Тесное сотрудничество

— Поверить не могу, что мы опять идём домой, где по приходу ты опять засунешь кулак мне в очко! — Гэвин стискивает зубы, а после скалится, взирая на рядом идущего напарника-андроида, мол, на кой-хрен это вообще так надо. Ради чего стоит так трястись из-за одной из сексуальных практик? — Детектив, вы сами позволили и на этот раз провести обязательную экзекуцию с клизмой во избежание какого-либо конфуза. — Господи, завали своё пластиковое ебало, пока я не отхреначил тебя прямо здесь, на улице! Ричард прекрасно знает, что в такие моменты Гэвин скрывает за агрессией и раздражительностью собственное нежелание принять то, что ему стыдно, что он тоже, как и большинство, склонен к стеснительности. Ричард его не осуждает за подобные порывы, включает понимание и терпение. — Вы и без меня прекрасно осведомлены в том, что наши физические данные ни на йоту не совпадают. Лицо андроида раздражающе спокойное и отчасти холодное. Он полностью уверен в себе и изучил Гэвина слишком хорошо. Почти что от и до. Почти. Невозможно исследовать все тонкости человеческой души из-за некоторых её закоулков, однако Ричард старательно работает над этим, чтобы во благо своему человеку вовремя подстроиться или же подставить собственное плечо для ликвидации всякого рода неприятных, мягко говоря, ситуаций. Гэвин решает стерпеть и замолчать, хотя андроид прав в любом случае. Бесполезно лишний раз сотрясать воздух словами, не имеющими в себе даже малую долю ценности. В особенности спорить с усовершенствованной передовой моделью Киберлайф. Гэвин всю дорогу домой чувствует, что он пятьдесят на пятьдесят взволнован, хоть и не сможет отказать RK900 в повторной попытке данной сексуальной практики. В первый раз Рид слишком сильно, образно говоря, пересрался, из-за чего соответственно переволновался. Он не смог чисто физически раскрыться для своего андроида, хотя тот старался не торопиться и делать всё аккуратно. Во второй раз кулак партнёра всё-таки с аккуратностью, по правилам безопасности вошёл, но соитие вышло не слишком долгим: Гэвин и так, по своему мнению, переступил через себя, когда позволил вставить ему в анальное отверстие кулак и начать выделывать не слишком продолжительные фрикции. Ричард, как никогда, уверен, что он сможет помочь своему партнёру раскрепоститься и забыться в новых ощущениях. — Ок, железяка, — Гэвин останавливается на полпути к дому, будто бы не решаясь торопиться, — давай сделаем так: ты делаешь своё грязное дело и две недели не лезешь ко мне ни со своим пластиковым членом, ни со своими загребущими пластиковыми руками. Ты меня понял? Ричард пронзает своего человека взглядом, который передаёт всего одну внятную мысль: «Серьёзно, Гэвин? Да вы сами не сможете сдержаться и оседлаете потом, как вы любите говорить, мои пластиковые бёдра, чтобы утолить очередное, неконтролируемое вожделение». — О господи, Ричард, блять! — Гэвин от раздражения невольно едва ли не прокусывает нижнюю губу. — Ладно, ладно. Одна неделя. Идёт? Андроид смотрит на детектива, как на полоумного, и припечатывает Рида слишком импульсивно и резко к одной из стен многоэтажного офиса. Он смотрит на него, словно оголодавший зверь, и одновременно с этим во взгляде плещется нежность. Сраный оксюморон, чтоб его. — Да пошёл ты, пластиковая задница! — шипит, умудряется отстраниться, оттолкнуть от себя обнаглевшую машину. — Я и так сегодня намерен пойти туда, где инструкция мне не пригодится. — В голосе Ричарда слышится явная усмешка, и, кажется, он едва заметно улыбается уголками губ.

