Вырасти из пепла

Многочисленные оттенки на переливающейся роскошной ткани цвета красного закатного солнца... Сотни мерцающих камней на рукавах и юбке с причудливой вышивкой... Одна из служанок стягивает эластичные бинты на ее груди, скрывая перепады объема фигуры, помогает облачиться в ослепительное убранство, так и не узнав в ней подделку. Ирьенин постаралась – расписала краской и тенями лицо, спрятала розовые локоны под копну маисовых волос, прикрыла лицо тонкой вуалью, закрыла печать на лбу под цепочкой драгоценных камней. И, конечно, духи. Много цветочного аромата. Вероятно, она даже перестаралась, побоявшись, что Хатаке учует ее запах. Приторный, нектарный парфюм пробуждал головокружение от насыщенности и уже комом стоял в горле, вызывая першение. Правильно ли она поступила? Когда пробравшись в кабинет Сенджу, рылась в документах, в поисках бланка с заданием Хатаке. Один дурацкий процент не давал ей покоя. Когда на пропускном листе, ставила сысканную печать, которую Пятая прятала на привычном месте. Когда в голову пришла идея, как попасть на территорию страны без сопровождения мужчины. Когда тащила в подсобное помещения недоумевающего Сая, пришедшего в Резиденцию по приказу Хокаге для поручения особо важной миссии. Когда закрывая за спиной Акаши дверь, не стесняясь двусмысленности фразы, закричала: «раздевайся!». Благо парень не удивился и просто уточнил: - Тебе нужна моя одежда? Возможно, книги действительно помогли ему лучше понимать людей. И вероятно, она все же не зря отправила встретившуюся по пути Ино в ту самую подсобку, возле кабинета Пятой. Стоило ли пробираться на территорию Дворца, хотя это и не составило труда ученице нынешней и будущего Хокаге? Стоило ли расстраиваться, подслушав разговор Какаши с дайме, когда тот сказал, что не влюблен и его сердце свободно? С одной стороны – это давало ей шанс, а с другой – отнимало надежду в то, что он заинтересован в ней. Стоило ли записывать в недруги Араи, сжимая в ярости зубы, когда он предложил мужчине, которого она любит развлечься с одной из его любовниц? Она не верила, но Хатаке соглашается на предложение. И это выводило из себя еще сильнее. Правитель Кирэ отдал приказ своему советнику и Харуно последовала за ним. Видела, как он подозвал к себе двух придворных дам и велел приготовить наложницу. Нужно ли было срываться на бег и подвергать себя риску, быть обнаруженной, проникнув в комнату к молодой женщине, уснувшей беспробудным сном под действием усыпляющей бомбы? И снова блондинка. Как карма для нее. Сакура рассуждает о том, что возможно будущий Каге неравнодушен к светловолосым представительницам женского пола. Решение облачиться наложницей приходит мгновенно, еще до того, как она увидела несколько разноцветных париков на туалетном столике из природной бирюзы. Перед зеркалом, в древесных шкатулках лежали украшения. В изящных флаконах из самоцветов хранились духи и благовония. Какаши всегда был проницательным и интуитивным. Удастся ли ей его обмануть? Нельзя использовать технику превращения – Хатаке может учуять неладное, а также есть риск потери контроля, пусть это и звучало неправдоподобно с ее уровнем управления чакрой. Хотя это вряд ли кажется невозможным рядом с Какаши. Мысли терзают, посетив юную девичью голову по дороге к опочивальне шиноби. Она готова бежать, стремясь как можно быстрее выбраться из этих темных коридоров. Чтоб не слышать внутренний глас сомнений, чтоб не было возможности отступать. Но куноичи следует за невысоким человеком в черно-серебристом кимоно медленно, смиренно и безропотно. Они останавливаются. Мужчина стучит по громоздкой, сколоченной из брусьев красного дерева двери. Куноичи улавливает знакомый голос, позволяющий войти в комнату. Девичье сердце пропускает удар, а по коридору дворца разносится звук открывшейся двери. Покорно двинувшись вслед за провожатым, Сакура мельком бросает взгляд на обстановку в комнате. Вдоль стены с отблескивающими нежно-золотистыми вкраплениями стоит низкий диванчик. Спинку и сиденье покрывает кусок роскошной бордовой ткани, который свободными складками касается пола из разноцветного мрамора, устланного плотным тканым ковром с затейливыми узорами. Рядом с открытым балконом возвышается резной шкаф из ценных пород деревьев и большие напольные вазы, украшенные перламутром и свежими цветами. Левее от лоджии – симметрично от диванчика – ложе, покрытое переливающимся черным шелком. Пологом кровати служат тонкие драпировки, сотканные из холодных карамазовых и серебряных нитей. В углу находится большое зеркало из полированного обсидиана, заключенное в утонченную оправу. Девушка отмечает, что особое внимание уделили деталям, сочетая благородные тона, драгоценные металлы и хрусталь. На трехногом столике из яшмы Сакура замечает чайник с саке, высокий сосуд с трубкой, изысканные фрукты, сахар с цукатами, кусочки дыни, арбуза и другие неизвестные ей лакомства, погруженные в чашу с кубиками льда. В комнате пахнет чем-то еле уловимо сладким вперемешку с мятой. Огонь лампад играет причудливыми тенями на стене, создавая образы невидимых чудовищ, которых она, впрочем, совсем не