«Под холодный шепот звезд Мы зажгли последний мост И все в бездну сорвалось Свободным стану я Ото зла и от добра Моя душа была на лезвии ножа» © Ария
Жизнь с саблезубами не была похожа ни на что. Вите буквально пришлось переучиваться жить заново, по другим законам. Первые дни было страшно. Это был не тот страх, когда боишься выйти ночью в тёмный коридор, потому что за стенкой могут прятаться монстры. Не похож он был и на то неприятно щекочущее ощущение, когда идёшь по тёмному переулку, а за тобой следует недружелюбная фигура. Или когда в толпе опускаешь руку в карман, но не находишь там телефон. Этот страх был липким, он не нахлынывал волнами в приступе паники, а словно обволакивал, периодически не давая дышать. Она боялась остаться навсегда в этой сырой пещере. Боялась одичать и до конца жизни есть сырое мясо, боялась больше никогда не увидеть родителей. Не увидеть друзей, Виталика. Они ведь, наверное, ищут её сейчас, всю милицию на ноги подняли. Вита, быть может, была не самой замечательной дочерью, но из дома она никогда не сбегала. Тем более с такой болезнью… Болезнь. Она не боялась темноты. Странно, но как только пришла слепота, понятие темноты и, соответственно, ужасов, которые она канонично в себе таит, просто исчезло. Нет ни цвета, ни обьектов, ничего, только пелена перед глазами. А если тьма стало твоим привычным состоянием, то и боятся её нечего. Страшно было другое. Страшно было остаться во тьме навсегда — больше никогда не увидеть ни неба, ни деревьев, ни противных морд. Она понятия не имела, где осталась её сумка с зельями. Может, лежит где-нибудь под кустом в паре метров от Виты, а она не видит. Как же ужасно быть слепой! Сперва она плакала. Долго, отчаянно. Девушке казалось, что она могла проплакать целый день. Затем пришла апатия, которая придавливала к земле, не позволяя пошевелиться. Всё казалось неважным, бессмысленным и глупым. Но время не останавливает свой ход, когда одна оказываешься в безвыходном положении. Оно безжалостно мчится вперёд, заставляя слёзы высыхать, а девочку — приспосабливаться. Вита продолжала пить воду из угла пещеры, потихоньку познакомилась со всеми котятами, коих оказалось шесть, и наладила с ними контакт. Больше всего девушка проводила время рядом с мамой-саблезубом, которая редко покидала пещеру или отходила от неё не далеко. После долгого возлежания на холодной земле, девушка почувствовала, что начала простывать, так что взяла за привычку засыпать, прижавшись к тёплому хищнику. Второй саблезуб, который, судя по всему, являлся отцом семейства, обычно уходил с утра охотиться, а возвращался днём или даже под вечер. Это Вита определяла, подбираясь к краю пещеры и выглядывая на свет. Если пелена перед глазами ярко-жёлтая — значит на дворе день, а если оранжевая — вечер. Виталину даже больше не тошнило от сырого мяса. Конечно, особенного аппетита она к нему не испытывала, но, когда желудок прижимался к спине, приходилось обходиться подобной трапезой. Со временем она даже перестала задерживать дыхание, когда подносила к лицу очередной разящий кровью кусок. Странный и ни на что не похожий вкус со временем стал привычным, однако Виту не покидала мысль о том, что в какой-то момент саблезуб может притащить человечину. А Вита, ввиду своей слепоты, проглотит её, причмокивая. Подобные мысли отбивали аппетит напрочь и девушка могла позволить себе ещё несколько часов поголодать, но, в конечном итоге, голод всё равно брал своё. От такой диеты у неё постоянно болел живот, но сделать с этим Вита ничего не могла и начала воспринимать спазмы как нечто неизбежное, сворачиваясь в комок, когда живот прихватывало особенно сильно. Сперва она проводила очень много времени на выходе из пещеры, боясь отползти далеко от неё и