***

На удивление, андроид-переговорщик позволяет своему напарнику пусть и немного,  но выпить перед началом «кромешного Ада», дабы пришло первостепенное расслабление. Однако Гэвин хочет схитрить, применяет словоохотливость, подобно безостановочному балаболу. Хочет заговорить Ричарда, мол: «Может, я выпью чуть больше, чем мне положено для расслабления?» — Нет, Гэвин! Есть большая вероятность, что вы уснёте уже в процессе прелюдии, — хмурит он брови и с долей осуждения смотрит на своего партнёра. — Я вас слишком хорошо знаю, пусть и не до конца. — В каком это смысле? — вскидывается детектив, после чего в наглой манере, пользуясь случаем, выпивает ещё несколько явно лишних глотков крепкого алкоголя. Даже слишком быстро, из-за чего морщится. Ричард пялится на него в этот момент, как обеспокоенная мамаша, когда ребёнок переел лишнего или когда он натворил что-нибудь ужасное, и быстро отбирает бутылку. Ричард вздыхает. Иногда он, в самом деле, подобно человеку, тоже устаёт. Устаёт от своего Гэвина. — Вы настолько невозможный, что это словами не передать, — отнимает руку назад вместе с бутылкой и ставит её на прикроватную тумбочку. Рид разыгрался дюже — тянется как бы за поцелуем к RK900, но на деле оказывается, что к алкоголю. Ричард, точно недовольный родитель, ударяет не слишком сильно того по руке, будто бы говоря: «Да прекратите же вы этот цирк!» Рид, кажется, начинает понемногу млеть от выпитого. Возможно, излишняя доза алкоголя для такого упёртого барана — в самый раз. Ричард неторопливо раздевает своего местами дурашливого человека, а тот помогает ему раздеться, хоть и выглядит это немного нелепо из-за чуть помутневшего общего состояния. А также из-за немного расфокусированного взгляда в серый напротив — осмысленный. Когда Рид оказывается обнажённым, он, словно готовый встать на эшафот, слишком торопливо ложится на кровать на спину и тут же кладёт под ягодицы подушку. Раздвигает призывно ноги и, слава всем богам, смотрит так наивно и затуманено на совершенство передовой технологии, что с жаждой предвкушения взирает в ответ. — Детектив Рид, вы слишком торопитесь. Попрошу вас не относиться к происходящему, как к участи. Я люблю вас. — Ричард придвигается к Гэвину, снимает с себя всего-навсего форменный пиджак, показывая на свет чёрную рубашку. — Я терплю вас в некоторые мгновения, — лежащий на спине замирает от одних только слов и того, что его партнёр приближается максимально близко. Телом к телу, — я хочу вас. Вы дороги мне. Есть много мыслей, что я не могу порой перевести в слова, однако просто знайте: я люблю в вас даже то, что другие ненавидят. Расслабьтесь. Я не собираюсь вас склонять к принуждению, а уж к насилию тем более. Я хочу открыть для вас новые грани удовольствия. RK900 хватает мягко чужое запястье и припечатывает губами и языком эти слова в его участки кожи, после чего с любовью и заботой выцеловывает каждый палец правой и левой ладоней. Он вычерчивает почти что неосязаемо нити вен то на одном, то на другом запястье. Гэвин чувствует трепет, полный нежности, к своему RK900, а у того взгляд спокойный и тёплый. Краткая нежность сменяется на более страстные прелюдии: Ричард подтягивает к себе за ноги Гэвина, и при этом подушка, что лежала под ягодицами, съезжает очень кстати вместе с ним. Андроид склоняется губами привычно и так же любяще к манящему изгибу шеи любовника, вычерчивает в неторопливой ласке губами и языком кадык, выцеловывает как можно больше участков кожи на шее, проводит ленивую ленту мокрых поцелуев к ключицам, предплечьям и самим плечам. В ласках чувствуется, помимо нежности, неукротимое вожделение, жажда обладать, выпить своего детектива без остатка. И посему, казалось бы, обманчивая нежность укрывается разгорающимся костром, что постепенно превращается в пожар — поцелуи-укусы, порой до царапин и совсем немного, не критично до крови. Ричард снова жаждет. Ричард постигает. Ричард — это прелюдии, похожие на касание самого качественного шёлка в мире, это языки пламени в его, казалось бы, безжизненных очах, это солнце, возгорающее в небе при одном только жгучем прикосновении. Ричард — олицетворение огня и вечной мерзлоты одновременно. У Рида во рту начинает пересыхать от одних только таких простейших прелюдий, а живот его судорожно вздымается. Дыхание тоже решает подвести своего хозяина. Ричард переходит плавно к соскам, очерчивает намеренно каждый мучительно долго самым кончиком языка и в итоге поочерёдно присасывается к ним, поглаживая живот, что соблазнительно вздымается, рёбра, бока. Эти места, что некогда были оглажены, тоже принимаются целовать и мокро проводить языком, смакуя, наслаждаясь вкусом своего напарника. — Кажется, торопишься сейчас ты, а