боялась. И дело было не в ней. Здесь рядом, в расслабленной позе, сидит тот, кого она любит. Ее мужчина. С ним ничего не страшно. Сколько раз говорила: и в огонь и в воду, но рука об руку именно с ним. Серые глаза бесстрастно осматривают гостью с ног до головы и закрываются. Он хмурится. «Неужто узнал?». Странное оцепенение охватывает разум, заставляя каяться, сесть рядом у кресла на пол, обхватить колени руками и сидеть так вечно, бездумно раскачиваясь из стороны в сторону. Сакура щипает себя за руку, пытаясь очнуться, и потихоньку, как можно грациознее, чтоб не наступить на длинный подол кимоно, обходит джонина и опускается на колени. В комнате немного прохладно. Ирьенин почувствовала это сразу, разгоряченная после недавнего бега, суеты и подступающего волнения. Чем занимался дайнагон ее сейчас мало интересовало. Мысли занимал лишь один вопрос: догадался ли Какаши кто она на самом деле? - Вы можете использовать все, что пожелаете, – голос советника, имеющего скрипучий тембр, неприятно проходит по напряженным нервам. - Но для начала, я думаю, Вы не откажетесь посмотреть, как она танцует? Сакура чувствует, как изнутри поднимается волна возмущения. Она вовсе не собиралась делать ничего подобного. Она куноичи, а не плясунья. Опрометчиво поднимает сверкающие уже не изумруды, стрельнув недовольством в сторону болтуна. Но тут же опускает глаза обратно в пол. Понимает, что подобное поведение не позволительно для женщины, буквально рабыни, находящейся в личной зависимости от хозяина. - С удовольствием полюбуюсь. Она прикусывает губу. «С каким неприкрытым интересом он это произнес! Какаши нравится созерцать подобные представления?». Внутри бушует вулкан, но внешне девушка старается не выдавать эмоций. Выпрямляется, краем глаза улавливает, что советник покинул комнату, оставляя их наедине. С облегчением выдыхает. Она будет танцевать только для него. Решает отойти как можно дальше, чтоб Какаши не смог заметить ее неумелых и неловких движений. Прячется в полумраке, поворачиваясь к шиноби спиной. Размышляет, с чего следует начать. Где-то в глубине слабым отголоском просыпается уверенность. Неужели что-то подобное она уже делала? Но когда? В Цукуеми? Харуно хмурит брови, пытаясь сосредоточиться на воспоминаниях. Она видит себя со стороны. На ее красивой фигуре – откровенное черное белье. Сидит идеально, подчеркивает аккуратную упругую грудь, изгибы тонкой талии, стройные ноги. Контраст со светлой кожей делает молодое тело еще привлекательней. Она добавляет последнюю деталь к своему образу – сексуальные чулки, которые точно не оставят ее мужа равнодушным. Будь она мужчиной, то и сама бы предпочла заняться с собой любовью, даже не тратя время на то, чтоб снять соблазнительное облачение. Розововолосая всматривается в ростовое зеркало и запрокидывает голову назад, медленно, словно ее ласкают руки Хатаке, очерчивает контур подбородка, мизинцами касается нижней губы, оттягивая, опускает ладони к шее, тянется к груди, сжимая. Выдает тихое «ох» с придыханием, настолько правдоподобно представив вместо своих - руки желанного мужчины. Видение все еще стоит перед глазами и Сакура в точности повторяет все, что ей услужливо дарует память. Ведет бедрами из стороны в сторону, выкручивает кисти, делает прогибы назад. Ей хочется быть загадочной и нежной, но в то же время искушать. Ей нравится, что он смотрит на нее. Любуется ее странным и далеким от совершенства танцем. В ушах, будто доносясь из дальнего угла дворцовой комнаты, играют отрывки дикой, но при этом неожиданно красивой мелодии, которая сливается со звучным стуком ее сердца. Со временем его взгляд тускнеет и Харуно кажется, что он уже не так увлечен ее движениями. Словно он и вовсе думает не о ней. Подходит ближе, пытаясь понять причину. Хорошо, конечно, что Какаши не заглядывается на наложницу, но с другой стороны это ведь она! В глазах джонина она видит свое отражение. Она возвращает его интерес к своей персоне, выдернув из раздумий, и, довольно усмехнувшись, быстро отстраняется от вытянутой к ней руки. Более резко двигает бедрами, ощущая некий азарт. Ей слышится его голос, но она, увлеченная своей маленькой игрой, не успевает уловить их смысл. Всего пара минут. Он снова подавлен. И Сакура идет на риск, делая несколько шатких шагов к шиноби. Судя по всему, Какаши не собирался ничего делать, отдавая инициативу в ее руки, а может мысленно желал ее прогнать. Или поменять на другую? Ирьенин не могла этого допустить, она ведь не зря проделала весь этот путь. Путь… По дороге в Кирэ Сакура доверилась судьбе еще раз, загадав на нее и пепельноволосого шиноби Листа. Девушка раскрыла именитую книгу на произвольной странице, на которой, как оказалось, автор втолковывал о всевозможных техниках оральных ласк. Она не собиралась этого делать, отторгнув мысль еще тогда, как она впервые посетила ее голову. Харуно вообще не думала ни о чем подобном, когда шла сюда. И этот спонтанный маскарад… Из самых потаенных и порочных уголков своей души, она слышит колкий, полный желчи и язвительности голос, подстегивающий, задевающий за живое, говорящий, что она мелкая, наивная