You found me

      Прошла неделя с того момента, как Эрмаль стал есть больше, чем обычно, но этого все еще было недостаточно. Он перешел на новую диету, учитывая, что его метаболизм постепенно приходил в норму. Они действительно требовали от него слишком многого. Казалось, будто они делают вид, что понимают боль, поглощающую его сердце. Ему говорили добрые слова, выслушивали, но в тоже время, вынуждали делать то, что нужно им. Говорили, что это для его же блага, но парню начинало казаться, что это важнее для них, чтобы не потерять работу. Это было для его физического здоровья, но неужели они не понимали, что никак не способствуют здоровью ментальному? Что с каждым кусочком пасты его сердце билось лучше, но сам он хотел только лишь чтобы оно снова замедлилось, чтобы не чувствовать всю эту боль. Психолог решила теперь присутствовать во время его приемов пищи не каждый день и, учитывая тот факт, что сегодня ее не было, Эрмаль постарался оставить как можно больше печенья на дне чашки.       Можно ли по-настоящему излечиться от жизни? Если бы его спросили, потому что, по мнению других, он делает успехи, но эти мысли всегда остаются с ним рядом и будут оставаться там всегда. Вместе с воспоминаниями, которые по-прежнему заставляют его плакать ночами, вскрывают годами незаживающие старые раны. И когда эти мысли снова возьмут верх над ним? Когда жизнь снова постучит в дверь, неся с собой всю возможную боль, сможет ли он принять ее без потрясений?       Правда в том, что Эрмаль боялся собственного разума, того, что он может сделать. Эмоции брали над ним верх, подавляли. А это в свою очередь значило потерять все, что делало его человеком.       И все же, среди этой бури эмоций, его сердцу стоило продолжать биться, хотя бы для того, чтобы чувствовать счастье, пробегавшее под кожей, когда он чувствовал губы Фабрицио на своих. В эти короткие моменты, которые им удавалось проводить вместе, они разговаривали обо всем на свете, и чувство умиротворенности успокаивало его душу. Ведь по большому счету, любовь — единственное укрытие, которое у нас есть. Только вот мы зачастую об этом забываем.       Но в этот день у Эрмаля не было сил идти в ванную и смотреть на себя в зеркало. Достаточно было того, что он ощущал, как резинка домашних брюк сжимала его талию.       Обычно они пересекались где-нибудь в коридоре или в течение дня один заскакивал к другому, чтобы просто поздороваться. Эрмаль еще помнил тот раз, когда, собираясь сыграть на гитаре, он делал заметки на листе бумаги и не заметил, как кто-то медленно открыл дверь его комнаты. Он чуть не позволил своей многострадальной снова упасть на пол, когда руки схватили его лицо, а растянутые в улыбке губы накрыли его. Испугавшись, он чуть не заехал Фабрицио по лицу, но, к счастью, тот вовремя успел схватить парня за запястья. Эрмаль закрыл глаза, наслаждаясь этим ощущением счастья, снова наполнившим его. Он хотел обнять его, хотел освободить руки, чтобы дотронуться до его лица, запустить пальцы в эти непослушные волосы, но не мог сделать ничего, кроме как сидеть неподвижно, позволяя этим мягким целовать себя, чувствуя, как горит кожа в тех местах, где руки Фабрицио нежно обхватывают его запястья. И, также быстро, как появился, он ушел, продолжая улыбаться.       Они никогда не обсуждали их ситуацию. Никогда не давали ей определение, но Фабрицио был слишком вольнолюбивым, чтобы заключать себя в рамки какой-то категории, а Эрмаль чувствовал, что их души связаны и для него это было ценнее любого определения. На самом деле, жизнь столкнула их в те периоды, когда не существовало никакой уверенности, когда оба они были слишком заняты тем, чтобы научиться заботиться о самих себе, когда они понятия не имели, как взрастить отношения между двумя людьми, зародившиеся в таком болезненном состоянии. И что останется между ними, если они оба вылечатся? Как только они выйдут из больницы, их пути неизбежно разойдутся? И потом, что подумают другие об их отношениях? Эрмаль и сам не ожидал, что когда-нибудь влюбится в парня.       