потеряться. Всё что она делала — это слушала, пытаясь уловить хоть что-то, похожее на человеческие голоса. Однако, ничего подобного девушке услышать так и не пришлось. Видимо, дорога была далеко отсюда. Вита узнала, какими разнообразными могут быть звуки и запахи. Например, она легко могла отличить по запаху маму-саблезуба от папы. От неё пахло молоком и мхом, а от него — травой и землёй. Так же она заметила, что каждый котёнок пищит по-разному и тоже худо-бедно их различала. Вита знала, что недалеко от входа в пещеру есть ручей, но идти туда остерегалась, боясь потом не найти дорогу назад. Она знала, что каждое утро одна и та же птица заливается пением над их пещерой, и то, что объедки с кошачьего стола каждую ночь доедают какие-то крысы, которые неприятно пищат, но стараются быть тихими и саму семью никогда не трогают. Прошло, наверное, дня три, с тех пор как Вита окончательно очнулась и начала приспосабливаться к новой жизни. И день тот был знаменательным, потому что девушка всё-таки нашла в себе силы на ощупь исследовать пещеру вдоль и поперёк. Пещера оказалась на удивление большой, Вита даже обнаружила несколько нор, через которые, предположительно, забираются к ним крысы-падальщики. Однако счастью её не было предела, когда рука совершенно случайно наткнулась на кожаную сумку! Виталина, не веря своему счастью, принялась развязывать шнурки, но тут же скривилась, ибо из сумки отвратительно несло гнилью. Как оказалось, за всё то время, что она здесь провалялась, яблоки успели испортиться. Однако настроение девушки это совершенно не омрачило. Она прижала сумку к сердцу, как величайшую драгоценность, и направилась к выходу из пещеры, где уселась возле камня, с которого всё началось. Рядом лежала, судя по запаху, мама-саблезуб и она недовольно рыкнула, предупреждая Виту, чтобы та вернулась назад, в безопасную пещеру. Уж неизвестно, что чувствовали эти звери, но девушке иногда казалось, что они прекрасно осведомлены о её слепоте и пытаются помочь, как могут. Виталина только положила руку на тёплый бок, успокаивая кошку. А потом развернула сумку и начала перебирать вещи, походя выкидывая сгнившие яблоки. Из-за этих яблок вонь в сумке стояла та ещё, но это сейчас было совершенно неважно. Вита извлекла оттуда флакон, какое-то время завороженно водила по нему руками, ведь за недолгое время привыкла именно так «рассматривать» предметы, потом легко откупорила крышку, втянута носом знакомый запах и сделала глоток. Сладковатый вкус зелья лечения показался сказочным нектаром и, не дождавшись реакции за секунду, Вита быстро выпила всё содержимое и начала ждать, нетерпеливо перебирая в руках мех саблезуба. Словно почувствовав волнение Виты, зверь сперва принюхался к ней, потом к пустой бутылочке и, наконец, лизнул розовое ухо девушки. Та благодарно ткнулась носом в пушистую щеку саблезуба. — Всё хорошо, — точно промурлыкала Вита, почёсывая за мягким ухом. — Теперь всё будет хорошо. И когда мир вновь принял очертания, когда появились другие цвета, кроме серого и жёлтого, именно в этот момент началось, пожалуй, самое счастливое время, из того, что Виталина провела в Скайриме. Она вдруг почувствовала себя такой сильной, буквально всемогущей. Неизвестно откуда взялась уверенность, что нет проблемы, с которой Вита не смогла бы справится. Ей даже показалось, что вот она сделает шаг и определённо найдёт способ вернуться домой, иначе и быть не может. Удивительно, как много значит самое обычное зрение и как сильно мы не ценим то, что имеем с рождения. Сперва она хотела сорваться и побежать на запад, к Маркарту, пользуясь картой, которую дал ей Брик, но вовремя вспомнила, что понятия не имеет, где запад, а карта для неё не более, чем рандомный набор линий. Да и как она до этого