***
[Лесная поляна. Та же ночь.]
Вэй Усянь, Лань Сычжуй, Лань Цзинъи и Яблочко крепко связанные и глубоко опечаленные в сотый раз мысленно и дружно проклинали свой несчастливый рок, по вине которого, им выпало сомнительное удовольствие из охотников превратиться в добычу своей предполагаемой жертвы. — Значит, вы утверждаете, что эти трое разбойников напали на вас и… — И осёл… — Хм… Значит, вы утверждаете, что эти трое разбойников… и осёл напали на вас и… — Да! — в очередной раз перебил старца мужичонка — жертва нелепого недоразумения — и тут же сник, одаренный очень недобрым взглядом. — … и пытались вас убить? — закончил наконец фразу старец. — Я… Я не знаю. Я просто травник, понимаете? — Понимаю, — величественно кивнул старец. — Так вот… Я держал путь к горным лугам, за травами. И тут меня схватили и связали эти бандиты, а потом надели мне мешок на голову и привязали к ослу. А о-осла п-п-пустили вскачь и я. я. чудом выжил… — мужичонка, коего с Янчжэн Чжуи объединяло лишь то, что он тоже носил серый балахон и длинную козлиную бородку, был высок и опирался при ходьбе на трость, нервно ощупал грудь, все ещё не веря в своё чудесное спасение. — О! Какой изощренный способ убийства! — негодующе воскликнул старец. — Да! А потом появились вы и… и спасли меня! — падая на колени и воздевая руки к старцу, просипел травник. — Я навечно перед вами в долгу! — Все ясно, — мрачно ответил старец и, повернувшись к связанным, вымолвил: — Назовите мне свои имена, презренные отроки. — Сы… — начал было Сычжуй, но тут же получил болезненный пинок локтем под ребра от Цзинъи и запнулся. — Сы-Сы он, а я Су-Су, — сделав честные глаза, признался Цзинъи. — Со-Со, — уверенно представился Вэй Усянь. — Йа-Йа! — неожиданно выдал осёл. — Сы-Сы, Су-Су, Со-Со и Йа-Йа, я спрошу вас лишь раз, зачем вы пытались убить этого человека? — Вы все не так поняли! Мы его вовсе не собирались убивать. Мы… Мы его… спасали! — уж что-что, а выкручиваться и без зазрения совести нести всякий бред лучшего мастера, чем сам Старейшина Илин, не сыскать, хоть весь свет обойди. — Спасали? — Да! Точно! Спасали! — И от чего же вы его спасали? — Так от… — От грифонов! — порадовал находчивостью Цзинъи. — Да-да, именно! От грифонов! — ухватился за идею главный зачинщик. Травник бросил на него странный взгляд. — Неужели? Вы утверждаете, что спасали его от грифонов, связав и накинув на голову мешок? — Ага! — глаза Вэй Ина были настолько честные, что было совершенно очевидно: нагло врет. Поняв, что его честность подвергается весьма скептической оценке, Старейшина принялся вдохновенно пояснять: — Так мы его в безопасное место собирались отвезти, затем и связали. Оно ж как, пока объясни каждому, пока уговори их, а грифон сверху цап и тю-тю. Так а мешок… Вы вообще грифонов видали? Они ж страшенные — жуть! А если б мужик от разрыва сердца помер?! А что на осле, так оно сподручнее, не на себе же его тащить, чай тяжелый. Да кто же знал, что осел змею испугается и понесет?! — Довольно морочить мне голову! Грифоны вымерли пару столетий назад! Более нелепого объяснения я за всю жизнь не слыхал! Я своими глазами видел, как вы пытались убить этого человека! Такие отбросы как вы недостойны топтать эту бренную землю! Янчжэн Чжуи считает своим священным долгом очистить этот мир от скверны в лице таких негодяев как вы! — грозно возвестил старец, вынимая меч. — Постойте, это недоразумение! Он говорит правду! Мы адепты ордена Гусу Лань и были здесь на ночной охоте! — залепетал Сычжуй, проигнорировав два укоризненных взгляда, направленных в его сторону, и тычек под рёбра от Цзинъи. — Вы? Адепты ордена Гусу Лань? — вкрадчиво переспросил старец и спустя напряженное мгновение звенящей тишины расхохотался так, что, казалось, задрожала земля. — А почему не Ланьлин Цзинь? А это, может, верховный заклинатель? — он ткнул тростью в Вэй Усяня. — Ха-ха! Мальчик, ты хоть одного заклинателя в своей жизни видел-то? Скажи ты мне, что он Старейшина Илин, я бы и тогда поверил больше! Вэй Усянь не знал, смеяться ему или плакать. — Да нет же! Посмотрите на меня внимательней! Несколько дней назад я вам пись… — попытался оправдаться Лань Сычжуй. — Довольно шутки шутить! — перебил его старик тоном, ничего хорошего не предвещающим, и, недобро прищурив глаза, направил меч на побледневшего Сычжуя. — Да как ты, паскуда, смеешь порочить имя самого благородного и благочестивого ордена, ты, собачий потрох в выгребной яме! За твои дерзкие речи, я покараю тебя первым! В словах его, мрачных и суровых, не осталось и намёка на отзвучавший только что смех. По мере того как он говорил, казалось, что вокруг сгущаются тени, а затем поляну и вовсе накрыл почти непроглядный мрак, который будто бы пробирался под кожу до самых костей, вызывая озноб и ввергая в тоскливую безысходность. — Мама! Мамочка! — пискнул Цзинъи, с ужасом глядя куда-то поверх головы старика. — Да-а, «Су-Су», если это твоя «мамочка», мне становятся понятны некоторые черты твоего характера, — философски протянул Вэй Ин, глядя туда же с не меньшим ужасом и долей благоговения во взгляде. — М-ме-мешок! Где в-ваш ме-мешок? — проскулил травник, отчаянно дрожащими руками шаря по земле и, отыскав оный, натянул его на голову чуть ли не до самых пят. Ещё бы! Огромная, в три человеческих роста, крылатая тварь спускалась к поляне, заслонив гигантскими перепончатыми крыльями лунный свет.