Миротворец

Король Ингрид распорядился предоставить каждому из новоприбывших гостей отдельную комнату, чтобы те смогли отдохнуть после дороги и набраться сил. Только вот спать никому не хотелось. То, что происходило с Рионотом, напряжение, которое сквозило между ним и королем, не давало покоя ни одному члену отряда Жени. Потому что они не понимали, что происходит на самом деле. История Рио казалась им чем-то черным, мрачным. Поэтому никто из них не спешил спрашивать о том, что столько времени бередило душу нага, однако тревога за товарища терзала каждого. Эрейн долго этой пытки вытерпеть не мог. Он проделал весь этот путь, чтобы вернуть Рио, вытащить его из лап нагов, которые ополчились на него. Он еще помнил тот момент, когда нашел его у порогов гномьих пещер многие столетия назад. Рио тогда был еще более хрупким, чем сейчас. Хрупким, слабым и беспомощным. Он помнил то время, когда Рио переживал известие о том, что у него будет дитя. Тогда Эрейн многого не понимал, потому что Рио по большей части молчал, а свою историю он рассказал только лишь частично. Рио обставил все это лишь как обычную борьбу за престол, но та фраза, брошенная им на прощание королю Ингриду, сказала Эрейну больше, чем было нужно. Тот ребенок… это был плод порочной связи между братьями. Замок был довольно большим, но не настолько, чтобы в нем можно было заплутать. Эрейн привык разбираться в бесконечных коридорах гномьего царства, поэтому нечто подобное не стало для него преградой. Пусть он и понятия не имел, куда идти и где поселили Рионота. Его просто вело чутье. Он петлял коридорами, даже не пытаясь рассмотреть красиво расписанные стены, восхититься архитектурой различных частей замка, поразиться скульптурам и фрескам. Его не волновало то, какие красоты таил в себе замок нагов. Все, к чему он стремился, это Рионот. Сердце влекло гнома все дальше и дальше, через бесконечные коридоры до тех пор, пока он не наткнулся на массивную дверь. Гном остановился подле нее, прислушиваясь и безошибочно понимая, что нашел. Рио был прямо в этой комнате, осталось только протянуть руку и войти. Но почему-то гном не решался. Он не думал, что имеет хоть какое-то право вмешиваться в судьбу нага, в его прошлое. Эрейн не имел на него никаких прав, потому что Рио никому принадлежать после произошедшего едва ли будет. Однако он глубоко выдохнул, прогоняя все мысли, и вошел, даже не постучав. Как он и думал, Рио оказался в комнате. Он сидел, окруженный полутьмой, с наполовину задернутыми шторами. Оставался только небольшой просвет, из которого лился мягкий свет от огней, освещающих столицу. Рио почти не двигался, только смотрел на сложенные на коленях руки так, словно не мог понять, кому принадлежат эти руки. Его глаза в темноте чуть светились. Стоило Эрейну войти, как наг дернулся, через плечо оборачиваясь и смотря на гнома. — Догадывался, что ты придешь, — заметил Рио довольно тихо, словно бы ему не хотелось нарушать уютную тишину, опутавшую комнату коконом. — У тебя, видимо, много вопросов, Эрейн. — Как будто ты собираешься на них ответить, — пробасил гном, безжалостно нарушая то, что наг пытался уберечь. Эрейн бы поддался атмосфере таинственности, однако он был чертовски зол на Рио за то, что тот ушел и ничего не сказал. Бросил его, словно неугодную жену. Но одновременно внутри Эрейна все больше зрела тревога. Потому что было что-то темное в том, что связывало Рио и короля Ингрида. Что-то настолько темное, что сквозь эту темноту было не пробиться. Рио усмехнулся, похлопывая по месту на постели рядом с собой. Отвечать он не спешил, просто смотрел своими змеиными глазами, словно пытался зачаровать. Только вот Эрейн уже давно был зачарован. Еще с того момента, как нашел его у порога гномьего королевства, измученного и искалеченного. Его сердце давно было в руках нага. Даже тогда, когда Рио покинул их, сбежал, ничего не сказав, Эрейн понял, что его сердце он тоже унес с собой. Садиться рядом Эрейн не стал. Остановился напротив, возвышаясь над нагом, потому что при обычном раскладе он был на полторы головы ниже. С высоты смотреть на кого-то было приятно. Возможно, Эрейн даже хотел бы насладиться виной, плескавшейся в желто-зеленых глазах, но не мог. Боль Рио всегда была его болью. Он бы никогда и