Маркарта доберётся? Там же хищников по пути полно… или ещё хуже — людей. Решив не пороть горячку, девушка приняла решение остаться и всё обдумать… вот и осталась. Она никогда не ставила зарубок на стенах пещеры и не считала дни, но, навскидку, могла сказать, что с кошачьим семейством прожила около месяца. Мир для неё словно вывернулся наизнанку, показывая свою совершенно другую сторону. Оказалось, чтобы жить, совершенно необязательно, постоянно суетясь, подскакивать ни свет ни заря, дабы куда-то унестись и вернуться только под вечер. Первым делом она провела ревизию своей сумки и извлекла оттуда то самое загадочное огниво, мешочек с солью, кинжал, шесть флаконов зелья лечения и кошель, который прихватила ещё в хижине. Какая бы ни была ситуация, а без денег в любом мире не обойтись. Ещё была фляга с затхлой водой, которую Вита немедленно сменила на свежую. К слову, ручей рядом с пещерой действительно был и не маленький, скорее даже небольшая речушка. Судя по всему, именно оттуда и просачивалась вода вниз, которой девушка всё это время пользовалась. Вода там была холодная, но чистая, так что пригодная для купания. На своё отражение в воде Вита посмотрела лишь один раз и этого хватило ей, чтобы запомнить ужасную картину на всю жизнь. Ужасное, перепачканное в грязи, со следами застывшей крови лицо. Спутанные волосы свисают сальными соплями, а в глазах самое настоящее безумие. И всё-таки, она одичала. Не задумываясь, девушка прыгнула в ручей, и почувствовала, как вместе с грязью с неё сползает и одичание и безумие. Она больше не будет слепой. Она найдёт город и накупит столько зелий, чтобы на всю жизнь хватило. Она — человек, а не животное и она больше не будет есть сырое мясо. После купания, девушка прямо нагишом растянулась на нагретой солнцем траве, раскидав ореолом мокрые волосы. Теперь она чувствовала себя так хорошо и спокойно, как не чувствовала, наверное, никогда. Ещё Вита обнаружила, что в пещере у них хоть глаз выколи только пока глаза не привыкнут к темноте, а так там вполне возможно ориентироваться. Особенно хорошо всегда было видно саблезубов, ведь их глаза горели жёлтыми огнями. Она даже освоила примитивную готовку на костре, после того как разобралась с применением огнива, конечно. Труднее всего в этом нелёгком деле было разделать мясо кинжалом, который девушка и в руках-то толком не держала, так что кромсала она один несчастный кусок знатно, а крысы по ночам воистину пировали. Наглые существа даже забывали затыкаться, дабы не разбудить хищников и Вита периодически швырялась в них попавшимися под руку костями. Иногда их ловили котята — учились охотиться, но по ночам они, в основном, спали, так что мелкие обжоры, по большому счёту, оставались нетронутыми. Вита тоже часто играла с детьми. Они успели откушаться и потяжелеть, но всё равно оставались игривыми. К Витиной готовке саблезубы отнеслись с настороженностью. Ничего против этого они, вроде как, не имели, но котят кормить жареным мясом категорически запрещали. Виталину же такой расклад вполне устроил. Она видела, какую именно траву едят саблезубы и сама собирала её, дабы приправить мясо, ведь понимала, что напрочь лишать организм клетчатки — идея не из лучших. Пыталась приправить то же мясо можжевельником, но потом долго плевалась. Ягоды эти, и вправду, годились, разве что, для зелий. Хотя крысы мясо оценили, они вообще были не переборчивы в еде. Живот болеть перестал. Повлияла ли на это готовка или зелья лечения — неизвестно. Быть может, и то и другое. Вите удалось найти подаренный Бриком лук и стрелы. От нечего делать, она начала учиться стрелять, основываясь на знаниях того, что держать лук надо за палку одной рукой, а тетиву натягивать другой. И, вроде как, стрела в это время должна