Год перестройки

      После приезда в Лос-Анджелес в ноябре Джону показалось, будто время пошло вспять.       Тут была теплынь, светило солнце, а трава и деревья стояли еще зеленые. Там, где пока не успели высохнуть и побуреть. Прошлой ночью в отеле он почти не спал, гадая, как его здесь примут.       Вот сейчас и узнаем.       Карлайлы жили в очень хорошем доме. В этом районе каждой уважающей себя семье явно полагалось иметь во дворе бассейн, а описывающая полукруг подъездная дорожка считалась нормой.       Джон припарковался на улице и поднялся по белым ступенькам ко входной двери.       Он подавил желание пригладить в очередной раз волосы, прежде чем нажать на звонок. С той стороны раздались первые ноты канона Пахельбеля. Ну естественно, чего же еще?       А потом дверь открылась, и перед ним появилась Тори. Она застыла всего на мгновение, — но у него внутри все уже успело упасть, — а потом с криком «Папочка!» крепко обхватила его за пояс.       — Ну здравствуй, цыпленок, — сказал он, обняв ее в ответ. — Я по тебе соскучился. Мама с Марком дома?       — Марк у себя в комнате, а мама, кажется, на заднем дворе с чистильщиком бассейна.       «Так, только не представляй это в красках. Воображение, уймись!»       — Думаешь, ничего, если я войду?       — Конечно! — Она распахнула дверь. — А ты почему приехал? На сколько останешься?       — На несколько дней, и я здесь повидать вас. Давай найдем маму, чтобы она дала добро, а потом ты соберешь нужные вещи, и мы уедем на выходные и где-нибудь повеселимся, идет?       Ну да, рассказывать все Тори до того, как Синтия даст разрешение, нечестно, но он уже устал от подковерных интриг бывшей жены и, так или иначе, проведет время с детьми.       — И Марк с нами? — спросила Тори.       — Конечно. — Он потрепал ее за подбородок. — И не делай такое лицо, Маркус твой брат.       — Вот именно. — Она расплылась в улыбке. — Во двор можно выйти через этот коридор. А я пойду скажу Марку. — И она побежала к лестнице. — Эй, чмошник!       Джон вздохнул. Господи, как же он по ним соскучился.       Он прошел в указанном направлении и очутился у открытых дверей террасы. Синтия стояла на кафельном бортике бассейна рядом с худощавым загорелым парнишкой в белой футболке и черных штанах. Выглядело все, конечно, вполне невинно. Она говорила что-то насчет листьев в фильтре. Джон прислонился к косяку и ждал, пока его заметят.       Синтия выглядела моложе, чем год назад, когда они виделись в последний раз. Загорелая, подтянутая, чуть округлившаяся. Светлые волосы, подстриженные под каре, блестели на солнце. Она двигалась с уверенностью, энергично жестикулируя. Калифорния ей явно подошла. Или, может, не Калифорния, а брак с другим мужчиной.       В конце концов, Синтия закончила, попрощалась с чистильщиком, развернулась в сторону дома и застыла.       — Джон.       — Здравствуй, Синтия.       — Что ты здесь делаешь? Кто тебя впустил? — Она огляделась, словно ожидала увидеть вооруженную штурмовую группу. Джон прикусил губу.       — Я позвонил в дверь. Тори мне открыла. Она выросла еще на пару сантиметров.       Синтия вздохнула.       — Что тебе нужно, Джон?       — Хочу повидать детей. Моих детей.       — Ты выбрал не лучшее время. У них есть планы на сегодня.       — Пусть перенесут. — Джон почувствовал злость и не стал ее особо скрывать. — Син, я с трудом нашел деньги на те два билета, которые ты прибрала и уже дважды обменяла. А если ты не даешь детям приехать ко мне, значит, я приеду к ним сам.       — В смысле «не даешь»? — раздалось позади. Голос Марка дал петуха, его теперь уже баритон сорвался на дискант. — Мам?       Джон обернулся. Черт! Он же обещал, что никогда не станет плохо говорить о Синтии при детях.       — Привет, сынок. Дело наверняка просто в нестыковках с расписанием. Но у меня сейчас не такой строгий график, так что я решил, что возьму отгул и приеду к вам на выходные.       Он развернулся обратно к Синтии и обнажил зубы в подобии улыбки.       — У меня забронирован номер в отеле на пару ночей. Возьму детей, пусть они покажут мне свой новый город, а к вечеру понедельника мы вернемся.       — Э-э… — Она посмотрела куда-то ему за плечо. — Не знаю, захотят ли они пропустить премьеру фильма. И прогулку на лошадях в воскресенье.       — В другой раз покатаемся, — заявила Тори из-за спины Марка. — Я хочу побыть с папой.       Умница дочка.       — Маркус? — не унималась Синди. — Насколько я помню, ты собирался поиграть в лазертаг с ребятами из бейсбольной команды.       Марк неловко дернул плечом.       — Ничего страшного. Папа же специально прилетел, и скоро День благодарения. Я, в принципе, не против погулять с ним в эти выходные.       Джона бы расстроил этот не слишком довольный ответ, если бы не замеченный туго набитый рюкзак у ног сына. Уже собрался, значит. Он постарался не улыбаться слишком широко.       — Ну вот и решили. Десять минут на сборы, а потом выдвигаемся. Ваш лимузин ждет.       — Что, настоящий лимузин? — спросила Тори, вытянув шею в сторону входной двери.       Да, они и правда теперь вращаются в совсем другом обществе.       — Нет, малыш, прости. Просто скучная арендованная машина. Но зато в комплекте с ней идет водитель, который отвезет, куда скажешь. Считай, что почти лимузин.       — Ну пааап! — был ему ответом страдальческий вздох. Джон улыбнулся.       — У тебя осталось всего девять минут на сборы, цыпленок.       — Девять минут! — пораженно взвизгнула она. — Пап, я же не могу так быстро все собрать.       — А ты попробуй.       Тори умчалась наверх, и он услышал ее топот на втором этаже. Марк глянул на Джона из-под длинной челки, и его губы дрогнули в первом намеке на улыбку.       — Спорим, она и за полчаса не соберется?       — Идет. — Джон вытянул руку и пожал длинные пальцы сына. Его ждут отличные выходные!              Когда автобус-экспресс из аэропорта остановился у дома, предрассветное небо только-только начинало розоветь. Бросив сумку на асфальт, Джон постоял, чтобы осмотреться и потянуться. Ночной перелет не щадил людей его роста, особенно если в самолете не было свободных мест. Он решил, что на работе первым делом обойдет кампус. Проверит, как шло мульчирование почвы, которым вчера занималась бригада, и разомнется.       В Лос-Анджелесе, как оказалось, пешком не ходили в принципе. Дети посмотрели на него как на умалишенного, когда он предложил пройтись. Слава тебе господи, что в арендованных машинах стоят навигаторы.       Он разрешил Марку и Тори самим выбрать, чем заняться. Не все прошло гладко: все-таки двенадцатилетняя девчонка и парень, которому почти пятнадцать, будут спорить даже о том, какой сегодня день недели, что уж говорить о планах на выходные. Но ничего, они справились.       Когда Тори начала упрашивать его пойти в магазин, он все разрулил, закинув Марка на ту вечеринку бейсбольной команды с лазертагом, которую устраивали по случаю конца сезона. Так Марк успел побыть с друзьями, пока сам Джон прохлаждался в торговом центре, наблюдая, как Тори примеряет одну вещь за другой.       Тори. Боже, она росла прямо на глазах. И уже носила лифчики! Которые, оказывается, теперь можно и не особенно-то прятать под одеждой, потому что когда Джон проверил новую майку на предмет торчащих бретелек, она только закатила глаза.       Сперва он пытался комментировать ее выбор, но быстро бросил это гиблое дело. Женщина, которая тоже ждала свою дочь у примерочных, успела посоветовать: «Если одежда чересчур обтягивающая или вырез слишком большой, говорите, что ее такое немного полнит или что это не ее цвет. Но используйте свое вето с умом».       Когда Джон в третий раз промямлил «это не твой цвет», Тори чуть не лопнула со смеху. Но они все же нашли несколько вещей, которые понравились обоим, и обошлось без категоричных родительских запретов.       