***
То, что начиналось как шахматный ход в игре выяснения, что же, чёрт возьми, происходило в его голове и сердце, закончилось ящиком передовых биологических фильтров для воды. Эта технология на десятилетия опережала большинство остальных; различные кризисы с недостатком чистой воды, которые разгорались по всему миру (Флинт, Мичиган, Буркина-Фасо, где менее тринадцати процентов населения имело доступ к чистой воде, или Чад с ещё более низким процентом населения, имеющим доступ к воде, и высоким уровнем смертности, связанной с загрязнением воды), заставили Марокко увеличить финансирование чистого, устойчивого водоснабжения. Латверия была насильственной монархией — единственный закон, который Дум поставил условием. Несмотря на то, что в сущности страна Дума постоянно находилась под военной охраной, выступление против правительства было преступлением, наказуемым смертью, и никто не мог въехать или покинуть страну без его прямого разрешения, Дум заботился о своём народе. В теории. Дум вызвал своего судебного советника. У этого человека вообще было имя? Дум не мог вспомнить. Он был настолько занят мечтами о завоевании мира, сражаясь в бесконечных битвах с Фантастической четвёркой (больше похожей на Фантастическую двойку, одного осла и непробиваемую стену), что пренебрегал своими обязанностями. Советник с глубоко почтительным видом так низко поклонился, что его голова коснулась пола, и дрожал, когда его вызвали к Думу. Это было не очень хорошо. Дум провёл пальцами по шву доспехов на подбородке. Никто, кроме Тони Старка, не видел его лица десятилетиями, ни его слуги, ни его враги, ни даже его люди. Никто. Он задумался, что же, по мнению этого мужчины, под маской Дума. Возможно… шрам не беспокоил Тони, не вызвал ничего, кроме лёгкого любопытства. Пальцы Тони касались шрама Дума, и конец света не наступил. Дум скрыл своё лицо за такой маленькой вещицей, держался подальше от человеческих отношений, но простая ласка изменила… всё. Дум вздохнул. Он не был к этому готов. — Доложите о состоянии Латверии, — приказал Дум. — Честно. Дум желает знать о проблемах людей. Потребовалось довольно много самых тактичных слов от Дума и убеждений, чтобы заставить советника говорить фактами. Даже когда у него всё же получилось, он всё время дрожал. Дум никак не мог решить, нужен ли ему новый советник или нынешний остро нуждается в успокоительном. Возможно, и то, и другое. В конце концов, Думу пришлось привлечь внешних консультантов, и первые отчёты, которые они предоставили, не были благоприятными, хотя они оказались менее ужасными, чем, возможно, могли бы быть. Большинство людей Дума были обеспечены жильём, что делало его уровень бедности немного выше глобального, но отчасти это связано с политикой, которая диктовала, что бездомные не должны беспокоить своим видом любимых правителей, поэтому тех, кто не мог найти стабильное жильё, либо заключали в тюрьму, либо, что ещё хуже, казнили. К счастью, как монарху, Думу не приходилось пропускать законы через конгресс или палату лордов, но он всё равно должен был уведомить всех и каждого из органов правления — хотя многие из них Думботы, потому простого обновления программного обеспечения было достаточно, — существовали ещё некоторые отдалённые деревни со слишком человечными органами правопорядка и слишком привыкшие к самостоятельности. Ему пришлось жёстко разобраться с одним инцидентом, но в конце концов Дум собрал всех, кто в настоящее время не имел дома, и заставил их работать. Для расчистки территории была введена техника; впервые за многие века началось строительство нового города. Деревья выкорчевали, территорию расчистили. Каждый, кто мог работать, имел задание. Теперь Думу просто нужно было построить жильё. Он, находясь за границей, воспользовался возможностью изучить технологии, которые разрабатывали другие страны; у Швеции имелись довольно хорошие идеи, в том числе легко возводимое жильё. Материалы были устойчивы к погодным условиям, как к жаре, так и холоду, выдерживали дожди и заморозки, легко адаптировались к любому типу фундамента, а также к солнечным батареям и вентиляционному воздушному охлаждению, что не истощало и без того скудные ресурсы страны. Прекрасно. Дум, чтобы поговорить с инженерами-постановщиками, забронировал билет под своим псевдонимом для