***
Гарри вывалился из Хогвартс-экспресса. Он знал, что его лицо было зелёным, и что многие люди смотрели на него, зная, что он закричал, когда дементоры подошли к поезду. Он был просто рад, что хотя бы оправился от обморока, прежде чем кто-то вроде профессора Люпина, который казался хорошим, но всё ещё был взрослым, которого Гарри не знал, смог отнести его в лазарет. «Почему все взрослые, которых я знаю, либо думают, что я никогда не болею или не получаю травмы, либо хотят, чтобы я всё своё время проводил в лазарете?» — думал он, протирая лицо руками, пытаясь прогнать изображение своей умирающей матери и её крики из своей головы. — Приятель? Ты в порядке? Рон нависал над ним. Гарри улыбнулся, зная, что тот колеблется и хочет подойти. Гермиона подошла к нему сзади и коснулась его руки, её лицо искрило беспокойством. — Дементоры иногда влияют так на людей, — прошептала она. — Это не делает тебя слабым. Гарри кивнул, чтобы она не подумала, что он игнорирует её, но ничего не ответил. Он знал, что это сделало его слабым, что это сделало его ребёнком, плачущим от чего бы то ни было. И он должен был найти какой-нибудь способ это преодолеть. Должен же быть какой-то способ бороться с дементорами. Он найдёт его. Возможно, профессор Люпин знает этот способ. Между тем, ему было о чём подумать, когда Рон и Гермиона затащили его в один из экипажей, что двигались сами по себе, и они втроём отправились в сторону Хогвартса. Его лето было ужасным, как и всегда. Дурсли не давали ему особо много еды, и каждый раз, как только Гарри заканчивал старый список дел, он получал новый, что не давало ему времени на настоящий отдых. Тетя Петуния, как правило, криком поднимала его с постели на рассвете и приказывала прополоть сорняки и полить цветы. Гарри сначала подумал, что она пытается дать ему шанс сделать всю работу, что находится вне дома, прежде чем станет слишком жарко, но затем он услышал, как она сказала дяде Вернону, что она прочитала, что поливать цветы хорошо именно утром. «Ну, конечно же, — подумал он, качая головой, и упёрся лбом в окно, смотря на то, как всё чётче и чётче начинал вырисовываться вдали Хогвартс. — И почему я всё ещё ожидаю того, что они проявят ко мне хоть толику уважения…» Потом он раздул тётушку Мардж и услышал о Сириусе Блэке и о том, что он охотится за ним. И эти дементоры парили вокруг Хогвартс-экспресса и замка, а Гарри чувствовал, как холодок расползается по его позвоночнику. Он точно не знал, что они там делали, но Гарри готов был держать пари, что это как-то связано с ним. Как правило, довольно ужасные вещи вращаются вокруг этой школы. Вдруг Гарри вспомнил что-то и фыркнул про себя, закрыв глаза; у них осталось ещё немного времени, прежде чем они прибудут к воротам Хогвартса. «По крайней мере, у меня должно быть более чем достаточно оправданий, чтобы избежать давления со стороны Снейпа и Малфоя. Да и кто захочет зависать с кем-то, обречённым на преследование преступником, и с кем-то, кто падает в обморок, когда видит дементоров и слышит крики своей матери?» Гарри услышал голоса Рона и Гермионы, только когда эти двое уже вовсю спорили о том, насколько важно и необходимо учиться и до того, как начнутся их занятия, и Гарри улыбнулся, не открывая глаз. «Не считая моих лучших друзей, я имею в виду». Но та часть учебного года, когда Снейп вошёл в кабинет, а после него и Малфой, настаивающий на том, чтобы быть его другом, показалась ему давним сном. Это ощущение пришло к нему почти сразу после того, как он вернулся в дом Дурслей. Тяжёлая работа, голодовка и мало часов сна (и как вишенка на торте сего лета Гарри также снились кошмары о василиске и Томе Риддле) стали его реальностью. Кроме того, он не думал, что у них действительно была причина снова встречаться, так как он решил не использовать зелье против Симуса.***
«Это неприемлемо». Северус Снейп был тем типом людей, которые полностью контролируют свою жизнь. Если он должен был сделать выбор, который шёл вразрез его, с позволения сказать, вкусу, то он делал его таким образом, который оставлял за собой максимум свободы. Северус шпионил для Дамблдора против Тёмного Лорда, но он не отдал своей безоговорочной верности идеалам, которые «воплотил» Дамблдор, так, как это было у Джеймса Поттера и его друзей. Северус чувствовал, как его губы искривляются в ухмылке, а глаза наполняются отвращением. Конечно, на данный момент это не имело никакого значения, так как сейчас он как тень передвигался меж рядами в классе Зелий, заполненном гриффиндорцами, в котором Лонгботтом только что расплавил ещё один котёл, но Северусу платят за то, чтобы этот был в состоянии делать это снова и снова. Джеймс Поттер и его друзья были одним из немногих обстоятельств в его жизни, которые Северус не мог контролировать или преодолеть, и