Город. 15 лет спустя

«До этой осени я почти не замечал своего одиночества. Странно, у меня всегда было полно приятелей для прогулок и игр, было с кем обмениваться орехами и бегать на ночную рыбалку – но настоящий секрет я никому из своих друзей не рискнул бы доверить. Даже Рубину – он, конечно, отличный друг, но постоянно все рассказывает своей квочке – матери. А она, услышав про мою новую знакомую, подняла бы панику – и растрепала бы все отцу. Поэтому я и продолжил вести этот скучный дневник – чтобы не лопнуть от всех этих мыслей. А она пришла снова – буквально через пару дней. Присела на этот раз рядом со мной, улыбнулась: -Я тебя по всему городу ищу. А почему ты тут прячешься? – глядя поверх моего плеча на обнесенный чугунной оградой остров посреди Горхона. - Тут никто не ходит, кроме отца и Хозяйки. А я – Бурах, мне можно. – Тогда я впервые произнес это с настоящей гордостью. - Знаешь, мне она всегда казалась очень неприятной. Капризной, нервной, избалованной – и отчаянно боящейся потерять свою власть. Поэтому и возилась с детишками. – Моя так и не представившаяся собеседница смотрит все также на то место, где когда-то стоял Многогранник. И я запоздало понимаю, что все эти гадости она говорит о Капелле. - Хочешь, я покажу тебе, как он выглядел? – внезапно спрашивает меня – и протягивает узкую ладонь. И я взял её руку… Черт! Он прекрасен в своей инаковости, своей чуждости! - Наш город – не единорог! – пылко шепчу я, пока мы плывем вокруг изгибов и изломов этой ажурной стеклянной конструкции, на гранях которой играет солнце. – Он сможет и сам, без чужих чудес. – Продолжаю, когда снова оказываюсь на твердой пыльной почве. - А если чудеса – свои, родные? – она склоняет голову, ждет моего ответа – и внезапно вскакивает на ноги, хмурится - и бежит к воротам Горнов. Что спугнуло её?!». «С братом творится что-то неладное. Вот уже пару месяцев как он почти не разговаривает ни с кем. Пропадает подолгу один в закоулках города, притаскивает домой округлые камушки, цветные стеклышки, сухие камышинки – и просто бросает их в своем углу. Все чаще мне хочется забыть о достоинстве и чести, об уважении к чужой свободе и проследить за ним. Папа на мои предположения улыбается и выдвигает встречные – о том, что у нашего мальчика появилась подружка, Но я знаю всех девушек в округе! Его не могла бы привлечь Таисия или Ласка - они для него слишком взрослые (это если забыть о том, что они обе замужем). Или он увлекся обычной девушкой, не из Приближенных? Вчера пристал к отцу с вопросом, почему они живут в Омуте с нами, а не у себя дома. Никогда не видела отца таким бледным, как когда он услышал о доме Бурахов. Сказал, что пройдется за хлебом – и выскочил за дверь, пока Артемий объяснял, что у папы плохие воспоминания о том доме – и что дома того и вовсе нет, как и большей части старых застроек Земли. Неужели, он об этом забыл - или просто захотел сделать больно?!» Даниил крошит в пальцах корочку хлеба, бросает невесть откуда налетевшим воробьям. В сквере, окружающем место, где когда-то высился Театр, безлюдно и тихо – чириканье птиц перебивается только слабым шумом фонтана. Покачав головой, брюнет отряхнул ладони от крошек и поднялся с оставшейся с былых времен лавочки. Странно что воспоминание о Молчащем Доме так резануло по памяти. Ему казалось, что после того кошмара он увидел сотни вещей пострашнее и уже перестал вспоминать те две недели. Он смотрит рассеянно на птиц и идет неспешно к фонтану. Небольшая чаша, из которой падают тонкие струи воды, расположена на единственном фрагменте стены, сохраненной после Второй Вспышки. С обратной стороны – возле заваленного логова Крысиного Пророка – полный список всех горожан, не переживших ту страшную осень, включая мясников и одонхе – всего около десяти тысяч имен. Лет десять назад он предложил перестроить Землю из гигиенических соображений. Теперь за бывшим особняком Сабуровых расположилась новая просторная площадь с музеем братьев Стаматиных. Тогда в городе появились и эта стела и новый театр, выполненный в форме классического амфитеатра под открытым небом – не коснулись изменения только Пустыря костного столба, чьи дольмены так и возвышались на окраине города. Даниил тогда с огромным трудом, но доказал близнецам невозможность Утопии вокруг Многогранника и эта масштабная перестройка было тем чудом, которое подкупило Стаматиных, дало им в отличие от сдавшейся Марии возможность жить и творить, а заодно и заняла руки и головы горожан. - Даниил! - От воспоминаний его отвлекла возвращающаяся домой Люричева. – Что-то случилось?! Вы, в сумерках, один… - Ну, улицы пусты благодаря усилиям Ноткина и хозяйки Земли, так что бритвенников можно не опасаться. Хотя я все равно буду настаивать на том, чтобы проводить вас до дома.