You found me

      Все в этом мире переплетено, каждая жизнь имеет свое значение.       Каждый из нас своими действиями вносит в этот мир перемены, оказывающие влияние на людей, которых мы, возможно, никогда и не встретим, о которых даже не узнаем, что помогли им или наоборот разрушили жизнь. Правда в том, что мы все отчасти угасаем в этом существовании. Говорим о ненависти и войне, делим людей на расы, разделяем политические взгляды, но мы никогда не задумываемся о том, что если мы отодвинем в сторону наши убеждения и навязанные обществом законы морали, не останется ничего кроме того факта, что все мы люди. И поэтому мы должны как можно больше задумываться над малейшими своими действиями, которые кажутся нам совсем незначительными. Нет ничего сложного в том, чтобы понять эту концепцию. Представьте себе, что вы в школе, болтаете о чем-то своем, пока учительница рассказывает новый материал. Уже после второго замечания она начинает злиться, что отражается на всем классе, а потом она, все еще раздраженная, возвращается домой, срывается на своем муже и они ссорятся. Или представьте себе, что она решает написать вам замечание. Вы становитесь нервными, расстраиваетесь, а вернувшись домой, показываете это замечание родителям, чье настроение тоже меняется. Они злятся, кричат, ругают и вы закрываетесь в своей комнате. А на следующий день, возможно, вы ссоритесь и с теми подругами из-за которых получили замечание и теперь наказаны. Все это тесно связано и малейшее действие может повлечь за собой бесконечное множество последствий.       Да, ему, безусловно, нравилось наблюдать за людьми, ведь глядя на них с балкона последнего этажа больницы можно было придумать любые истории, принадлежащие всем этим людям, продолжающим входить и выходить из здания.       Он обнаружил, что время уже подкралось к шести вечера, даже несмотря на то, что солнце все еще сияло, будто в полдень. На самом деле, он даже не должен был находиться здесь, ему полагалось сидеть в своей палате, но парню позарез нужно было подышать свежим воздухом, поэтому он воспользовался знакомством с одним из санитаров, чтобы выбраться сюда.       Он пересекал коридор, ведущий обратно в палату, когда, проходя мимо одной из комнат, заметил, что она заполнена разными врачами, окружившими кровать, на которой лежал молодой парень. Но единственное, что ему удалось разглядеть — копна густых черных кудрей. Любопытство заставило его остановиться.       — Эрмаль, не знаю, осознаешь ли ты всю ситуацию. Ты упал в обморок и твое сердце практически перестало биться, оно и сейчас бьется очень слабо. По закону мы должны продержать тебя здесь минимум несколько дней, пока твои показатели не придут в норму. Тебе 23 и никто не может обязать тебя оставаться здесь, чтобы мы тебе помогали. Но подумай как следует.       Эрмаль тем временем полулежал, опираясь спиной на подушку, задаваясь вопросом, был ли тот, кто с ним разговаривает психологом. На самом деле, он не чувствовал себя так уж плохо, просто упал в обморок. Кудрявый скрестил руки.       — Я…подумаю. — ответил он медику, который только тяжело вздохнул.       — Хорошо, у тебя есть кому позвонить, чтобы тебе привезли вещи или хотя бы предупредить, что ты здесь?       Парень лишь кивнул.       К нему подошла медсестра, чтобы прикрепить к пальцу прибор, измеряющий сердечный ритм, но, подняв взгляд на дверь, она заметила того, чье присутствие здесь было совсем нежелательным.       — Фабрицио! — воскликнула она, бросив руку парня, чтобы догнать кого-то, находившегося за дверью, и кто Эрмалю показался только расплывчатым черным пятном.       В палате снова воцарилась тишина.       Он вздохнул и протянул руку к телефону, лежавшему на белой тумбе у кровати, пролистал телефонную книгу до единственного номера, по которому мог сейчас позвонить, но никак не решался нажать кнопку вызова.