теперь один из них вернулся, чтобы преподавать в Хогвартсе. И как будто ему одного этого было недостаточно, Дамблдор назначил Северуса ответственным за то, чтобы снабжать эту блохастую покусанную шавку зельем «Волчье противоядие», и заставил его пообещать не намекать, что Люпин — оборотень. Когда Северус запротестовал, Дамблдор посмотрел на него поверх очков и произнёс тихие, разрушительные слова, против которых у Северуса ничего не нашлось. — А я думал, что ты хочешь загладить вину за смерть Лили, Северус. Это лишь поистине маленькая вещь, которую я прошу тебя сделать. Таким образом, Северус априори был предрасположен быть в плохом настроении в этом учебном году без какого-либо дополнительного поощрения, и единственная оставшаяся ему искра ликования была фактом того, что ни один профессор по Защите от Тёмных Искусств, по всей видимости, не оставался на своём посту более года. По крайней мере, ему не придётся терпеть добродушную трусость Люпина позже июня. Но потом случилось это. Он подошёл к Поттеру и заглянул в его котёл, позволяя выражению презрения на его лице говорить за него. Да, поттерское зелье было немного лучше, чем в прошлом году, но всё ещё недостаточно хорошо, чтобы заслужить похвалу. Поттер не поднял глаз. Ах, он нахмурил брови, и его глаза вспыхнули, показывая, что он не вернулся к безжизненной апатии прошлой осени. А мальчишка всё продолжал измельчать ингредиенты и сверяться с рецептом своим четырёхглазым косоглазием, как будто Северус не имел для него никакого значения. За всё то время с начала учебного года он не пришёл к Северусу ни с одним вопросом. Он не пытался спросить о том, что Северус, возможно, узнал о семье Финнигана и их связях за лето (хотя, по сути, он ничего не узнал; всё его расследование достигло определённой точки и лопнуло как мыльный пузырь. Конечно, это только сделало его ещё более уверенным в том, что, в конце концов, здесь найдётся, что обнаружить). Когда Северус назначил Поттеру отработку за то, что он не выполнил ни одного шага по приготовлению зелья должным образом, он просто помыл котлы и ушёл, не сказав ни слова. Мальчик, казалось, думал, что Северус забудет всё, что он узнал о Поттере в прошлом году, а между тем и он сам забудет то, что Северус спустился в Тайную Комнату, чтобы спасти его, и он… узнал о моральных устоях Поттера и его преданности своему факультету. Это было оскорбительно. Это было неприемлемо. Это его рассердило. Но Северус был достаточно умён, чтобы понять, что достаточно всего нескольких приманок, чтобы заманить мальчика обратно. Они больше не работали над зельем. У него не было никакой конкретной информации о Финнигане и о том, где он, возможно, мог узнать тёмное заклятие, которое сожгло вещи мальчишки, чтобы наплести хорошую ложь, и Поттеру удалось бы, в конце концов, увидеть всю подоплёку. Целью Северуса было приманить мальчика как можно ближе и посмотреть, в какой степени он был похож на слизеринца. В течение лета он решил, что Поттер достаточно интересен, чтобы оправдать всё это. Поттер не мог принять решение о том, что их связь подошла к концу. Теперь Северусу оставалось только решить, как действовать дальше… И тогда его закрутил поток заполонивших голову мыслей, когда он увидел, как один из детей учеников работает с аконитом, нужным для зелья, и Северус почувствовал, что его губы растягиваются в тонкую улыбку. Лонгботтом расплавил свой второй за день котёл из-за явной нервозности. Северус сделал мысленную заметку почаще улыбаться.***
Драко впился взглядом в затылок Поттера, пока тот, смеясь и болтая, шёл со своими маленькими друзьями на Уход за Магическими Существами. В последнее время он часто так делал. Но Поттер избегал его. Хотя он и бормотал скомканное приветствие, когда они пересекались несколько раз, не насмехался над ним и оттащил Уизела, когда тот начал высказываться об отце Драко. (Драко еле удержался от того, чтобы сказать, что у него есть намного больше причин плохо думать о Люциусе, чем у Уизела). Но Поттер не подходил к нему, чтобы затащить его в какое-либо приключение. Он не разговаривал с Драко, как общаются нормальные люди. Он не спросил, как прошло его лето. Как будто он пытался притвориться, что их дружбы не было. Или, может быть, он думал, что для Драко было слишком «опасно» общаться с ним из-за осуждённого, ищущего его, и дементоров, летающих по всей школе. «Или, может быть, он просто снова возненавидел слизеринцев. Потому что он точно так же избегает и профессора Снейпа». Однако Драко наблюдал за тем, как Снейп наблюдал за Поттером, и ясно осознавал, что просто так профессор не примет свою «отставку». Так же, как и Драко. У них должна была быть настоящая дружба или настоящее соперничество, а не это… что-то с чем-то, витающее между ними. Глупый Гигантский