You found me

      Все было спутано. Вспышки света, продолжающие появляться и исчезать, выхватывали из темноты очертания людей, самых разных цветов. Вся эта масса двигалась в такт музыке, звучавшей из висевших на стенах колонок. Он пытался проложить себе путь среди этих людей, которые терлись о него, даже не глядя, кто это, вероятно, они даже не слышали музыку, просто двигаясь как придется. Ему наконец-то удалось выйти из этой каши из тел и музыки, оказавшись на свежем воздухе.       Головная боль, казалось, немного ослабела, но окружающие предметы по-прежнему не имели четких очертаний и двигались, не поддаваясь никаким законам физики. Даже дорога не была неподвижной, неожиданно то расширялась, то сужалась, значительно осложняя процесс ходьбы. Он с трудом добрался до своих друзей, один из них сидел на капоте автомобиля, а еще двое лежали на земле, глядя на небо и громко смеясь. Все вокруг было усыпано пустыми бутылками из-под пива, а из радио доносилась слегка приглушенная музыка.       — Фабри, наконец-то ты пришел. — парень в знак приветствия махнул рукой и тоже уселся на капот, взяв бутылку пива. Какое-то время они сидели молча. Он отказался от еще одной таблетки экстази, которую ему предложил друг, потому что и так уже был в невменяемом состоянии.       В этот момент у него в голове возникало так много мыслей, что ему не удавалось уцепиться ни за одну из них, чтобы ее обдумать. Он чувствовал себя во власти этого мира, чувствовал себя прекрасно. Он размышлял обо всей этой мерзости, которая была реальностью, в которой он жил, о том обществе, которое душило его и из которого он не мог найти выход. Способ жить так, как хочет он. И в тоже время он чувствовал себя таким сильным, что верил, будто сможет противостоять всему этому. Он видел себя с гитарой в руке перед тысячами и тысячами людей, которые пришли только ради него, чтобы послушать, как он играет и поет для них. Возможно, на каком-нибудь стадионе вроде Олимпико в Риме. От этой мысли он громко рассмеялся.       — Дружище, ты обдолбан…тебе следует быть осторожнее с этим дерьмом.       Но Фабрицио его даже не слушал, находясь под влиянием этой эйфории, разливающейся по венам и переполняющей сердце. Он знал, что днем позже ему останется только тошнота и отвратительное самочувствие, которое больше никуда от него не уйдет. Не будет никакого стадиона, никакого концерта, ни одного человека, готового слушать то, как он поет. Будут только двери различных звукозаписывающих студий, захлопывающиеся у него перед носом.       Неожиданно он почувствовал адскую жару, распахнул глаза: машина пылала огнем, все вокруг пылало огнем.       Первое, что он услышал, как только пришел в себя — взволнованные голоса, окружившие его и произносящие слова, значение которых он никак не мог понять.       Он видел белые пятна, снующие туда-обратно. Второе, что он осознал это то, что он был весь в поту, а на коже все еще чувствовался огонь.       Он не понимал абсолютно ничего, чувствовал только невыносимую боль. Ему говорили, что с этим будет нелегко справиться. Но он сделает это, хотя бы в этом он не подведет. Он сам не знал, почему во всей этой неразберихе думал о том, что должен справиться, чтобы иметь возможность снова поговорить с этим парнем, состоящим из одних только костей и кудрей. Он улыбался, вновь теряя сознание.       Эрмаль проснулся в этой суете, среди звучавших сирен, криков медсестры, звавшей врачей, и громких голосов других людей, бегающих по коридору. Он поднялся и подошел к двери, чтобы посмотреть, что происходит. Весь этот шум доносился из палаты Фабрицио. Он почувствовал, как от беспокойства его сердце забилось сильнее, парень дождался, пока все стихнет, а медсестра закроет дверь в палату, тогда он остановил проходящего мимо врача, потянув его за рукав.       — Что случилось? Он в порядке?       — Скоро ему станет лучше, это всего лишь гипертермия, но если хочешь совет, от некоторых людей стоит держаться подальше, думаю, у тебя достаточно своих проблем, чтобы справляться с ними. — ответил врач, хлопнув его по костлявому плечу.       Эрмалю так хотелось отбросить эту стойку, которую он вынужден был таскать за собой. Какого черта? Они уже решили за него, что он должен есть через это приспособление, разрушающее его горло. А теперь они будут решать с кем он должен дружить?       Несомненно, раз Фабрицио находился здесь, значит у него, также как и у Эрмаля были какие-то проблемы. Но не было такого человека, который должен был бы остаться в одиночестве только потому, что у него за плечами тяжелая история, которая делала бы его каким-то ненормальным. Потому что у каждого за плечами СВОЯ тяжелая история.       Кудрявый бросил последний взгляд на палату и снова вернулся в свою постель.       Он проснулся от шума шагов рядом со своей кроватью. Открыв глаза, он обнаружил, что это всего лишь медбрат, пришедший заменить лекарства. Эрмаль сел в изголовье своей кровати и, встретившись взглядом с санитаром, несколько раз удивленно моргнул. Но кто это? Фабрицио в миниатюре?       — Как ты себя сегодня чувствуешь? — с улыбкой спросил парень.       — Думаю, хорошо…       — Прости, ты прибыл вчера, да? Меня зовут Никколо, я работаю на этом этаже, ты часто будешь меня видеть.       — Меня зовут Эрмаль и, если честно, я надеюсь выйти отсюда уже через несколько дней.       Медбрат посмотрел на него, но ничего не ответил.       — Скажи, вы закрыли меня здесь только потому, что у меня нет татуировок? Вы хотите заставить меня набить хотя бы одну?       Никколо рассмеялся, окинув взглядом свои руки.       — Похоже, ты уже познакомился с Фабрицио. Знаешь, мы с ним из одного квартала, но никогда не пересекались там.       — Вас там штампуют что ли в этом квартале?       — Ты так говоришь, будто завидуешь нашим татуировкам.       — Нет, мне нравится, что у меня есть индивидуальность.       Медбрат закатил глаза.       — А тот парень…который в последней палате, что с ним? — спросил Эрмаль, который уже беспокоился за парня, которого знал всего один день.       — Думаю, он сам тебе расскажет, если захочет, будет неправильно, если тебе об этом скажу я. Но знаешь, не слишком доверяй здешним врачам. Они судят людей по симптомам, а не по тому, что они чувствуют. Он хороший человек, просто жизнь подкинула ему испытание, и он сделал неправильный выбор, но я думаю, что для него сейчас важно лишь найти правильный путь.       Кудрявый задумчиво кивнул; сложно найти правильный путь, когда ты погружен в темноту.       Эрмаль оставался в одиночестве почти до самого вечера.       Все это время он бездумно переключал каналы на телевизоре, прикрепленном к стене палаты, а телефон, уже разряженный, затерялся где-то в простынях, не имея больше возможности доставлять хоть какие-то новости от Марко. Сам Эрмаль тем временем молился, чтобы мама не решила позвонить ему, иначе она бы уже подняла на уши ФБР, только бы найти его. Он посвятил немного времени тому, чтобы прочитать, что содержится в этих чертовых мешках, наполненных прозрачной жидкостью, но безрезультатно. Он не ел уже два дня, но ему сказали, что он будет получать питание через эту трубку, чтобы избежать физического истощения. Парень боялся того дня, когда ему придется есть здесь, конечно, он не сможет просто делать вид, при этом выкидывая пищу. Он вздохнул.       По крайней мере, он мог пить воду.       