***
2 года назад…
Не по-осеннему жаркое солнце разогревало деревянные столы и скамейки посреди школьного двора, да так, что в воздухе, если принюхаться, можно было почуять тяжелый запах трескающейся краски. Усевшись на стол, единственный скрытый тенью пышного векового дуба, мы с Китом от нечего делать кидались серой галькой в урну, стоящую рядом с дверью холла. У этого бестолкового занятия не было ни цели, ни награды за ее достижения: грохот камней по толстому металлу помогал развеять скуку, как и легкое шевеление гордости за собственную меткость. Замахнувшись одновременно с Китом, я на полпути сбил его камень своим и заслуженно получил ощутимый толчок локтем в ребра. Оставаться в долгу не по чести! Так что, ойкнув и схватившись за правый бок, Кит съехал со стола и случайно рассыпал по траве всю свою гальку. — Блин, — недовольно проворчал он и принялся подбирать «боеприпасы». Воспользовавшись тем, что из дееспособных «солдат» я остался один и соблюдать очередь бросков больше не было резона, я по-быстрому отправил в полет друг за дружкой три гладких блестящих камня. Пронзительно скрипнула дверь, ведущая из холла во двор, но было уже слишком поздно — моя рука была пуста! Двое «бойцов» угодили прямиком в урну, а один, самовольно сменив курс, врезался в чью-то рыжую штанину, и по дорожке из крупных бежевых плит рассыпались книжки и тетради. — Ой… — только и смог проговорить я. На меня глядели заволоченные яростью глаза настоящего ледяного демона. Растрепанные солнечные волосы стояли торчком, словно скрывали рога. От кислотно-рыжей одежки ныли и слезились глаза, что добавляло охватившему меня ужасу жалостливые нотки. Футболку незнакомого мальчишки покрывал принт из пятен более темной оранжевой краски, благодаря чему издали создавалось впечатление, что одежда его сделана из цитрусовой кожуры. Откопав под своими тетрадями проклятый камень, незнакомец метко запульнул им в меня, и я, охнув, впился пальцами в бедро. — Придурок! — добавил мальчишка и присел, чтобы подобрать с земли свои вещи. — Сам такой! Выглядишь в этом наряде как апельсин!.. В ответ мне было молчание, и внутри зарычала пробудившаяся совесть: черт, это ведь я первым в него кинул камень… Не специально, но ему-то откуда это знать? Да и больно было все равно… Я слез со стола, подошел к недовольному мальчишке и подал ему учебник по биологии — точно такой же, как тот, что я потерял вчера, швырнувшись им на набережной в дразнящегося Кита. — Значит, мы с тобой в одном классе… — глубокомысленно изрек я, но мальчишка не поднял головы. Очевидно, одного поднятого учебника оказалось мало для завязывания беседы, так что я помог ему собрать еще несколько тетрадей. За последней книжкой, лежащей на траве, мы потянулись вместе — и до искр из глаз стукнулись лбами. Зажмурившийся от боли, я до жути боялся поднять веки и опять увидеть этот холодный озлобленный взгляд… За пару минут нашего знакомства я успел его травмировать дважды, а он меня — пока только единожды. Сомневаюсь, что человек, способный подбить камнем незнакомца, будет согласен с таким нечестным счетом… Но вместо ожидаемых оскорблений моего слуха коснулся нежный задорный смех, и, окончательно и бесповоротно очарованный этим звуком, я рискнул открыть глаза. Голубые льдинки его радужки переливались на солнце, будто утренняя роса, а от искренней белоснежной улыбки смазливое лицо становилось поистине прекрасным… До школьного звонка, прозвучавшего через полминуты, мы сидели на корточках друг напротив друга и держались за ушибленные лбы…***