трусиха и, что иного момента может и не быть. Рука сама поворачивает рычажок на лампадах, погружая комнату в таинственную и непроглядную темноту. Полумрак позволяет ей откинуть вуаль в сторону. Не бояться, что он ее узнает и не смущаться от непристойной идеи, что она решила воплотить в жизнь. Бросить вызов девчонке с налившимися розовой краской щеками. То бишь - самой себе. Расположившись меж колен мужчины, Сакура опускает руки на его штаны. Нащупывает шнурок, но не может справиться с ним так же быстро, как ожидала. Руки не слушаются. Подобная задержка притягивает запоздалую нерешительность и волнение, отражаясь дрожью во всем теле. Подавляет страх усилием воли, когда кожа на пальцах дотрагивается до его члена. Сердце замирает на мгновенье. Ирьенин знала вдоль и поперек мужскую анатомию, не раз видела половые органы на картинках в учебниках и не только. Но подобного рода опыт у нее впервые. С ним всё в первый раз. Сглатывает, промачивая пересохшее горло. Проводит, едва уловимо, по бархатной поверхности. Кожа приятная на ощупь. Харуно усиленно вспоминает обо всех прочитанных приемах, растерявшись какой из них применить первым. Прокрученные фразы и наставления в чернильных строчках, смешиваются воедино, и девушка действует больше инстинктивно, объединив техники и решив проделать все то, что запомнилось. Рука продвигается к кончику пениса, нащупывает конусообразное утолщение. Она делает достаточно крепкий захват. На подсознании всплывают безобидные знания, что головка очень чувствительна, ведь здесь большое количество нервных окончаний. Снижает давление. Пожалуй, слишком неуверенное начало для наложницы. Писатель Хару упоминал в своих мемуарах, что зона ствола, особенно нижняя часть в районе двух-трех сантиметров от головки, также обладает высокой чувствительностью и стоит уделить внимание, сперва, этому участку. Ирьенин, пользуется подсказкой, соединив указательный и большой палец, обхватывает мужскую плоть у основания, формирует кольцо. Начинает медленно, осторожно, взвешивает каждое действие. Делает оборот. Поднимается вверх. Снова оборот. Пальцы скользят обратно к корню. Стимуляция приводит к усилению эрекции, и его плоть увеличивается в объеме, становясь достаточно плотной. «Старайтесь задействовать обе руки». Разжимает захват на головке и кладет руку под мошонку, ведя ладонью вверх, поднимает свободную кожу у основания. Подушечки пальцев перемещаются дальше, под тестис, аккуратно, чтоб не повредить, слегка надавливает на периниальную губку. Другой рукой, она не забывает массировать сам член. Использует круговые и вращательные движения, с каждым кругом увеличивает темп и двигает рукой все быстрее и быстрее. Надавливающие, поглаживающие, трущие приёмы. Что Какаши нравится больше всего? Сакуру охватывает тягучий страх, когда его рука накрывает ее руку. Нежное и теплое прикосновение. Он не останавливает. Наоборот, тянет ее ладонь вслед за своей. Контролирует. Она жадно смотрит, запоминает, как ее мужчина показывает ей, как довести его до оргазма, используя ее руки. И теперь она знает, от чего ей следует отталкиваться. Внутри появляется непреодолимое желание пройтись языком по каждой вене… Она не противится пробудившемуся, пьянящему влечению. Слегка надавливает кончиком языка на отверстие в верхней части головки – «выход уретры, через который осуществляется выброс спермы». Щеки Сакуры обдает жарким огнем, не столько от своих действий, сколько от глубоких анатомических познаний и так некстати смущающих, но естественных терминов. Куноичи тихо наслаждается его эмоциями и сиплыми вдохами, следит за тем, как он реагирует на каждое ее движение. Теперь контролирует она. Изучает. Всматривается. Откликается на его немые просьбы. Она оставляет короткий поцелуй на тонкой коже - ей показалось, что Хатаке безумно желал, чтоб её губы оказались на его горячем члене. Она намерена удивить его, поэтому решает попробовать оральный секс с контрастом, забыв о простых методах. Дразнит, отпускает член, создавая минутное напряжение. Поднимается и отходит к столу, сделав пару шагов на затекших ногах в сторону. Призрачный свет белесой луны помогает ориентироваться и рассмотреть силуэты предметов. Рука опускается в чашу со льдом. Поместив небольшой кубик под язык, Харуно заполняет рот горьким спиртным. Саке обжигает, а низ языка онемевает от холода. Колени снова упираются в ковер. Глубокий вдох, порывистое движение головой и твердая плоть проникает внутрь, кожа трется о губы. Головка мажет по нёбу. Сакура начинает игру языком. Увлекается, уловив, что ему приятны ее действия. Перекатывает почти растаявшую льдинку, и прижимаем к дрогнувшей коже. Учащенное, надрывистое мужское дыхание и вырвавшийся стон. Холодное дополнение добавляет остроты, но быстро тает. Она выпускает из жаркого плена его член, быстро сглатывает обжигающую горло, сладковатую жидкость и снова обхватывает его достоинство губами, толкая в глубину рта. «Я бы предложил одну беспроигрышную технику. Легка в исполнении и приносит должный эффект. Все что нужно – это широко раскрыть рот, высунуть язык и погрузить член. Сжать губы плотно, не цепляя зубами