Картина на секунду размытая, бледная, явно снятая втихаря, камера выхватывает лишь часть «фэшн Макса». Потом камера резко поворачивается чуть вбок, и в кадре показан уже Сережа с неизменной чашкой кофе и ухмылкой из-под усов. — Ну-ка повтори, — насмешливо просит PLC. Кадр теперь умещает их обоих, стоящих друг напротив друга. — Давай, погромче, чтобы все слышали. — Я не пью больше, — серьезно отвечает Максим, и где-то сзади снимающей Софи заливисто смеется Кошелева. — И не курю. И вообще я теперь за ЗОЖ. — Ты не это говорил, — едва слышно, на выдохе. Сережа говорит еще что-то, но реплика остается тайной для всех. Камера трясется и дрожит — Софи тоже тихо угорает. — Вот ты кот, Максим. Камера успевает запечатлеть, как Макс шлепает по заднице отвернувшегося от него и посмотревшего прямо в камеру PLC. Кадр на миг закрывается рукой — Софи пыталась не быть позорно раскрытой на месте преступления, — а потом опять показывается улыбающаяся парочка. — Лучше себе по голове постучи, — уставшим голосом советует ему Сережа. — Может, мозгов больше станет. — Иди в жопу, Сережа. — Я и так в твоей бываю чаще, чем в Краснодаре. Кадр обрывается.
Сереже кажется, что его только что хорошенько ударили под дых. \\ Отчаяние подобно дементору. Высасывает из тебя душу, ну или ее жалкие остатки. Жизнь Сережи разрушается, подобно карточному домику от одного неверного движения. Сережа не отрицает существующую действительность. Он понимает, что это конец. Мечется по кофейне и вне ее, симулируя кипучую деятельность, обманывая окружающих и тем самым заставляя их шевелиться. Однако он никак не хочет понимать, что все видят его насквозь. Иногда Сережа будто выключается, в нем происходит короткое замыкание, и он просто бесцельно слоняется по залу, пугая Крис таким состоянием. Иногда он становится старым-добрым Сережей, шутит, смеется, заталкивает Макса в подсобку, стоны откуда потом не заглушает даже данина игра на фортепиано и пение Кошелевой. А в какие-то моменты он просто взрывается от переполнявших его эмоций, срывает гнев и раздражение на всех подряд, доводя официанток до слез. Его глупый план с лейблами не задался с самого начала. Они даже слушать не желали про захудалую кофейку, а пиар со стороны Терри выглядел жалко. Денег не хватает даже на аренду помещения. И в какой-то момент PLC просто отчаялся. Весь мир против «Восхода». Против него. Против одного него. Максим не появлялся в «Восходе» уже неделю. Первое время они отшучивались, искали его призывными «кис-кис-кис» и развешивали объявления на соседних улицах «потерялся кот, 27 лет, блондин, отзывается на Максика, встретите — дайте пиздюлей». Однако спустя неделю стало не до смеха. Хотя ждать чего-то другого от легкомысленного человека, как Макс… он ведь всегда такой. Как только начинаются проблемы, он сбегает. Прячет голову в песок, как испуганный страус. Жизнь без ответственности, без последствий, без привязанности, жизнь кочевника — вот его концепция. Людей нельзя изменить. И Максим закрывает глаза, ныряя в шумный океан людей, а неизвестность раскрывает объятья, принимая его обратно. Очередная потерянная душа, желающая быть неприрученной. Неразрывной пазл мегаполисной мозаики. Постоянное движение вперед, в пропасть приключений на задницу, слишком вошло в привычку уличного музыканта. Променял воздух на сигареты. То, что жизненно необходимо, на вредную привычку. И разнообразные города встречают его, как родного. Чтобы потом же отпустить дальше. Владивосток говорит криками мертвых чаек: «Почему бы и нет». Великий Новгород ворчит: «Вот в мое время». Сочи говорит с явным восточным акцентом: «Ну купите у нас уже что-нибудь, дорогой!». Краснодар читает текст до боли знакомым голосом: «Я же покажу им этот юг». Москва обещает: «Добьюсь!». Или «добью», Максим так и не разобрал. Сережа не может перестать думать о нем. Каждый на свете должен влюбиться так, как никогда еще не влюблялся и больше уже не влюбится. Можно потерять рассудок, тратиться на безделушки, быть сумасбродным долбоебом с ветром вместо мозгов. Можно петь друг другу серенады под аккомпанемент соседей, можно танцевать на улице, можно бороться с несправедливостью