– Он улыбнулся, искренне радуясь возможности отвлечься. - Благодарю вас. – Люричева кивает, перехватывает удобнее ручку своего рабочего дипломата – и направляется к выходу из площади. – Почему вы так встревожились, увидев меня здесь? - он привычно не дает сбить себя с толку. Потом понимающе кивает: «Воспоминания?» - В яблочко. – Кивнула женщина. – Каждый раз, видя, как вы куда-то спешите в неурочный час, я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не схватиться за Растяжки и не проверить – не ждет ли нас в ближайшем будущем какая-нибудь катастрофа? - Ох, меня ждет точно – вошедший в кризис подросткового бунта пасынок. Данко уже может служить классической картиной для учебника по психологии – хамство, резкость, тяга к одиночеству, возросший интерес к женскому полу. Скоро придется их с сестрой разводить по разным комнатам. – Подстроиться под все ещё решительный и быстрый шаг Юлии не составило труда. – А как вы? В последнее время мы общаемся исключительно о делах… - Спасибо, у нас все хорошо. – Блондинка остановилась, доставая из кармана похожего на шинель пальто портсигар. Даниил галантно щелкнул своей зажигалкой, помогая прикурить. - Вы же не курите? Или специально носите, чтобы соблазнять заезжих геодезистов? – Люричева смеется, слегка наклонив голову. - Скорее дурная привычка. Зажигалка или спички, пара сухарей, бутылка воды и револьвер с полной обоймой всегда должны быть с собой. – Доктор спрятал зажигалку обратно в карман и сделал приглашающий жест, мол, пойдемте? Юлия перевела разговор на что-то мелкое, мало значимое. Уже на пороге дома встрепенулась: - Может, зайдете? – приветливо распахивая дверь в холл. Даниил не стал отказываться, с удовольствием пройдя в пахнущий абрикосовым вареньем и крепким табаком особняк. Вторая обитательница дома встретила его в гостиной, протянула руки с искренней улыбкой – и Данковский не стал отказывать Еве в невинном поцелуе в щеку. - Ты как всегда прелестна! – любуясь своей нежной подругой – первой во всем городе. Когда-то, когда она встретила его на платформе, залитой бледным сумеречным светом, он подумал, что она куртизанка, принимающая любого. Потом, пообтесавшись в Городе, полагал, что она была так спокойна, приглашая его к себе из-за того, что Андрей избаловал её своей опекой. И только полностью пустив корни в местную неподатливую почву, понял, что её тогда направила Юлия – её теория и Нити подсказали ей, что Даниил – не тот человек, который будет набрасываться на беззащитную девушку у нее дома. - Надеюсь, ты здесь не ради меня? – девушка хмурится, нервно разглаживает шифоновую юбку, и доктор спешит её успокоить: - Нет, сегодня я просто провожал Юлию до дома. Встретились случайно на площади. А к тебе я приду завтра, в четыре. Девушка кивает, чуть успокоено опуская голову. После её глупого безумного прыжка с балкона Собора прошло уже столько лет, но она так и не оправилась – и так и не перестала вздрагивать при виде Даниила от смеси дурных воспоминаний и пустых надежд. Даниил был первым, кто оказывал ей помощь – и первым, кто вынес вердикт о том, что она никогда больше не будет ходить. Хорошо, что Люричева оказалась достаточно гордой и дерзкой, чтобы забрать подругу к себе – и заботиться все эти годы об Ян. И все чаще мужчина замечал долгие теплые взгляды, которыми девушки обменивались, когда полагали что их никто не видит. Взгляды, которые не могли не радовать Данковского, подозревавшего, что эта симпатия – один из якорей, удержавших безрассудную девицу на этом свете. Ради этой симпатии он свернул все разговоры о делах, пересказал пару новостей, поболтал о домашних делах – и засобирался, сославшись на полностью съеденный хлеб, которому надо было купить замену. Юлия вышла его проводить – и заодно выкурить ещё одну сигарету. Стоя уже на крыльце, девушка заговорила: - Даниил, касательно нашего с вами разговора. Я бы посоветовала вам обратиться к Виктории. Она недавно ходила обеспокоенная, но на вопросы не отвечала. Данковский кивнул - и выкинул этот разговор из головы, подозревая, что у Ольгимской - Каиной может быть сотня причин для беспокойства и не связанных