поверхность мужского органа, сделать вакуум, засасывая плоть внутрь рта». Процесс фелляции, под учтивыми и толковыми указаниями писателя Хару, как отмечает куноичи, судя по хрипам, вырывающимся из груди джонина, идет на славу. Она ощущает власть над любимым мужчиной. И это чертовски приятно. Он стонет от ее горячих губ, чуть подмахивает бедрами. Харуно вбирает плоть то медленно, то быстро, оставляя следы губной помады на коже. Максимально чуткое и тонкое проявление нежности и любви. Язык ласкает головку, а руки скользят от колен, гладят, задействовав всю паховую зону. Ощущает, как ее влага стекает по внутренней стороне бедра… Она даже не знала, как сильно возбудилась! Не зацикливается. Меняет ласки. И как же пошло она, наверное, сейчас выглядит. С размазанной помадой, растертой слюной, с налитыми краской щеками, как красная фасоль, с капельками пота на висках и лбу, в этом положении, с этими вульгарными движениями, в такт которым покачивается фероньерка. Хорошо, что в комнате темно. Внезапно, она ощущает тяжелую ладонь на фальшивых волосах. Все тело напрягается от волнения. Она даже останавливается. Гулкий звон собственного сердца отдается в ушах. Светлые волосы прикреплены шпильками намертво, но все же… Его пальцы зарываются сильнее и даже слабо, но двигают в такт её движениям. В какой-то момент она теряется от неожиданного давления на затылок. Головка члена заходит глубоко в горло. От давления на корень языка хлынут рвотные позывы – естественная физиологическая реакция, но Харуно тут же расслабляет горло, предотвращая ненужные судороги. Короткие волосы на паху колют, как и ковер, что неприятно раздражает кожу, даже через ткань кимоно. Но это отходит на второй план, стоит ей услышать проникновенный и чувственный стон любимого мужчины. И причиной его неконтролируемого голоса и удовольствия – была она. Осознание этого, вызывает приятное трепетное чувство, поднимающееся от живота к груди и снова уходящее вниз. Пальцы шиноби тянут сильнее, и Сакуре кажется, что шпильки на парике не выдержат. Пытается отпрянуть, расставив руки по бокам от его бедер, однако сильная мужская ладонь препятствует, отсекает любые попытки: чем больше она сопротивляется, тем сильнее он давит ей на голову. Все тело напряжено, как струна. От стыда, неудобной позы, нехватки воздуха, от страха. Она могла бы применить свою силу, но в этом случае обречет себя. Оставалось лишь недовольно возмущаться, в действительности – невнятно мычать. Но это никак не привлекает внимания Хатаке. Кажется, что он наоборот, уходит сильнее в себя. Воздуха почти не осталось, на глаза выступают слезы. У нее нет иного выхода, как раскрыть себя. Она направляет чакру в руки, но Какаши резко отпускает ее до того, как они наполняются полупрозрачным ультразеленым светом. Только внутренняя сила и гордость не позволяют Харуно рухнуть на пол. - Черт! – его чуть осиплый голос, словно кунай, рассекает плотный слой тишины. Она глубоко дышит, возвращает самообладание, прогоняя наполнившую нутро панику. Какаши опускает ладони на ее хрупкие плечи и дергает вверх, желая, чтоб она поднялась на ноги. Резко и неожиданно для нее. Их прерывистое дыхание заполняет комнату. Какаши ничего не предпринимает, и Сакура решает взять инициативу на себя, не желая, чтоб все закончилось на этом. Аккуратно, боясь, что он оттолкнет её, протягивает ладонь и дотрагивается пальцами к его груди. Джонин не отстраняется, следит за ее дальнейшими действиями. Наконец у нее вышло заворожить его. На кончиках пальцев – теплота кожи. Она исследует его тело, каждую мышцу и шрам. Тянется к его сердцу, задирая водолазку. Оно стучит так быстро и сильно, ощущается, словно оно в ее руках. Он совершенно неспокоен, как кажется. Обманчивый покой. В крови разливается еще большая доля азарта. Не сдерживает себя, опускает руки на крепкие мужские ягодицы. Упругие мышцы. Прижимается к нему, ластится, как котенок, стоило уловить родной аромат тела. Счастье заполняет каждую ее клеточку. Это нельзя назвать забытым чувством. Это ведь новое. Но такое знакомое и до одури приятное. Ками-сама, как же она любит его. Как же хочет насладиться вкусом его губ. Он не дает ей исполнить свое желание. Перехватывает девичьи руки в нескольких миллиметрах от маски, с присущей шиноби грацией, точным движением, разворачивает ее, заключая в некое объятие. На щеках расцветает сольфериновый оттенок, когда Хатаке опускает руки на ее грудь. Крепкое, но не причиняющее боли сжатие, как отместка. Ноги слабеют, она с силой впивается в его руки своими пальцами, хватается, как утопающий за спасательный круг. Всеми силами пытается удержать равновесие. Да только попытки уменьшаются с каждой секундой от его палящего дыхания на шее, от касания губ, спрятанных под маской, от трения ягодиц о его член. Она повинуется его настойчивому давлению, делает пару неуклюжих шагов на неокрепших ногах. Толчок в спину. Волнение, проходит волной по низу живота, трепыхается, как птица в клетке. Под ладонями гладкий шелк простыней. В голове – тысяча мыслей, сумбурно сменяющих одна другую. Перед глазами – полумрак, а в ушах – звук скинутой одежды. Она