Эрмаль, что ты творишь. Ты не можешь по своей глупости испортить им отдых.

      Парень прикусил губу и выглянул в окно, занимавшее всю стену. Он мог остаться здесь на несколько дней, а потом вернуться домой так, что никто бы и не узнал о том, что он попал в больницу. В конце концов, он пережил бы несколько дней в одних и тех же вещах. Потом Эрмаль осознал, что у него нет даже элементарных душевых принадлежностей или зарядки для телефона, например, так что они бы все поняли уже через пару дней. Он все-таки позвонил. После нескольких гудков в трубке послышался голос Марко и парень заплакал.       — Алло? Эрмаль? — кудрявый зажмурился и постарался, чтобы его голос дрожал как можно меньше.       — Я попал в неприятности…я не хотел портить тебе поездку…       — Что случилось?       Прошло несколько мгновений. Это действительно сложно было сказать. Озвучить случившееся значило признать реальность этого факта.       — Я в больнице…и мне необходимо, чтобы кто-то пришел ко мне. Я не могу позвонить маме, Марко! Я не вынесу ее напуганного выражения лица, когда она увидит меня. Видеть грусть в ее глазах и знать, что причина этого — я. Но у меня больше никого нет и мне действительно жаль, что из-за моих неприятностей можешь пострадать и ты. Я не должен был тебе даже звонить… — слова непроизвольно срывались с его уст, не поддаваясь контролю, также как и стекающие по щекам слезы.       — Эрмаль, успокойся. Дай мне немного времени, я приеду. В какой ты больнице?       — Той, что рядом с моим домом…       — Но прежде я должен зайти домой, чтобы взять тебе сменную одежду?       — Да…спасибо тебе. — прежде чем положить трубку, он услышал, как Марко на том конце провода тяжело выдохнул.       Эрмаль рухнул обратно в постель. Друг даже не стал расспрашивать его о том, что случилось, вероятно, и так все понял. Парень вытер глаза, но ему нужен был платок, которого нигде не было видно. Он заметил, что находится в палате совсем один и вокруг не слышно ни одного постороннего звука.       Кудрявый медленно поднялся, опустив на пол сначала одну ногу, а затем другую, дотягиваясь до своей обуви и надевая ее. Он громко фыркнул, увидев кучу разных трубок, прикрепленных к его предплечью, ему придется искать туалет, таща за собой эту стойку с висящими на ней емкостями, из которых в него вливают черт знает какие препараты. Парень не без труда выбрался в коридор. Некоторые двери были закрыты, в то время, как большая часть палат была абсолютно пустой, за исключением двух или трех, но ему не удалось разглядеть, кто их занимает. Наконец-то, он нашел туалет. Он был не таким уж большим, с этими зелеными кабинками, несколькими раковинами и душем в углу. Стараясь не смотреть на свое отражение в зеркалах, висящих на стенах, он наконец-то нашел несколько бумажных полотенец.       — Эй, ты Эрмаль, верно?       Кудрявый испуганно сжал стойку, которую таскал за собой.

Это еще кто?

