глядя ему в глаза. — От него не откажется только безумец. — Но я хочу его, — пробормотал он, облизнув губы. — Как мне вступить в право владения? — Даже если оно имеет к вам отношение, это не значит, что оно для вас предназначено, — отрезал кардассианец. До Джулиана не сразу дошло, что Гарак имел в виду, но когда он наконец понял, то потерял дар речи. — Ты… — начал он после нескольких секунд шокированного молчания. — Ты это всерьез? Ты признаешься мне в своих чувствах и после этого говоришь, что ты не собираешься ничего с этим делать? — Я ни в чем не признавался вам, — размеренно, роняя слова по одному, проговорил Гарак. — Вы спросили меня. Я ответил, что не могу предложить вам ничего хорошего, а то, что могу, я предлагать не стану. То есть, по сути, он подтвердил его догадку. Это был даже не отказ. Это было ещё хуже. Несмотря на то, что кардассианец пытался вывести Джулиана из себя с самого начала разговора, это было именно то, что смогло заставить его по-настоящему взбеситься. — Если это так, — процедил он, — то к чему были эти заигрывания, эти... свидания, эти книги про неразделенную любовь, и — да ради всего, Гарак, ты только на днях устроил мне самую настоящую сцену ревности! Гарак открыл было рот, но несколько секунд спустя закрыл его, видимо, решив, что мудрее будет оставить это без ответа. Но Джулиана, который злился уже не на шутку, это вовсе не остановило. — Чего ты хотел этим добиться? Разбить мне сердце? — спросил он с болью. — Поздравляю, ты почти у цели. На этих словах Гарак наконец-то вскинул на него взгляд, но не проронил ни звука, плотно сжав губы. Секунду они смотрели друг другу прямо в глаза, и внезапно… Внезапно Джулиан остановил себя. Заставил себя остановиться, вспомнив то, что ему сказал Гарак из другой Вселенной. Что Гарак будет пытаться сбежать... или заставить сбежать его самого. Гарак хотел вывести его из себя, потому что разозленный слеп и глух ко всему, кроме своего гнева. Он надеялся, что Джулиан будет слишком уязвлен и задет, чтобы остановиться и по-настоящему подумать о том, что происходит. Что он уйдет, лелея свою боль и раненную гордость, и больше никогда не вернётся к этой теме снова. Джулиан нервно облизнул губы, пытаясь не позволить Гараку оттолкнуть себя снова. — Я думаю, — хрипло начал он, затем прочистил горло. — Я не думаю, что ты хотел разбить мне сердце. Гарак отвернулся, уставившись на что-то сбоку от него, и это подсказало Джулиану, что он на верном пути. — Но я думаю, что ещё больше ты не хотел разбить сердце себе. — С каждым новым словом Джулиан чувствовал прилив вдохновения. — Ты… Ты не думал, что всё так далеко зайдёт. Ты вовсе не хотел, чтобы всё стало всерьёз, так ведь? При нашей встрече ты и подумать не мог, чем всё обернётся, но когда понял, что происходит, ты увяз уже слишком глубоко. — Гарак всё ещё не смотрел на него, но с каждым словом его лицо замыкалось всё сильнее, если это вообще было возможно. Джулиан поторопился закончить. — Мы оба увязли. Гарак стоял в профиль от него, и, похоже, совсем не дышал. — Мне тоже страшно, — шепнул Джулиан, сделав к нему маленький шажок. — Я тоже не знаю, чем всё это обернётся. Но, Гарак… я хочу это узнать. Вместе с тобой. И он замолчал, потому что — что он мог сказать ещё? Пауза длилась так долго, что к тому моменту, когда Гарак заговорил, Джулиан уже успел возненавидеть оглушительный звук биения собственного сердца. — Вам стоит хорошо подумать о том, какой выбор вы делаете, — сказал он, мучительно сглотнув и поворачиваясь к нему лицом. — Я уже подумал… Гарак остановил его, подняв руку. Джулиан замолчал. — Я не такой как вы, доктор, — вкрадчиво сказал Гарак. — Вы хотите видеть во мне хорошее, хотите оправдать и изменить меня. Но правда в том, что я не дам вам оправдать меня — и уж точно не буду оправдываться сам. Если вы идете на это с мыслью, что вы сможете изменить меня… Он замер, услышав сдавленный стон, который Джулиан не смог сдержать. — Я… нет… никогда, — выдохнул Джулиан с отчаянием. Гарак даже сделал опасливый шаг к нему, но он отчаянно замотал головой. Он замолчал почти на минуту, пытаясь решиться впервые в жизни вытащить на свет свой самый