представляет, как он медленно стягивает водолазку и сбрасывает на пол, оставляя бесформенно покоиться на колком ковру. Он опускается на матрас вслед за ней. Сакура сжимает губы, стараясь негромко дышать, когда он развязывает пояс на ее кимоно. Ощущение немного грубоватой кожи рук на нежной, молочной груди – намного острее, нежели через ткань. Большие пальцы касаются ложбинки меж округлостями, два пальца зажимают сосок. Аккуратно, но настойчиво мнут. Неужели она всё еще дышит? Прогибается, извивается от ласки его умелых рук. Даже простые, невинные прикосновения вызывают в ней бурю эмоций. Она давно промокла, ноги испачкались в смазке, легко ерзая друг о друга. Новый поток возбуждения – он откинул складчатую ткань подола, обнажая бедра и спину. На мгновенье становится холодно. Но лишь на мгновенье. Теплое тело ее мужчины согревает. Горячий воздух, срывается с губ, спускается по позвоночнику, его лоб упирается в ее спину на уровне лопаток. Желание кружит голову. Сакура пытается спрятать зардевшееся лицо в прохладе подушек, стоило мужской плоти мазнуть по половым губам. Вертит бедрами, вкушая томительное волнение. Однако Хатаке отстраняется, и она прислушивается к его шумному дыханию, не в силах думать о чем-либо еще. Джонин крепко выражается. Она никогда не слышала подобного от него. Улыбается. Оказывается, у будущего Каге можно поучиться и этому. Нахлынувшее желание медленно отступает от минутного замешательства. Но тело снова охватывает напряжение, когда его ладони поглаживают ягодицы и скользят вниз к ногам, прикасаясь к чувствительному месту. Она прячет вырвавшийся стон в складках ткани. Зажимает край подушки зубами. Нужно молчать, он может узнать её. Хатаке пачкает пальцы в ее смазке, окунает их внутрь губ, раздвигает. Едва касается клитора, но не задерживается, легким движением проходит под и над ним. Плотно прижимает руку, надавливает, согревая. Растопыривает пальцы, задерживая средний посередине. Трет вверх и вниз, быстро и легко, размазывает скользкую влагу. Вторая рука нежно ласкает поверхность бедер, ягодиц и нижнюю часть живота. Приятно. Как же приятно. Любое прикосновение будоражит кровь. Ирьенин изгибает свой таз, приглашая его пальцы к более интимной игре – проникнуть внутрь. Она изнывает от желания, по возможности расставляет ноги шире. Она хочет ощутить его пальцы в себе. Но он лишь щекочет её влагалище, практически не прикасается к нему. Теперь она в полной мере ощутила, что такое сладкая месть. Разряд. Сакура дергается и непроизвольно охает от сокращения внутренних мышц. Еще разряд. Электрический импульс стимулирует нервные окончания, приносит эффект схожий с ощущением слабого оргазма. Дыхание учащается в несколько раз, вместе с ударами сердца. Маленькие толчки – удары тока, волнами, то усиливаясь, то ослабевая, приносят кратковременное наслаждение вместе с распространяющимся теплом. Испепеляющая пылкость. В ней снова зарождается ревность от того, что он, наверняка, вел себя так же с другими, показывая, на что способны его руки. И сейчас он ведь не видит в ней ее самой. Скользкие движения языка на ягодичных мышцах стирают неприятные мысли. Он прокладывает дорожку из поцелуев по нежной коже. Последовавшее откровенное прикосновение его плоти к ее лону, отнимает способность о чем-либо думать вообще, кроме как об ощущениях, которые ей дарует ее любимый мужчина. Она жадно втягивает воздух, сквозь складки простыни, как рыба, выброшенная на берег. Край подушки промок от слюны и испачкался в яркой помаде. - Назови меня «сенсеем». Неожиданная фраза, насквозь пропитанная приятными хриплыми нотками, мурашками скользит по пояснице, охватывает плечи, закрадывается в сознание. Сковывает. Она забывает, как дышать. Зачем он сказал это? Не хочет ли он услышать ее голос, чтоб понять, чтоб сравнить? Слова вырываются волнительно и с надрывом, раньше, чем она успевает обдумать его просьбу. Совсем близко низкий стон – мучительный и нетерпеливый. Она чувствует влажное касание, на своей спине. Жаркое дыхание опаляет поясницу. Одуряющее прикосновение его желанных губ. Сладко. Он благодарит ее. Еще. Ей хочется еще. Ему тоже приятно. Повторяет: - Сенсей… – непослушный голос, будто и не ее вовсе. Боль. Сакура не ожидала резкой смены ощущений. Тело инстинктивно отдаляется от очага воздействия. Неприятное чувство, приносящее дискомфорт. И это притом, что она была раскалена до предела. А что было бы, если бы она не отшатнулась от Учихи в тот момент, когда его руки полезли под юбку и опустили вниз резинку трусов? Что было бы, если бы не сбежала, а продолжала смотреть то на стену, то на потолок, не в силах закрыть глаза из-за появляющегося образа Копирующего шиноби? Куноичи ругается про себя. Ее вскрик, явно озадачил, потому что Хатаке пораженно отдаляется. Она надеялась, что стерпит боль, не вызвав подозрений, рассчитывала, что он войдет медленно... Все произошло слишком внезапно. Она круглая дура, идиотка. Прикосновение. Тепло возвращается. Кожа успела остыть за такое короткое мгновенье. Сакура сводит ноги, стоило почувствовать его широкую ладонь. Тело не слушается. Секундное замешательство. Шорох. И