      Обернувшись, он лишился дара речи. Парень ожидал увидеть перед собой одну из медсестер или кого-то из этих симпатичных, но немного навязчивых пациентов лет пятидесяти. Вместо этого он обнаружил напротив парня в черной футболке и серых спортивных брюках, определенно, видавших лучшие времена. И плюс все эти татуировки, загорелая кожа, растрепанные волосы и черные круги под почти детскими глазами. В этом парне было столько всего, за что цеплялся взгляд, что немудрено было остаться без слов.       Но и незнакомец, казалось, прикусил язык. Его улыбка тут же испарилась, сменившись удивлением. Эрмаль смутился от того, что выглядит так плохо. Да, он понимал, чем вызван такой взгляд.       — Не слишком приятное зрелище, правда? — сказал кудрявый, указывая на трубку, которую на него нацепили, пока он был без сознания, и которая теперь слегка царапала ему горло. На это парень только отрицательно покачал головой, не прекращая сверлить его взглядом.       — Если будешь продолжать делать вид, что сканируешь меня, как рентген, то я, пожалуй, вернусь в свою палату. — Эрмаль направился к двери, проходя мимо парня.       — Я Фабрицио. — неожиданно вымолвил он. Эрмаль замер, не в силах сдержать улыбку, услышав, как парень произносит это имя с большим количеством «б», чем надо бы. Потом он все-таки обернулся.       — Я Эрмаль, но ты и так это знал.       — Я видел когда тебя привезли и слышал, как врачи разговаривали у твоей палаты.       — Фантастика… — Эрмаль немного рассердился, ему не хотелось, чтобы незнакомец знал такие подробности о нем, хотя в нынешнем состоянии было довольно трудно скрыть причину его нахождения здесь.       — На самом деле я не хотел, извини.       Парень опустил взгляд, уставившись на свои ботинки, но ни один из двоих не спешил уходить.       — Слушай, не знаешь, сколько по времени от Милана до Рима? — спросил Эрмаль, надеясь, что Марко окажется рядом с ним как можно скорее.       — Думаю, около шести часов. Ты не отсюда?       — Нет.       — Откуда ты?       — Забудь об этом.       — Ладно, извини…       Прошли еще несколько секунд за которые Эрмаль успел подумать о том, что, пожалуй, слишком грубо ответил своему собеседнику.       — Знаешь, а я из Рима, но думаю, это сразу видно.       — Несомненно, а лет тебе сколько? — спросил кудрявый, пытаясь немного сгладить свою прошлую грубость.       — Почти 24, а тебе?       — Почти 23. Слушай, я бы хотел вернуться в свою палату, я начинаю видеть больше татуировок, чем следовало бы, хотя думаю, у тебя их и так уже достаточно. — он на самом деле устал, а перед глазами все начинало расплываться.       — Тебе не нравятся? Если хочешь, я помогу тебе с этой штуковиной. — сказал Фабрицио, указывая на стойку с мешками, полными лекарств.       Парень кивнул, он был слишком слаб, чтобы отказываться от помощи. Они молча шли по направлению к палате, пока кудрявый незаметно поглядывал на своего спутника. Причина, по которой Фабрицио находился в этой больнице, была отнюдь не так очевидна, как у него. Но это одна из тех вещей, которые нельзя спросить вот так напрямую, следует ожидать, что он захочет скрыть ее.       — Извини, что так пялился на тебя в туалете, но знаешь, я раньше никогда не видел такие волосы.       Эрмаль весело фыркнул.       — Ну знаешь, это не у меня на руке изображена ласточка.       — Где, прости?       — Вот здесь, на руке. — сказал кудрявый, указывая на татуировку.       — Эй, ее набила моя сестра и она прекрасна.       Они обменялись улыбками. Фабрицио решил, что пришло время уйти и оставить бедного парня отдыхать. Однако, уже у двери, он еще раз обернулся.       — Кстати, я в палате в конце коридора, самой последней, если понадобится, приходи.       — В последней? Но почему именно там? Здесь же так много пустых палат.       — Думаю, им просто так захотелось. — ответил парень с грустной улыбкой и окончательно ушел.       Эрмаль почувствовал себя глупым, уже дважды за полчаса этот парень обвел его вокруг пальца, но он слишком устал, чтобы разбираться с этим. Похоже, его поместили в ту палату именно по той причине, по которой он и лежал в этой больнице. Он только в этот момент понял, что за те полчаса, что он провел с Фабрицио, все вокруг окрасилось в другие цвета, более живые. Сейчас же окружающая обстановка возвращала свою мрачность, а вместе с этим возвращались и плохие мысли. Среди которых, например, эта злосчастная трубка, ведущая прямо в желудок, не давая ему контролировать, что именно он «ест». И слышал, как одна и та же мысль крутится в его голове «Ты все теряешь». В итоге он все-таки провалился в сон.