ни за что не пожелал, чтобы страдал тот, кого он полюбил. — У меня есть несколько предположений по поводу того, что ты собираешься делать, — заметил Рионот, пытаясь протянуть руку и коснуться сильных пальцев Эрейна, но не стал этого делать. Он не боялся, просто, как и сам Эрейн, думал, что не имеет права. — Я бы предпочел второй, если честно. — Может, ты хотя бы соизволишь их озвучить, чтобы у меня было из чего выбрать? — заговорил Эрейн довольно грубо и низко. Гном едва ли когда-то отличались кротким нравом и умением держать эмоции в узде. Это была отличительная черта эльфов, но уж никак не подгорного народа. — Ты можешь убить меня прямо тут, я даже сопротивляться не буду, потому что я виноват, — Рио нервно пожал плечами. По взгляду Эрейна сложно было что-то понять, поэтому даже вся проницательность Рио не позволяла тому уловить ход мыслей гнома. И это действительно пугало. — Или…? — Или ты можешь поцеловать меня? Наверное... если хочешь. Эрейн отвечать не стал в очередной раз. Его руки потянулись к шее нага, и тот действительно подумал, что гном сожмет ее сильными пальцами и переломает, как ломают шею курице. Он даже глаза прикрыл, чтобы не видеть, однако не почувствовал рук, сжимающихся на его горле. Только теплые губы, коснувшиеся его. Настолько трепетно, что в груди что-то сжалось. Рио и забыл, что значит, тогда тебя ценят, словно величайшую драгоценность. — Ну и идиот же ты оказывается, — выдохнул Эрейн, касаясь теплыми и грубыми от мозолей руками лица Рио, стирая неизвестно когда успевшие появиться слезы. Сам наг этого и не заметил. Не плакал он давно. Последний раз это было, когда он закапывал мертвого ребенка возле своего дома на Пустой земле. И тогда, и теперь его сердце сжималось от эмоций. Только вот настолько разных, что невозможно было описать эту разницу словами. Тогда было горько, чертовски горько, все жгло от боли, он готов был задохнуться. Сейчас внутри было тепло. И Рио не был уверен, что заслуживает ту теплоту, которую получает сейчас через прикосновение. — Ты слишком много думаешь, Рио, — заметил Эрейн, снова прикасаясь губами к губам. На этот раз прикосновение постепенно перерастало в более глубокий и чувственный поцелуй. Эрейн, даже будучи гномом, которые предпочитали страсть и все то, что горячит кровь, мог быть настолько нежным, что подкашивались колени. Рио подрагивал, как от разряда магического заклинания. Он чувствовал то, что всегда хотел почувствовать: что его любят. Не просто как красивую оболочку, как сосуд для чего-то, не потому, что он завоеванный трофей. Его любят просто потому, что это он. Изломанный, искалеченный, уставший от жизни и потерявший в нее веру, но тянущийся к чему-то теплому, как лепестки растений тянутся к солнцу. Он схватил Эрейна за плечи и потянул за собой, утаскивая на постель. Гном противиться не стал, только удержал свой вес на руках, чтобы не придавить хрупкого нага. На мгновение пришлось оторваться от поцелуя, рассматривая полное эмоций лицо Рионота. Не так часто можно было увидеть такое количество чувств, смешавшихся в этих глазах. Эрейн давно подобного не видывал, поэтому не упускал ни единого момента, наслаждаясь тем, как менялось лицо нага, становясь светлее, как разглаживали обычно острые черты. Даже касаться этого лица грубыми, мозолистыми пальцами, было боязно, но Рио сам взял руку Эрейна и приложил к своей щеке. Та была чуть прохладной, пусть на ней и расцветал с каждым мгновением румянец. Эрейн провел подушечками пальцев по контурам скул, поднимаясь выше, обводя мягкую кожу под глазами, вынуждая Рио закрыть их. Коснулся густых и жестких ресниц, ведя вдоль, чувствуя как дрожат веки под его пальцами. Очертил линию бровей, переходя на лоб и разглаживая возникшую морщинку. На этот раз Рио поцеловал его сам, обвив руками шею и притягивая к себе. Этому противиться Эрейн тоже не стал, позволяя утянуть себя в омут с головой и перехватывая инициативу в свои руки, что наг позволил ему сделать с большим удовольствием. Гном не напирал и не давил, с упоением исследуя чужой рот, сплетаясь языками. Все остальные чувства, которые рвались наружу, грязные желания и потребности, присущие большинству мужчин, он держал в себе, потому что не собирался сейчас спать с Рио. Все, чего Эрейн хотел, это