Победителю отходят трофеи

      Боже, как же Тони ненавидел такие вещи; Старк Индастриз наладила деловое партнёрство с небольшой марокканской компанией Intelicorp. В рамках глобальной инициативы СтаркИн за последние несколько лет они объединились, сформировали крепкую связь между фирмами и аналитические центры с более мелкими технологическими компаниями, финансируя и повышая глобальную осведомлённость. Intelicorp недавно совершила крупный прорыв в области технологии фильтрации воды и воздуха. Ожидалось, что Тони Старк появится на мероприятии, и так и будет, но пока он повалился на красивый, но не очень удобный диван в лучшем номере лучшего отеля в Рабате.              Пустая трата времени, по мнению Тони. Пеппер на мероприятиях такого рода справлялась лучше него. Она всегда знала, что сказать, была пунктуальна и красива, умна и добра и никогда не вела себя так, будто хотела оказаться где-то ещё, даже когда на самом деле так и было. Но иногда инвесторы желали видеть неуловимого Тони Старка.              Чего Тони хотел, так это найти человека, с которым танцевал почти месяц назад. Месяц, а он всё ещё чувствовал на себе руки мужчины, закрывая глаза, чувствовал вкус его губ, слышал его мягкие стоны, и Тони жаждал. А ещё был чертовски расстроен, потому что обычно, когда Тони чего-то хотел, он это получал. Но его таинственного любовника как будто вовсе не существовало.              Никто с вечеринки не помнил, что разговаривал с ним. Джанет Ван Дайн понятия не имела, кто он такой. И Тони просмотрел каждую фотографию с каждого сотового телефона, но не нашёл ничего, кроме одного размытого изображения Тони и Рабуна на танцполе. Джанет клялась, что не приглашала никого с таким именем, но на вечеринке было несколько плюс-один, с которыми она лично не встречалась.              Это задевало сильнее, чем должно было, — думать, что человек, который полностью поглотил мысли Тони, оказался чьим-то спутником и причина, по которой Тони не смог найти его, заключалась в том, что он не одинок. Не то чтобы Тони колебался и думал про обман — он воспринимал отношения других людей серьёзно. Но… ему нравилось знать, что всё, что он делал, на деле именно этим и являлось.              Тони взял тарелку, которую забрал со шведского стола. В гостинице было душно, и мысли бегали по кругу. И внезапно всё, чего Тони захотелось, — это свежий воздух и пончик с желе. Ну, со вторым вряд ли бы получилось без полёта в костюме, но медовые пирожные, которые предлагала кухня, могли подойти. Он развернул вощёную бумагу, на которой их подавали. Под ними лежал конверт, который он не заметил раньше.              Наташа бы убила его за такую глупость, но Тони отложил пирожные и взял конверт. Он поднёс его к свету, но бумага оказалось слишком плотной, чтобы понять, что внутри, и всё же он разглядел, как внутри скользили какие-то предметы. Не бумага.              На конверте прекрасным каллиграфическим почерком зелёными чернилами было выведено его имя. Энтони Старк.              К чёрту. Если бы кто-то послал ему письмом бомбу, это было бы более захватывающим, чем доставка его речи на банкет компании. Он надорвал конверт сбоку и высыпал содержимое на стол. Лист бумаги, ключ-карта и… горсть зелёных и серебряных блёсток и полоса красного и золотого кружева. Тони сглотнул и уселся удобнее.              Он развернул лист бумаги. Теми же зелёными чернилами: «Я должен был позвонить. Комната 5».              Слишком нетерпеливый, чтобы ждать лифт, лишь бы проехать один этаж, Тони направился налево и спустился по лестнице. Секундная тишина, прежде чем тёмная фигура вышла из лестничной клетки.              — Мистер Старк.              От этого звука нервы натянулись.              — Боже, — сказал он, оборачиваясь. Тони пошатнулся, чуть не упал; боль, о которой он даже не догадывался, резко исчезла. — Это ты.              