мира и пытаться исправить все в лучшую сторону. Можно. Но когда-нибудь и этому придет конец. В виде зрелости и слишком плохой реальности. Тишина давит на уши. Больно скользит в распаленном от мыслей мозгу. Нет даже Максима, который пусть и раздражал, но хоть как-то разгонял эту мертвую тишину. Он боялся этого, сбежал, как с тонущего корабля, и правильно поступил. Сережа никак не может его ненавидеть за это решение. Отчаяние берет свое, когда PLC просит всех выйти в зал. Оглядывает работников, заменяющих ему семью. И говорит слова, ломающие все. — Я банкрот. «Восход» закрывается, все свободны. В мертвой тишине ударом гонга звенит выпавший из ослабевших вмиг пальцев Кристины стакан. Кофе темной лужицей подползает к ее новеньким туфлям, но она этого не замечает. Слово в ответ ей Майер роняет свой поднос, обессилено опускаясь на стул. — Вычту это из зарплаты, — словно на автомате отвечает Сережа. Он смотрит на побелевшие, нахмуренные лица сотрудников, кроме которых у PLC роднее и не было никого. Это злит. Он подвел свою семью. Он обещал, что все будет заебись, а сейчас по щекам мартышки бегут яростные слезы поломанных ожиданий, которые Сережа не оправдал. — А теперь пошли все вон. Вон! Никто не сдвинулся с места. \\— Ты что делаешь? Голос за кадром явно принадлежит Майер. Камера фокусируется на Диане, которая тоже стоит с телефоном и фотографирует заказ, не отходя от стойки. На красном подносе выложены пышные булочки и кофе глясе в высоком стакане. — Выкладываю в Инстаграм «Восхода». — У нас есть Инстаграм? — удивляется Женя. — ДА, СПАСИБО, ЧТО ВЫ ЗАМЕТИЛИ! — громко отвечает Видякина, взмахнув волосами и наконец-то забирая поднос, чтобы отнести его ожидающему посетителю. — Я подумала, что раз уж не пиар от Блэк Стар, так пусть хоть в Инсте нас увидят. Камера несколько секунд смотрит вслед удаляющееся спине, а потом поворачивается к Майер. — Бывают в жизни сюрпризы, — заключает девушка, посылая невидимым зрителям поцелуйчик. Кадр обрывается.
\\ Кристина тихонько выскальзывает на задний двор, поеживаясь от сильного ветра. В руках комкает сережину куртку. Ее владелец сидит на самом краешке скамейки, напряженная спина вздымается, будто он долго-долго кричал в пустоту. Девушка накрывает его плечи курткой, а потом садится рядом. Вдыхает спертый, морозный воздух, внезапно понимая, что осень подходит к концу и совсем скоро должен выпасть первый снег. Крис прислушивается. Ветер несет по двору шелестящий пакет, где-то машины рассекают тишину звоном и грохотом, на верхнем этаже гремит на ветру форточка. Вдали завывает собака — протяжно и жутко, безнадежно, и Кошелева невольно вздрагивает, прижимаясь ближе и надеясь поделиться крохами тепла и поддержки. PLC невидящим взглядом изучает надпись на заборе, соглашаясь с немым криком ее автора, а потом смотрит на Кристину, будто только сейчас понимая, что она сидит у него под боком, как нахохлившийся воробушек. И улыбается. Протягивая Сереже смятую сигарету. У Сережи сносит крышу. — Он ушел, Крис, — произносит он на выдохе, одаряя Кристину взглядом, полным безличной благодарности, — В принципе, это было предсказуемо, лишь вопрос времени, но я не думал, что он уйдет именно сейчас, когда я больше всего в нем нуждаюсь. Теперь я потерял еще и «Восход». Кристина боится отвечать, поворачивает голову к нему и задумчиво кусает губы, а ветер путается в ее волосах. Его слова прошибают девушку насквозь, проходят навылет. Вместе с резкими порывами северного ветра. — Почему ты решил, что Макс ушел? То, что он не появлялся всю эту неделю, может означать, что его, к примеру, сбила машина, и он сейчас в коме… — PLC вздрагивает, и Кошелева быстро понимает свою ошибку. — Прости. Это еще не конец, мы можем попытаться еще раз. Помнишь, что нам кофейная гуща сказала? Все будет отлично. — Смирись, опусти руки вниз, — шепчет Сережа, прерывая ее вдохновляющую, по-детски наивную ложь. — Либо всегда будь готов поднимать руки вверх. Он отвечает ей не сразу. Сжимает в сильной, успокоительной хватке тонкие плечики. Кристина хватается за это уверенное движение, как утопающий за соломинку, утыкается носом ему в грудь, чувствуя расползающееся тепло. Ей