забрать ту боль, которая сколько пожирала нага изнутри. Пусть даже он не понимал и толики того, что пережил Рионот, он хотел попытаться забрать хоть крупицу, облегчить тяготы. Дать Рио забыться. Только стук в дверь заставил дрогнуть обоих. Эрейн резко поднял голову, готовый разбираться с нарушителем спокойствия, но Рио мягко схватил того за руку, приостанавливая. Он сразу понял, кто стоит за дверью, нерешительно пытаясь коснуться ручки. Возможно, им действительно стоило поговорить после того, что Рио сказал в тронном зале. — Успокойся, — попросил наг, привставая, и коротко сказал: — Входи! Гном не успел встать с постели, как дверь приоткрылась, впуская внутрь короля Ингрида. Эрейн ожидал увидеть кого угодно, но только не этого человека. Человека, взгляд которого выражал глухую боль, стоило ему увидеть развернувшуюся в комнате картину. Потому что Эрейн все еще был на одной постели вместе с Рио, а тот лежал под ним с раскрасневшимися лицом и губами. Выглядело это весьма говоряще, и Эрейн понял, что Рио специально позволил королю войти раньше, чем они успели изменить положение. Он хотел, чтобы тот видел это. Только вот мотивы такого поступка были Эрейну не понятны. Короля гном не жаловал, потому что понимал, что все беды Рионота от него. Эрейн хотел выставить его вон, чтобы не дать Рио снова оказаться наедине с этим человеком, однако наг остановил его, схватив цепкими пальцами за рукав. — Я пришел поговорить, — отозвался Ингрид, заметив враждебный настрой гнома. Король понимал, что тот готов был защищать Рио до последней капли крови. Так же когда-то должен был сделать и сам Ингрид, но вместо этого он разрушил все, что могло быть между ними. До самого основания. И даже больше, если учитывать то, что Рио вскользь упомянул в тронном зале. Ингрид боялся думать об этом, строить догадки и домыслы, поэтому ему нужно было знать. Знать все, чтобы понимать тяжесть греха, который он совершил. — Тебя с ним я не оставлю! — прорычал Эрейн, готовый едва ли не браться за секиру, но Рио сильнее потянул его за рукав, вынудив обратить на себя внимание. — Эрейн, — тихо, но жестко позвал он. — Ты можешь больше не доверять мне, но в этот раз, прошу, доверься и дай мне поговорить с братом. Все будет хорошо. Гном посмотрел на мага долгим, нечитаемым взглядом. Рио все больше пугало то, что он никак не мог понять по глазам или выражению лица, что Эрейн думает, а ведь он отличался тем, что хорошо научился разбираться в тонкостях человеческой натуры. Однако Эрейн лишь глубоко выдохнул и кивнул, накрывая пальцы Рио своими и вынуждая того оторваться от себя. После чего он, четко вышагивая и ступая тяжело, покинул комнату, аккуратно прикрыв за собой дверь. Рио знал, что он останется стоять за ней, чтобы не позволить им с королем остаться совсем наедине. И это, возможно, было хорошо, потому что иначе Рио никогда бы не решился рассказать Эрейну всю правду. Поэтому он накрыл комнату заклинанием, но оставил лазейку для Эрейна, чтобы тот смог услышать все, что будет рассказано в этой комнате. Рио только надеялся, что он поймет. Поймет и не оставит, потому что остаться совсем одному для Рио значило бы смерть во второй раз. Как только за гномом закрылась дверь, Ингрид попытался сделать шаг в сторону Рио, но тот инстинктивно отшатнулся от него. Во взгляде короля снова появилась боль. Глубокая, которая никогда не сможет окончательно покинуть его. И младший принц мог бы пожалеть его, попытаться понять, но он не хотел. — Хорошо, я не буду пытаться подходить к тебе, — повинился Ингрид, отходя на несколько шагов дальше и занимая одно из глубоких, удобных кресел. Его поза все еще выдавала напряжение и усталость. — Расскажи мне, Рио. Прошу. То, что ты сказал в тронном зале… неужели это…? — Да, — жестко оборвал его Рио, припечатывая словами не хуже булавы, летящей прямо в голову. Ингрид вжался в кресло, сжимая подлокотники до побеления костяшек. Всего одно слово дало ему понять тяжесть грехов, за которые он никогда не вымолит прощения у богов. Рио поднялся с постели, предпочитая не смотреть на своего брата, и подошел к окну, открывая настежь створки и впуская прохладный ночной воздух. Лунный свет мгновенно залил до этого погруженную в полутьму комнату и осветил силуэт мага, позволив Ингриду