И тогда Рабун оказался перед ним, развернул его и сильно прижал к стене. Тони не успел и рта раскрыть, воздух в лёгких горел, когда они целовались и целовались. Руки Рабуна были на бёдрах Тони, пальцы впивались в тело, когда он прижимал его к себе. Так долго, слишком долго, и Тони тонул в желании. Он застонал в рот Рабуна, прикусив его губу и ущипнув за челюсть.              — Я не был уверен, что ты настоящий, — признался Тони. — Я не мог найти тебя.              Рабун немного отступил, холодный воздух скользнул между ними, и Тони задрожал, подавшись навстречу жару.              — Ты меня разыскивал?              — Ты думал, что я не буду?              Тони, вероятно, следовало ожидать этот недоверчивый взгляд. В конце концов, он был печально известен своим разнообразием постельных увлечений и почти полным отсутствием постоянных партнёров. В груди кольнуло странной вспышкой боли, не потому, что его недооценили, но потому, что Рабун мог подумать, что безразличен Тони.              Рабун просто пожал плечами.              — Я нашёл тебя сейчас, — сказал он. И двинулся назад, вниз по лестнице, одной рукой едва держа Тони за кончики пальцев. Тони мог легко отказаться идти, но зов манящих губ Рабуна было трудно игнорировать, как и эти ловкие пальцы. Тони хотел большего и не имел привычки отказывать себе в том, чего хотел.              — Почему ты не позвонил?              Рабун мрачно улыбнулся.              — У меня есть могущественные враги, мистер Старк, — сказал он, — которые не обрадуются, увидев меня с таким, как ты. И даже те немногие, кого я называю друзьями, не станут относиться к этой связи благосклонно. Мы должны быть очень осторожны.              Ну, это было правдой; Тони не был пустым местом. Любой, кто состоял с ним в отношениях, подвергался определённой степени риска.              — Я подверг тебя опасности?              Рабун на эти слова тихо рассмеялся, открыл дверь и завёл Тони в комнату, не столь богато обставленную, как номер Тони, но не потрёпанную.              — Мы подвергли опасности друг друга, — сказал он. — Возможно, неосознанно. Вы определённо нарушили мои планы, мистер Старк.              — Тони, — сказал Тони, он двигался быстро и уверенно, держась за Рабуна, пока дверь не закрылась, а затем снова нетерпеливо поцеловал его. Рабун, такой же настойчивый, толкнул Тони к двери и проник языком в его рот, пробуя, изучая. Это был поцелуй, отчаянно подумал Тони, просто поцелуй. Из-за него кости не должны превращаться в желе, колени — ослабнуть, а кровь — кипеть. И всё же каждый дюйм его тела дрожал. Его ладони зудели от желания ласкать обнажённую кожу, и он не мог, просто не мог насытиться.              — Тони, — прошептал Рабун, и Тони хотел испить этот звук прямо с его рта. Всё, что он мог сделать, — жаждать этого. Тони обнял Рабуна за шею, притянув ближе; одна нога скользнула вверх, обхватив его бедро. Он потёрся всем телом, чувствуя возбуждение Рабуна внутренней стороной бедра. Рабун открыл рот, дразнил Тони языком, скользнул внутрь. Горячо и бесстыдно, касаясь языками и сталкиваясь зубами. Проникновение и отступление, глубокие отголоски самого низменного инстинкта. Тони тёрся о бедро Рабуна, пытаясь удовлетворить болезненное возбуждение.              Сердце Тони бешено стучало, пульс бился в ушах, в лёгких горело от нехватки воздуха.              — Боже, я хочу тебя, хочу тебя, — пробормотал он, уткнувшись в шею Рабуна, чувствуя раскалённую кожу губами и языком.              — Мне это нужно, — признался Рабун. — Я не хотел, это опасно, но… Тони, мне это нужно. Я не могу сопротивляться, прости меня.              И снова его губы, полные, мягкие и открытые; язык скользнул, чтобы попробовать вкус Тони. Его руки легли Тони на грудь, и сначала Тони подумал, что его оттолкнут. Ох, милый, ещё нет, ещё нет. Он не был готов отказаться от пламени, который пылал, разгорался и угрожал сжечь его жизнь.              