комнату озаряет слабый свет мандариново-вульфенитовой лампады. Всё понял. Сильные пальцы сжимают хрупкое плечо. Лежать на спине перед ним, пусть и в несколько развратной позе удобнее, нежели стоять на трясущихся коленках и подгибающихся локтях. Она бросает томный взгляд из-под ресниц и задерживает дыхание. Он без маски. Видимо сейчас это волновало Хатаке меньше всего. А она? Таким ли представляла его в Цукуёми? Красивый мужчина. С неровным шрамом на лице, край которого обычно скрывался под маской. Волевой подбородок, выступающий кадык. Крепкий торс, с каждой выделенной мышцей. На груди – затянувшийся рубец в виде надрывного креста. Смотрит бегло и не смеет опустить взгляд ниже, ведь тело охватывает мелкими судорогами под изучающим взглядом антрацитовых глаз. И Сакуру не столько волнует ее полуприкрытое обнаженное тело, сколько лоб, на котором красовалась печать Бьякуго, более не спрятанная из-за сдвинувшегося вверх украшения. Джонин мрачнеет с каждой секундой. Она делает скверный вывод: заметил, окончательно убедившись. - С каких это пор, Харуно, ты стала наложницей дайме? – голос требовательный и суровый. «Шаннаро!!!» Пару минут назад мужчина низко стонал, посылая волну мурашек, а сейчас в глазах клубится холодная серая мгла. Он разозлился, а она не собирается размышлять над ответом. С вызовом смотрит на его гладко выбритое лицо и думает о том, каков на вкус поцелуй этих чувственных губ. Порывисто и остервенело, закидывает ноги на его спину, скрестив, прижимает неожидавшего такой подлости мужчину к голой груди, касается сосками его кожи. Обхватывает спину руками, укрепляя пленную ловушку, задевает кожу ногтями и впивается в его губы. Внутри проскальзывает жар от слабого вкуса алкоголя, ментола и мяты, от упирающегося в живот мужского достоинства. Она только сейчас поняла, что он все еще был обнажен. Хатаке быстро приходит в себя и вырывается из справной хватки. - Какого черта ты вытворяешь?! Она могла бы сказать, что сейчас он даже не побрезговал бы воспользоваться хлыстом, лежащим на столике, в целях воспитания непутевой девчонки. Молчит и ощущает горечь. Не от своих действий, а от того, что они ему неприятны. Облизывает свои губы, в надежде ощутить мимолетный манящий вкус. Делает это неосознанно соблазнительно. Хатаке вдруг меняется в лице и сам опускается на ее тело, не отрывает взгляда от ее лица. Куноичи тут же приоткрывает рот. Желает нового поцелуя. Его рука скользит меж ее широко расставленных бедер. Она не может свести колени, да и не хочет, когда пальцы нежно прикасаются к интимной зоне. Ей кажется, что её сердце сейчас проломит ребра. Случайно прокусывает край нижней губы. Чуть опускает ресницы. Какаши аккуратно проникает внутрь, щупает, находит преграду – её девственная плева, к счастью, оказалась эластична, разрыва не произошло. Шиноби тяжело выдыхает, закрыв глаза. Как камень с плеч. Он не опорочил эту девочку. Не перешагнул через грань. Ему повезло, что он не перебрал со спиртным, иначе мог переспать со своей ученицей, ничего не понять и даже не заметить, стирая запретную черту. А оральный секс? Это уже довольно хорошее начало для нарушения всяческих границ. Будущий Каге даже думать не хочет где и с кем она всему научилась. Неприсущая ему злость душит изнутри. Резко убирает руку, строго сдвинув брови. - Сакура, чем ты вообще думала, придя в спальню к взрослому мужчине? Как холодно и жестко он на нее смотрит. Не желает больше прикасаться, целовать ее кожу, дарить и принимать чувственную ласку. Неужели она ему настолько безразлична? - Я ведь чуть… - Хатаке сжимает зубы, подбирая слова, - чуть… - Ну что? Что?! – обиженно кричит в ответ. Она из кожи вон лезет и его равнодушие задевает. - Чуть не трахнул тебя, дура! Малахитовые глаза округляются. Его слова как ушат холодной воды. Внутри все сжимается от неприятного чувства. Осознает, что и вправду сделала глупость, пойдя на обман. Его грубые и колкие слова заставляют задуматься в правильности действий, возвращая здравый смысл. Она не перестанет бороться и искать способы покорить его сердце. Но эти игры с переодеванием, маскарадное лицемерие – было не честным по отношению к Какаши. Джонин несколько секунд смотрит на растерянную девушку, затем тяжело выдыхает. Ярость и гнев отступают, стоило увидеть едва заметную скапливающуюся влагу в уголках глаз не нефритово-салатового цвета, а непривычной жженой сиены. Линзы или особая техника? Он все еще возбужден, но продолжения не будет. Усилием воли подавляет желание и старается привести мысли в порядок. Недоумевает, как Цунаде отпустила ее в Кирэ? Как куноичи посмела пробраться во Дворец, не обдумав последствий? Она ведь не маленькая девочка, ей давно не двенадцать, она прошла войну и знакома с суровыми правилами жизни. Она не глупа, она умна и рассудительна. Но если ее обнаружат, то могут убить. Здесь свои законы. Здесь дайме имеет полное право сделать подобное. Он не приглашал непутевую девчонку в свои владения. Зачем ей нужно было заходить так далеко? Она и вправду видит в нем мужчину, а не наставника? Хатаке поднимается с кровати, а она боится пошевелиться, поэтому лишь