Этюд о реинтеграции

      «Он сказал «опасно», и вот я здесь», — думает Джон, усаживаясь, чтобы поужинать с безумцем. Когда появляется свечка, Джон решает, что это слишком. Он чувствует себя так, будто смеётся, смахивает свечу или просто встаёт и уходит, — погодите, он этого не делает. Однако он понимает, что дышит с трудом: горло и грудь сдавило.       На секунду Джон чувствует, как внутри расцветает незнакомый страх.       Да что с ним не так? Он только встретил мужчину, а теперь изучает трупы и подвергается похищению, не говоря уже о переписке с убийцами и активных попытках встретиться с ними один на один.       Как будто он попал в подводное течение во время ревущего отлива. Джон должен держаться поближе к берегу и пытаться спастись —       А затем слабый язычок страха разгорается в животе и превращается в солнце пустыни.       Джон обнаруживает, что может дышать, и откладывает трость в сторону, ему удаётся перевернуть страницу в меню, не передавая ей мелкую нервную дрожь.       Они делают заказ, вернее Джон. Шерлок, похоже, собирается пялиться в равной степени и в окно, и на Джона, одновременно зачарованный и равнодушный. Джон хмурится, когда пытается вспомнить, почему это кажется ему таким знакомым, но Шерлок замечает его хмурый вид и заглядывает Джону в глаза.       — Что? — наконец спрашивает Джон, нарушая до неловкого пристальный взгляд.       Шерлок сужает глаза, когда отвечает Джону.       — Ничего.       — Чёрта с два, — фыркает Джон. Он берёт бокал вина и отпивает. Шерлок следит за каждым движением. Джон поднимает брови, глядя на него. — О, да ради всего святого… ты собираешься спрашивать или нет?       — О чём? — Шерлок почти фыркает. — Мне ни о чём не нужно спрашивать тебя — я могу всё вычислить, просто посмотрев.       — Ну хорошо, — Джон коротко улыбается, снова отпивает вина и с вызовом смотрит в ответ на Шерлока. Тот отводит глаза.       Джон, может, и не в состоянии, мимолётно глянув, понять, что леди в розовом была несчастлива в браке больше десяти лет, но у него было достаточно опыта со взглядами, которыми его в последнее время награждали люди, чтобы понимать, что Шерлок до смерти хочет спросить о его модификациях. Особенно, об участии еды в этом уравнении.       Если судить рационально, это не такая уж проблема: в конце концов, больше 70% тела Джона всё ещё составляет органическая, доморощенная, питающаяся посредством желудка плоть. Джон должен есть, чтобы поддерживать физическую силу, выносливость и жизнь.       Лишь меньше 30% его тела более составная часть, и, как бы то ни было, — она «живёт» за счёт телесного тепла Джона наряду с довольно непростой цепочкой метаболизма, которая всё ещё технически проверяется. У более старых моделей были внешние источники питания, или их нужно было заряжать, или им требовались длительные ремонт и замена.       С Джоном всё было иначе — у его тела всегда была чуть повышенная температура, его метаболизм всегда шёл чуть быстрее, чем у других, и эта новая система подачи энергии просто использовала преимущества этих особенностей.       Он осознавал, что иногда ему придётся встречаться с техником для ручной корректировки. «Железо», хоть и прочное, весьма далеко от продвинутой и в то же время старой как мир системы проверок, ремонта и починок, которые проводит человеческое тело за весь срок существования, невзирая на все предыдущие жизненные циклы.       Например, правая нога и ступня Джона с мышцами, нервами и нетронутой фасцией* день ото дня совершает миллион крошечных изменений в ответ на его позы, привычки и движения. Спустя время эти маленькие перестройки составляют план и приспосабливают его движения, пока есть возможность их менять.       С кибернетикой всё не так. Она «говорит» с центральной нервной системой Джона, загружая и выгружая пакеты данных сорок раз в секунду, передавая реальность с предполагаемой согласно интерпретации мозга скоростью передачи кадров. Джон не уверен, что нейрохирурги и программисты настолько умны, насколько они думают, — всё, что он знает, — это, что связь между его телом и его ногой — бесперебойная, чего нельзя сказать о его кибернетической части.       Тем не менее, его тело может дать интерфейсу ноги доступ к данным от его настоящей ноги, позволяя ему зеркально отображать необходимые корректировки — но этот процесс не оказался ... настолько успешным, как предполагалось в начале.       Например, Джону нужна трость.       Его программист-доктор-хирург строит миллион теорий, почему так происходит, и все они бесполезны.       Последняя касается присущему телу непринятию симметрии, налагаемому совместным использованием данных. Доктор постулирует, что человеческие тела стремятся отклониться от этого точного баланса — но нельзя сказать, что у программного обеспечения или даже у корневого кода существуют возможности изменить это.       Вот и всё.       Джона вырвали из лап смерти и инвалидности самые навороченные, дорогущие и бесшабашные штуковины, которые могла предоставить наука, а теперь, даже согласно гарантии чёртова производителя —       Но ему до сих пор нужна трость, и всё ещё нужно иметь дело с обществом, которое находит его существование неудобным, а теперь, похоже, у него есть потенциальный сосед, который вероятно не менее потенциально сумасшедший (совершенно точно рисковый) с невысказанным любопытством в отношении Джона.       Джон отодвигает бокал, когда официант (Билли, вроде?) ставит его равиоли, и бормочет «Спасибо большое», и поражается своему самоанализу. На данный момент всё могло быть хуже, у него мог бы быть враг, вроде того скользкого типа с зонтом.       По сути, учитывая, как прошла их встреча, у Джона, возможно, теперь есть враг.       Шерлок, как решает Джон, вероятно, преодолеет любое крайне избирательное чувство такта, которое сдерживает его от вопросов по поводу взаимодействия плоти и имплантов. Довольно скоро, судя по его беспокойной природе.       А пока у Джона есть свои вопросы насчёт заклятых врагов.