путешествий, Рабун Алал, бизнес-инвестор. Он заключал контракты, доставлял материалы в Латверию по воздуху — это занимало не много времени, так как единственный аэропорт был десятилетней давности и не большим, но в его страну и из неё мало рейсов. Дум и его предки были очень заинтересованы в том, чтобы изолировать население, но больше это не могло продолжаться. Мир стал слишком мал для этого. Он купил одноразовый телефон, как только оказался за границей, и послал Тони сообщение. Он пробудет в Швеции неделю, но не нашлось причин, по которым он не мог бы совместить небольшое удовольствие с бизнесом. Он отправил сообщение, а затем раздавил телефон в металлической перчатке. Он никогда не станет использовать телефон дважды: это делало его слишком лёгким для отслеживания. Дум снял костюм, стал просто собой, Виктором, впервые за последние десятилетия, и сел на самолёт в Венгрии, направляясь в Швецию. Несколько дней работы, и он, возможно, с нетерпением ждал встречи с Тони в конце недели.***
Администратор вручил конверт Тони, когда тот попросил мистера Алала. Оттуда выпал ещё один ключ-карта и записка с таким же безупречным каллиграфическим почерком. Когда Тони вошёл, комната оказалась пуста, его не встретила тёплая приветливая улыбка. Тони положил сумку и начал рыскать по комнате. Рабун оставил сумку, ноутбук, несколько брошюр и тарелку с фруктами в шоколаде, а также бутылку шампанского, которая медленно погружалась в ведро тающего льда. Тони устроился поудобнее, выпил газированной воды из мини-холодильника и угостился шоколадом. Он немного устал; всплеск энергий, который он получил от сообщения, сгорел в работе, довольно длинном извинении перед Пеппер, а затем Мстители позвали его немного спасти мир. В общем, ему едва удалось поспать, прежде чем он сел в самолёт и направился через океан. Тони растянулся на диване и уставился на фреску, написанную на потолке, на пухлых ангелов и Бога, дающего жизнь земле. Тони позволил глазам закрыться. Спустя какое-то время тяжёлая тёплая рука опустилась на его плечо. — Тебе не следует здесь спать, милый, — проговорил знакомый голос. — Твоя шея будет болеть. Тони пробубнил под нос, попытался перевернуться и оказался заблокированным мускулистой грудью. Он успел приоткрыть веки, увидел красивые губы, изогнутые в тёплой улыбке, знакомые янтарно-карие глаза. Улыбка исчезла, и Рабун наклонился, чтобы поцеловать его. Прикосновение губ к губам Тони. Лишь это, и мир под Тони перевернулся, неуверенно качнувшись. Тони протянул руку, дотронулся до лица Рабуна, большим пальцем провёл по линии шрама. — Доброе утро, красавчик, — сказал он всё ещё сонным голосом. — Прости, что опоздал, дорогой, — ответил Рабун и провёл рукой по плечу Тони, опускаясь ниже до тех пор, пока не схватил его за запястье, слегка потирая большим пальцем запястье, прощупывая пульс. — Чем занимался? — Инвестировал, — последовал уклончивый ответ. Рабун поцеловал Тони в щёку, а затем поднял его так легко, словно тот был куклой. — Пойдём в постель. Явная физическая сила Рабуна захватывала, возбуждала. То, как он собственнически прижимал Тони к груди. Рабун целовал его, пока пересекал комнату, дегустируя и пьяня, словно бросал вызов, доказывал Тони, что он достаточно силён, чтобы справиться, и всё же Тони ещё никогда не отступал. Он вернул поцелуй с силой, ощущение и вкус его губ были за гранью сладкого. Опасно и соблазнительно, совсем не похоже на те поцелуи, что у него были раньше, но с очевидным подтекстом, что это утянет и утопит его в желании. Тони обнял Рабуна за шею и держался за него, в то время как мир рухнул в небытие. Тони пробовал губы Рабуна дюжину раз или больше, и всё же одно лишь воспоминание об их прикосновении заставляло Тони просыпаться по ночам в беспокойстве. Сладкое, как грех, тёмное, как кофе. Рабун встретил его поцелуй, жёстко сминая губы Тони, его язык кружил в соблазнительном танце, ощущение его губ распаляло желание. Защищённый в объятиях Рабуна, Тони был одурманен, голова кружилась, как от падения, как от полёта. Он не был уверен, где приземлится, и ему было всё равно. Тихий голос в глубине сознания бормотал об опасности, глупости, но Тони отмахнулся от него. Что хорошего в предупреждениях, когда он уже пьян от поцелуев Рабуна? Зачем нужна осторожность, когда он уже вышвырнул её на ветер? Он позволил Рабуну перенести его на кровать и раздеть, пока они пожирали друг друга в огне страсти.***