с его семейством. «Происшествие зафиксировано в шесть часов тридцать минут. Примерное течение событий: Артемиде снится какой-то кошмар, она вскакивает с постели, бросается вниз. На лестнице её состояние усугубляется какими-то новыми раздражителями, переходя из просто неприятного сна в полноценную паническую атаку. Потеряв ориентацию в пространстве, девушка бросается сначала на кухню, где роняет несколько предметов (ранее подобные нарушения координации ей были не свойственны), затем - ударяется о дверь родительской спальни (на теле зафиксировано несколько мелких ссадин) и, наконец, открывает дверь на улицу, но вместо того, чтобы выйти бежит обратно в дом, оставив дверь открытой. В гостиной запинается о ковер и падает на пол. Падение сопровождается кратковременной потерей сознания. Будучи приведенной в сознание при помощи нашатыря (проблем с выведением из обморока не наблюдалось) не смогла вспомнить точное содержание своего кошмара и ответить внятно на вопрос, что заставило её метаться по всему дому в панике. Несколько раз повторяет слова о том, что на пороге дома стоит зло. После принятия успокоительного на основе местных трав смогла уснуть. Приступ не повторялся. Паническая атака зафиксирована впервые. Важно – в момент приступа на пороге дома находился уходивший куда-то до рассвета Данко. Также обращает внимание то, что прежде чем покинуть комнату девушка не пыталась привлечь внимание брата, спящего там же, за ширмой в другой части комнаты. Говорить о фиксации факта отсутствия брата в ситуации отсутствия визуального контроля не возможно. Также следует отметить, что на крутой лестнице падений и травм зафиксировано не было, что может говорить о частичном осознании происходящего. На момент обнаружения пострадавшей было зафиксировано кратковременное повышение температуры, скачок артериального давления, сбой сердечного ритма. Спустя четверть часа симптомы начали сходить на нет, после принятия седативного – все показатели вошли в норму». Даниил без особого удовольствия перечитывает сбивчивый протокол оказания помощи пострадавшей. Недовольно морщится – слишком заметно, что у врача подрагивали руки, и что он был эмоционально вовлечен в ситуацию. Хмуро переводит взгляд на сидящего рядом Артемия и передает ему свою записку. - Посмотри, вроде все верно. – Передергивая плечами, стараясь отогнать воспоминание о протяжном паническом крике дочери в предрассветной тишине, её сбивчивом шепоте, дрожащем теле. И растерянного Данко, в одиночестве стоящего на крыльце – и не смогшего при этом внятно ответить, где он был. Артемий читает, качая головой недовольно – для него такие записи, наоборот, слишком цинично – сухие. Кивает в паре мест одобрительно, помечает карандашом на полях состав чая в пропорциях трав, а потом возвращает документ Данковскому. - Верно все. И про то, что избирательна паника эта – верно. Вот только, тревожат меня её слова. - Ты про этот её пассаж о том, что на крыльце стоит беда, а в окно скребется несчастье? Артемий, это настолько общие места! Менху не спорит, отводит взгляд и без особой нужды ворошит угли в камине. - Я вспомнила. – На пороге гостиной стоит в раз похудевшая и побледневшая Артемида, кутающаяся в теплое одеяло поверх ночной рубашки. Данко уже нет дома – ушел в школу с тяжелым сердцем, почти жалея, что нельзя остаться с сестренкой, к которой внезапно проснулась былая привязанность. Но отец был непреклонен, тем более Данковский назвал его присутствие возможной причиной повторного приступа. - Что ты вспомнила? – Даниил подскакивает, пододвигает дочери кресло, проверяет ненароком, нет ли лихорадки. -То, что мне приснилось. Я проснулась от того, что кто-то тяжело и сипло дышал в углу Данко. Я подумала, что ему плохо, села на кровати и тут услышала, как кто-то царапает по стене дома. Снаружи. Мне стало внезапно так страшно, что я вскочила и бросилась вниз. В холле услышала это снова – такой мерзкий звук – и это сипение…оно тише не стало. Я метнулась в кухню, хотела зажечь лампу, но увидела, как на окне расплывается отчетливый жирный след – словно по нему провели пальцем… С каждым её словом Артемий хмурится все сильнее, бледнеет, вскакивает на ноги, порывается куда-то бежать – и наталкивается на насмешливую сталь глаз Даниила. - Пойдемте, Артемида Данииловна. – Голос бакалавра не предвещает ничего хорошего. Все втроем они поднимаются в комнату, занимаемую сейчас детьми. На месте, где сейчас разместились кровать и