В то время я даже не пытался думать о том, гей я или би, раз влюбился в парнишку, всего однажды сверкнувшего улыбкой. Я сидел, глядел на него, совершенно позабыв о боли, и не мог откинуть прочь мысль о том, что я хочу видеть радость, освещающую его лицо, как можно чаще… Вынырнув из по-детски чистых воспоминаний, я включил теплую воду и стянул шапочку для плавания с примявшихся волос. С кожи сходили остатки хлорки; орошающие мое лицо потоки гасили жжение в глазах. Набрав с ладоней в рот немного воды, я погонял ее из-за щеки за щеку и сплюнул, — сухость исчезала, наконец-то выделялась слюна: я успел соскучиться по ней, пока в моем рту словно был песок… Я оценивающе взглянул на полные ладони воды. В носу продолжало жечь — чем не повод совершить глупость, преследующую меня с самого детства?.. Поднеся руки к лицу, я воззвал к мужеству и сделал вдох. Вода хлынула в нос, я закашлялся, начиная захлебываться, но, благо, большая часть жидкости сразу же пошла обратно, и я отделался сильным — до рези в горле — влажным кашлем. Ну отлично! Близ восемнадцатилетия идиот на личном примере доказал, что люди не умеют дышать под водой! Открытие года, известное с начала мироздания вообще всем!..***
Звонок с последнего урока ученикам дарит радость, а преподавателям — облегчение. Но для нас с Ленни этот перезвон значил гораздо больше… Коридоры школы стремительно пустели, голоса и прочие шумы смолкали; пламенно целуясь в предвкушении блаженства, мы с Леном завалились в туалет. Шаги отдавались эхом, как и посасывания губ друг друга. Громыхнула дверь кабинки, когда Ленни открыл ее своей спиной, и, зайдя внутрь, я повернул замок. Полный нетерпения, он толкнул меня на опущенную крышку унитаза и уселся на колени. Мои руки с его талии переместились ниже и скрылись в желтых бриджах, сжимая и поглаживая задницу. Его язык пылко обхаживал мой, и поцелуй не завершился даже тогда, когда дверь в мужской туалет распахнулась, и по кафелю застучала пара учительских ботинок. Разумеется, заниматься сексом дома было бы гораздо безопаснее, но родители Лена не в курсе того, что происходит в личной жизни их сына последние два года. А моя мама достаточно редко покидает дом. Естественно, кто-кто, а она понимает, как важно влюбленным проводить время наедине, и для наших с Леном услад у меня есть целый чердак, но… заниматься любовью, когда этажом ниже мама готовит или смотрит телевизор… Я странный, раз мне от подобного некомфортно?.. В общем, танцевать на лезвии бритвы и рисковать всем, уединяясь в школе, нам было не впервой. Как и всегда в таких ситуациях, мы замерли, сплетаясь языками в закрытом поцелуе, чтобы ни один влажный «чмок» не вырвался наружу. Вытащить руки из штанов Лена я не мог, иначе зашуршала бы одежда, — да и не хотел, откровенно говоря! Сместив пальцы правой руки с ягодицы, мягкими тягучими движениями я начал массировать сфинктер Ленни, и парень прогнул спину, закрывая глаза. Нарастающее удовольствие рисовало на его губах улыбку, отчего я просто не мог отвести глаз от его красивого лица. Ладони мысленно мурлычущего Лена с моих щек спустились на шею… — А-А-А! — неожиданно даже для самого себя завопил я, и Ленни вздрогнул в моих руках, едва не сползая с колен. Шаги возле раковины смолкли, секунды капали… — Эй, у тебя там все в порядке?.. — испуганно спросил мужчина. Разящий холодом взгляд Лена был весьма однозначен: «Если учителя узнают, что у нас отношения, они могут рассказать моим родителям — и тогда я тебя убью!» — Эм… да! У меня все в порядке, сэр!.. Надо просто… меньше жесткой пищи есть… Лен прыснул, зажимая рот обеими руками. Все его тело тряслось от беззвучного хохота. — Ну… ладно… — неловко проговорил учитель и поспешил покинуть туалет. Как только тяжелая деревянная дверь захлопнулась, раскатистый смех Ленни заграбастал все эхо в помещении. — Боже… — поддержал я его веселье и стыдливо прикрыл ладонью глаза. — Какое же ты