Новое сообщение от неизвестного: Президентский люкс отеля Мандарин, Токио, вторник. Чёрт. Тони со страхом уставился на телефон. Я не могу, детка. Как долго ты там пробудешь? Он набирал ответ так быстро, как мог. Телефоны Рабуна никогда не работали долго, номер часто выходил из строя в течение часа. Параноик, обвинял его Тони, но они мало говорили об этом. Они о многом не говорили, несмотря на часы, которые провели, лёжа в объятиях друг друга, говоря обо всём остальном под солнцем. Рабун имел классическое образование и был поклонником западной литературы. Лёгкий, едва различимый акцент Тони счёл румынским или ещё какой маленькой восточноевропейской страны. Они вместе смотрели британский спорт — Рабун особенно любил крикет и считал, что американский футбол — вторая глупость в мире, сразу после синхронного плавания. За последние несколько месяцев он несколько раз водил Тони в оперу, и она становилась намного сексуальнее, когда Рабун наклонялся и шептал ему на ухо переводы с немецкого, итальянского или французского языков. Тони не нуждался в переводе с итальянского, но не потрудился упомянуть об этом, наслаждаясь ощущением тела Рабуна. Они вместе исследовали разные города; дела Рабуна, в чём бы они ни заключались, вынуждали его путешествовать. Они редко встречались в одной стране больше одного раза. Рабун оказался рисковым гурманом, готовым попробовать что угодно, но всегда красноречиво сообщал, когда ему что-то не нравилось. К удивлению и вечному развлечению Тони, Рабун не имел опыта со сладостями; такие вещи, как шоколад и мороженое, были новинками, и Тони потратил много времени, таская его по кондитерским. Новое сообщение от неизвестного: Недостаточно долго. Пекин через три недели. Я буду скучать. Чёртовы слушания в Сенате. Тони хотел кричать. Раньше он пытался увернуться от них, и это доставляло больше проблем, чем того стоило. Тони был публичным лицом Мстителей, брал на себя все пиар-вопросы и превращал их действия в законную деятельность. Если он пропустит слушание, голова Тони окажется у Фьюри на столе. Не то чтобы Тони боялся его, но, честно говоря, Фьюри знатно усложнял его жизнь, когда выходил из себя. Да, я тоже скучаю по тебе.***
Пекин оказался дерьмовым шоу эпических мер предосторожности. Скруллы затеяли какой-то нелепый заговор и выбрали для этого из всех мест Средний Запад, поэтому, когда Тони появился в Китае, он был измотан трёхдневными боями и ещё одним днём уклонения от СМИ; у одного из журналистов имелась фотография Тони с незнакомцем в Германии, и все хотели узнать, кто этот новый любовник Тони. Пришлось ловко уворачиваться. И, когда он, наконец, добрался до Китая, случилась путаница с отелями, и Рабун оказался не там, где Тони его ждал. К тому времени, как он получил второе сообщение с новым местом встречи, Тони едва держался на ногах. Когда же Рабун, наконец, нашёл Тони, который зашёл в первый попавшийся отель, просто чтобы немного отдохнуть, тот был капризным, некормленым и обезкофеиненным. Они почти поссорились. Бог свидетель, Тони изо всех сил пытался выбрать что-то одно, потому что ему начинало казаться, что он был на побегушках у Рабуна. — У меня есть обязательства, мой дорогой, — сказал Рабун. — Это не просто бизнес, который вынуждает меня мотаться вокруг земного шара. Есть люди, которые зависят от меня. — Ну да, — дулся Тони, — словно ты не знаешь, где я живу. Чего Тони как раз-таки и не знал о своём любовнике. Даже из какой он страны. Когда он спросил, Рабун почти и не ответил, лишь сказал, что его дом пустой и слишком большой. Тони мог его понять: он был в особняке Старков несколько раз после смерти родителей, и огромный дом без единой живой души казался холодным. Тони закрыл это место и редко навещал. — Ты знаешь, что мы должны быть осторожны, — сказал Рабун. Он потянул Тони себе на колени, прижавшись носом к шее. — Я просто чувствую, что ты не расставляешь приоритеты, — пожаловался Тони. — Это… я значу для тебя не так много — я бросаю всё, чтобы постоянно навещать тебя. Ты же даже не используешь один и тот же телефон достаточно долго, чтобы мы могли поговорить. — Я не существую в твоём мире, Тони, — тяжело вздыхая, ответил Рабун. — Я подвергну тебя