Гигант болтал о гиппогрифах. Драко не видел необходимости обращать на это внимание. Да, гиппогрифы были большими и потенциально разрушительными, но они не могли заставить его лицо покраснеть, а его разум помутниться от гнева, как мальчик, стоящий в нескольких шагах от него и старательно его игнорирующий. И тогда Поттер шагнул вперёд и поклонился гиппогрифу, а тот отошёл чуть назад и опустился на колени, позволив ему взобраться себе на спину. Когда они кружил над ними, то ныряя к озеру, то снова взлетая к облакам, Драко услышал смех Поттера. Это увеличило его беспокойство и гнев, а затем он понял, что сжимает кулаки от ревности. Ревности. К чёртовому гиппогрифу, который мог рассмешить Поттера, тогда как Драко — нет. Он поспешно разжал кулаки и огляделся, посмотрев, не заметил ли этого кто-нибудь. Заметили это только Винсент и Грегори, и они с нетерпением смотрели на него, чтобы суметь понять, кого они должны ударить. Драко покачал головой, и они с разочарованными выражениями на лицах расслабились. Гиппогриф вернулся на землю, и Глупый Гигантский Гигант велел им всем подойти вперёд и попытаться поприветствовать это существо. Он был таким же ужасным учителем, каким Драко его всегда подозревал. И, конечно же, не прибавляло ему очков и то, что у него было ужасное произношение, из-за которого его речь звучала как у кого-то из низших слоёв общества. А потом Драко пришла грандиозная, замечательная идея. Может, Поттер избегал Драко, потому что у него не было причин «замечать» его. Драко перестал с ним драться, так что у Поттера не осталось причин думать о нём. И они больше не встречались на отработках у Снейпа, чтобы он мог обучать Поттера зельям. Поэтому ему придётся сделать то, что Поттер не сможет игнорировать. Он должен будет победить его в чём-то. Неважно, что Глупый Гигантский Гигант сказал, что гиппогрифы довольно умны. Они не смогут распознать оскорбление, если услышат его. Драко прохладно произнесёт оскорбление, смотря на гиппогрифа, на котором летал Поттер, потом запрыгнет ему на спину и уплывёт в голубые дали… и он сделает это, причём более плавно. Тогда у Поттера не останется выбора, кроме как признать, что Драко смог сделать что-то лучше, чем он, и при этом выйти сухим из воды. Он поклонился гиппогрифу и выпрямился со скучающим выражением лица. Естественно, гиппогриф отошёл чуть назад. «Видишь? Им всё равно, что о них думают люди». Драко потянулся погладить клюв, своим замечанием обращаясь, по-видимому, к Винсенту и Грегори, но не сводя глаз с Поттера. — Они нисколько не привлекательны, просто большие уродливые скоты… Гиппогриф резко развернул голову и зажал клювом руку Драко. Драко закричал. Эта боль была острее, чем всё то, что он чувствовал раньше, даже когда он упал с метлы и переломал себе локоть. Он дёрнулся, но гиппогриф крепко держал его, размахивая клювом из стороны в сторону, пытаясь оторвать ему руку. И тогда одна из его больших когтистых ног поднялась в воздух, чтобы помочь своему хозяину распороть его брюхо.***
Гарри отреагировал, не подумав. Кто-то прямо перед ним находился в опасности. Он не мог не спасти его. Или, по крайней мере, это то, что он сказал Рону и Гермионе позже, когда они спросили, почему он это сделал. Он просто знал это в то время, как видел, что Клювокрыл собирается навредить Малфою, или ещё чего хуже, и он не мог этого допустить. Потому что Малфой был тем, кого он знал. Он наложил заклинание, которое применила Гермиона в их первый год, когда они думали, что Снейп пытается проклясть его метлу во время матча по квиддичу. На этот раз огонь возник прямо под левой задней ногой Клювокрыла. Гиппогриф тотчас же отпустил Малфоя и круто развернулся, топнув копытом и визжа. Гарри почувствовал укол вины, наблюдая за тем, как брыкается гиппогриф. Очевидно, он был слишком напуган, чтобы расправить крылья и взлететь. Прости. Прости меня. Но я не мог позволить тебе сделать ему ещё больнее. Остальные студенты разбежались. Хагрид подобрался и рявкнул. Гарри был уверен, что и сам сможет справиться с Клювокрылом и остановить его от причинения вреда кому-либо ещё или самому себе. А затем он развернулся и подбежал туда, где Малфой сидел на земле, со своей глубоко поцарапанной и кровоточащей рукой, пока слёзы текли по его лицу. Эмоции бурлили внутри Гарри, требуя выхода. Раздражение; это было ошибкой Малфоя — игнорирование слов Хагрида и провоцирование Клювокрыла. Вина; Гарри, вероятно, мог бы что-то сделать, если бы действовал быстрее. Сочувствие; у него была такая же рана этим летом, когда он поранился садовыми ножницами, и, конечно же, Дурсли отказались делать что-либо, кроме как побросать ему полотенца, пока он не перевязал себе ими руку. Обеспокоенность; Малфою, наверное, нужно пойти в Больничное Крыло, но ему, наверняка, нужно оказать