А позже, после похода в кино, Джон наградил Марка, позволив ему немного порулить арендованной машиной по громадной темной парковке торгового центра. Конечно, они нарушали правила, но там Марк ни во что бы не врезался, и парню все-таки уже почти пятнадцать.       Это была идея Райана. Перед поездкой Джон понял, что не представляет, куда вести детей в Лос-Анджелесе, и взмолился о помощи. И вместе со списком интересных мест Райан предложил пустить Марка за руль. Оказывается, самому Райану старший брат дал поводить еще в двенадцать лет, когда тот резко прибавил в росте. Вызванные этим восторг и обожание, по его словам, выветрились лишь спустя годы. Прием сработал и на Марке, пацан впервые за все выходные сел прямо и ловил каждое слово.       Дети показали Джону их город, и они прошлись по некоторым туристическим местам. Марк и Тори с таким удовольствием поправляли его ошибки, что он специально для них сделал еще пару-тройку. А некоторых вещей, вроде истории появления огромной надписи «HOLLYWOOD», раз уж на то пошло, и правда не знал.       Под конец выходных его финансы уже начали петь романсы, зато дистанция, которая наметилась между ним и детьми поначалу, исчезла. Оба обняли его на прощание, когда он высадил их у дома, а Марк сказал, что ему понравился врученный заранее подарок на день рождения.       Они превратились в лос-анджелесских подростков — одежда, речь, занятия, но все равно оставались его детьми. И оба собирались приехать в Йорк на Рождество. Синтия пообещала, и на этот раз Джон заставит ее сдержать слово. Выходные, конечно, прошли здорово, но ему хотелось видеть детей здесь. Смотреть, как они взбегают по этим ступенькам, оставляют эту желтую дверь нараспашку, и чтобы он потом мог грозно на них прикрикнуть.       На душе стало тепло. Джон поднял сумку и зашагал к крыльцу. Он вдруг понял, что дом ему нравится. Очень нравится. Раньше казалось, что Синтия продавила свое решение, заставив его найти жилье попросторней. Тогда он пошел и купил самый большой дом, который мог себе позволить, но за прошедший год успел и сам привязаться к этому месту.       Его ждали. На крыльце был включен свет, и где-то внутри горела лампа. В кухне, скорее всего. Джон посмотрел на часы. Ну да, полседьмого утра. Зевающий Райан как раз наливает себе первую чашку кофе.       За прошедшие месяцы у них легко устоялся определенный распорядок дня. Райан просыпался первым и уже крутился на кухне, когда ближе к семи туда вползал Джон. Кофе делался в старом термосе. Джон наливал себе кружку и ворчал, что Райан неправильно его заваривает. Просто потому что. На самом-то деле, фильтрованный кофе сложно приготовить не так. Райан к этому времени обычно уже сидел за столом и завтракал бананом и бейглом. Если у него в этот день ожидался тест, то перед ним, как правило, лежал учебник, подпертый салфетницей. Если тест по сложному предмету — между черных бровей пролегала складка, пока Райан сосредоточенно повторял. Но он всегда поднимал голову и улыбался, когда входил Джон.       К собственному удивлению, Джону не хватало Райана в Лос-Анджелесе. Время от времени ему хотелось, чтобы рядом был кто-то взрослый. Кто-то, кто поймет его самые несмешные шутки или сочувственно возведет очи горе, когда дети окатят откровенным подростковым презрением.       К тому же Райан знал Лос-Анджелес. Его помощь пригодилась бы, когда они заплутали в центре. Может, однажды он захочет навестить брата в Калифорнии, и у них получится объединить поездки.       Джон бросил сумку у двери и пошел в кухню на манящий запах кофе. А вот и Райан — опирается бедром на столешницу у плиты и ждет, когда поджарятся тосты. На нем были свободные пижамные штаны и старая футболка, взъерошенные черные волосы еще не высохли после душа. Он выглядел так по-домашнему. А когда увидел Джона, то расплылся в теплой и радостной улыбке.       — О-о, какие люди.       Джон сделал шаг навстречу и замер. И что он собирался сделать? Пожать руку? Обнять? Да господи, его не было-то всего три дня. Он притворился, что тянется за термосом. В конце концов, ради кофе же и пришел на кухню, разве нет? О, так-то лучше. Он покатал на языке темную жидкость.       — Три дня без годного кофе. У меня уже ломка началась.       — Ты завтракал? Могу поджарить тебе бейгл.       Джон покачал головой.       — Я в аэропорту перекусил какой-то гадостью из автомата. Не думаю, что желудок сейчас готов к нормальной еде.       — Ненавижу ночные рейсы. — Райан сочувственно сморщил нос. — Ну, рассказывай, как все прошло. Стоило ехать?       — Еще как. — Джон покосился на Райана. — Тебе правда интересно?       — Конечно, интересно. — Он, зашипев, подцепил горячий бейгл из тостера, вывалил его на тарелку и полез в холодильник за маслом. — Я твоих детей уже, считай, заочно знаю. И потом, мне же все равно придется с ними жить, если они приедут.       — Да, Синтия пообещала, что в декабре точно. И сказала это в присутствии детей, так что надеюсь, что в этот раз сдержит слово. В общем, придется тебе делить ванную с двумя подростками, если только не хочешь на это время пользоваться моей.       — Ничего страшного. — Райан слизнул остатки масла с большого пальца и положил нож. — Я вырос, деля одну ванную с тремя братьями, так что двух соседей как-нибудь переживу.       Джон удивленно моргнул.       — С тремя братьями? Разве у тебя их не двое? — И, увидев выражение лица Райана, поспешно добавил: — Нет, это не мое дело. Я просто…       Райан медленно покачал головой.       — Нас было четверо. Эндрю, который с семьей живет в Сан-Диего. Брент, сейчас он в Бостоне. Потом я. И Дэвид — самый младший, на год моложе меня. Он погиб десять лет назад.       — Прости.       — Я редко о нем говорю.       — Ты не обязан…       Райан поднял взгляд.       — Да в том-то и дело, понимаешь… Что за херня? Почему я о нем не говорю? Что, типа, раз он умер, то его как будто и не было никогда? На вопросы о семье отвечаю, что у меня два брата. Словно он совсем не важен.       — Может, он слишком важен? — мягко предположил Джон.       — Может, мне просто не хочется что-то объяснять.       Райан оперся на столешницу, зеленые глаза уставились в никуда. У него снова появилась эта складка между бровей. Пальцы собирали висящее рядом полотенце плотной гармошкой.       — Не нужно ничего объяснять. — Джону хотелось вернуть ту солнечную улыбку, которой его встретили. — Ешь свой бейгл, пока он не остыл.       Но Райан не смотрел на него.       — Дэвид всегда собирался стать пожарным. С самого детства, понимаешь? Мне хотелось быть доктором или, может, парамедиком, а он мечтал сражаться с огнем. После школы я поступил на подготовительные медицинские курсы при колледже, а Дэвид в колледж не пошел, а сразу отправился сдавать экзамен в академию пожарной службы в Нью-Йорке. Он поступил, прошел обучение, его приняли в бригаду.       «Десять лет назад в Нью-Йорке?»       — Господи, — выдохнул Джон. — Одиннадцатое сентября?       — Нет, — криво улыбнулся Райан. — Хотя мог бы, многие из его знакомых там были. Но за полгода до этого его невесте предложили небольшую роль в ситкоме. Он переехал за ней в Лос-Анджелес и перевелся в местную пожарную охрану. Одиннадцатого сентября единственной хоть сколько-нибудь хорошей новостью для нас стало, что Дэвида не было там, внутри падающих башен. — Он шумно выдохнул. — Флаги еще висели приспущенными в трауре, когда нам позвонили.       Райан повернулся в сторону панорамного окна, посмотрел на затуманенные очертания деревьев и газона. Вцепившиеся в край столешницы пальцы побелели.       — Тупой домашний пожар. Какой-то идиот курил в кровати. Тот дом был с подвалом, хоть и, блин, в Лос-Анджелесе. Сколько вообще в Калифорнии найдется домов с подвалами? А в этом был, и в подвале жила дочь хозяев, подросток. Пожар начался ночью. Все думали, что она спит у себя, и никто не знал, что именно в тот день девчонка тайком ушла на свидание со своим парнем.       — Райан. — Джон подошел ближе, ему хотелось хоть как-то, чем-то поддержать.       — Дэйви с еще одним парнем спустились за ней в подвал, но, естественно, никого не нашли. Там все держалось на соплях, и перекрытия первого этажа обвалились. Туда, где стоял Дэвид.       Райан ссутулился, опираясь на руки. Джон осторожно протянул ладонь и, едва касаясь, провел по его спине.       — Я тогда учился на последнем курсе подготовительного. У меня весь стол был завален документами для поступления на медицинские факультеты. Только заполнить. Но я чувствовал, что… не знаю… как будто кругом люди работали и умирали, чтобы мы жили в безопасности, а сам я собирался следующие пять лет прятаться в колледже. В пожарной охране Лос-Анджелеса не было вакансий, зато они нашлись в Сан-Диего. И я тогда порвал все бланки на поступление, бросил учебу, прилетел на западное побережье на похороны и так там и остался.       Джон принялся массировать спину Райана чуть сильнее, медленно кружа по твердым, как железо, мышцам, и слушал дальше.       — Я любил работу пожарного. Тяжелую, важную. Парни из бригады стали мне как братья, как новая семья. Потому что от настоящей семьи остались одни обломки. Мама умерла всего тремя месяцами ранее, и это, наверное, даже к лучшему, потому что Дэвид был ее любимым сыночком. Не представляю, как бы она пережила потерю. Папа ходил вообще никакой. У жены Эндрю случился выкидыш, и он мучился из-за нее. Брент уехал из страны и долго работал в Южной Америке. Он говорил, что каждое событие в память об одиннадцатом сентября напоминало ему о Дэвиде, который точно так же умер, но до которого никому не было дела. И Брент не мог этого выносить. — Райан со свистом втянул воздух. — Так что я тушил пожары. И получалось хорошо, между прочим, но мне всегда чего-то не хватало, и когда… когда я больше не мог быть пожарным, то подумал, что надо еще раз попробовать стать доктором. По биологии я все досдал еще раньше, экстерном, просто для галочки. И баллов хватало с избытком, но все равно очень повезло, что получилось поступить хоть куда-то. Так что теперь я снова студент. И никогда не говорю о Дэвиде, потому что мне, сука, больно. До сих пор. Спустя десять лет. — В голосе Райана послышался хрип. — Ты старше меня, Джон, объясни. Вроде как со временем всегда становится легче. Так почему мне до сих пор так больно говорить о нем?       — Я не уверен, — медленно начал Джон. — Может быть, отчасти дело как раз в том, что тебе стало легче. Ты продолжаешь жить и не думаешь о тех, кто ушел. Ты счастлив, у тебя все нормально, а когда что-то напоминает о них, становится хуже. Потому что кажется, будто ты их предал. И только спрашиваешь себя, как ты вообще мог забыть, как мог спокойно жить, когда этого человека уже нет?       Спина Райана под его рукой замерла, и он отвернулся от окна. Их глаза встретились.       — Кого ты потерял, что чувствуешь такое?       Джон мог бы отмахнуться. Он пережил смерть многих. Но только одна оставила после себя подобный след.       — Сына, — тихо ответил он. — Я потерял сына.       — Но…       — Первенца. Синтия выходила за меня замуж уже беременной. На выпускном мы немного выпили, возможно, даже слегка перебрали. У меня это был первый раз и, думаю, что у нее тоже. Мы облажались. Я ее любил, поэтому не расстроился. И у папы тогда еще хватало денег, он нам помогал. Но ребенок родился недоношенным. Он весил почти два килограмма и еще мог оправиться, но потом подхватил пару инфекций и… — В горле встал комок. — Он провел три недели в реанимации, не дожил даже до предполагаемой даты родов. Я подержал его на руках всего один раз, уже после, когда достали из инкубатора… — Он замолк и попытался снова: — Это не то же самое, что у тебя с братом. Я даже не знаю, какого цвета у него были бы волосы, но…       — Ш-ш-ш. — Почему-то теперь уже Райан сжимал руки Джона. — Он все равно был твоим сыном, ты любил его, и он умер. Не нужно сравнивать. Вы дали ему имя?       — Дениэл. — Джон набрал в грудь воздуха. Он сможет. — В этом году ему исполнилось бы восемнадцать. И временами, когда я смотрю на Марка, когда слышу эту проклятую песню Элтона Джона, мне все еще больно.       Так они и замерли, уставившись друг на друга. Зеленые глаза Райана блестели, ресницы слиплись от непролитых слез. Оба тяжело дышали.       Райан нарушил тишину коротким смешком:       — Боже, какие мы с тобой жалкие. И как теперь после такого прийти в себя? Какие там традиционные средства? Поплакать, побегать, подраться, потрахаться?       — Я не хочу с тобой драться, — ответил Джон.       Почему-то сейчас он видел перед собой только эти зеленые глаза. Словно кроме них в мире больше ничего не существовало. А Райан просто смотрел в ответ и не двигался. Джон медленно наклонился и поцеловал его.       Он собирался всего лишь притронуться к губам. Черт, да он даже не собирался, раз уж на то пошло. Джон вообще не думал. Но его рот коснулся рта Райана, и внутри будто все вспыхнуло, по телу прокатился пожар. Они покачнулись, сжимая друг друга в объятиях, и остались только губы, и языки, и теплое живое дыхание. А затем Райан вырвался и в следующий миг стоял уже на другом конце кухни.       Они уставились друг на друга. Грудь Райана ходила ходуном, словно он никак не мог отдышаться. Джон не сдержался, бросил взгляд вниз, и да, телу Райана понравилось то, что только что произошло, не меньше, чем его собственному.       И это пугало до жути.       — Какого хрена?! — возмутился Райан.       — Прости! Господи, прости, пожалуйста. Я правда не собирался, даже не знаю, как такое вообще случилось. Я не гей, клянусь, и никогда…       — Я тоже.       Райан тяжело опустился на стул.       — Я это сделал без всякой задней мысли. — Боже мой, надо срочно как-то все исправить. Его вдруг охватил страх: а если Райан уйдет? Они ведь так хорошо жили, так сблизились, а он взял и все испортил. — Больше я к тебе не прикоснусь, обещаю. Прости, пожалуйста. Не нужно было так делать.       Райан покачал головой.       — Джон. Прекрати. — Он потер лоб. — Я сейчас не могу об этом думать, но виноват тут не только ты. Может, я… слишком с тобой сблизился, не знаю. — Он поднял голову. — В какой-то момент, когда ты… Мне понравилось.       Джон собрал в кулак всю свою храбрость, чтобы произнести всего два слова:       — Мне тоже.       Райан резко встал.       — Мне нужно в душ. И на учебу. Я не могу… потом. Потом поговорим.       — Но ты же… не уйдешь? — Джону нужно было знать. — Я все равно подвезу тебя до кампуса, да?       Райан ответил слабым подобием своей обычной улыбки.       — Дай подумать… Доставка от двери до двери или толкучка в двух автобусах? Да, я все равно поехал бы с тобой. — Он замялся. — Только молча, хорошо?       — Договорились, — пообещал Джон.       И лишь когда тот вышел из кухни и наверху зашумела вода, Джон вспомнил, что волосы у Райана и так были мокрые. Он уже мылся сегодня утром.       Джон прижал пальцы к вискам, чтобы не думать о Райане под струями воды. Чтобы как-то изгнать этого чужака, что поселился у него в голове.              Райан и в хорошие-то дни мало что усваивал из лекций по эмбриологии. Во-первых, они шли сразу после обеда. Профессор выключал верхний свет и показывал нескончаемую череду мало отличающихся друг от друга слайдов. И все под аккомпанемент монотонных пояснений.       Во-вторых, ему просто не очень нравился сам предмет. Конечно, знание процессов развития плода помогало объяснить некоторые родовые дефекты, но какой толк с того, что ты отыщешь конкретную формацию висцеральных дуг у эмбриона цыпленка? Ну да, особо никакого. И одногруппники явно разделяли это мнение, раз временами провалиться в сон Райану не давал только громкий храп парня через ряд от него.       Обычно он откидывался назад, улавливая только основные моменты, чтобы потом хоть как-то сдать экзамен, и уплывал мыслями куда-то далеко. Но сегодня мысли не плыли, а летели, как, мать ее, стрела, — каждый раз аккурат в утренние события и Джона.       