быть в той руке, которая держит тетиву. Получалось, конечно, плачевно, но зато Вита была страшно бережливой — она изначально пересчитала все стрелы, что были в колчане, коих оказалось двадцать восемь, и за всё время потеряла только две штуки. Шли дни, наполненные маленькими радостями и победами. Например, она смогла взобраться на самый большой камень у пещеры, голыми руками поймать рыбину в ручье и даже приготовила её. А ещё отошла от пещеры аж на пятьсот шагов, где нашла кучу ягод, которые предположительно смахивали на дикую землянику. Виталина худо-бедно приловчилась стрелять из лука, только держала она его не вертикально, как принято в Скайриме, а горизонтально. Вроде как, это называлось монгольским стилем, но в этом она не разбирается. Вита была горда собой как никогда, сумев подстрелить полудохлую птицу, которая оказалась то ли недостаточно сообразительной, то ли глуховатой, раз не заметила девушку с луком метрах в четырёх. Виталина с гордостью предоставила тушку папе-саблезубу, когда тот вернулся с охоты и притащил оленя. Что примечательно, ели взрослые кошки в ту ночь именно полудохлую птицу, пусть и заедая олениной, а потом благодарно лизали Вите руки. Какой же счастливой она чувствовала себя в тот момент, словно ребёнок, который принёс маме рисунок — чистого вида каракулю, а она широко улыбнулась и торжественно повесила его на холодильник. Чем больше проходило времени, тем больше Вита понимала, что не хочет никуда уходить. Она заразилась кошачьей привычкой спать по пол дня, так что просыпалась в полдень и стреляла из лука, или купалась в ручье, или просто валялась под солнцем. Периодически она ловила бабочек и ящериц, собирала разные травки, которые по очереди добавляла в мясо. Котята прибавили в весе и теперь постоянно выбирались из пещеры, исследуя территорию и охотясь, так что Вита, на пол ставки, подрабатывала няней, за что мама-саблезуб была ей благодарна, ведь уследить за всеми сразу было той ещё задачей. А вечерами Вита обожала взбираться на камень и смотреть на Массер и Секунду, а ещё на северное сияние и щедро усыпанный звёздами небосвод. Как же это было красиво! Никогда на Земле она не видела ничего подобного. И почему-то именно в такие моменты девушка чувствовала себя свободной от всего на свете, никому ничего не обязанной, просто… счастливой? Ночи же её всегда были наполнены теплом, сопением или мурчанием. Периодически приходилось слышать уже привычный крысиный писк, который больше совершенно не раздражал. Не удивительно, что при такой спокойной жизни сетчатка отслаивалась крайне слабо и неохотно — чтобы поставить её на место, хватало буквально глотка зелья. Но всё хорошее, как известно, имеет свойство кончаться. Вита понимала, что ей нужно идти. Понимала, что так долго продолжаться не может и что рано или поздно зелья закончатся. Несмотря на всю идиаллистическую картину, она ужасно грустила по дому. Ей не хватало папиных подколов, маминых правил, не хватало Виталика, который обнял бы крепко-крепко и защитил бы от всего. Но кто давал ей гарантию, что как только она уйдёт, то сразу найдёт дорогу домой? Кто давал ей гарантию, что она не откинется ещё по пути к Маркарту? Здесь, с саблезубами, у неё была безопасность, было тепло и спокойствие. А там, вдалеке, была только неизвестность. И эта неизвестность пугала до чёртиков. Однако, всё хорошее рано или поздно заканчивается, и для Виты пришло время возвращаться в реальный мир — страшный и жестокий. Предпоследняя бутыль зелья подошла к концу и Вита колебалась. Стоит ли идти сейчас, или подождать ещё несколько дней, пока зелья не останется половина? Нет, так глупо она поступать не станет. Сама ведь понимает, какие подлые ситуации может подкинуть жизнь. Вот только, что тогда делать? Вставать