первую помощь прямо сейчас, а кроме Хагрида вокруг не было ни одного профессора. Хотя, возможно, Гарри сможет хоть чем-то помочь. Он указал палочкой на руку Малфоя и пробормотал заклинание, которым Флитвик учил их запечатывать конверты и свитки. — Consigno. Кожа беспорядочно срослась над раной, и кровь перестала литься. Гарри кивнул. Всё это выглядело немного грязно, но, по крайней мере, Малфой не истечет кровью, прежде чем его доставят в Больничное Крыло. — Гарри! — Гермиона оказалась рядом с ним, её глаза были широко раскрыты и взволнованы. — Опасно использовать такое заклинание, чтобы залечить рану. — Что ты делаешь, приятель? — Рон стоял позади него, его голос звучал настороженно. «Он наверняка вспомнил своё временное перемирие с Малфоем в прошлом году», — Гарри знал это, но ничего не сказал об этом в этом году (в основном потому, что он пытался убедить себя, что он не может дружить со слизеринцем, это было слишком опасно и слишком сложно). Лицо Малфоя было перекошено от ярости и боли, он посмотрел прямо на Гарри и сказал: — Я сделал это для тебя. — Что? — промямлил Гарри. Он слышал, как его друзья бормотали что-то позади него, но он не мог сказать, было ли это из-за того, что сказал Малфой, или из-за того, что Гарри разговаривал с ним прямо у них на глазах. — Я думал, что покажу, что могу лучше ездить на гиппогрифе, — сказал Малфой. — И посмотри, куда меня это привело, — он трогательно приподнял залеченную руку. Раздражение победило в борьбе эмоций. — Надо было слушать Хагрида, — огрызнулся Гарри. — Он говорил нам, чтобы мы не оскорбляли гиппогрифов, если хотим их оседлать. Почему ты это сделал? — Потому что я хотел, чтобы ты обратил на меня внимание. Малфой говорил с ужасным выражением на лице. И Гарри знал, что это ужасно, потому что он узнал его. Он увидел его, когда задержался на детской площадке в начальной школе, не решаясь подойти к другим детям, потому что Дадли избил бы его, если бы он это сделал, поэтому он просто смотрел в лужи, пытаясь притвориться, что он думает о больших и важных вещах. Такое выражение было на его лице. Малфой хотел иметь друга. И по какой-то причине он решил, что этим другом должен быть именно Гарри. Но у Гарри не было времени ответить, потому что к тому времени Хагрид взял Клювокрыла под контроль и собирался взять Малфоя на руки и отнести его в лазарет. Поэтому Гарри не мог ему ответить. Но ему нужно было о многом подумать. «Всё равно это было глупо. Но если он так сильно хочет быть моим другом…» По какой-то причине, когда он должен был разозлиться на то, что Малфой попытался таким образом обрести его дружбу, он почувствовал зёрнышко тепла. Раньше у него не было никого, кто мог бы сражаться за то, чтобы стать его другом. Он случайно познакомился с Роном и Гермионой, а затем узнал их получше, потому что они вместе победили тролля. Он действительно думал, что это единственный способ завести друзей, потому что они были единственными друзьями, которые у него были, и особо много новых за последние два года он не приобрёл. «Но, может быть, есть и другой способ», — подумал он и повернулся, чтобы ответить на вопросы Рона и Гермионы.***
Северус не был хозяином своей жизни; у него были Метка на руке и клятвы, которые связывали его с Дамблдором, напоминая ему об этом каждый день. Но он был волен делать всё возможное, чтобы облегчить себе жизнь, и это включало тщательный выбор моментов для действий. Он ждал несколько недель после травмы Драко. Мальчик остался в лазарете на несколько дней дольше, чем это было необходимо, и, насколько было известно Северусу, Поттер пытался встретиться с ним по крайней мере дважды, только чтобы получить от ворот поворот. И с тех пор Драко ходил по школе, демонстративно игнорируя Поттера, и из раза в раз пересказывал всем историю о том, как он чуть не умер. Поттер же начал ходить на уроки к Люпину, чтобы научиться применять чары Патронуса. А Люпин не был достаточно хитрым, чтобы сдержать свое злорадство, рассказывая о талантах «сына Джеймса» в разговорах с другими профессорами. Поттер продолжал избегать Северуса, что убедительно доказывало, что у себя в голове он больше не ассоциировал Драко с профессором, и хотя он, возможно, и стремился завоевать дружбу одного, он не думал, что должен работать над тем, чтобы заслужить уважение другого. Но Северус позаботится о том, чтобы такие вопросы решались в его же интересах. И поэтому в этот день он назначил мальчику отработку у себя в классе, хотя, по правде говоря, его зелье выглядело не хуже, чем у Винсента Крэбба. Поттер дёрнулся и бросил на него взгляд полный ненависти, затем, казалось, вспомнил, что он вообще-то должен игнорировать Северуса, и опустил глаза. Северусу на это было всё равно. В ту ночь он мог остаться с мальчишкой один на один на несколько часов. Он знал, что Драко навряд ли вмешается на этот раз, так как тому, казалось, в данный момент больше нравится вызывать вину в Поттере, чем наблюдать за ним. А Северус тем временем приготовит хорошую приманку.***