кажется, что она может спрятаться в этих объятьях ото всех проблем, словно за щитом. Бороться стоило хотя бы ради таких моментов. — Когда ты стала такой взрослой, Кошелек? — А когда ты стал так просто сдаваться, Сереж? Эти слова заставляют ее выпутаться из объятий и посмотреть в его глаза совсем взрослым взглядом, умирая внутри от адреналина высоких рисков. PLC кажется, что он видит, как в ее глазах его же сгорбленный, разбитый образ сплетается с мнимым идеалом героя из голливудских фильмов. Тот самый, который останавливает несущийся на скоростях поезд в самый последний момент. — Мне приходится. — Нет! «Восход» не может закрыться, — горячо шепчет она, пока Сережа внутри задыхается от обреченности и иррациональной мысли о возможности борьбы, — мы будем отвоевывать каждого посетителя, каждый рубль, каждый день. И когда-нибудь мы победим в этих сражениях, выиграем эту войну. Ты не один, Сереж. Давай сделаем уже что-то, пока этот миг не растаял. PLC больше не может буравить ее вдохновленное своими же словами лицо, и переводит взгляд в небо. Солнце только что скрылось за горизонтом, раскрашивая все алыми росчерками, которые сейчас кажутся раскрытыми ранами небес. Но постепенно все заполняет такая же успокаивающая темнота, сквозь которую пробиваются первые звезды. Одна из звезд сейчас греет замерзшие пальчики и ждет ответа, хотя прекрасно знает, что Сережа никогда не умел ей отказывать. Сережа кивает. Это точка невозврата. Путей к отступлению больше нет. Облака рисуют ему дорогу в небе на восход. \\На этот раз картинка темная, снятая явно в самом конце дня. Сначала показывается диван, снимающий медленно приближается и показывает свою жертву — мирно спящую Софи: волосы раскиданы в разные стороны по всему дивану, а рот слегка приоткрыт. Камера поворачивается, в кадре показывается ухмыляющийся Гринберг. — Думала, я не заметил, как ты снимаешь, Софи? А сейчас, дорогие зрители, фокус — я закину дольку мандаринки в ее рот на расстоянии двух столов… Тим резко встряхивает телефон, когда включается свет и за кадром раздается крик Сережи. — ТЫ ЧТО ДЕЛАЕ- Кадр обрывается.
\\ Дэни резко открывает дверь, спасаясь от холодного ветра в упоительно теплом салоне машины. Олег встречает его полуулыбкой, и от этого становится еще теплее. Однако тяжесть прошедшего дня все же давит на плечи, заставляя губы Дани дрожать, это не ускользает от проницательного взгляда Терри, и он тут же спрашивает, с замиранием сердца, что случилось. — Сережа закрывает «Восход». — Что? Терновой прижимает пальцы к вискам, пытаясь переварить новость. Он ожидал подобного, но не так скоро. Дэни водит пальцем по запотевшему стеклу, вырисовывая узорную вязь собственных мыслей. Пустынность пространства между парнями трещит под кожей мириадами невысказанных чувств. От неуютного, тяжелого молчания становится тошно, и Даня вдруг взрывается: — Неужели сложно было привести хотя бы Тимати? — Ты думаешь, я не стараюсь, Дань?! — резко отвечает Терновой, но тут же жалеет об этом выпаде. Дэни морщится, словно от пощечины, и чуть сдвигается к двери. — Я делаю все возможное, но это не так-то просто. Я не могу подойти к Тимати и сказать «слушай, друган, такое дело есть». Но я пытаюсь помочь хоть как-то, черт возьми. — Спасибо, — выдыхает Бурцев, едва ощутимо сжимая руку Олега. — Даже если не получится… спасибо. Мы что-нибудь придумаем. Не загоняйся слишком, хорошо? — Ты же знаешь, я все равно найду повод, чтобы загоняться, — Терри пожимает плечами и слабо улыбается, мол, ничего не могу с этим поделать. — «Восход» тоже многое для меня значит теперь, Дань. Олег притягивает парня к себе практически вплотную, чтобы не оставить зияющей пустоте ни единого шанса, и нежно касается губами чужих губ, заполняя последнюю брешь в этой мозаике. Даню опять прошивает током, как в первый раз, он плавится в этой нежности, и уверенность в следующем дне рядом с Терновым бьется набатом в голове. — Ты пахнешь, как кофе, — хрипло говорит Терри в перерыве между поцелуями, — и на вкус точно такой же. Мой личный варис гликос. Даня тихо смеется. И ради этого смеха Олег готов сделать все. Если это моё и не у меня — значит, так не