и идти? И куда, спрашивается? Глядя на пустой пузырёк, она сделала вывод, что куда угодно, лишь бы там были люди. Кошель с монетами всё ещё покоился на дне сумки, а значит достать зелья будет не сложно. За проведённое в Скайриме время Вита усвоила одну единственную истину: человек может потерять близких и дом, он может лишиться любой поддержки и всё равно выкарабкается, ведь человек — существо живучее, на себе проверено. Но как только человек остаётся без зрения — он превращается в слепого котёнка, который жалок, беспомощен и ни на что не способен. Именно поэтому завтра утром, когда запоёт ранняя птица, она поднимет свою задницу и отправится куда угодно, в поисках дороги. А там уже будет легче. Дорога, она ведь с указателями — куда-нибудь да выведет. Девушка вздохнула, глядя на своё отражение в воде. К людям, да? А человек ли она ещё, во всех значениях этого слова? Внешне, быть может, Вита и выглядела прилично, за что стоит поблагодарить позже выуженный со дна сумки гребень — такая простая вещь в быту позволяла девушке не чувствовать себя неандертальцем. Тёмная мантия, ещё вчера стиранная в ручье, пахла вполне себе нормально, а яркие кеды, без которых Виталина в последнее время обходилась вполне спокойно, лежали в углу пещеры и ждали своего часа. Однако в повадках девушки теперь точно проскальзывает нечто звериное. Она ведь начала скалиться, отстаивая свою точку зрения, а заботу проявлять исключительно объятьями… но это всё вторично. Что она, в социум вернуться не сможет? Да Вита в сто раз социальнее, чем все эти скайримские дикари! Девушка фыркнула. Нашла повод волноваться, честное слово. Будто других проблем нет. Вита выпрямилась и отправилась к ставшей совсем родной пещере. Завтра она покинет это место раз и навсегда.***
— А потом на нас кинулась целая орда имперцев, но отступать было уже некуда. Нас был десяток и мы знали, что идём на смерть, но сердца наши горели жарче пламени Обливиона! Мы достали клинки и стояли за нашу родину до конца, пока последний гадкий имперец не пал замертво. Вита кивала, восхищённо распахнув глаза. Если немного притворства — плата за её спокойную дорогу до Маркарта, то девушка с радостью готова внести её. Ей ужасно повезло встретить двоих попутчиков — приветливых Братьев Бури, которые очень обрадовались компании милой нордки и вот уже битый час, перебивая друг друга, рассказывают ей о своих героических подвигах. Момент, когда небольшое преувеличение в рассказах превратилось в полную чушь, Вита как-то пропустила, но совершенно не горевала по этому поводу. Братья Бури удачно отогнали стаю особенно наглых волков и гнали дальше чем видели вора, который решил подкараулить их в кустах. Вита прекрасно понимала, что без них не прошла бы и десяти километров по опасной дороге, так что с радостью слушала сказки и охотно соглашалась с тем, что Скайрим принадлежит исключительно нордам. Как оказалось, эти двое тоже направлялись в Маркарт, где собираются агитировать всех присоединяться к Ульфрику. Вита со скептицизмом их слушала и девушке даже стало интересно, как два бравых воина провернут такой финт ушами прямо под носом у империи, которая в Маркарте чувствует себя более чем уютно. Там ведь даже талморский эмиссар имеется. Но солдаты выглядели более чем уверенными в своих силах и Вите осталось лишь пожелать им удачи. В любом случае, возле города они расстанутся, ведь лезть в дела Братьев Бури девушка не собиралась, а уж тем более — вступать в их ряды. Она там, разве что, в роли пушечного мяса выступить сможет. Солдаты это и сами понимали, так что даже не пытались вербовать случайную попутчицу. Скорее всего, они приняли её за селянку или просто за странницу. В любом случае, о жизни они её не расспрашивали, за что Вита была