Гарри вошёл в кабинет Снейпа и остановился у двери. На этот раз гора котлов его не ждала. Он поморщился. Это означало, что он, вероятно, будет извлекать печень лягушки или что-то ещё в этом роде. Снейп сидел за своим столом, писал что-то на чьём-то эссе, но, к несчастью Гарри, он только размашисто нацарапал ещё несколько слов, прежде чем встал и подошёл к Гарри. Сам Гарри собрался с духом, решив ничего не говорить первым. Сегодня его зелье не было таким уж плохим, что только доказало, что Снейп действительно был всё таким же злым, каким Гарри его всегда и представлял, и чтобы ни за что назначить отработку. «Вероятно, он зол потому, что я не захотел использовать зелье на Симусе», — решил Гарри. Он ждал оскорблений. Вместо этого Снейп внимательно посмотрел на него с тонкой улыбкой и ещё более прищуренными глазами, взгляд которых Гарри совсем не нравился. Затем он небрежно сказал: — В прошлом году, мистер Поттер, я думал, что мы пришли к некоторому взаимопониманию после того, как я рискнул жизнью, пойдя за Вами в Тайную Комнату. Куда же делось это взаимопонимание? Гарри нахмурился. Он ненавидел, когда люди в лицо говорили ему об этом. Было трудно лгать Рону и Гермионе о причинах, по которым он чувствовал ответственность за то, что Малфой был ранен, как и было трудно раскрыть Снейпу причины его решений касательно его самого, потому что независимо от того, как он это объяснит, они не поймут его. «Дурсли никогда меня не понимали, — угрюмо подумал Гарри. — Как и Макгонагалл». — В этом году меня преследует сбежавший преступник, — сказал он. Профессор заколебался, но ничего не предпринял, поэтому Гарри закончил свою мысль: Да и Вы скорее всего слышали, как я отреагировал на дементоров в поезде. — Я понимаю, Вы упали в обморок, это верно, — произнёс Снейп со спокойствием, которое заставило Гарри подозрительно смотреть на него. — По этой причине Вы ходите на дополнительные уроки к профессору Люпину. Я не понимаю, как это связано с тем, что Вы избегаете меня. — Я упал в обморок, — категорически заявил Гарри и стал ждать ответа. Снейп нахмурил бровь, но промолчал. — Вы всегда ждёте, что я буду сильным, — продолжил Гарри. — Вы смеётесь надо мной, когда я каким-то своим образом реагирую на Вас на уроке. Вы собирались посмеяться надо мной за обморок, и Вы, наверняка, также скажете, что это моя вина, что Сириус Блэк преследует меня. Поэтому я хотел держаться от Вас подальше. «Вот. Это объяснение настолько просто, что даже Снейп должен его понять».***
Северус нашёл ещё один ключ к покорёженной психике ребёнка, на которую он видел намёк в комнате, то, чего он не осознавал, пока это не было сказано напрямую. «Когда может, он сопротивляется слезам. Он возмущён любым намёком на то, что может оказаться слаб. Он даже не захотел, чтобы Поппи проверила его на яд василиска». Северус подавил вздох. Он надеялся, что они с Поттером придут к взаимопониманию, кое было у него с некоторыми из его слизеринцев, которым он не будет открыто давать советы или помогать на уроках, где другие студенты смогут заметить это и задаться вопросом о своих собственных недостатках, но его ребята придут к нему во внеурочное время, и он даст им дополнительные уроки. Иногда он делал нечто больше, когда студент говорил с ним об использовании тёмных искусств или незаконных зелий. Конечно, ни с одним из этих студентов он не использовал столь презрительную маску, как с Поттером. Он полагал, что с равнодушием мальчик справиться лучше, чем с оскорблениями. С другой стороны, Северусу ничего не оставалось, кроме как продолжать в том же духе. Если… когда… Тёмный Лорд вернётся, он должен быть готов возобновить свою деятельность в качестве шпиона, чтобы он смог сохранить свои обеты, данные Дамблдору, чтобы компенсировать передачу Тёмному Лорду текста пророчества. Так что ему придётся заставить Поттера доверять ему, несмотря ни на что. «Возможно, мне придётся быть немного… мягче… с ним на своих отработках». Северус поморщился и решил сначала попробовать посмотреть, что из этого сработает в первую очередь. — Я не виню Вас ни в обмороке, ни в том, что за Вами гонится преступник, — тихо сказал он мальчику и решил сделать небольшую уловку. — Учитывая то, что я знал Сириуса Блэка, когда тот был молод, и его отношения с Вашими родителям, я не могу винить Вас. Поттер сделал шаг вперёд, пламя в его глазах горело так ярко, что Северус был немного удивлён тем, что не был ослеплён. — Его отношения с моими родителями? — потребовал Гарри продолжения. — Я слышал… Я имею в виду… Я слышал часть истории, но никто не