не я, — усмехается Гэвин, когда RK900 раздвигает как можно шире его ноги и кусает слегка за округлые ягодицы, после чего широко мажет языком по сжатому кольцу мышц, что тут же расслабляется, позволяя в дальнейшем толкнуться внутрь. Язык торопливо погружается внутрь, оглаживает стенки. Двигается туда-сюда, а иногда и хаотично шевелится, из-за чего Гэвин едва ли не всем своим телом вскидывается, подаётся, охочий до ласки, навстречу, позволяя вытворять с собой всё, что вздумается девиантному прототипу. Гэвин продолжает сбивчиво и тяжело дышать едва ли не от первого вдоха до последнего выдоха. Он чувствует себя грязным, чувствует себя пленником своих же фантазий и желаний, собственностью Ричарда. От беспощадной активности и приятной влажности языка Гэвин предаётся забвению, почти не видя ничего перед собой. Всё разом блекнет и тогда, когда язык пропадает после пятнадцати, а то и двадцати минут ласк с помощью него. Рид взирает на Ричарда так, словно готов продать ему душу, лишь бы он продолжил его мучить одними своими прелюдиями или риммингом. Он даже просяще слегка раскрывает припухший от возбуждения анус и шире раздвигает ноги. После длительных мучений, дабы партнёр максимально расслабился и возбудился, Ричард решает приступить к подготовке. Заранее андроид приобрёл лубрикант на водной основе и гладкие латексные перчатки, дабы оградить Гэвина от возможности заражения различными инфекциями. К счастью, Гэвин не зажат — он максимально возбуждён. Рид придвигается бёдрами как можно ближе к синтетическому телу, вжимается, однако его мягко отстраняют. Он ложится на бок и приподнимает одну ногу вверх, и для удобства Ричард кладёт её к себе на плечо, тоже располагаясь на боку, но к ногам любовника. Его ладонь предварительно облачена в латексную перчатку, и её же он вместе с анальным отверстием обильно смазывает толстым слоем лубриканта. Проникновение осуществляется медленно и постепенно, что позволяет раскрыть впоследствии сфинктер в несколько этапов: сначала вводится средний палец, а следом и другие. — О мой бог, — рвано выдыхает, когда чувствует наполненность внутри себя одними только механическими пальцами. — Как вы? Не стесняйтесь говорить, если что не так, детектив. Этот процесс не из простых, я понимаю вас. — Ричард не двигает пока что пальцами, замирает в ожидании. — Понимаешь? Посмотрим, как ты запоёшь, когда я запихну свою руку тебе в задн… Рид не в силах продолжить свою колкость, когда пальцы Ричарда, сложенные вместе лодочкой, начинают двигаться взад и вперёд, имитируя фрикции, как при типичном половом акте. Пальцы задевают простату, дышать становится невыносимо тяжело. Рид задыхается едва ли не сильнее обычного. Он матерится сквозь стиснутые зубы, а после приоткрывает рот, ибо слишком долго сдерживать себя не получается. Стонет прерывисто, а порой и во весь голос, надрывая глотку, обожжённую вслед за неумолимыми криками. И отнюдь не от боли. Ладонь оказывается введена полностью, а пальцы выделывают волнообразные движения. У Ричарда каждый жест до мелочей отточен и аккуратен, будто бы он всю жизнь только и делал, что занимался фистингом. Волнообразные движения сменяются на вращательные — ладонью, оглаживают стенки нутра, после чего ладонь складывается в кулак, и то же самое происходит и с ним. Ричард нежен и медлителен в процессе, он не торопится в зверином порыве предаться жестокости или игровой грубости. То ладонь, то следом кулак проезжается по простате. Кончики пальцев порой, как назло, раздразнивают, едва ощутимо оглаживают простату. Гэвин по-блядски чуть двигает бёдрами навстречу, стонет громко, вскрикивает при каждом таком провокационном проникновении и нажатии на простату. Его ноги вместе с бёдрами подрагивают мелко, показывая, насколько сильно он хочет. Гэвин сбивается с ритма и без того загнанного дыхания, когда Ричард столь же осторожно и медлительно проникает рукой по локоть. Обильно смазанный лубрикант хлюпает вовсю. Рука на не слишком долгое время вновь замирает, позволяя привыкнуть к ещё большей наполненности в себе. И Рид окончательно теряется в своих ощущениях, хрипло выстанывает, стоит только вновь привести руку в движение. Он красный как рак, и для него чертовски невозможно так просто не скрывать того, что ему по-блядски невъебенно хорошо от того, насколько мастерски толкается внутри по локоть рука, сжатая в кулаке. Пускай в процессе проходит изначально немало времени для того, чтобы детектив привык к такой сексуальной практике, однако… это того стоило. Это стоило того, чтобы после такого соития целовать сорванно выдыхающий рот, кусать шею, смотреть на по-особенному обильно кончающего Гэвина, на его лицо, на него в целом — разомлевшего и не двигающегося с места.