большой страх, в котором он не признавался ещё никому. Как вообще можно раскрыть свою душу — до самого конца? Как люди вообще решаются на это, когда это так оглушительно страшно? Если Гарак так чувствовал себя рядом с ним всё это время, то он начинал понимать, почему он так отчаянно избегал этого. Собственно, как избегал этого сам Джулиан, просто не до конца понимая, что происходит. Но... Но… я думаю, что ты должен открыться ему, сказал ему его двойник. Это действительно очень много, сказал он. Но только за это и стоит бороться. И Джулиан собирался бороться, даже если он проиграет этот бой. — Гарак, я бы никогда не стал пытаться изменить тебя. И я… — он сглотнул, пытаясь справиться со спазмом в горле. — Я хотел бы, чтобы это было взаимно. Мне нужно, чтобы это было взаимно. Чтобы ты был со мной — таким... таким... Кардассианец шагнул к нему еще ближе. — Но, доктор, — спросил он с невыносимой нежностью, — что, во имя всего, я могу хотеть изменить в вас? — Я не знаю, — сказал Джулиан сдавленно, все ещё борясь со нахлынувшими эмоциями. — Столько всего. Я… — Если бы вы были моим… — вдруг сказал Гарак очень-очень тихо и запнулся. — Если бы вы были со мной, то вам бы никогда не пришлось меняться. Я бы принял вас таким, какой вы есть, целиком и полностью. Всегда принимал. Но… Он прервался. — Но что, Гарак? — он наконец смог взять свой голос под контроль. — Ты думаешь, что я не сделаю для тебя того же? — Напротив, — улыбнулся Гарак криво, отводя взгляд. — Теперь я думаю, что это какая-то магия сыграла дурную шутку с моим сердцем, и к полуночи вы расстаете, как ещё один ваш двойник. — Гарак, — позвал он негромко. — Посмотри на меня. Но тот не поддался, всё ещё избегая его взгляда. Мгновение Джулиан смотрел на него. Затем он сделал ещё один маленький шаг и прижался лбом к лбу кардассианца, обхватив его затылок ладонью. Это настолько удивило Гарака, что он вздрогнул и вскинул глаза, наконец-то встречаясь с ним взглядом. — Никаких двойников. Никакой магии. Остались только ты и я, — тихо сказал Джулиан. Он помедлил. — Я видел так много жизней. Так много вариантов свой судьбы, по-своему интересных и манящих. Но знаешь что? Думаю, я готов зажить своей. Гарак помолчал, затем едва заметно улыбнулся и отстранился, мягко опуская ладони на его плечи — прямо как тогда, в самый первый день, когда они повстречались, но теперь будучи к нему лицом к лицу. Джулиан посчитал это хорошим знаком. — Вы стали так мудры, доктор, — покачал головой Гарак, всё ещё не отбросивший свою мрачную напряженность; его руки медленно соскользнули с плеч Джулиана и замерли. — Боюсь, что скоро вы опомнитесь и точно не захотите иметь со мной ничего общего. Джулиан сделал к нему ещё один маленький шаг. — Не надейся, — тепло сказал он. — Статистика показывает, что это совсем неплохая идея. И, должен заметить, что моя выборка весьма репрезентативна. Его уловка сработала: кардассианец наконец-то начал расслабляться. — Вы, — Гарак направил на него обвиняющий палец, который почти упёрся ему в грудь, — и ваш научный юмор совершенно ужасны. — Ага, а кардассианцы флиртуют при помощи оскорблений, — серьезно согласился Джулиан, перехватывая его ладонь и мягко опуская её туда, где за его ребрами что-то сладко пульсировало, сбиваясь с ритма. Гарак выгнул гребень. — Джулан постарался? — со вздохом спросил он. Его ладонь раскрылась, накрывая то место, где билось его сердце. — Так и знал, что ему нельзя доверять. Никакого уважения к кардассианским традициям. — Ну уж нет, в вашей традиции молча страдать до скончания дней. Спасибо, не надо. И чтоб ты знал, — добавил Джулиан, приподнимая уголки губ, — я тоже считаю тебя ужасным. Тот многозначительно хмыкнул; его взгляд упал ниже, на губы, и остановился. — Есть над чем поработать, но уже лучше, — возвестил кардассианец и чуть наклонился к Джулиану. Он прерывисто вздохнул и закрыл глаза, ожидая поцелуя, однако когда его не последовало, он приоткрыл глаз. Гарак замер на расстоянии вздоха и смотрел на него серьезными глазами. — Вы уверены, что знаете, на что идете, доктор? — негромко спросил он. — Я не одна из ваших шпионских фантазий, не волшебник, не… — Знаешь, что