С Джоном нужно сесть и… поговорить. Так что стоило, наверное, продумать, что именно он скажет. Потому что Райану не хотелось переезжать. Ему нравился Джон, нравилось жить в его доме. Он как будто снова вернулся в пожарную часть.       Есть, с кем поболтать или вместе поужинать, но ничто не обязывает подстраиваться под этого человека, если нет настроения. Никто не бухтит, если просидишь весь ужин, уткнувшись носом в книжку, и в то же время есть кому пересказать шутку, с кем разделить домашние обязанности; есть тот, кто ценит, что ты делаешь кофе или выносишь мусор.       Если подумать, Райану это все нравилось даже больше, чем жизнь в пожарной части. Там, пожалуй, было многовато тестостерона с адреналином и маловато элементарной вежливости. Когда ты и сам пожарный, парни из бригады становятся ближе, чем братья. Когда нет… ну, они тебе все равно как братья. Как братья, которые могут по приколу выложить номер твоего сотового на сайте знакомств или взять поносить твою последнюю чистую рубашку. С такими нужно постоянно держать ухо востро и не расслабишься.       Но не с Джоном. С ним Райан чувствовал себя как равный. Чувствовал, что они двое взрослых, живущих в одном доме. И хотя Джон был старше и крупнее и фактически являлся хозяином, он никогда не раздавал указаний. Если речь шла о домашних делах, Джон не командовал, а спрашивал, не против ли Райан ими заняться, но чаще просто сам засучивал рукава. Он вообще брал на себя львиную долю работы по дому.       И еще рядом с ним Райан чувствовал себя как-то спокойно. Учитывая, в каких количествах Джон поглощал кофе и «Маунтин Дью», он должен был бы носиться, как бешеный. Но каким-то образом ухитрялся оставаться несуетливым и надежным, несмотря на тонны кофеина в крови. Парадоксальная реакция на стимуляторы, что ли? Казалось, что обопрись на него, и никогда не упадешь.       «Не это ли и развязало тебе язык насчет Дэвида, из-за чего теперь сидишь тут весь в растрепанных чувствах?»       Так что до вечера Райану нужно придумать, что сказать, чтобы не испортить их дружбу.       Потому что он-то точно не гей, да и Джон тоже вряд ли. Если кто-то из них обращал внимание на красивого человека, этим красивым человеком всегда была девушка. Точнее, женщина — никого младше тридцати Джон серьезно не рассматривал. Но на женщин постарше он ведь заглядывался. И мог бы снять любую из них. Пусть он и не модель слегка за двадцать из рекламы нижнего белья, но такие лица, как у него, с годами становятся только лучше. Тонкие мимические морщинки лишь подчеркивали его угловатые черты. В шестьдесят женщины будут к нему слетаться, как мухи на мед. Вдобавок Джон еще и поддерживал себя в отличной форме. Все, что нужно девушке, в одном флаконе.       Так с чего бы Джону запасть на Райана? Может, от него тянет чем-то гейским? Да вряд ли. Конечно, когда он был моложе, к Райану пару раз подкатывали парни, но не всерьез. Такое же случается с каждым, если он не урод, да? Да и сам он ни разу в жизни не обращал внимания на другого мужчину.       Ему хватало фанаток пожарных — девчонок, которые вертелись рядом с частью в надежде закадрить парня в униформе. Райан быстро научился отличать тех, кто всего лишь хотел набить еще одну звезду на фюзеляж, от девушек, мечтающих стать миссис Жена Пожарного. И обходил последних по широкой дуге.       Первые же… Ну, если оба человека понимают, что все ограничится только сексом, то почему бы и не помочь друг другу снять напряжение?       И вообще, ему нравился секс. Он не был на нем повернут, как некоторые из парней, но очень даже любил. Да и его женщины вроде не жаловались. С годами Райан отточил свои постельные навыки и уже совершенно не напоминал застенчивого ботаника, каким ходил в школе. Он вроде бы ни одну девушку не оставил неудовлетворенной, хотя разве тут поручишься на сто процентов? Женщины могли и симулировать: постонала, потряслась — никто и не заподозрит подвоха. С мужиками-то все не так. Если у тебя секс с парнем и ты берешь у него в рот и все такое, он никак не скроет, нравится ему или нет — все ж прямо перед тобой. А, ч-черт!       