улавливает звуки шуршащей ткани. Он одевается. - Если мужчина старше и опытнее, – слышится более тихий и спокойный, нежели прежде голос, - это не значит, что он безболезненно может произвести дефлорацию. Делать это надо только с тем, кого любишь, тогда и страх отступит, и боль не будет сильной. - А я и хотела сделать это с тем, кого люблю, - упрямо гнёт свое девушка. У него не должно остаться сомнений в том, что она говорит на полном серьезе. Не под действием алкоголя. Осознанно. Не Саске заставляет ее сердце рваться в отчаянном темпе, а он. Какаши обдумывает её слова, успев полностью одеться. Ничего не говорит в ответ, а лишь создает её клона. Если быть точнее не ее, а той, которой она вошла сюда в комнату. Уводит двойную подделку. Харуно старается не думать о том, что будет дальше, поспешно связывает бинты на груди, небрежно запахивает кимоно, кое-как приводит себя в порядок. Спустя несколько минут джонин возвращается. Какаши был недоволен удивленным вопросам о том, почему он хочет «вернуть» девушку так скоро, что наложница сделала не так, хочет ли он иную? Пришлось игнорировать расспросы и солгать, что он всем доволен и просто очень устал после долгой дороги. Копирующий шиноби уверенным, твердым шагом, словно ураган подходит к испуганной девушке. Крепкая хватка на руке. Сакура морщится от боли и джонин тут же разжимает стальной захват. Извиняется. - Все в порядке. Просто небольшая рана. - Рана? – мужчина вскидывает брови, приподнимает ткань широкого рукава её кимоно и осматривает красные, чуть подсохшие корочки полос на мягкой коже. Хмурится. - Ты лучший ирьенин Конохи и не можешь залечить царапину? - Так надо, - дергает рукой на себя, опуская карминовую материю. Тогда в ванной комнате она разодрала себе руку до крови, в попытке стереть свои позорные, легкомысленные идеи, - это напоминает мне о моих ошибках, помогает не делать новых глупостей. Во взгляде Хатаке столько иронии и красноречия, что ей остается лишь дуть губы, передернув плечами. И вскинуть полные мольбы глаза, когда он заявляет, что она немедленно покидает пределы Кирэ. *** Ей приходится позорно ступать вслед за Какаши под сенью величественных кедров, поросших длинными лохмами серого лишайника. Словно бороды седовласых старцев, они свисали с каждой ветки, раскачиваясь и жалобно шурша под порывами ночного ветра. Будущий Рокудайме тщательно осматривает местность, выбирает менее рискованный путь для них и лишь после отдает привычный для капитана приказ, но не как для куноичи, а как для провинившегося, бестолкового ребенка. Это задевает, но она не смеет перечить. Они заходят за границы территории страны. Джонин заодно отмечает для себя слабые места Государства, которые обязательно будут укреплены, когда шиноби Конохи предстоит следить за безопасностью Кирэ. Привычным взглядом засекает необходимые ориентиры. Только сейчас понимает, что девушка всё еще одета в тонкое кимоно, и отпускать ее в этом непривычном виде одну, обратно в Деревню, пусть она и была одной из сильнейших куноичи, было несколько неправильно и беспокойно. Серьезно осматривает ее с ног до головы и Харуно, буквально читая его мысли, осаждает смятенные раздумья: - Моя одежда в призывном свитке. В лесу я переоденусь в более удобное одеяние для путешествия, – кивает в сторону хвойных густых деревьев, стоящих сумрачной, непроницаемой стеной. Не хочет слышать его нелепых прощаний или создавать неловкой паузы. Между ними и так стоит слишком много неловкости. Разворачивается, направляясь в сторону гущи зеленых ветвей. Ей кажется, что это прощание поставит жирную точку между ними. Но иного выхода нет. Она не хочет раздражать и его. Не хочет доставлять неудобства. Не хочет, чтоб он злился. Но безумно желает развернуться, броситься ему на шею, стянуть маску и целовать, целовать его губы… Без возможности дышать, без возможности остановиться. Обрывает шаг. Оборот. Взгляд устремлен на медленно удаляющуюся спину пепельноволосого мужчины. Куноичи загадывает про себя, снова доверяя случаю: если обернется, значит, у неё есть шанс. Она действует правильно. Он полюбит её. Харуно ждет. Смотрит на уменьшающийся силуэт, исчезающий в густой темноте, как и ее надежда. Тяжело выдыхает, смахивая подступающие к глазам слёзы. Зажимает рот ладонью и поспешно отходит в бескрайнюю чащу спутанных ветвей. Уверенный широкий шаг. Еще шаг. Мужчина движется поспешно, с толикой суеты, будто опаздывает. Хатаке не оборачивается. Нет. Он возвращается обратно. Но не во Дворец. Возвращается обратно, где оставил свою единственную ученицу. Еще молодую, принимающую поспешные, неосмысленные решения. Сильную, добрую, чуткую, чертовски красивую и милую. Влюбленную в него девочку. Он подходит к месту, где они расстались. Настороженно обводит взглядом длинные, мрачные тени деревьев. Ищет глазами Харуно. Не находит. Шагает в дремучую чащу. Всматривается в силуэты. Она успела отдалиться достаточно далеко. Что ж. Ведь именно этого он и хотел. Не так ли? Разум понимал, а давно выжженное, ставшее обугленным в пепел сердце предательски кольнуло, сжавшись и снова ударив в груди, когда в графитовых глазах не