годится. Если это моё и все против меня — значит, я буду биться. Когда Даня исчезает в темноте подъезда, чтобы через минуту огонек его спальни приветливо замерцал маяком, а улыбающееся, любимое лицо выглянуло из окна, пытаясь разглядеть машину в бездне парковки, Терновой решается. Ситуация набирает обороты, ставки повышаются, борьба уже насмерть, но от этого победа будет еще слаще. Если это моё — значит, сдаться мне помешают амбиции. Если это моё — значит, это уже дело принципа! Терри находит смартфон и пролистывает список контактов, имена пролетают, как черные птицы на белоснежном небе, пока не останавливаются на одном конкретном. Олег задерживает дыхание, нажимая на зеленую кнопку вызова, слушая, как сердце отстукивает ритм в такт гудкам. Голос на другой стороне отвечает совершенно отстраненным «Да?». — Я согласен, — отвечает Олег так быстро, будто боясь, что через секунду от его решимости не останется и следа. — Когда мы можем устроить встречу? А кто-то, обезумев, раскрасил алым горизонт. \\Камера сначала направлена на дверь подсобки, которую открывают тут же почти бесшумно. Служебное помещение погружено в полутьму, и снимающая резко отскакивает, на секунду упустив кадр, когда оттуда выплывает улыбающееся лицо Дани. — Что, хорошо тебе? — слышится за кадром голос Софи. Следом за парнем показывают точно так же улыбающегося Олежу. — Поделитесь ощущениями с нами, простыми смертными: каково целовать Олега Тернового? Дэни хмыкает, когда камера выхватывает его в профиль, но делиться своими ощущениями явно не торопится. Хотя… все и так видно по его довольной моське. — Ты все-таки захотела порнуху снимать? Не ожидал от тебя, — говорит Терри за кадром. — Годный контент, — смеется Софи, поворачиваясь и устремляя камеру в лицо Олегу, так, чтобы тот смотрел прямо в кадр. Тот закусывает губу, чтобы не заржать, и пытается говорить как можно серьезнее: — Я увольняюсь. Все, хватит. Терновой тянется к камере и закрывает ее рукой, во тьме слышны только голоса. — Я удалила до этого три видосика, вот их реально никто не должен увидеть, — пытаясь вырвать камеру из цепких рук, стонет Софи. — Да пусти ты, я удалю и этот. ОЛЕГ!!! Камера от чужого рывка дергается и мажет мутно по стенам и потолку. Кадр обрывается.
\\ — Почему мы зашли с черного входа, Терновой? Ты совсем рехнулся или… — Тихо, — останавливает его словесный поток Олег. Сережа хмурится, но послушно замолкает. — Иди за мной и слушай. В помещении звучит музыка. Негромко, плавными переливами. Через приоткрытую дверь темной кухни, где уже третий день ничего не готовят, Олег с Сережей видят зал в совершенно иной атмосфере. Свет приглушен, диваны и столы сдвинуты ближе к сцене. Я хочу пересечь черту И сделать шаг в будущее! Я хочу увидеть небеса И найти путь, который приведёт к тебе! PLC видит Даню за фортепиано, парень слегка сутулится, взгляд все такой же — в одну точку, чуть выше голов слушателей, но будто устремленный куда-то внутрь себя. Он едва слышно шевелит губами, шепча слова песни. Кристина стоит, опершись об инструмент, и подпевает, как и все, находящиеся в зале. Официанты едва умещаются на одном диване, постоянно толкаясь локтями и улыбаясь. Джей и Илона сидят вдвоем, не замечая совершенно никого на свете, пропевая строчки только друг другу. Сережа приподнимает уголок рта, и внутри все щемит от этой семейной картины. Терновой закусывает губу, чтобы хоть как-то скрыть довольную улыбку. — Они… поют, — сипло выдыхает PLC. — Они, мать твою, поют. И когда ты думаешь, что всё кончено, Когда ты перестаёшь видеть солнце, да. Он придёт к тебе из темноты ради твоей надежды. Так всё и началось, всё началось. И прежде чем Олег успел остановить его — даже если бы и захотел — Сережа устремился в зал, будто на зов его собственной машины счастья. Кристина первая замечает его в робкой полутьме и радостно машет рукой, приглашая и Терри. Когда песня кончается, они сидят в уютной, мягкой тишине, зная наперед, что каждый может сказать. — Максим навел меня на мысль. Помнишь, что он говорил? — наконец-то говорит Олег, и Сережа кивает. Он понимает. — Музыка — вот кайф толпы. Людям нужны не просто вкусный кофе и кусок шоколадного