forty-two

      Я сидел в просторной гостиной дома Хэмсворта и безучастно рассматривал свои же носки: это занятие казалось достаточно увлекательным после второй чашки кофе. Признаться честно, Крис отвратительно заваривал кофе и даже самый обычный, быстрорастворимый, мог показаться вкуснее, но выбирать не приходилось — в конце концов он проявлял гостеприимство и я попросту не мог выразить своё недовольство.       Люк завалил меня работой вплоть до конца девятнадцатого года и я с трудом представлял Рождество в кругу семьи: перелёты плотно перекрывали всё свободное время между съёмками и интервью, на сон уходило не больше семи часов и я начинал чувствовать себя так же отвратно, как во время своих самых первых кастингов, когда у меня и мыслей об агентах не появлялось, а продюсеры то и дело отметали мою кандидатуру. Я терял надежды, трудился больше, окончательно погрузился в работу и спустя столько лет добился своего, став действительно знаменитым и высокооплачиваемым актёром, однако теперь нет того азарта.       Сейчас есть любовь к профессии — я действительно любил сцену — и желание работать усерднее, только вот есть и чувство одиночества. Нескончаемое, непроходящее, порою перерастающее в колющее чувство боли. Всякий раз, когда я вижу Криса с его детьми и женой, мне кажется, что я уже никогда не стану отцом, никогда не буду главой такой же замечательной семьи и единственное, что мне остаётся — наблюдать на счастьем своих друзей.       Долгое время я думал, что залог успешной карьеры в нескончаемой работе над собой; секрет успеха заключался в том, что я должен был только работать. Иногда брать выходные, ездить на Рождество к матери, дарить её любимые цветы, обнимать сестёр и уезжать обратно на съёмки, попутно заучивая новую роль. Я пропустил сквозь себя десятки личностей с разными характерами и эмоциями, превратился в самую обычную губку и выжимал себя столько, сколько мог. Виндзор — тот самый агент, менеджер, публицист, называй как хочешь, — придерживался того же правила и мы вместе, забывая о простом людском счастье, работали.       Вы можете сказать мне, что счастье у каждого своё — я думал так же. Наивно полагал, что великой радостью для меня служит сцена и прожектор, однако тогда, когда перестал получать от этого то удовольствие, которое было вначале, осознал свою ошибку. Я оставался одиноким, отказываясь принимать это как должное.       — Значит, вы переспали? — выходя из кухни, громко переспросил во второй раз Крис и я, откинувшись на мягкую спинку дивана, тяжело вздохнул — никогда не думал, что из секса придётся раздувать проблему. — И теперь она игнорирует тебя?       — Именно, — тихо произнёс я и допил горький кофе из белой кружки — какие-то надписи о любви на керамике. — Сначала она говорит, что так будет лучше, а потом просто перестаёт отвечать на сообщения и звонки. Ты хоть раз сталкивался с таким?       — Ни разу, — рассмеялся блондин и сел напротив меня. — Но я думаю, что ей просто неловко. Понимаешь, это действительно очень странно, когда вы близкие друзья, потом коллеги, а потом оказываетесь в одной постели. Тебе не кажется, что она ждала от тебя тогда другого ответа?       — Какого?       — Я подслушала ваш разговор, мальчики, но мне кажется, Том, эта девушка ожидала от тебя большего, — Эльза спускалась с лестницы и, благодаря её словам, я окончательно потерял связь между логикой и этой ситуацией. — Девушки странные. Возможно, она просто не хотела, чтобы ты подтверждал её дурные мысли о том, что лучше всё это забыть и остаться друзьями. Она же это говорила или я чего-то не поняла?       — Она сказала, что это было ошибкой и она не хочет терять такого друга как я. Ей не было смысла говорить об этом, если она… влюблена.       — Кажется, друг, ты плохо знаешь женщин, — хохотнул Хемсворт и с улыбкой взглянул на меня; ситуация и впрямь казалась мне глупой, потому что я банально переставал понимать и себя, и Данну.       Как бы я не старался убеждать себя в обратном, но жизнь перестала казаться прежней. За эти годы я прикипел к Берч и теперь только и делал, что корил себя за ту ночь, за тот ответ после конвенции, за всё, что случилось. Мне не хотелось признавать всю важность её присутствия в моей жизни, но это действительно существовало. Вы когда-нибудь испытывали то детское чувство отчаяния? Если нет, то, поверьте, это худшее, что могло случиться со мной; вперемешку с чувством жалости к себе я понимал, что так не может продолжаться дальше. Мы все отказываемся от людей, все уходим, оставляя лишь воспоминания, но не все люди забываются так же беззаботно, как детская шалость лет тридцать назад, над которой можно вдоволь посмеяться.       По возвращению домой я снова позвонил ей, но она опять не ответила; стикер с котом — из того набора, который она всегда использовала — остался незамеченным. Перед посадкой в самолёт я монотонно повторил те же действия, но всё казалось безуспешным, зато Тейлор не забывала обо мне и я действовал так же, как и Данна. До одного единственного сообщения, которое перевернуло всё происходящее с ног на голову:             06:44 pm «Ты можешь игнорировать меня сколько угодно, но только знай, что я беременна, Том. И это не шутка.»