проскользнуло отражение розововолосой девушки. *** Очередное утро добрым не оказалось, как и большинство его пробуждений. Кроме жуткой головной боли, внутри сидело неприятное чувство одиночества. Что-то мучило, изводило... До этого момента он не позволял себе сомневаться в том, что поступил правильно. Он буквально выгнал девушку из Кирэ, но только во избежание возможной опасности, которая грозила Сакуре, узнай кто-то о её своевольном появлении во Дворце, что нарушает не только закон о проникновении на частную собственность дайме, но и почтенные традиции, правила и устои страны. Но, очевидно, что он изложил мотивы своего поведения очень уклончиво. Ему стоило разобраться в себе. Если мы очищаем разум — то начинаем слышать тихий голос сердца, который подсказывает нам. Но его сердце давно находится на поприще ритуального сожжения. Незыблемые, казалось бы, силуэты, покачиваются, расплываются, а звуки приходят с другой стороны. В голове насыщенный туман, как и в Кирэ, довольно близко расположенной к стране Тумана. Сегодня он опустился вниз, наподобие ватной дымки, скользил вдоль ольховых кустов и зарослей кедрового стланика. Можно было лишь предположить, когда он бесследно растает в холодном высоком небе. Или же наоборот заполнит всё вокруг пуще, превращая окружающий пейзаж в слепой мир. И эти размышления касались не только природного явления. Редкий глухой стук металлической ложечки о край дорогой фарфоровой чашки разбивает тишину раннего утра, и оно будто бы рассыпается от ударов на мелкие, острые крупинки. - Хатаке-сан, - Токугава откладывает серебряный предмет в сторону, - сегодня Вы более задумчивы, нежели вчера. Надеюсь, Вы не разочарованы моим гостеприимством? Джонин уже добрые минут десять скользит взглядом по величественному саду с ярко-желтыми гинко. Удивительной чистоты и колорита деревья укрывают золотисто-масляной листвой маленькие деревца сакуры. Невольно всплывает образ куноичи, также умело спрятанной в одеяниях наложницы. Осенние листья сакуры, раньше других меняют свой цвет и напоминают по окраске румяные яблочки. Как и щеки Харуно вчера ночью… Ковер из опавшей листвы густо укрывает землю, а часть их плавает на поверхности зеленоватой воды маленького пруда, снова напоминая о бывшей ученице. Природа тоже решила поиздеваться над ним? - Нет, что Вы, Токугава-сан. Я благодарен за Ваше искреннее радушие, - сетует, что выбрал неподходящее время и место придаваться мыслям. - Однако трапеза уже перед Вами, но Вы так и не отведали ни одного блюда, не испробовали, каковы на вкус дарования моего повара. Последовало напряженное молчание. Какаши опускает глаза на нетронутые кушанья. И даже печеные кусочки сайры на листе салата, изящно украшенные веточкой мяты и долькой лайма, не заинтересовывают его. Араи выглядит спокойным, и все в той же аристократической манере делает глотки горячего чая с перерывом в сорок пять секунд. - Хатаке-сан, у меня появилась одна интересная идея, - делает миролюбивый акцент на каждом слове, стараясь сгладить упрек, - Возможно, это станет заманчивым предложением для Вас. Правитель Кирэ опускает чашу на стол с характерным стуком, в глазах блещет решимость – черта присущая императорам. Шиноби чувствует, что ничего хорошего это не предвещает, но делает вид, что готов внимательно выслушать, что же хочет поведать и предложить ему Араи. - У меня есть дочь. Она молода и красива, воспитана, обучена всему, что должна знать женщина. Она станет хорошей женой своему мужу, - удовлетворенно проговаривает Токугава, внимательно вглядывается в осунувшееся лицо своего собеседника. Дайме неплохой стратег. Какаши прекрасно понимает, к чему он клонит, и начинает обдумывать варианты тактичного отказа от «заманчивого предложения» еще до того, как мужчина заканчивает свою заискивающую, пламенную речь. - Как Вы… - Господин Токугава! – в осеннем саду появляется советник, делает низкий поклон и встревожено продолжает, заметив хмурый взгляд своего влядыки, - прибыл шиноби из Конохи со срочным донесением от Хокаге для Вашего гостя. - Что ж, пригласи его, — холодно замечает правитель, понимая, что разговор придется отсрочить на некоторое время. Светлые брови джонина сдвигаются к переносице. Если Сенджу решила предупредить его о Харуно, то она опоздала. Сакура уже успела натворить глупостей. Единственное, его успокаивало, что она теперь в безопасности. И уж когда он вернется в Коноху, то не станет откладывать серьезный разговор с девушкой. Правда, с его содержанием он еще не определился. - Токугава-сан, Хатаке-сан, - юноша склонился в приветственном поклоне перед мужчинами. Араи удостоил новоприбывшего кивком, чувствуя отторжение и неприязнь к послу еще до того, как его пригласили пройти к ним в сад. Пусть и косвенно, но он стал помехой для серьезного разговора с будущим Каге. Прищурившись, дайме смурно оглядывает молодого шиноби в темных штанах, простенькой серой рубашке и короткой курточке с длинными рукавами. Какаши же шумно выдыхает, стараясь скрыть вспыхнувшее беспокойство и гнев. «Черт возьми!» Прикрывает глаза, чтоб не видеть макушку со стянутыми в крепкий пучок вересковыми волосами.