расскажет мне всей правды, — он отступил на шаг, его выражение лица снова стало подозрительным, как будто он понял, что не может рассчитывать на то, что его противный профессор Зелий скажет ему правду. — Сириус Блэк был самым дорогим другом Вашего отца, — сказал Северус. — В юности они вместе учились на факультете Гриффиндора и постоянно подшучивали над всеми. Пламя вернулось во взгляд Поттера. — Я этого не знал, — сказал он и обнял себя так, как будто крепко прижимал к себе новую информацию. Ещё одна вспышка озарения поразила и обеспокоила Северуса. «Сейчас у него, возможно, появилось даже больше причин ценить правду, чем обычно. После того, как Финниган сжёг его вещи, он будет более яростно относиться к тем вещам, которые не могут быть физически уничтожены». — И, — продолжил Северус, зная, что больше никто не расскажет Поттеру всех подробностей этой истории. — профессор Люпин также был их другом. Поттер дёрнулся. Потом он нахмурился и сказал: — Но он никогда не говорил мне об этом. — А он стал бы? — Северус не мог рассказать Поттеру, что Люпин был оборотнем, не нарушая своего слова Дамблдору, но он подготовился и к этому, поэтому у него найдутся другие слова, которые он сможет использовать. — У него был определённый интерес в том, чтобы отгородиться от этих воспоминаний, я полагаю, после того, как Блэк предал Ваших родителей. Было интересно наблюдать за тем, как лицо Поттера сереет прямо у него на глазах, хотя Северусу и было всё равно на то, как тот, покачиваясь, протянул вперёд руку, как будто хотел что-то схватить. «Мерлин, упаси меня от необходимости иметь дело с падающими в обморок детьми». — Сириус Блэк… предал моих родителей, — прошептал Поттер. — Верно, — Северус задался вопросом, не следовало ли ему подобрать более мягкие слова, но Поттер ведь всё время хвастался, что он силён как никто другой. «Посмотрим, выдержит ли он это». — Он был их Хранителем — тем, кто отвечал за то, чтобы Волдеморт не обнаружил дом, где скрывались Ваши родители. Но он предал их. И он убил Питера Петтигрю, третьего лучшего друга Вашего отца, кой был у того в школе, и дюжину маглов при этом. — Об этом я слышал, — тихо произнёс Поттер. Он снова обнял себя, но на этот раз Северус подумал, что смысл этого жеста был совершенно иным. — Но никто не рассказывал мне, кем был этот волшебник, — Поттер внезапно уставился на Северуса. — Я слышал, как мистер и миссис Уизли говорили об этом. Они знали, кто такой Петтигрю? И что в школе Сириус Блэк был близок с моими родителями? — О последнем, — мягко сказал Северус. — мне неизвестно. Артур и Молли окончили Хогвартс ещё до приезда Ваших родителей. Но, думаю, да, они догадались, кем был Петтигрю. На войне они бок о бок сражались вместе с Вашими родителями, Блэком, Люпином и Петтигрю, — это было всем, что он мог поведать Поттеру, не раскрывая того, что существует «Орден Феникса». — Почему они мне не говорили об этом? — глаза Поттера теперь стали совсем тусклыми. — Артур и Молли не рассказывали своим детям о некоторых основных реалиях жизни, когда те были в Вашем возрасте, — Северус пожал плечами. — Думаю, они считают, что дети должны быть защищены от этих реалий. — А почему Вы рассказали мне об этом? — Поттер резко сузил глаза. Это был единственный вопрос, который Северус надеялся не услышать, но к этому он тоже был готов. — В частности, потому что Сириус Блэк преследует Вас, — ответил он. — И Вы выросли, не зная этой истории, я полагаю? — Поттер отрывисто кивнул. — Я подумал, что пришло время Вам побольше узнать о том, на что способен человек, с которым Вы дважды так беспечно сражались, — добавил Северус. — Блэк стал Пожирателем Смерти — одним из последователей Тёмного Лорда — и никто не знал об этом. Тёмный Лорд довольно убедителен. И, конечно же, Вы должны знать, что Блэк жаждет убить Вас из-за личной обиды, а не только потому, что вы свергли его Господина, — «И моего, как сказали бы некоторые». — Личной обиды? — глупо повторил Поттер. Как мальчик может быть достаточно умён, чтобы задавать такие неудобные вопросы, но при этом быть таким невежественным, чтобы не схватиться за самые очевидные обстоятельства, вытекающие из моей речи? — Потому что он пытался убить Вас в ту ночь, когда предал Ваших родителей, — терпеливо объяснил Северус. — И всё же ему это не удалось. — О, — Поттер шумно сглотнул. Затем он сказал: Вы и солгать ведь можете. — Есть достаточно простой способ подтвердить мои слова, — мягко произнёс Северус и таким образом показал ему приманку, оставленную в центре ловушки. — Вы можете пойти к профессору Люпину. Если он скажет Вам, что всё иначе, Вы будете знать, что мне нельзя доверять. Поттер уставился на него во все глаза, затем развернулся и вышел из кабинета, не спрашивая, может ли он уйти или закончена ли его отработка. Да