рассмотреть всю красоту, которой обладал его брат. Рио всегда был красивым, даже будучи ребенком. Его отличали стать и грация, присущие матери, и порой твердость, которой обладал их отец. Рио всегда был лакомым кусочком для высокого двора, как сын короля и будущий наследник, не обделенный внешностью и талантами к магии. Когда-то он был беззаботным ребенком, теперь же перед Ингридом предстал взрослый человек, прошедший через много тягот и потерь. Ожесточившийся, закрывшийся от всего мира на сотню замков, которые нельзя было сломить. Двери внутреннего мира Рионота больше не были широко раскрыты. Под каждую закрытую дверь теперь нужно было искать свой ключ, и, увы, Ингриду больше не дано было этого совершить. Когда Рио начал рассказывать, голос его звучал тихо и глухо, словно бы он не хотел нарушать бархатную тишину ночи, окутавшую столицу. Он почти шелестел, пересказывая те ужасные события, с которыми ему пришлось справляться одному. Он говорил и говорил, рассказывал о том, как ему жилось у гномов, как он узнал о том, что носит под сердцем ребенка. Ингрид слушал, не прерывая его, потому что понимал, что самое страшное только впереди. И оно оказалось еще страшнее, чем он предполагал. Это прошлое, о котором Рио пока не говорил никому, потому что обличать события в слова ему было дьявольски тяжело. Он останавливался на мгновение, чтобы унять ту боль, которая лилась из него, а потом продолжал, описывая все те события настолько красочно, что Ингрид видел все это перед глазами так, словно сам был свидетелем. И от этого становилось еще более невыносимо. Понимание того, какие последствия повлеки за собой его поступки, перекрывало Ингриду дыхание. Боль в голосе Рио, когда он рассказывал о том, как собственными руками копал могилу для нерожденного ребенка, разрывала короля на куски. Снаружи он был цел и невредим, но душа его кровоточила. Все услышанное повергло его в ужас. Не выдержав дрожи в голосе Рио, который пытался сдержать слезы, в очередной раз рвущиеся наружу, Ингрид сорвался с места, обнимая своего брата со спины и кладя голову ему на плечо. Рионот дернулся от неожиданности и попытался вырваться, но собственная внезапная слабость, накрывшая его из-за воспоминаний, не позволила даже применить заклинание. Он был позорно слаб и беспомощен, поглощенный пучиной той боли, которая с годами постепенно притуплялась. — Отпусти! — прорычал Рионот, готовый позвать Эрейна, если не сможет справиться сам. Прикосновения брата жгли его, напоминая заново обо всем том, что случилось. О том, что было разрушено эгоистичными чувствами. — Отпусти меня! — Успокойся! — попросил Ингрид, хотя понимал, что его слова мало что могут. — Успокойся! Я не буду ничего… я ничего не сделаю. — Ты уже достаточно сделал! — Я знаю! Не уничтожай меня еще больше, чем уже сделал это, Рио! — прошелестел Ингрид, беспомощно утыкаясь Рио между шеей и плечом. Он даже не смел коснуться губами бьющейся под кожей жилки, хотя очень этого хотел. Просто держать Рио в руках уже было много для него. Даже больше, чем он мог желать. Они стояли так некоторое время, только стояли, чувствуя прохладу ветра на коже. Сердцебиение Рионота постепенно успокаивалось, пусть покоя ему эти руки не могли больше принести. Противоречивое чувство, однако. Рио не хотел больше верить, ни на мгновение, однако Ингрид тоже страдал, и маг это чувствовал. Сама его аура была пропитана горечью и ядом, которым он травил самого себя. И, возможно, Рио следовало бы радоваться, ликовать, что тот, кто причинил ему боль, теперь страдает куда сильнее, но радости на сердце не было. Только тоска. От того, что все вышло вот так. — Я могу только бесконечно просить прощения за то, что случилось, — начал Ингрид, вновь нарушая повисшую тишину, тяжелую и плотную, как покрывало. — Больше я ничего не могу сделать для тебя и ребенка, которого погубил мой эгоизм. Я знаю, что ты едва ли сможешь когда-нибудь простить то, что я привнес в твою жизнь только боль, но если ты сможешь… я буду благодарен. Если только ты сможешь простить мне все те грехи, которые я сотворил. Я сожалею, Рио, если бы ты знал, насколько сильно я сожалею. Обо всем. Я столько столетий хотел, чтобы ты вернулся, столько пытался найти тебя, потому что думал, что смогу попытаться вернуть