Все эти вопросы накладывались друг на друга, занимая разум Эрмаля, заводя его в такой запутанный лабиринт сомнения, что он и сам не заметил, как в считаные минуты съел целую тарелку пасты. Вздохнул.       После обеда у него, как обычно, встреча с психологом. Этот день не задался с самого утра. Он чувствовал себя дискомфортно в своем теле, продвигаясь по белому пустынному коридору, и чем больше он думал об этом, тем больше по его телу пробегала дрожь от мысли о том, как он сейчас выглядит.       Ему казалось, что буквально за несколько часов он намотал тысячи шагов вперед и назад, никак при этом не изменив своего положения.       Он вошел в кабинет психолога и сразу же сел. Нет, сегодня он не был расположен к разговорам. Он уставился в окно, располагавшееся справа. Небо было серым, и уже не первый час лил дождь. Девушка, сидящая напротив, попыталась вытянуть из Эрмаля хоть несколько слов, но она уже привыкла к нему. Она поняла, что когда он вот так сидит в полной тишине, это значит, что голова его полна бог знает каких мыслей, и их настолько много, что он просто не в состоянии обличить их в хоть какую-то форму, чтобы выразить. Эрмаль бывал и спокойным, который говорил, когда больше, когда меньше, и, возможно, в этом потоке его слов проскальзывали какие-то воспоминания из его жизни, что-то очень личное. Они были на вес золота, и девушка должна была сразу улавливать это, чтобы постараться помочь ему. Ну и наконец, были дни, когда Эрмаль был зол. Зол на себя, на мир, на людей, которые плохо относились к окружающим, на болезни, захватившие этот мир и, после минут молчания, пламенные слова криком срывались с его губ, а потом он замолкал, будто понимая, что ошибся, и снова закрывался в своей тишине.       Но сегодня эти черные глаза были охвачены грустью.       И ей в голову пришла идея.       — Эрмаль?       Парень перевел на нее взгляд.       — Думаю, для такого как ты быть запертым здесь — не слишком большая помощь. Что скажешь, если ты подумаешь о том, куда тебе хотелось бы выбраться на день и я постараюсь дать тебе такое особенное обещание?       Парень широко распахнул глаза.       — Ты правда можешь это сделать?       — Конечно, я же врач, в конце концов.       — Я…спасибо. Я подумаю.       — А теперь иди, на сегодня достаточно.       Он кивнул и улыбнулся ей. Но, когда он был уже у двери, Кьяра снова заговорила.       — Эрмаль, если хочешь, можешь взять кого-нибудь с собой, но ты должен пообещать мне, что не сдашься. Я не могу заверить тебя, что в жизни всегда все будет хорошо, что не будет больше других препятствий. Это то, что ждет каждого человека — неизвестность. Но среди всего этого никогда не переставай искать счастье и, когда оно будет в твоих руках, ты должен осознать это раньше, чем оно ускользнет.       Но сегодня, слова никак не хотели выходить из него, поэтому он лишь снова обменялся с психологом взглядами.       Около семи вечера Эрмаль решил, что все-таки должен принять душ. Несмотря на то, что идея увидеть себя совсем его не воодушевляла. Медленно он собрал все необходимое, чтобы помыться и переодеться. Зашел в ванную и закрыл за собой дверь. Его уже тошнило от этой зеленой плитки. Он умостил свои вещи на край раковины и попытался раздеться, не глядя в зеркало. Но, как только он снял футболку, его глаза предали его и он ухватил взглядом кусочек своей белоснежной кожи. Тогда он решил разглядеть себя получше. Он сжал футболку в кулаки. То, что ты видишь, это хорошо. Все так, как должно быть. Все хорошо. Ты все делаешь правильно. Словно мантру он повторял себе эти фразы. Но это не работало. Он правда хотел поверить, что все хорошо. Что это правильно, что кожа все больше скрывает его кости, которые постепенно перестают выделяться, что его щеки перестают быть впалыми, что делает его вид более здоровым. Возможно, правда в том, что такой внешний вид ему не подходил. Это никак не уживалось с тем, что он чувствовал внутри.       