риску, страшному риску, если о нас узнают. Мы встречаемся так, потому что это всё, что у меня есть. — Ты знаешь, кто я, — упрекнул Тони. — Знаю, — ответил Рабун. — Я хорошо изучил твоих Мстителей. Я знаю твои способности. А теперь поверь мне, когда я говорю, что это ставит тебя под угрозу. Я не недооцениваю твои способности и не преувеличиваю угрозу. Я даже сейчас работаю, чтобы изменить ситуацию, и она изменится, но требуется время, чтобы привести всё в движение. Могут пройти годы, прежде чем мы сможем… иметь что-то, кроме этого. Ты не… ты не хочешь дать мне время? Тони закрыл глаза, прислонившись лбом к шее Рабуна. — Всё, что тебе нужно. Прости, я просто… я скучал по тебе. — И я по тебе, — сказал Рабун, проводя пальцами по волосам Тони. — Это правда, каждый день кажется вечностью, когда я не с тобой. Мои планы. Так много изменилось с тех пор, как мы встретились. Моя жизнь была пуста, а я даже не знал об этом. — Он нежно, словно задабривая, касался губ Тони, пока тот не мог больше выдержать лёгких прикосновений и накинулся поцелуем со всем жаром и страстью, что была в нём. — Я не хотел вмешиваться в твою жизнь, — дразня, произнёс Тони. — Да, и как ты только мог, — ответил Рабун, вылизывая шею Тони, соблазняя и лишая одежды. — Ты погубил меня своими губами и разбил меня о своё тело; изменил меня навсегда, чтобы я никогда не хотел никого, кроме тебя. — О, так это всё моя вина? — Руки Тони оказались под рубашкой Рабуна, ощупывали эти точёные, подтянутые мышцы и роскошную шёлковую кожу кончиками пальцев. — И я, что же, набросился на тебя, а ты просто… — Поддался на твои уловки и соблазнения, — сказал Рабун. Он снял с Тони брюки, стягивая ткань ниже, на бёдра. — Был потрясён тобой. — Ну, я просто потрясающий, — поддел Тони. Тони мог с уверенностью сказать, что на этот раз они не доберутся до кровати. Всё в порядке, ему тоже не терпелось заполучить в свои руки любовника, трогать, и поцеловать, и ласкать. Почувствовать губы Рабуна; у него был чертовски талантливый язык, и он оставлял засосы и следы укусов на шее Тони, которые ему иногда приходилось скрывать с помощью макияжа, лишь бы не выглядеть абсолютно развратно на собраниях акционеров. — Ты, — произнёс Рабун, — совершенство. — Огонь вернулся, отвлекая Тони. Он пробрался ладонью в штаны Рабуна, провёл по всей длине ствола и застонал с признательностью, когда Рабун запрокинул голову и вскрикнул от желания. Боже, этот человек был прекрасен, от серебряных кончиков волос до янтарных глаз, очерченных восхитительных губ и решительного подбородка. У него имелись шрамы, в него стреляли по крайней мере три раза, Тони смог отличить эти шрамы от совсем старых ран. Не то чтобы тело Тони рассказывало иную историю. Иногда казалось, что их одежда таяла, иногда это было нетерпеливое, раздражающее занятие — добраться до обнажённой кожи. Эта ночь была сном, снимающим маски, не торопила, позволяла трогать и ласкать без спешки, зная, что они дойдут до конца. Рот Рабуна был благословением, самым сладким грехом, и Тони выгнулся ему навстречу, головка члена скользнула в этот бархатный влажный рот. Он поднял бёдра с дивана, и Рабун окончательно снял его брюки, ладонями прослеживая путь. Толчок в горло, такое послушное, такое скользкое, и Тони знал, что если не сосредоточится на своём дыхании, то опозорится, кончив через две минуты. Этого никогда не случится. И всё же Рабун не отступал, не замедлялся, просто продолжал двигаться, пока Тони подавался навстречу, и, боже, это было… — Блять, блять, блять, — повторял Тони, и Рабун сжал бёдра, удерживая его так крепко, что он едва мог двигаться и ничего не мог сделать, кроме как подчиниться влажному рту и дразнящему языку. Тело Тони изогнулось и выгнулось, он не контролировал себя, был полностью очарован тем, что Рабун делал с ним, как хорошо он себя чувствовал, насколько это было необходимым. Он не понимал, что он и кто он, ему просто нужно, нужно было чувствовать. Его пальцы путались в волосах Рабуна, короткие шёлковые пряди скользили между пальцев. Ещё ниже, и пальцы Тони опустились на твёрдые плечи, ногти царапали кожу, пока он держался за драгоценную жизнь. Его кровь бешено текла по венам и стучала в голове. Его трясло, ноги, живот дрожали. — Боже… Рабун не остановился, когда Тони кончил, даже не дал ему перевести