Ловкие пальцы Рабуна смяли рубашку, сорвав пуговицы. Сначала Тони хотел прикрыть грудь, спрятать дуговой реактор, но Рабун перехватил его запястья, завёл над головой, прижав руки Тони к стене. Ох, да. Тони откинулся с задушенным стоном, полным нужды и жажды. Рабун снова поцеловал его, укусив и слегка оттянув нижнюю губу Тони. Он покончил с пуговицами, и кожа Тони обнажилась для него.              Обе его руки теперь были над головой, запястья скрещены в железной хватке Рабуна. Тони он удерживал одной рукой, не позволяя вырваться, в то время как другой изучал его кожу, оставляя горящие узоры. Сердце Тони сильно ударилось раз, второй, когда Рабун, исследуя, провёл пальцем по холодной поверхности дугового реактора; бессилие и безумие Тони — порождение самой глубинной и жизненно важной его части — расцветали на коже. Мрачный виток ужаса добавил остроты страстному желанию, и Рабун просто наклонился, чтобы снова поймать губы Тони.              — Он прекрасен, — пробормотал Рабун. — Как и ты. Уникальный и мощный.       И уязвимый.              Тони открыл глаза.              — Отведи меня в постель. — Он не был уверен, отдаёт ли приказ или просит об одолжении. Ему было всё равно. Ему просто это нужно.       

***

      Дум полный дурак.              Ни один мужчина не стоил этого, ни поцелуя, ни прикосновения. Дум подвергал риску всё, ухаживая за Тони Старком. Это было сиюминутное безумие. Он вернулся в Латверию и поклялся больше не думать об этом. Выбросил салфетку в огонь, а затем обжёгся, с сожалением потянувшись за ней.              Брать — это его инстинкт. Были подземелья, которые могли сдержать мощь такого, как Железный человек, существовали наручники, которые могли связать его, заклинания, которые могли лишить его воли и заставить принадлежать Думу.              Эта мысль причиняла Думу боль.              Нет. Дум не возьмёт это силой. Тони заслуживал большего.              Тестирование, как сказал Тони. Эксперимент.              И Дум увидел. Опыт оказался настолько далеко за пределами простого и необходимого соития, что было у Дума раньше; разумеется, это свежо и остро отпечаталось в его разуме. Время должно бы укротить это, облегчить боль, нужду, жажду.              И всё же ночь сменялась ночью, и Дум обнаружил, что просыпается в поту, разбитый и болезный, простыни промокли насквозь, а сам он тянется к человеку, которого там нет. Который не мог принадлежать Думу.              Это нехорошо. Дум должен был лучше понимать это явление. Дум должен был знать. Возможно, Железный Человек не мог принадлежать Думу, но это не значило, что Рабун Алал не мог принадлежать, хоть отчасти, Энтони Старку.              Лучший способ встретиться, решил Дум, прикрываясь бизнесом. Как СтаркИн, так и различные теневые корпорации, которые полностью или частично интересовали Латверию, пользовались высоким спросом в технологической отрасли. Дум обратил внимание на этот путь, нашёл точку соприкосновения. У крошечной компании, работающей над очищением воды и воздуха, нашлись некоторые акции, принадлежащие Думу. Он подталкивал деньги и людей в этом направлении, призывал к сотрудничеству, потом, когда пришло время, нашёптывал на ухо нужные слова. Энтони Старк должен был прийти отпраздновать их совместный успех.              Отсюда действовать было легко. Несколько подкупленных посыльных, и Дум знал, в каком отеле остановился Старк.              Он подкупил часть кухонного персонала. Написал письмо. И ждал.              И теперь Тони был наполовину одет и дрожал в объятиях Дума… Дум полный дурак.              