торта, а шоу. Вот тогда они и будут приходить сюда каждый вечер. Так вы можете привлечь внимание. — Мюзикл? — спрашивает Илона, восторженно хлопая в ладоши и вызывая этим детским движением теплую улыбку Никиты. — Поющая кофейня! — Что-то вроде, — соглашается Терновой, — У вас уже есть импровизированная сцена, почему бы не сделать ее главным местом в кофейне? У вас больше не будет второго шанса, так почему бы не показать все, что вы умеете? Кто за? Первой в воздух взлетела рука Кристины, которая также уверенно подняла руку Дани. Все последовали ее примеру, удивленно переглядываясь — и ты туда же? — У нас даже денег на аренду помещения нет, — качает головой Сережа. — Я заплатил за два следующих месяца, думаю, вам хватит на первое время, — пожимает плечами Терри так спокойно, словно это само собой разумеющееся. — Хоть когда-то потратил деньги на что-то действительно стоящее. — Всю жизнь с протянутыми руками, — отзывается Тим. — Дане придется хорошенько отработать этот должок за нас, а? — Не заткнешься, и отрабатывать должок будешь ты, Тимур. Тим хмыкает и показывает ему средний палец. — А лейблы? — вдруг спрашивает Женя, задумчиво перебирая светлые волосы Дианы, чья голова покоилась на ее коленях. — Точно, — Олег хлопает себя по лбу, понимая, что забыл объявить самое главное. — Главы лейблов будут здесь через неделю, насчет гостей и журналистов не беспокойтесь — это я беру на себя. За вами только быть собой и показать «Восход» таким, каким его увидел и полюбил я. И Терри действительно верит в то, что у них все получится. Когда мы уйдем, квартал будет выжжен. Мы сделаем так, чтобы ты нас услышал. Шоу начинается. \\Следующее видео тоже снято в почти полной темноте, слабый отблеск света дают лишь фонари за окном. Снимающая показывает лицо спящего за столом Тима, потом медленно опускает ее вниз, на его кроссовки. — Сейчас будет страшная-страшная месть, Тимур, — доносится голос Софи. Ее цель — кроссовки, а вернее — шнурки. Девушка кое-как устанавливает камеру ровно, а потом в кадре показываются ее руки, ловко перевязывающие шнурки друг с другом. Свет опять включается, Софи быстро вскакивает, забыв про камеру, звук удара режет уши. Камеру быстро поднимают, и она удачно успевает выхватить момент, когда ничего не подозревающий Тим просыпается, вскакивает и с грохотом падает на пол, не сделав и шага. — ДА ВЫ ЗАЕБ- Кадр обрывается.
\\ Кристина пыхтит и пытается вырваться, когда Майер хватает ее за запястье и заталкивает в подсобку. Женя никогда не была для Кристины хорошей подругой или сестрой в их недосемье, но и врагом она тоже не была. Скорее резкой на ответы тетушкой, которую недолюбливают, но все равно приглашают на каждую семейную встречу. И сейчас эта тетушка, пугающая Кошелеву своими стальными нервами и резкими манерами, закрывает за ними дверь и устало прислоняется к стене, прикрывая лицо руками. Это уже не та Майер, что бодро давала подзатыльники Свободе и размазывала тонким слоем нахальных клиентов под ногами у привыкшего к этому PLC. И Крис впервые видит настоящую Женю. — Пообещай не говорить Сереже, — тихо говорит Майер, буравя взглядом растерявшуюся Кристину. — Если он узнает об этом, то тут же кинет «Восход» и всех нас и уедет. Пообещай мне. Сердце мартышки сжимается от плохого предчувствия. Ее голос дрожит, когда она практически выкрикивает очередной тупиковый вопрос: — Что происходит, Женя?! Внутри Майер кипит расчесанное до кровоподтеков удовольствие. Хоть где-то она будет полезной. Хоть где-то в ней не будут видеть сучку. — Я знаю, где Максим. И мы вернем его обратно, Кошелева. \\Последнее видео датируется вчерашним днем. Камера показывает Кошелеву, опершуюся о стойку и задумчиво глядящую вдаль. В кадр попадает рука Софи, которая слегка толкает Крис в плечо, приводя девушку в чувство. — Ты чего? — Почему у нас нет «лучшего работника месяца»? — вдруг спрашивает Кристина, вызывая смех за кадром. — Ну, как в магазинах. Сережа будет вешать здесь фотографию лучшего бариста и официанта. — Ага, а худшего просто вешать. Камеру перехватывает Даня, смотря прямо в кадр распахнутыми в притворном ужасе глазами. — Мы все у-у-умрем!!! Кадр обрывается.