и Северусу это было уже неважно. Он сделал несколько важных вещей на этой вечерней отработке, и поэтому был доволен впервые с тех пор, как Поттер вернулся в школу в сентябре. Он дал Поттеру возможную причину недоверия к Люпину, и Северус также понял, что пройдёт ещё совсем немного времени, прежде чем у Поттера не останется никакой привязанности к оборотню. Он дал Поттеру факты, которые должен был дать давным-давно. Казалось, мальчишка лучше функционировал, когда ему давали чистую информацию, что подтверждается опытом в работе по Зельям. Если это побудит его держать свою дурацкую жизнь в безопасности, подальше от Сириуса Блэка, тогда все его откровения были только к лучшему. А он поможет Поттеру довериться ему, думать о нём, как о взрослом человеке, который действительно верит, что он достаточно взрослый, чтобы услышать правду, а уже это принесёт интересные, занятые плоды. Теперь же ему оставалось только ждать.***
Гарри бежал по коридорам, и удары его сердца набатом отдавались у него в ушах. Он наслаждался своими уроками с профессором Люпином по чарам Патронуса, хотя их было не так много; профессор Люпин сказал, что после Рождества у него будет больше времени, чтобы как следует обучить им Гарри. И ему нравилось, как преподавал Люпин, и как он пытался давать ребятам практические уроки, а также теоретические, которые Гарри действительно понимал, а не как те, что были у него по Зельям. Но профессор Люпин не рассказывал, что он знал родителей Гарри или Сириуса Блэка. «Почему все, кто действительно может рассказать мне о них, молчат в тряпочку? — задумался Гарри, когда он добежал до нужного места и остановился перед дверью в кабинет Люпина, снизу которой пробивалась полоска света, и застучал по ней. — Почему именно Снейп рассказал мне о них?» Люпин, улыбаясь, открыл дверь, но его выражение лица сразу же засквозило беспокойством, когда он увидел Гарри. — Гарри? Что случилось? — Профессор, — выпалил Гарри, его сердце билось так громко, что он даже и не знал, услышит ли он ответ. — Вы знали моих родителей? А Сириуса Блэка? Вы были другом моего отца? Люпин тяжело вздохнул. На мгновение он посмотрел поверх плеча Гарри, как будто ожидал увидеть там чей-то силуэт, скрытый во мраке коридора. Затем он наклонился к своему ученику и прошептал: — Гарри, мне нужно знать, кто тебе это сказал. — Профессор Снейп, — Гарри сказал это вызывающе. «Пусть это будет неправдой, пусть это будет неправдой». Люпин выпрямился и почему-то почувствовал облегчение. — Гарри, ты должен понимать, что Профессор Снейп не ладил с твоим отцом, и у него есть некоторые предубеждения в отношении него, — начал он. — О нём он говорил совсем немного, — сказал Гарри. — Только о Вас и Сириусе Блэке. Пожалуйста, я должен знать… Вы знали его? Люпин вздохнул и, казалось, напрягся всем телом. — Да, Гарри. Знал. Я скучаю по всем ним… По Питеру, и Джеймсу, и Лили, и Сириусу до того, как он стал предателем. Но ты должен понять… — Почему Вы мне не рассказали об этом? — Потому что я не думал, что ты уже готов это услышать, — мягко сказал Люпин. — И я оказался прав. Видишь ли, информация, которую дал тебе профессор Снейп, ужасно тебя расстроила… — Я устал от того, что никто ничего мне не рассказывает, — сказал Гарри так громко, что профессор Люпин немного испугался. — Почему… — он поперхнулся. — Если Вы были другом моих родителей, тогда почему Вы не усыновили меня после того, как Блэк предал их? Почему я должен был жить с Дурслями? Люпин снова вздохнул. — Это касается того, о чём я не могу тебе рассказать, Гарри. Но, как объяснил мне Дамблдор, так распорядились твои родители. Сестра Лили была единственной, кто мог позаботиться о тебе, после… — он замолчал. — Кто должен был заботиться обо мне? — прошептал Гарри. — Я должен знать. Пожалуйста. Я должен это знать. — Сириус — твой крёстный отец, — нехотя сказал Люпин. — Но, что очевидно, он был… недоступен… — Свихнувшимся, — яростно перебил его Гарри. — И к тому же предатель. — Гарри… — Я не… Просто не разговаривайте со мной сейчас, хорошо? — Гарри отступил на шаг. Он не хотел сейчас разговаривать или смотреть на профессора Люпина. Ему понравился этот мужчина, он хотел продолжить с ним занятия по чарам Патронуса, но ему нужно время, чтобы привыкнуть к тому, что Люпин ему солгал. Профессор протянул к нему руку, его глаза были усталыми и добрыми. Но не его слова. — Гарри, были веские причины скрывать это от тебя. Пожалуйста, поверь мне. Но Гарри не должен был этого делать, и он развернулся и бросился бежать к Гриффиндорской башне, чтобы он мог найти Рона и сыграть с ним в волшебные шахматы или во Взрывающиеся карты, или даже послушать один из бесконечных споров Рона и Гермионы о её коте-мошеннике, мучающем его крысу, Коросту. «Люпин солгал. Все солгали. Кроме Снейпа. Снейп не соврал».***