Эрмаль решил, что мог бы хотя бы прогуляться, что означало хождение из одного конца коридора в другой и так до бесконечности. Выйдя из палаты, он кинул взгляд на закрытую еще с прошлой ночи дверь палаты Фабрицио. Только медсестры входили и выходили, сменяя друг друга. Больше на этаже никого не было, так же как не было и следа торгового автомата с закусками. Подойдя к двери, ведущей на лестницу, парень остановился, он несколько раз попробовал открыть ее, но она не поддалась. По правую сторону кудрявый заметил табличку с надписью «внимание сигнализация», а ниже клавиатуру с номерами, очевидно, для ввода комбинации, открывающей эту чертову дверь. Клавиатура тоже была под замком, фантастика.       Эрмаль вернулся обратно, намереваясь найти кого-нибудь, у кого можно попросить воды, ему совсем не хотелось пить эту ржавую дрянь, которая текла из крана в туалете. А теперь ему еще и захотелось принять душ.       — Эрмаль? — услышал парень свое имя. Однако, на сей раз он узнал этот голос. Он бы узнал его из тысячи.       Кудрявый резко обернулся, желая побежать к другу, но ему как обычно мешала стойка с препаратами, которая все еще была с ним. Марко тоже не бежал к Эрмалю, он застыл на месте, как вкопанный. В одной руке сумка с вещами лучшего друга, которые он выбрал на свое усмотрение и надеялся, что они пригодятся, а в другой чехол от гитары.       Идя сюда, он обещал себе, что постарается не придавать значения ситуации, в которой находился Эрмаль, но сейчас, увидев его перед собой, он изменил свое мнение.       Как это возможно, что всего за две недели он так истощал? Белая футболка спадала с одного плеча, демонстрируя выпирающие ключицы. Черные круги под глазами занимали чуть не пол лица, тоже похудевшего и еще более бледного, чем обычно. Губы, которые он помнил всегда улыбающимися, теперь были настолько бледны, что практически не выделялись на фоне кожи. Но больнее всего было смотреть в эти потухшие глаза. Да, они немного оживились, увидев его, но, если присмотреться, можно было заметить таящуюся в них пустоту. На самом деле, сейчас весь Эрмаль был окружен аурой бесконечной грусти.       Когда они были вместе в первые месяцы учебы, он уже тогда начал замечать перемены в поведении своего друга. Он пропускал приемы пищи, а когда Марко замечал это, Эрмаль с улыбкой говорил, что все это глупости и он жить не может без еды и только тогда начинал есть. Потом Марко замечал, что во время обедов и ужинов, день за днем, Эрмаль ел все меньше и меньше, разрезая еду на кусочки, а потом оставляя ее в тарелке.       После того, как он начал регулярно мотаться в Милан, разрываясь между репетициями с группой, своей девушкой и Эрмалем, они больше не касались этого вопроса. Находясь в Риме, Марко больше не замечал странностей в поведении Эрмаля, но, возможно, должен был что-то заподозрить, видя его физическую форму. Если бы он только остановился, чтобы заметить грусть и одиночество, которые шаг за шагом поглощали его друга, если бы он только выделил хоть пять минут, чтобы расспросить, узнать в чем дело, возможно, он не оказался бы заперт в этой больнице.       Марко отогнал эти мысли. Теперь уже слишком поздно думать о том, что он мог бы сделать. Он широко улыбнулся, идя навстречу другу, чтобы обнять его, в то время как Эрмаль покрепче прижал его к себе, шепча «спасибо» где-то в складках его рубашки.       — Я принес тебе кое-какие вещи, надеюсь, они придутся тебе по вкусу. — съязвил Марко, зная, насколько педантичен Эрмаль, когда дело касается выбора одежды. — И еще я захватил для тебя душевые принадлежности.       Кудрявый же, заметив гитару, больше не слышал что ему говорят.       — Сначала пойдем в твою палату, поговорим, а потом сможешь взять гитару. — сказал Марко, хлопая Эрмаля по плечу и давая врачу знак, чтобы тот оставил их наедине.       Марко сел на край кровати, пока кудрявый искал зарядку для телефона. У него не было возможности позвонить маме уже полтора дня и та, возможно, уже начала волноваться.       Он рылся в сумке, стоя на коленях на холодном полу, раскидывая вещи вокруг себя, когда почувствовал, что его схватили за запястье. Парень поднял взгляд.       — Эрмаль, позвонишь позже. Мы можем поговорить? — кудрявый поднялся, подошел к огромным окнам и прижался к ним спиной, скрестив руки на груди, демонстрируя свое абсолютное нежелание разговаривать. Марко вздохнул, он даже не знал, с чего вообще начать этот разговор.       — Мне сказали, в каком состоянии ты находишься. Чего ты добиваешься?       — Это вы видите в этом что-то серьезное. Все под контролем, в конце концов, я как-то дошел до этого, нет? И никто никогда не побеспокоился о том, чтобы спросить меня, что со мной не так. И только потому, что сейчас я нахожусь здесь и врачи сказали, что я болен, вы забеспокоились, что у меня какие-то проблемы, серьезно?       — Тебе не сказали, сколько ты весишь? И то, что они дают тебе, чтобы поддерживать твое состояние, по-твоему, это потому, что у тебя не все так плохо?       — Я даже не знаю, какой дрянью они меня пичкают. Я всего лишь хочу вернуться домой, Марко.       — Ты не можешь вернуться домой!       — Что, прости?       — Можешь успокоиться, пожалуйста. Я твой лучший друг уже много лет. Почему, думаешь, я сразу же вернулся из Милана? Почему, думаешь, я здесь, говорю тебе все это? Я хочу помочь тебе. Хочу видеть тебя действительно счастливым. Не хочу видеть тебя закрытым здесь, в то время, как ты еле стоишь на ногах. Ты так много можешь дать миру, Эрмаль, и ты это знаешь. Почему ты в это не веришь?       Эрмаль опустил взгляд, кудри упали на лицо, закрывая глаза. Он много плакал в эти дни, но ему все еще не казалось достаточно. Он чувствовал, как эта пустота в сердце все больше пожирает его. От этого парню было очень плохо, но он не знал, как объяснить это окружающим. Одними красивыми словами и надеждой тоже жить не будешь.       Они немного помолчали. Комната наполнялась рыданиями, которые Эрмалю не удавалось сдерживать, пока не послышались звуки гитары. Эрмаль даже улыбнулся, когда Марко начал наигрывать Exit Music группы Radiohead. Он глубоко вздохнул, глядя в окно. Возможно, он мог бы признать, что у него действительно не все в порядке.       — Марко, ты веришь в нашу музыку? В то что мы делаем? — неожиданно спросил кудрявый.       — Я задаюсь вопросом, когда в нее перестал верить ты.       Снова молчание.       — Я должен позвонить маме прямо сейчас…       — Как хочешь, гитару я тебе оставлю, врачи сказали, что не будет проблем, если ты немного поиграешь.       — Спасибо, правда. Что ты будешь сейчас делать?       — Останусь здесь, Кьяра приехала со мной, учитывая, что ты оставил квартиру пустой…       — Монтанари, ну ты и мудак! — крикнул Эрмаль, кидая в него трусы, только что найденные в сумке.       — Правда, хорошо подумай, может тебе стоит остаться здесь и позволить понаблюдать тебя еще пару недель. Если понадоблюсь, звони, я сразу же приду тебя навестить.       Они еще раз обнялись на прощание.       По крайней мере теперь он мог без проблем звонить маме.       Ему не терпелось принять душ и переодеться в чистые вещи. Он уже подходил к ванной, когда понял, что не сможет принять душ вместе с капельницей и прочим добром, которое вынужден был таскать за собой. Разочарованно фыркнув, Эрмаль в очередной раз отправился на поиски медбрата, чтобы попросить о помощи.