Он быстро схватил смятую футболку и стал натягивать ее обратно. Глаза наполнились слезами. Как все могло быть хорошо?       Но чьи-то руки остановили его, не успел он одеться обратно. Эрмаль знал, кому принадлежит это нежное прикосновение.       — Ч-что ты делаешь? — почти шепотом спросил он, не находя силы, чтобы встретиться взглядом с Фабрицио.       — Это ты что делаешь? — также тихо спросил парень.       Никакого ответа. Было очевидно, что он делает. Прячется, как всегда.       Фабрицио отпустил руку Эрмаля, которая и так уже замерла.       Футболку он уронил на пол.       — Почему ты продолжаешь смотреть на меня? — тихо спросил младший.       Он почувствовал, как татуированные руки пробежали по его обнаженной спине и остановились на бедрах, где все еще немного выступали кости.       Тысячи мурашек покрыли тело Эрмаля, настолько приятно, что он позволил рукам, обнимающим его сзади еще сильнее прижать себя к телу Фабрицио. Грубая ткань его футболки соприкасалась с обнаженной кожей кудрявого. Губами Фабри почти касался его уха.       — Я смотрю на тебя, потому что ты красивый, Эрмаль. — голос еще более хриплый, чем обычно.       Эрмаль, однако, не удержался и фыркнул в знак несогласия, он не шел ни в какое сравнение с Фабрицио.       Он снова почувствовал, как пальцы блуждают по его телу, оставляя горячие дорожки на своем пути. Он не хотел, чтобы Фабрицио трогал его так, он должен был вызывать у него отвращение, но в тоже время он не мог без этого обойтись. Одна рука Фабри скользнула на его подбородок.       — Посмотри на себя, Эрмаль. Это ты и ты хорош.       Кудрявый застенчиво поднял глаза, пока не увидел себя. Зажатый в объятиях Фабрицио, который смотрел на него влюбленными глазами, возможно, так было даже хорошо.       Он почувствовал, как губы Фабрицио касаются его шеи в легком поцелуе. Он даже удивился. И этот голос, который сводил его с ума, заговорил снова. Кудрявый спрашивал себя, знает ли Фабрицио о том, какой эффект на Эрмаля производит его низкий рычащий голос.       — Обожаю твою белоснежную кожу.       И продолжил оставлять влажные поцелуи на его шее и за ухом. Эрмаль почувствовал, как у него подкашиваются ноги, он мог лишь закрыть глаза и отдаться этим ласкам. Он застонал, когда Фабрицио слегка укусил его у основания шеи, очень мягко, чтобы не оставить следов на нежной коже.       Фабрицио медленно провел рукой вдоль тела Эрмаля, уделяя внимание каждому сантиметру кожи, чувствуя под пальцами выступающие ребра. Он хотел любой ценой заставить Эрмаля чувствовать себя лучше. Чувствовать себя красивым настолько, что дыхание перехватывает, как это случается с самим Фабри каждый раз, когда он его видит. Хотел заставить его смеяться над каждой вещью в жизни, хорошей или не очень. Потому что только так он сможет снова почувствовать себя по-настоящему живым. Только через этого парня с черными кудрями и разбитым сердцем.       — Я бы хотел ласкать твое тело каждую возможную минуту, Эрмаль. — говоря это, он положил руку в центр его груди, еще сильнее прижимая парня к себе.       — Фабрицио? — прошептал кудрявый, его глаза были закрыты, а голова прижата к плечу Фабри.       — Говори.       — Я бы хотел заставить тебя чувствовать себя особенным, как ты делаешь это со мной. Хотел бы заставить тебя чувствовать себя в безопасности, как это происходит со мной каждый раз, когда ты рядом. Хотел, чтобы ты верил, что стоит продолжать дышать, чтобы иметь возможность видеть тебя еще и еще, слышать, как ты смеешься.       — Ты уже это делаешь. Я бы хотел, чтобы ты, Эрмаль, имел больше веры в того прекрасного человека, коим ты являешься и в свою способность придать ценность жизни другого человека.       Эрмаль развернулся в его объятиях и дотронулся рукой до прекрасного лица Фабрицио.       — Я хочу поцеловать тебя. — прошептал он ему в губы, без всякого стеснения, потому что действительно как никогда хотел ощутить эти губы на своих.       Фабрицио осторожно коснулся его губ своими. Поднял глаза, глядя на Эрмаля, который смотрел на него зачарованно, как на какую-то нереальную ценность. Почувствовал, как одна рука кудрявого гладит его шею, проходясь по горячей коже, а другая касается щеки, притягивая его ближе к себе. Их тела и так уже плотно соприкасались друг с другом и ни один из них не смог устоять перед искушением поцеловаться.       Ни один, ни другой еще год назад и представить не могли, что окажутся в подобной ситуации. Они даже не понимали, что день за днем все больше теряют силы, чтобы бороться, чтобы крепко держаться за жизнь, возможно, это из-за того, что иногда ты даже не понимаешь, причину, по которой должен с таким трудом сражаться и, всегда проще пустить все на самотек. Эрмаль никогда не представлял себе, что окажется прижат к зеленой больничной стене вдалеке от дома крепкими руками, сжимающими его бедра, в то время как его руки будут путаться в жестких волосах парня, целующего его медленно, но бесконечно страстно. Кудрявый тихонько простонал в рот Фабрицио, когда тот углубил поцелуй, а их языки переплелись, столкнувшись в борьбе, где нет победителей и проигравших. Оба чувствовали, как кровь пульсирует в венах как никогда раньше, даже лучшие из наркотиков, которые когда-либо пробовал Фабрицио, не давали такого эффекта.       Фабри оставил губы Эрмаля, только для того, чтобы нежно поцеловать его в щеку, спуститься ниже по подбородку к шее. А руки его продолжали ласкать это худощавое тело, постепенно возвращающееся к привычным формам.       — Скажи, как ты можешь себе не нравиться, потому что, клянусь, я не могу оторваться от тебя.       Эрмаль покраснел еще сильнее, если это вообще было возможно. Быть может, если бы Фабрицио остался рядом и каждый день говорил ему своим нежным, но хриплым голосом, что он и так хорош, то да, через пару лет он бы начал себе нравиться, но не настолько, чтобы Фаб смог перестать говорить ему об этом.       — Фабри… — произнес Эрмаль, чувствуя, как поцелуи спустились от его шеи к ключице и дальше к животу, оставляя влажный след на его, становившейся мягкой, коже, которая все меньше обтягивала кости.       — Что такое? — он обдал горячим дыханием кожу парня, заставляя дрожать от возбуждения, которое уже невозможно было скрывать в этих коротких домашних шортах.       — Я…должен был принять душ.       — Эрмаль… — начал было Фабрицио, снова поднимаясь наверх, чтобы посмотреть в эти смущенные глаза.       Он понимал, что младший чувствует себя растерянным от всех этих новых ощущений, учитывая, что и для него самого все это было неописуемо. Но, находясь в объятиях этого кудрявого парня, такого неуверенного в себе, испуганного силой овладевающих им эмоций, он чувствовал, что должен вести его в этой новой любви, дать ему уверенность, что все будет хорошо. Хотя, приходилось признать, что мысль о возможности сделать его щеки еще более румяными, а тело заставить дрожать еще сильнее, вызывала желание поиграть с ним еще немного. Конечно, они это сделают, как только между ними образуется что-то чуть более надежное и стабильное.       — Я оставлю тебя, чтобы ты принял душ… — наконец, договорил, целуя парня в губы и касаясь кончиками пальцев бугорка в его штанах, отчего Эрмаль закрыл глаза и застонал. Фабрицио хотел дать ему понять, что даст столько времени, сколько нужно, ни к чему не принуждая, и что он понял, что душ был лишь отговоркой и он понял, какой эффект производят на Эрмаля его ласки.       Еще один последний поцелуй и Моро отошел к двери, собираясь дождаться своей очереди, чтобы помыться.       Эрмаль продолжал стоять, прижимаясь к стене, покрытой холодной плиткой. И, прежде чем Фабрицио успел выйти, он снова заговорил.       — Фабри, хочешь съездить на море со мной?