благодарна. Придумывать что-то на ходу желания не было совершенно. — Вы только посмотрите, кто здесь у нас! Виталина остро почувствовала, как не хочет оборачиваться. Пожалуйста, пусть ей это только послышалось, пусть. — Жалкие еретики! Девушка готова была взвыть от отчаяния. Так ведь всё хорошо начиналось! Ну почему ей так не везёт? Виталина резко развернулась, дабы встретиться с высокомерным взглядом. Однако, приехали — талморский патруль. Четыре воина с магом против двух Братьев Бури и её криворукой. Да ей конец! Тут даже без вариантов. — Проклятые эльфы! — тут же закричали защитники Скайрима, обнажая мечи. Вита же сделала шаг назад. Они что, вообще ничего не понимают? Не понимают, что их сейчас убьют? Смерть — это ведь навсегда, это никак не изменить. В Скайриме что, все напрочь отмороженные? Могли ведь хотя бы сдаться, пусть их ведут как пленников, зато живыми! — Совнгард ждёт нас! О, это были не просто слова и уж точно не рандомная реплика персонажа в компьютерной игре. Именно сейчас у Виты словно открылись глаза. Эти двое, они ведь прекрасно всё понимают. Понимают, что им не выжить в этой схватке, но никто из них даже не подумал о том, чтобы опустить оружие. Они верят в лучший мир, в здешний Рай, именуемый Совнгардом и считают великой честью пасть, защищая свою страну. Да они же фанатики! А о том, что жёны их дома реветь будут, когда те не вернуться, они не подумали? Неужели человеческая жизнь в этом диком мире не несёт никакой ценности даже для этого самого человека? Скайрим всё больше и больше открывался Вите со своей тёмной стороны и она уже слабо понимала, как могла так сильно любить эту игру. Все эти мысли пролетели в голове у девушки буквально за несколько мгновений и она сделала из своего внутреннего монолога единственный вывод: норды, может, и со своими тараканами, но Вита в Совнгард точно не собирается. Обезумевшее за проведённое в Скайриме время сознание, внезапно подкинуло просто дикую идею. Ужасную, не человечную, но эта идея давала ей один единственный шанс на спасение. Если она не сделает этого — умрёт на месте. Талморцы и слова не дадут сказать, в игре они даже альтмеров, без раздумий, мочили. А значит… значит… Вита натянута тетиву раньше, нежели успела всё обдумать. Мысли сейчас мешают. Мысли принесут смерть. А она должна дожить до завтра. Одна попытка. Стрела сорвалась и прилетела прямо в спину Брату Бури, что успел занести клинок над талморским магом. И только тогда Вита позволила себе в полной мере осознать, что она только что натворила. Норд содрогнулся. Девушку мелко затрясло. Вита не видела его лица, но зато прекрасно рассмотрела удивлённый взгляд альтмера и огонёк жестокости в глазах мера, когда тот добивал солдата молниями. С последним троица эльфийских мечников справилась, даже не вспотев, после чего альтмеры синхронно повернули головы на маленькую нордку. Девушка сжала кулаки. Не время истерить, ещё не время. Соберись, девочка, сейчас самое главное. Все её силы были задействованы на то, чтобы голос ни в коем случае не дрогнул: — Я спасла вашего мага, — она быстро облизала пересохшие от волнения губы. — К Братьям Бури не имею никакого отношения, мы просто попутчики. Руки онемели и она чуть было не выронила лук — вовремя опомнилась и сжала пальцы на гладком дереве. Ох, только бы не зареветь, как же трудно не зареветь! Она всеми силами сдерживалась и ни в коем случае не опускала глаз на труп в синей броне с торчащей из спины стрелой. Он всё равно бы умер, а у неё не было другого выхода. Он хотел красивой смерти, а она хочет жить. И она будет жить! — Я никогда не поклонялась Талосу и у вас нет оснований меня задерживать. Предлагаю разойтись. Вита прикусила себе язык, ведь на последней фразе голос, всё-таки, сорвался на всхлип.