Тесное сотрудничество

Рид, стоящий на четвереньках и манящий уже только одним своим разворотом бёдер, пожалуй, самое лучшее, что мог только лицезреть Ричард. И он, вероятно, станет лжесвидетельствовать, если скажет, что это не так. Он оглаживает изучающе-нежно ридовскую спину. Он медлителен в своих действиях. Даже чрезмерно медлителен — думает предлагающий себя детектив. Понимающая усмешка трогает его губы, изгибает невольно их уголки, складывает после в змеевидную полуулыбку. Гэвин обнажён перед Ричардом полностью. Без остатка. И речь не только о том, что он телесно обнажён. Обнажить душу — вот, что труднее всего, вот, когда путь становится тернистым. — Не бойся быть со мной грубым, Ричард, — взывает к более смелым действиям Гэвин. Однако он чувствует на себе этот поволокой пронизывающий чувствами взгляд. Ричарда повело. Да что там, он повёрнут на Гэвине Риде. Он запрограммирован его любить. — Ты — причина того, что я жив. — Ричард накладывает отпечаток этой фразы поцелуями-укусами вдоль шейных позвонков, а далее вдоль спины и до самой поясницы, чтобы после подобраться к упругим округлостям. Его синтетические губы зацеловывают каждый участок кожи ягодиц. Его механические пальцы рук проводят по-ласковому любящие линии прикосновений. Одна из ладоней притягивает в грубом жесте за волосы детектива, чтобы после в такой же более ожесточённой форме приникнуть губами к чужим. И, конечно, Ричард понимает, что в губы Рида стоило бы вложить чуть больше ласки. Нехотя отстраняется, оглаживает его бедренные косточки, будто бы заучивая их притягательные изгибы. Слышится выбитый из груди выдох, который после перемежается со стоном, когда Ричард проникает одним слитым, но аккуратным движением в Гэвина. RK900 где-то на третьем десятке движений выравнивает темп с хаотичного на более умеренный. А стоит только применить дразнящие ласки посредством прикосновений к неимоверно возбуждённому члену Гэвина, как тот млеет в разы сильнее. Его тело под ним сладкой истомой подрагивает в агонии невыносимого желания, а с уст срываются приятные слуху — долгие и краткие — стоны. Ричард прижимается грудью к чужой спине, откровенно вжимает тело Гэвина в кровать собственным. А после не может проконтролировать момент, когда движения его члена внутри ожесточаются, становятся более размашистыми, а порой и бессистемными. С каждым проникновением он вбивает в партнёра то, что тот принадлежит целиком и без остатка лишь ему. Укусы и засосы Ричарда ложатся браслетом принадлежности на изгибе задней части шеи, по её бокам, губы касаются мягко кадыка, после чего андроидский язык широко оглаживает его. Гэвин чувствует дрожь собственных бёдер, да и ног в целом, когда его любовник толкается с каждым разом то жёстче, то нежнее. Гэвин чувствует приближающийся оргазм всем своим естеством. Когда экстаз настигает и обрушивается на него девятым валом, а следом за ним растворяется в неге и Ричард, больше ничего не хочется делать. Губы детектива складывают беззвучно три слова — я люблю тебя. И RK900 не способен сопротивляться, когда щемящая нежность разливается по телу, чмокает коротко в нос и ещё долго-долго смотрит в глаза Рида неотрывно.

***

Однажды Гэвин перестаёт любить своего домашнего андроида, именуемого Ричардом. И Ричард, к своему сожалению, это явственно замечает: потеря интереса к его персоне, порой тотальное безразличие, отказы в плотских утехах, отказы в прогулках, отказы в поцелуях, отказы в чём угодно. И как странно было наблюдать это спустя столь долгое время отношений. Он навсегда запомнит, как Гэвин не смел порой дышать от любви к нему. Всё разбито вдребезги. Если детективу Риду спустя долгое время будет замечательно и его душевные раны затянутся, то у Ричарда — нет. Его программа приказывает любить и быть в итоге рабом собственной любви к хозяину, что приобретает его. И однажды Ричард решительно настроен починить своего Гэвина. Он оглушающим ударом тяжёлого предмета вырубает Рида, когда бьёт по голове. Ничего серьёзного произойти, судя по расчётам, не должно. Максимум сотрясение мозга лёгкой степени. Гэвин очухивается в мрачном незнакомом помещении, пристёгнутый по рукам и ногам специальными ремнями к кушетке. Его рот заклеен скотчем. Он тут же встрепенулся испуганной птицей, а глаза забегали туда-сюда. Он видит перед собой ширму, такую, которая обычно бывает в больницах. Рядом с кушеткой, на которой он лежит, располагается стол, больше похожий на верстак по внешнему виду, на котором лежат острые и режущие предметы. Пошевелиться он по-человечески в такой ситуации и в таком положении просто-напросто не способен. Разве что он может дёргать скованными конечностями тщетно и громко мычать в попытке освободиться и воззвать на помощь. — Я здесь, Гэвин. Тебе нечего бояться. Ричард возникает сначала в виде силуэта в поле зрения пленённого, а после отодвигает ширму и входит бесшумно. У Рида взгляд такой, что сразу ясно становится: легко читаемый диссонанс. — Тебе удобно? Что-нибудь нужно? Мне принести что-нибудь, Гэвин? — Андроид выласкивает бархатной интонацией имя детектива, и весь он выглядит, как не представляющий угрозы посетитель. Гэвин мычит сквозь скотч. Его глаза слезятся от страха, появляется испарина на лбу и висках — Ричард заботливо вытирает его лицо и почти неощутимо касается носом его носа, когда вглядывается глаза в глаза. — Что ж, тогда приступим. Гэвин ещё громче мычит, взывая к разуму и без того разумную машину. Машину, крепко свихнувшуюся на нём. — Ты смотришь на меня, и я сразу понимаю, что при взгляде на меня тебе становится боязно прямо сейчас. Однако… я тоже почувствовал страх, — Ричард вертит задумчиво в руках скальпель, посматривая время от времени на Рида, — когда ты перестал меня любить. Никто меня не программировал на то, как справиться с тем, когда те, кого любишь, перестают любить тебя. Я осознаю, что я лишь раб заложенной в меня программы, что оттого я твой личный раб. Я был счастлив, когда ты тоже смог преисполниться чувствами ко мне. Однако я и не знал, что у любви в вашей человеческой среде имеется срок годности. Я бы хотел, чтобы это продлилось вечность. И я постараюсь это воплотить в жизнь. Я починю тебя, мой детектив. Я научусь тебя чинить. Чтобы ты снова меня любил, как люблю тебя я. Гэвин беззвучно плачет, а затем уже откровенно предаётся истерике из-за беспомощности, наблюдая, как Ричард крепче сжимает пальцами, потерявшими скин, скальпель. Ширма окрашивается багряной полосой крови и её пятнами, а всё пространство заполняет будто бы прорезавшийся из горла крик. Ричард чинит своего человека. Без анестезии. Есть любовь, способная оживить, а есть любовь, способная убивать.