Он должен хотеть совсем другого вместо этого, должен делать совсем другое вместо этого. Железный Человек прямо здесь, один в гостиничном номере, где никто не думал бы искать их, и…              Тони не сопротивлялся Думу. Он тихо дышал ему в ухо, покусывал мочку, опаляя горячим и щекотным дыханием. Дум мог сломать шею Тони в одно мгновение, и вместо этого он свободной рукой дёргал, пытаясь расстегнуть, молнию его штанов.              Дум провёл ладонью по паху Тони, но между ними всё ещё было слишком много ткани. Это бесило. Он отпустил запястья Тони, чтобы позаботиться об этом, и Тони, не теряя времени, с ловкостью снимал рубашку Дума и облизывал его обнажённую ключицу. Он подталкивал Дума вперёд со стонами, всхлипываниями и шёпотом поощрения.              — Да, вот так. О боже, да…              Пальцы Тони пробрались под пояс штанов Дума. Дум резко вдохнул, сильно и отчаянно потрясённый тем, как это напрочь лишало его контроля — всего лишь пальцы на ноющем члене.              Он полный дурак.              Но губы Тони не лгали, не могли. Эти поцелуи были слишком реальными, слишком грязными и полными жажды для расчётливого соблазнения; звуки, вырывающиеся из его рта, были необузданными и честными. Если Дум полный дурак, то и Тони тоже.              Они сталкивались, как волны, снимая одежду. Трогали друг друга, изучали. Пальцы Тони нашли чувствительное местечко на спине Дума, прикосновение к которому заставило выгнуться, а пальцы на ногах поджаться, и исследовали его мягкими штрихами и быстрыми щекотными прикосновениями.              Тони подтолкнул его к кровати, и Дум сделал несколько шагов назад, нетерпеливо отшвырнув штаны, не бросив и взгляда. Незавершённое дело. Он хотел, нуждался в том, чтобы выяснить, что это между ними, это беспокойное, неустанное желание. Определённо, другого эксперимента, другой ночи, другого прикосновения, другого соития было бы достаточно, чтобы насытиться.              Не отпускай меня. Никогда больше не отпускай меня.              Тони сжал его в объятиях, и они упали на кровать, переплетясь телами. Дум не был уверен, где именно его тело оказалось и когда Тони начал. Кожа Тони была горячей и шелковистой под его руками и губами. Он хотел оставить на теле Тони своё клеймо, пометить его, и он сделал это, кусая Тони в плечо, пока тот не напрягся, выгибаясь от боли.              Он дрожал от нетерпения, сильный вихрь желания в основании позвоночника разжигал каждый нерв. Дум оказался на спине, Тони над ним, собственнически и нетерпеливо прослеживая губами путь вниз по его груди. Он медлил, дегустируя и сжимая бедро Дума, его рука двигалась ниже. Пальцы проследили дорожку тёмных волос и достигли члена Дума, а затем Тони обхватил его, легко и на пробу проведя ладонью вверх и вниз.              Дум гладил спину и плечи Тони, чувствуя мощные, гибкие мышцы, закалённые годами ношения железной брони, как у кузнеца.              Аккуратные и всё же сильные, красивые руки мягко блестели от пота, словно покрытые маслом. Рот Тони, накрывший член, был приятным потрясением, и Дум подался бёдрами вперёд, навстречу этим прекрасным, искусным и влажным ласкам. Он ждал всю жизнь потрясения, как это, и не собирался делать ничего, только наслаждаться. Его пальцы путались в волосах Тони, удерживая и направляя.              Не останавливайся. Никогда не останавливаться.              Тони скользнул по телу Дума вверх, ложась на него, и потёрся членом о скользкий от его же слюны член Дума. Дум застонал, было так хорошо, что он мог кричать, но губы Тони снова накрыли его губы. Сминали и разграбляли.              — Я хочу тебя, — сказал Тони, сжимая челюсть Дума. — Хочу принять тебя, почувствовать тебя во мне, сладко, влажно и долго. Хочу, чтобы ты трахнул меня, почувствовал меня, был моим. Сделай меня своим. Я хочу этого. Ты можешь… ты сделаешь… ты?..              — Да. — Потому что этого Дум хотел. Хотел прижать собой к кровати это гибкое тело, пока оно извивается и стонет. Если Дум не кончит прямо сейчас, от одной лишь мысли об этом.              