себе твое сердце, но теперь понимаю, что не смогу. Не после всего… — его рука аккуратно коснулась живота Рио через легкую ткань. Тот дрогнул, чувствуя прикосновение. Оно обожгло его, словно раскаленный метал. — Низаме амеиа, — услышал Рио слова на выдохе и почувствовал, как губы касаются его оголенного участка шеи прямо под линией роста волос. После чего руки на теле исчезли. Ингрид сделал шаг назад. Зашуршали полы его одежд, и Рио понял, что тот покинул комнату, тихо прикрыв за собой дверь. Его последними словами на языке нагов были «прости меня». Два слова, пропитанные такой болью и горечью, что те слезы, которые он столько пытался сдерживать, редкими каплями скатились по щеке. Плакать он разучился уже давно, но так горечи было проще уйти, оставляя после себя пустоту. Как дверь снова открылась, впуская другого, Рио не услышал. Только почувствовал еще одни руки, обнимающие его. Руки, которые ощущались иначе. От которых все силы разом покинули тело, и Рио, как подкошенный, едва не рухнул на пол. Его подняли, словно величайшую драгоценность, и отнесли на постель, укладывая на бок. Рио подумал, что его могут оставить, но Эрейн хорошо умел понимать, когда нужно уходить, а когда лучше остаться, поэтому он лег рядом, прижимая дрожащего нага к себе. Тот уткнулся лбом в сильное плечо, сжимая в пальцах грубый камзол гнома, и свернулся калачиком у того под боком. Эрейн гладил его по голове, перебирая пальцами шелковистые волосы. Он не задавал вопросов, даже не пытался что-то сказать. Просто оставался рядом до тех пор, пока сон не овладел Рио и тот не провалился в него, как в спасительное небытие. Сам же Эрейн не спал долго, рассматривая изможденного нага. В голове то и дело раздавался его приглушенный, страшный голос, сопровождаемый картинами, которые виделись слишком яркими и живыми. Рассказ поразил гнома до глубины души, испугал, потому что он и не предполагал, какие тяготы свалились на голову его нагу после того, как он покинул их. Какие ужасы ему пришлось пережить. И он бы хотел ненавидеть Ингрида настолько, чтобы убить его, однако Эрейн мог понять, что жизнь уже наказала короля сильнее, чем это мог бы сделать кто-то другой. За свой эгоизм он поплатился сполна. И даже больше!

***

Ингрид едва добрался до своих покоев. Ноги практически не держали его. Он тяжело навалился на дверь и чуть не упал, поскольку открылись они легче, чем он предполагал. И внутри комната не была пустой, как это частенько случалось. Его ждали. Амара и Цириан. Те, кто был с ним эти долгие столетия, кто поддерживал его и не давал рухнуть в пучину отчаяния. Они все понимали. Понимали и по большей части молчали. Ведь это именно они вытащили тогда Рионота из темницы и спасли его от гнева Ингрида. Неконтролируемого и животного. За это король всегда был им благодарен, пусть никогда не скажет этого вслух. Стоило только ему вломиться в покои, как они оба бросились навстречу, придерживая его и не давая упасть. Никто из них ничего не говорил, потому что они хорошо понимали, с кем именно их король провел часть этого вечера. — Тебе нужно поспать, — попытался убедить Цири, вместе с Амарой подводя того к постели. А Ингрид мог только смотреть на округлившийся живот Цири. Внутри него рос ребенок. Их ребенок. И Ингрид не мог потерять это крошечное существо, которое иногда мог почувствовать, прикоснувшись в животу Цири. Одного он уже потерял. Когда его усадили на постель, король обнял Цириана, осторожно прижимаясь щекой к его животу. Парень замер от неожиданности, чувствуя, как его король дрожит. Ингрид всегда старался быть сильным даже в их присутствии, но, видимо, то, что сказал ему Рионот, заставило его сломаться, ведь слез король никогда не показывал. Все, что случилось многие столетия назад, он держал в себе, ни с кем особенно не делясь. Они с Амарой переглянулись. Девушка покачала головой и опустилась на постель рядом с Ингридом, приобнимая того за плечи и утыкаясь носом в шею. Цириан же запустил пальцы в густые волосы, перебирая пряди и легко массируя кожу. Их король нуждался в них, поэтому они не могли отказать и бросить его наедине с тяготами и страхами. Пусть сердце Ингрида навсегда будет занято одним человеком, но для них там тоже всегда было место. О большем они просить и не смели.