дыхание. Он просто подцепил флакон смазки и начал готовить его, а рот всё ещё игрался со сверхчувствительным и медленно опадающим членом Тони. Тони извивался изо всех сил, слишком нервный, чтобы расслабиться. Он не раз вскрикивал, когда Рабун вошёл в него одним пальцем, а потом и вторым. Его член болел, слишком сильно, слишком горячо, и, наконец, снова стал твёрдым. — Вот так, — сказал Рабун, наконец выпуская его изо рта, и Тони вздохнул с облегчением, чувствительный и дрожащий. — Ну, теперь бессмысленно останавливаться, — несколько раздражительно произнёс Тони. — Я и не планировал, — ответил Рабун. Он подтянул Тони за бёдра и положил их на плечи. — Могу я… — Он замолк, глядя Тони в лицо. — …Без? Боже, это было… Тони вздрогнул. Доверие с обеих сторон. Он знал, что чист — преимущество иметь личного врача. Ещё со времён Афганистана он с осторожностью относился к больницам и даже до этого никогда не был большим поклонником медицинской помощи, но арк-реактор сделал это необходимостью. — Я чист, — сказал он. — Если и ты… Рабун смазал член и вошёл. Тони извивался, чувствуя, как его тело наполняется, медленно и чувственно, с жжением и растяжением. Постепенно слабая боль исчезла, давление ослабло, и его мышцы расслабились, впустив Рабуна. Рабун наклонился, проник глубже, прикоснулся губами губ Тони, и, пока Тони обвил руками шею Рабуна, чтобы притянуть любовника ближе, возбуждение и желание вернулись. Рабун двигался в нём медленно, даже слишком медленно, и Тони застонал. — Давай, ну же, — приказал он, сжимая пальцы на шее Рабуна. Рабун вбивался в него снова и снова, и Тони двигался ему навстречу, синхронно, в одном ритме, шепча ободрения в ухо Рабуна. — Великолепно, — бормотал Рабун, и Тони едва мог расслышать его, слишком сосредоточенный на движении и ощущений плотного чувствительного скольжения члена Рабуна, и… — Боже! — Тони вскинул бёдра. — Да, любовь моя, я держу тебя, — сказал Рабун, а затем со стоном в последний раз вошёл в Тони. — Это… прекрасно. Тони дрейфовал словно в тумане, нежась в облаке гормонов и блаженства. Он не мог объяснить этого, да и не хотел — так безопасно, тепло и прекрасно он себя чувствовал. Он огладил плечо Рабуна. Что Рабун сказал? Это казалось чем-то важным. — Я тоже тебя люблю.***
— Что? Тони застонал, откинувшись на спинку стула. Он не хотел разговаривать с Ридом Ричардсом. Ричардс раздражал его до усрачки, если не по какой-то другой причине, то по той, что этот человек был почти так же умён, как и считал. Наглый, настырный и с характером тёрки для сыра. И, когда Тони чувствовал себя щедрым, вероятно, он признавал Рида равным себе, просто в другой области. Но, как и все гении, Ричардс был убеждён, что его область знаний самая важная, что его интеллект самый острый. Что, очевидно, не так. — Мы думаем, что Дум заполучил некоторые твои технологии, — сказал Ричардс. — Мы не знаем, какие именно и что он планирует с ними делать. Так как я не могу толком разобраться в твоих запчастях, Сью решила, что тебе стоит пойти с нами. — Вы собираетесь в Латверию? — Дум в последнее время успел побывать практически везде, но, когда мы засекли последнее перемещение, был дома. Пойдём с нами, мы постучим в его дверь, и Бен сможет выбить из него дерьмо хоть на некоторое время. — Это на самом деле сработает? — Тони вздохнул. Это точно создаст международный инцидент: нападение на Латверию без каких-либо доказательств. Хотя, зная Дума, там явно будет что-то незаконное. Они, вероятно, могли бы сделать так, что всё сработает. — Поговори с Фьюри, попроси его издать указ или что-то ещё, — сказал Тони, махнув рукой, забыв, что Ричардс не мог видеть его через громкоговоритель. Он вытащил мобильный. Может быть, может быть, на этот раз… Ты здесь, детка? Новый текст от неизвестного: Да. Через два дня буду рядом с Венгрией, если вдруг захочешь встретиться со мной для разнообразия. Новый текст из неизвестного: Почему? Супергеройское дерьмо. Мелкие диктаторы. Я не думаю, что в Латверии есть хорошие отели, так что найду другое место, чтобы переночевать. Я дам тебе знать. Рабун не ответил, но это не было необычно. Тони позже посмотрит, не перезвонил ли он с другого, нового номера.***
Дум уставился на телефон. Он забыл уничтожить его — так был поглощён признанием Тони в любви. Дерьмо. Дум в полной заднице.