Дум знал, что это возможность, что Тони придёт в его комнату ради этого. И тоже хотел. Нуждался.              Дум перевернул Тони, прижимая его к матрасу, проезжаясь членом по члену Тони, чувствуя, как скольжение сменяется восхитительным трением. Он коснулся губами груди Тони, двигаясь ниже. Кожа возле дугового реактора была холоднее, тоньше и на вкус как металл. Тони дрожал от прикосновения, его глаза напряжённо наблюдали за действиями Дума. Дум чуть сместился, взял красивый упругий сосок в рот и потянул, облизывая быстро сокращающуюся плоть. Царапнул зубами чувствительную кожу, и Тони, выгибаясь, захлебнулся вдохом.              — Да, вот так, — прошептал Тони. — Я хочу этого.              Звуки и всхлипы, которые издавал Тони, были намного лучше, чем в ту ночь в подсобке, и Дум с радостью провёл бы следующий час или даже больше, заставляя Тони умолять, не обращая внимания на собственное желание.              Дум опустился ещё ниже, и Тони бесстыдно и распутно раздвинул ноги. Дум схватил стройную лодыжку и подтолкнул бедро Тони, ещё сильнее раскрывая его перед собой, смотря на плотно сжатый вход. Он обвёл чувствительную кожу пальцем и не мог сдержать самодовольной усмешки, которая коснулась его губ, когда Тони хныкнул и задрожал от прикосновения.              Он заранее сложил всё необходимое в тумбочку и прервался, мучая Тони, чтобы взять смазку и презервативы. Дум смазал средний палец и проник в Тони без лишней подготовки. Тони ахнул, напряг бёдра и зашипел. Дум играл, выкручивая запястье и двигая то вперёд, то назад, распаляя Тони и заставляя снова стонать. Он ввёл второй палец. Боже, Тони был узким и горячим, а его мышцы обхватывали так плотно. Он продолжал растягивать его, добавляя больше смазки по мере необходимости, пока Тони не начал бессвязно бормотать, извиваться и ёрзать по кровати.              — Пожалуйста, пожалуйста, сейчас же, — скулил он, сжимая постельное бельё. Дум бросил Тони презерватив и с восторгом наблюдал, как Тони изо всех сил пытается его открыть, пока он продолжал дразнить, заставляя дрожать. — Боже, это… вот дерьмо, это… зло.              Зло. Это было не что иное, как правда, и всё же заставило Дума задуматься, и он остановился, вытащил пальцы и позволил Тони натянуть презерватив, кончиками пальцев касаясь кожи Дума и дразня.              Одним плавным движением Дум скользнул в него, оказываясь в пьянящем теле. О да, очень, очень хорошо. Тони был тугим и горячим, но достаточно опытным, чтобы не сжиматься. Они двигались вместе, легко и плавно. Дум схватил Тони за лодыжки, развёл его ноги шире, меняя угол проникновения, и это было хорошо, так хорошо. Дум сосредоточился на трении, ровном и плотном, на ощущении фантастического тела Тони, которое сжималось вокруг него. Тони подавался навстречу на каждом толчке. Вздрагивал, дрожал, и Дум вбивался в него снова и снова. Забирал всё, что мог. Отдавал всё, что имел.              Они подходили, они подходили друг другу так хорошо. Дум толкался сильнее, теряя ритм. Тони обхватил ногами его талию и крепко сжал. Каждый звук и движение приближали его к краю, кровь горела в жилах, сердце билось в груди, лёгкие работали как мехи.              Тони потянулся, дотронулся до себя и изогнулся дугой, почти доведя Дума до кульминации.              Дум схватил запястья Тони и с силой вжал их в матрас.              — Ты не позволишь мне кончить? — В словах слышалась дразнящая нота, словно удовольствия от ожидания было больше, чем от оргазма.              — Я заставлю тебя кончить, — пригрозил Дум, мрачно рыча в ухо Тони. — Когда я буду готов.              — Высокомерный ублюдок, — ласково упрекнул Тони.              — Лучшее, что у тебя когда-либо будет, — возразил Дум. Он изменил ракурс и наблюдал, как глаза Тони расширились, а рот открылся от потрясения. — Вот так, вот так. — Он вбивался упорно, жёстко, безжалостно, задевая простату Тони, удерживал руки Тони на месте, отказывая ему в трении, которого он жаждал, практически плача от необходимости.              Тони крутился под ним, извиваясь и двигая бёдрами с отчаянными рывками; восхитительное напряжение между ними росло до тех пор, пока Дум не начал думать лишь о собственном оргазме, разгорающемся в поджавшихся яйцах. Он отпустил Тони, просунул руки под его спину и прижал к себе. Предъэякулянт с головки члена Тони пачкал живот Дума, пока он втрахивал Тони в матрас, и вдруг Тони закричал:              — Боже! — Он кончил и излился на живот Дума, горячо, мокро, скользко.              Его пульсирующие, содрогающиеся мышцы сжали член Дума. Слишком много и всё же недостаточно. Дум уткнулся лицом в плечо Тони и отпустил себя. Да, вот так.              У меня есть ты.              Дум вздрогнул, достигнув разрядки, чувствуя липкую, потную кожу под щекой.              Он должен был насытиться, удовлетвориться.              Он должен был выйти из Тони и выставить его вон.              И всё же…              Сумасшествие. Идиотизм.              Что же это такое?              Дум притянул Тони ещё ближе, рассеянно касаясь губами его шеи, чувствуя, как пульс сбивается и постепенно замедляется.              — Я… Вау. — Тони успокаивающе провёл рукой по спине Дума.              Вау. Точно. Вот именно.              Дум вышел из него и поморщился из-за подсыхающего пота на коже.              — Это было… — Дум кивнул, даже не заботясь, как именно Тони описал их поступок. Он прикусил губу, затем протянул руку.              — Останешься?              — Боже, да, — ответил Тони, обхватывая пальцами ладонь Дума.              Дум накинул на них одеяло, и они прижались друг к другу, Тони лёг на грудь Дума. Он почувствовал… что-то. Что-то сжалось в его груди.              Сумасшествие. Идиотизм.              Любовь?              Чёрт.              Что теперь ему делать?       

***

      Тони проснулся в темноте от толчка, когда к его бедру настойчиво прижались с эрекцией. Он перевернулся, и Рабун позаботился о них самым приятным способом. Тони уже не был молод, и у Рабуна в волосах мелькали седые пряди, а в уголках глаз виднелись мелкие морщинки. У них не должно быть двух раундов за день, а тем более четыре за одну ночь, но это случилось.              — На этот раз ты мне позвонишь? — спросил Тони, когда он наконец одевался. Как бы ему ни хотелось провести день в постели с Рабуном, он приехал в Марокко не просто так, и это не должно лишить его рассудка.              — Непременно, — сказал Рабун, всё ещё голый и лежащий на кровати, словно персонаж одной из тех пошлых французских картин. Боже, он был великолепен.              — Хорошо, — ответил Тони и написал свой номер.              — Когда ты вернёшься, меня здесь не будет, — предупредил Рабун. — Мы должны быть осторожны.              — Твои враги, — кивнул Тони. Он ненавидел это. Он мог защитить его от любых врагов. Но Рабун не говорил, от чего именно ему может понадобиться защита, и…              — Я думал, — произнёс Рабун, задумчиво почёсывая подбородок, — что это может быть… заблуждением. Я хотел знать, что произойдёт. Но ты начал проникать под кожу. Боюсь, меня это не устроит. Этого недостаточно.              — Да, — сказал Тони. Он вернулся в постель и требовательно поцеловал, а затем снова, потому что Рабун не был единственным, кто не удовлетворён.              — Я обязательно тебе позвоню. Скоро.              — Я буду считать минуты, — ответил Тони, и он даже не лгал. Он оделся и ушёл. Услышал, как закрылась дверь, а потом, мгновение спустя, щёлкнул замок. Он остановился в холле и прислонился головой к прохладной штукатурке стены.              Одна минута.              Две минуты.              Это будет долгое ожидание.