позорище! — раскрепощенно хохотал Лен, озаряя обворожительной улыбкой все вокруг. — Но смутить учителя — это ты хорошо придумал! Быстрее отделаться от него бы не вышло… Чего ты вообще заорал?! Это было нифига не смешно! У меня чуть сердце не остановилось от испуга, придурок! — Прости. Мне больно стало — Кит заметил сегодня у меня порезы на шее… — Дай посмотреть, — сказал Лен и, не дожидаясь моего позволения, бережно наклонил мою голову влево. Кончики его раскаленных пальцев задели раны, и я закричал: — Ай-ай-ай-ай-ай, что ты, блин, делаешь там?!.. — Подожди, не рыпайся… — Его светлые брови были в напряжении сведены к переносице, грудь вздымалась от тяжелого дыхания. — Это не порез, кожа как будто отслаивается… — В смысле?.. — слабеющим голосом спросил я. — Представь, как надрезаешь кожу на сырой курице — под углом и не до конца, просто поддеваешь… — Отлично, я тебя сравниваю с фруктами, ты меня — с сырой курятиной. Идеальные романтические отношения… — Не надо хохмить сейчас! Это серьезно, Юн! Сходи к врачу! Нужно, чтобы они… не знаю, соединили лоскуты кожи нитками, скобами… — «Лоскуты» — прекрасно… — …или не тугой повязкой, пластырями — чем угодно… — Это я и сам сделать могу дома. — Юн!.. — Лен, я не пойду к врачу! — повысил голос я, сбрасывая руки Ленни со своих плеч. — Они мурыжили отца — ничего так и не нашли. Я не собираюсь провести черт знает сколько времени в госпитале, если они решат, что это нечто заразное. — А что, если это действительно так?! — Будь это правдой, ты был бы тоже болен — где ты меня только не облизывал… Со мной все в порядке. Пару дней назад никаких порезов точно не было. И чувствую я себя хорошо. Так что все со мной будет нормально, не нужно сеять панику. Чистые, как вода в бассейне, глаза Ленни уставились на меня, и долгую минуту мы сражались взглядами за наибольшую убедительность наших речей. Поняв, что побороть мое упрямство он не сумеет никогда, Лен решил подойти к решению проблемы с другого бока. — Встань, — повелел он, поднимаясь с моих колен. Я подчинился, и Ленни занял мое место. Его руки обхватили мои бедра и притянули к нему. — Если ты в ближайшее время не сходишь к врачу, то больше никогда этого не получишь, — сурово пригрозил он. — «Этого»? И что же ты намерен тогда делать сейчас? — ухмыльнулся я, запуская пальцы в его шелковистые волосы. — Напомню тебе во всех красках, чего ты лишишься, не послушайся меня. Взвизгнула молния, зашуршала ткань — и Лен, придвинувшись вплотную, лизнул по всей длине мой мягкий член: испытанная аж дважды боль сбила весь настрой, но умелые действия Ленни быстро исправляли ситуацию. Проникнув кончиком языка под крайнюю плоть, он обвел головку круговыми движениями и неспешно вобрал в рот твердеющий член. — А если я начну «ломаться», ты будешь уговаривать меня более изощренно? По чувствительной коже вскользь прошлись его передние зубы, и я улыбнулся кристально-прозрачному ответу. Когда его губы плотнее обхватили член, я двинул бедрами, и Лен замер, дозволяя раствориться в жаркой тесноте его влажного рта. Мучительно приятно… Из груди Ленни вырвался стон. Пока одна рука сжимала мое бедро, чтобы хоть немного контролировать происходящее, вторая с нажимом гладила проступающую через бриджи эрекцию. — Обожаю трахать твой рот, — наслаждаясь вдобавок и собственной вульгарностью, изрек я, и Лен громко застонал. Высвободив член из-под жесткой ткани, он медленно дрочил. Не отрываясь от разгоряченной кожи, ладонь подолгу задерживалась на головке и нехотя скользила вниз, чтобы как можно скорее снова обласкать ее. Ускоряя движение по языку Ленни, я чувствовал себя последним подлецом, ведь знал абсолютно точно: я не пойду ни к какому врачу…Доктора все равно ничем не смогли бы помочь…