мне сказала Ри-э-ни-ра-ни? — перебил его Джулиан, не желая снова повторять этот виток. Гарак покачал головой. — «Шесть раз вода покажет тебе только твое отражение, но на седьмой раз ты наконец увидишь самого себя». И я увидел себя, Гарак. Я наконец-то понял, чего я по-настоящему хочу. Он мгновение помедлил, чувствуя так, будто он собирается шагнуть в пропасть. — Я выбираю тебя, — выпалил Джулиан то единственное, что так долго зрело в его сердце. Гарак содрогнулся, прикрывая глаза. Его ладонь на груди судорожно сжалась, вцепившись в ткань, как будто кардассианец на физическом уровне хватался за его слова, за него. — Тебя, — повторил Джулиан увереннее. — Не потому что так подсказывает Вселенная, магия или что-то еще. И не потому что весь этот парад Баширов открыл мне глаза. Просто если однажды меня забросит в другую Вселенную, я хочу рассказывать двойнику о своей жизни без сожаления о том, что я этого не сделал. — Хм, — сказал Гарак после долгой паузы, глядя на него из-под прикрытых век; его ладонь медленно расслабилась и принялась разглаживать смятую ткань. От неожиданной ласки Джулиан слегка качнулся, чувствуя, как сладко потянуло под коленями, и Гарак с готовностью поддержал его, обхватывая одной рукой за пояс. — А вы говорите, что не открыло глаза. — Ну разве что чуть-чуть. Я подумываю начать брать уроки гитары. — О нет. — О да. Но, Гарак, — он наклонился к нему, — ты так мне и не ответил. — Разве? — Гарак медленно покачал головой. Он едва заметно улыбался. — Знаете, в чем наше главное с вами отличие, доктор? Он понизил голос, как будто собирался поведать ему страшный секрет. Джулиан завороженно подался к нему. — Мне кажется, что у меня никогда и не было выбора, — пробормотал кардассианец и наконец-то поцеловал его. Они целовались долго и нежно, так, так нежно, — не доказывая свою страсть, а скорее делясь чем-то хрупким, чем-то бесценным, давая друг другу обещание. Джулиан оторвался от прохладных губ и прижался лбом к его лбу, чувствуя, как Гарак едва заметно дрожит. Он обхватил руками его ладони и потянул за собой на диван. Когда они устроились — друг напротив друга, но всё равно так близко — он неожиданно улыбнулся. — Что такое? — спросил Гарак. Он сидел вполоборота к нему, опираясь локтем на спинку дивана, положив щеку на кулак. В его позе сквозила какая-то новая, незнакомая ему ранее расслабленность, и при взгляде на неё Джулиана охватывала ликующая жадность. Он хотел видеть, как раз за разом, слой за слоем, они будут сбрасывать защиты и барьеры, обнажаясь друг перед другом, доверяя друг другу. Они доверились друг другу сегодня, опустили щиты, но ещё очень многое им только предстоит увидеть, узнать и принять. Джулиан не мог дождаться этого момента. — Я рад, что вступаю в отношения, полностью осознавая все риски, — сказал Джулиан. — Признаться, это со мной впервые. — Полностью? — уточнил Гарак, пристально глядя на него. Джулиан знал, о чем он спрашивал. Он серьезно кивнул, не отводя взгляда от голубых глаз, и рот Гарака слегка расслабился. — Да, — сказал Джулиан и, сохраняя невозмутимый вид, продолжил. — По крайней мере, теперь я точно знаю, что у тебя нет хвоста. Гарак моргнул. — А должен? — спросил он опасливо. — Не знаю, — торжественно провозгласил Джулиан, вскинув бровь. — Но, честно говоря, с кардассианцами я не исключаю ничего, пока не удостоверюсь в обратном. — Мне жаль слышать, что кардассианская физиология больше не представляет для вас тайны, — скорбно сказал Гарак. — Признаться, я считал это своим козырем в ситуации, если бы отношения подошли к этому этапу. — Ну… — Джулиан неловко прочистил горло. — Вообще-то, некоторые… аспекты кардассианской анатомии для меня всё ещё загадка. — А. Они немного помолчали. Затем Джулиан бросил на Гарака смущенный взгляд, и увидел, что плечи кардассианца мелко тряслись. Заметив, что Джулиан его раскусил, он перестал сдерживаться, и через секунду они уже оба смеялись, уткнувшись друг в друга. — Ужин? — спросил Джулиан наконец, уютно устроившись в его объятиях. Гарак прижался губами к его лбу. — Разумеется. Но прошло ещё долгое, долгое время, прежде чем кто-либо из них пошевелился.