Райан с силой прикусил язык. Из-за Джона у него на душе теперь полный раздрай. Все, закрыли эту тему. Разговор — вот о чем надо думать.       Да, ну так вот. Усадит он, значит, Джона и скажет: «Джон». А потом… э-э. Ага, так и будет, скорее всего. Сядет он напротив, раскроет рот и скажет «э-э», если не продумать сейчас свои слова. Так, еще раз.       Он скажет: «Джон, ты мне очень нравишься как друг». Потому что это правда. Ему никто из приятелей настолько не нравился, с тех пор как Кори переехал в другой город в пятом классе.       «Джон, извини, что из-за меня у тебя сложилось какое-то ошибочное впечатление. Мне нравится жить с тобой». Нет. «Мне нравится жить в твоем доме, и надеюсь, что мы сможем вернуться к тому, как все было до сегодняшнего утра. Я хочу, чтобы мы остались друзьями. Просто что-то большее меня не интересует, понимаешь?» Нет, лучше без «понимаешь». Он должен говорить твердо и пресечь это все, откуда бы оно ни росло. Так вот.       «Мы как-то расчувствовались утром, и тут никто не виноват, и я хочу остаться друзьями». Да, вот так пойдет. И потом Джон согласится, что из-за этого странного настроения их унесло куда-то не в ту степь, и «давай закажем пиццу», и между ними все наладится. По крайней мере, Райан надеялся.       Лектор продолжал нудеть. Студенты продолжали храпеть. Райан никак не мог отвлечься и постоянно прокручивал в голове разные варианты того, как Джон отреагирует и что ответит.       В некоторых из них он представлял, что Джон снова попытается его поцеловать. И Райан силком заставлял себя не думать о рисовавшейся картине и снова возвращался к тому, с чего начал.       Зайти в дом, сказать: «Джон, я очень рад, что мы друзья, но…»       К тому времени, когда Райан действительно переступил порог дома, он переиграл воображаемый сценарий уже десяток раз. Нет, два десятка. Потому что важно было все сделать правильно. Он не хотел обидеть Джона или заставить его почувствовать себя виноватым. Но это надо пресечь во что бы то ни стало.       Джон сидел на кухне, ковыряясь в какой-то разогретой бурде, и поднял голову, когда вошел Райан.       — Привет, Джон. — Райан сел напротив и вытянул ноющую ногу.       «Ну же, давай».       Но не успел он открыть рот, как тот сказал:       — Я хотел поговорить с тобой про утро. Потому что это было помутнение какое-то. Понятия не имею, как оно все произошло. В том смысле, что я не гей и ты тоже. Не знаю, наверное, мы просто… Когда говоришь о таких тяжелых вещах, невольно хочется к кому-нибудь прижаться, чтобы стало легче. А тогда никого другого не нашлось, только мы с тобой, вот потому и… все случилось. И это я виноват. Но мне хочется вернуться обратно к дружбе. Хорошо?       Райан обескураженно моргнул. «Не дал сказать мою речь».       — Ага. То есть я тоже этого хочу.       — Я правда надеюсь, что ты теперь не задумался о переезде. Ненавижу жить один. В смысле, по сравнению с тем, как мы живем тут вдвоем. Мне нравится делить с тобой этот дом, и не хотелось бы, чтоб ты начал искать себе новое жилье. Меня никогда не привлекали парни, и такого, как сегодня утром, больше не повторится. Надеюсь, я тебя не слишком травмировал.       — Нет, — медленно произнес Райан. — Мне не хочется переезжать.       — Хорошо, — с нажимом сказал Джон. — То есть я к тому, что между нами все хорошо, да?       — Да, все отлично.       Джон резко встал, положил тарелку в раковину, а потом убрал ее в посудомойку.       — Прекрасно. У меня есть кое-какие дела, так что я… пойду их поделаю.       Райану осталось только смотреть на его стремительно удаляющуюся спину. В душе отчего-то поднималось разочарование. Хотя они ведь явно хотели одного и того же. И все вернулось к тому, как было. Что же он тогда так огорчился, что его замечательная речь, в которой он мягко отказал бы Джону, в итоге не пригодилась?