— Северус. «Ну, в этом и отличие», — подумал Северус, поворачиваясь к Люпину. Обычно волк никогда не утруждал себя тем, чтобы поприветствовать его чем-нибудь менее приятным, как будто он действительно верил, что он и Северус могут стать друзьями после всех тех мучений и издевательств их школьных дней. Но теперь Люпин выглядел как хищник, его глаза горели, а пальцы вонзились в чайную чашку, как когти. — Люпин, — сказал Северус и наклонил голову. — Это на тебя не похоже — сидеть рядом со мной, — по собственной просьбе Северуса он и Люпин обычно сидели так, что были разделены несколькими местами за столом учителей. Теперь волк сел на стул рядом с ним, как будто это было самым естественным в мире действом, и наклонился к нему, ни разу не задумываясь о том, как странно это будет выглядеть для наблюдателей. Северус вздохнул, зная, что ему придётся ответить на несколько вопросов от своих старших слизеринцев сегодня вечером. — Ты открыл Гарри секреты, которые не были твоими, чтобы ими делиться, — решительно начал Люпин. — И когда же ты собирался ими поделиться? — Северус бросил взгляд на стол Гриффиндора. Поттер ел с мрачной решимость на лице, его глаза устремились вперёд, как будто прямо перед ним стоял Блэк, которого он собирался сжечь своим взглядом. Драко теребил повязку на руке и ковырялся в еде, то и дело украдкой бросая взгляды на Поттера. Это было первое утро после его травмы, когда Поттер хотя бы единожды не посмотрел на него безнадёжным взглядом. «Возможно, его любопытства будет достаточно, чтобы примирить его с Поттером», — подумал Северус. Он устал от скулежа Драко по этому поводу всякий раз, когда тот приходил к нему за дополнительными занятиями по Зельям. — Когда он станет взрослым, — сказал Люпин. — Дорастёт, чтобы понять. Северус рассмеялся; Минерва повернула голову в его сторону, но, к счастью, профессор вела оживлённую дискуссию о квиддиче с Роландой, и шибко долго она к их разговору прислушиваться не стала. — Ты подождёшь, пока ему исполнится семнадцать, Люпин? Учитывая Блэка, который преследует его сейчас? Люпин откинулся на спинку стула и посмотрел на Снейпа с чистым отвращением. — Ты понятия не имеешь, как надо обращаться с детьми, Северус. Гарри — ребёнок, коим и должен быть. — Теперь его преследуют не один психопат, а двое, — сказал Северус, подавляя рвущуюся наружу улыбку. — Ему нужна информация, чтобы справиться с ними. Тренировки. Я думаю, что, по крайней мере, он должен знать, почему его жизнь находится в опасности. — Альбус согласился со мной… — У Альбуса своя особая странная слепота по отношению к мальчику, — сказал Северус, на этот раз переведя взгляд на директора. Как обычно, Альбус говорил с большим олухом Хагридом о чём-то совершенно несущественном, но Северус знал, что он, вероятно, прислушается к любому разговору, связанному с его именем. Северусу было всё равно. Он был готов отстаивать своё поведение во имя того, чтобы преодолеть обиду на поттеровское отродье. Этого Альбус не мог не одобрить. — Он тоже хочет притвориться, что Поттер — просто обычный ребёнок. Но это не так. Он убил василиска в прошлом году, Люпин. За год до этого он столкнулся с Тёмным Лордом. Ты не сделаешь его обычным ребёнком лишь своими словами. — Но мы могли бы по крайней мере дать ему детство, — Люпин жалобно покачал головой в сторону Северуса. — Гарри, очень сильно расстроенный, пришёл ко мне вчера вечером. Ты вполне мог бы найти способ сообщить ему эту новость более мягко. — Ты тоже мог, — сказал Северус. — Почему же ты этого не сделал? — Ты знаешь, почему, — одна из рук Люпина, лежащих на столе, сжалась в кулак. — Твой маленький секрет не имеет ничего общего с тем, почему ты не хотел говорить ему о Сириусе Блэке, — сказал Северус. — Ты просто не хотел ворошить прошлое и снова испытать ту боль. Твоя преданность мёртвым и сумасшедшим перевешивает твою преданность живым. Действительно похвально, Люпин. Волк встал и быстро пошёл прочь. Северус оглянулся на стол Гриффиндора, чтобы встретиться с угрюмыми, осуждающими глазами Поттера. Северус поднял бровь, и Поттер сильнее нахмурился, прежде чем отвернуться. «Дай ему время всё обдумать, — убеждал себя Северус, намазывая джем на тост. — Возможно, ему понадобится несколько дней, чтобы преодолеть своё недовольство по поводу того, каким «суровым» образом я сообщил ему эту новость. Но он получит подтверждение того, что я единственный взрослый в этой школе, которому он может доверять, чтобы именно я смог отвечать на его вопросы». И эта победа над недоверием Поттера была, в то же время, и победой над Люпином и Дамблдором. Северус знал, что это было причиной чувства тёплого удовольствия, которое разлилось в его груди, когда он подумал о Поттере, приходящем к нему с большим количеством вопросов.