комод Иды, когда-то стоял стол, заваленный лабораторной посудой и книгами. Артемий отходит к французскому окну, выходящему на балкон, Даниил же торопливо осматривает комод дочери. - Все, спите, дорогая дочь. – Голос его звенит от едва сдерживаемого гнева. - Ида, если я ещё раз увижу тебя в своем кабинете или за моими бумагами – ты будешь очень строго наказана. Завтра же вернешься к учебе. Ида растерянно садится на кровать, а мужчины выходят. -Ойнон? – Артемий искренне недоумевает. - Ты же слышал её! Это же не кошмар, это издевательство и краткий пересказ «Баур-Мегес»! – в руках Даниил сжимает забранные у дочери свои лабораторные тетради. – Впечатлительная девица начиталась моих хроник Второй Вспышки – и попыталась изобразить Викторию Ольгимскую! -Тогда уж Катерину. – Осторожно шутит Артемий. Такое простое решение вопроса ему самому в голову даже не пришло – слишком привык всерьез воспринимать все степные суеверия. – И все же, что если… -Нет! – взрывается Даниил, выплескивая подлинную причину для гнева и яростного отрицания. – Моя дочь не может иметь никаких этих ваших сил! Она – нормальная, здоровая девица, просто слишком впечатлительная! - А мы, значит, здесь все поголовно безумны? – Артемий болезненно хмыкает, качает головой, не узнавая своего друга. Или, наоборот, узнавая слишком хорошо – того, каким он был полтора десятка лет назад. Ему становится неуютно в его обществе – также как тогда, когда он мялся на пороге этого особнячка и просил поверить ему, что он не убийца. – Знаешь, я пойду, поработаю сегодня в Машине. Приду, скорее всего, поздно. Или вообще - завтра. Уже подходя к своей лаборатории, он обнаружил, что на плечах его - поношенная и старая куртка. Та самая, которую он когда-то таскал на себе по зараженному городу, все это время провисевшая на особом гвозде в углу прихожей – рядом с плащом со вставками из змеиной кожи. На мгновение на менху опять накатило острое чувство тревоги, но оно тут же прошло под острым запахом размятой под прессом твири. Хотя именно сейчас ему следовало бы разыграться – когда в маленьком, не видимом с улицы дворике, беседовали двое. - Как тебя зовут? – молодой парень смотрит вдаль, медленно качая простые качели. - Светлана. Александрова Светлана. – Девушка отталкивается от земли носком ботинка и покачивается плавно и изящно, следя, чтобы юбка не задралась, непристойно обнажая чулки. - Странно, я думал, что ты – Мария. - Нет, что ты! До нее мне далеко. Хотя ты не так и далек от истины – я имею к Каиным самое непосредственное отношение. Я – ученица Аглаи Лилич. Тебе рассказывали о ней? - Да, она была теткой Марии и правительственным Инквизитором. – Качели замирают под широкой ладонью. - А ещё она любила твоего отца. Жаль, выбрал он не её. А то я могла бы быть сейчас твоей невестой. – В голосе девушки звякает жестокой самоиронией. Парень едва заметно сглатывает и прислоняется на миг виском к холодному железу – словно у него закружилась голова от этих слов. - А у тебя есть братья или сестры? – он торопливо меняет тему, отводит взгляд в сторону. - Сестра. Родная. Почти близняшка. – В голосе Светланы звучит та же неуместная ирония. Она с непонятным любопытством рассматривает руки, затянутые в тоненькие негреющие перчатки без пальцев. - Кстати, ты разве не должен быть сейчас в школе? – она тоже неловко переводит тему. - Когда ты здесь сидишь такая одинокая и замерзшая? – парень невольно подражает теплой насмешке отца, прислоняясь плечом к качелям истинно бураховским жестом. - А ты похож на Артемия. – Это сходство подмечает и Светлана. – Знаешь, я до сих пор не могу поверить, что такой светлый человек как он связался с такой дрянью как Даниил. - Она молчит, прислушиваясь к шуму ветра, потом поднимается на ноги, одергивает юбку. – Я хочу сделать тебе подарок. Если однажды ты захочешь сделать по-настоящему больно Данковскому – влезь к нему в душу, вытряхни его секреты, узнай, что он натворил. А если он откажется отвечать – вот, сожми в кулаке эту безделицу. На ладонь парня упала связка простых рыболовных крючков, выкрашенных в яркие неприятные цвета – лиловый, алый, болотно-зеленый. - И проговори про себя простой заговор «Вера, Лара, Катерина, призовите его к ответу. Кровью неправедно пролитой, священной кровью, ушедшей в землю впустую, обманами и воровством заклинаю вас». И как только пальцы парня сомкнулись на простеньком амулете – развернулась и почти бесшумно убежала, лавируя по узким переулкам.