Living dead

      Алиса ещё никогда не ощущала себя такой дурой. Вот как она могла поверить чёртовой русской? Разве череда вранья со стороны агентов не научил её не доверять бывшим КГБ-шникам? Алиса и сама себя обманула, но ведь Наташа не переубедила, да? Значит — она виновата! Всё это было выдумкой, всплеском разбушевавшейся фантазии, очередной ложью, которая была призвана для одного — исследования её феноменальных способностей. Очередная лабораторная крыса в ручках шпионов, которые чуть лучше надзирателей в ГУЛАГе. Конечно, она же и не человек вовсе; перестала им быть несколько лет назад, тогда-то в ней перестали видеть живое существо — вещь, субстанция, неизведанный объект. Её надо исследовать, а потом избавиться, сбросив в утиль вечности, как умершую крысу, которую искололи экспериментальными препаратами.       На самом деле, это уже мало удивляло: влипать в ситуации по своей наивности и доверчивости — что-то вроде привычки у этой особы. Вот хотя бы случай, когда она по своей доброте душевной спасла мальчика от утопления, пока его друг обворовывал её, вытащив из сумки почти всё, оставив пустой кошелёк и парочку фотографий, которые она забрала из фотоателье. Конечно, нельзя было сказать, что она всегда была такой непутёвой, весьма редко, но если уж и попадала впросак, то весьма метко и верно, словно бы кара божья.       Поражаясь собственному идиотизму, она старалась как можно меньше думать о том, что уже не выберется из этого треклятого места. В голове играл голос психиатра и по совместительству отца, о том, что в критических ситуациях, когда мозг накаляется до предела, главное — сохранить трезвость рассудка, вернуть его в привычный темп — иначе не получится здраво смотреть на вещи. Он даже отдал дочь на йогу, чтобы та научилась контролю.       Алиссия быстро вспомнила технику «дыхание огня"¹, попыталась успокоить себя. Пальцы правой руки путались в серебряной цепочке, хватаясь за крестик с распятием, словно бы обращаясь к богу. Её трудно было назвать набожной, хотя, несомненно, часть веры в ней жила — отец был сыном священника из Констанцы; мать воспитанница воскресной школы. Алиссия не пропускала ни одной воскресной службы с четырёх до двенадцати, пока семья не переехала в Америку. Сейчас от веры остался только крест и пара икон в доме, которые пылились в дальней комнате, особо не привлекая внимания и появляясь в гостиной исключительно во время приезда отца в дом. — Мисс Аткинс, я рад, что могу поговорить с Вами вновь. Надеюсь, наш агент не доставил Вам неприятностей?       Недовольно подняв голову, Аткинс вздёрнула подбородок, с лёгким смятением смотря на темнокожего мужчину, который слегка улыбался, усаживаясь в кресло, ставя перед собой кейс. Тело её пробивала мелкая дрожь, но выдохнув, она откинулась на спинку стула, находясь в клоаке собственных эмоций, которые набатом бились в висках. — О, не переживайте, она, разве что, немного не так донесла истинную причину моего приезда, а так — всё было вполне цивилизованно. Я даже не ожидала подобного отношения от бывшего агента КГБ, буду с Вами честна, — нервно проговорила она, стараясь придать голосу пренебрежительный оттенок. Не получилось.       Ник шумно выдохнул, доставая из кейса анкеты и парочку файлов с личным делом и характеристикой, которые хранятся у психологов и психиатров в громоздких шкафах в алфавитном порядке. Девушка ухватилась взглядом за край своей фотографии: ей около восемнадцати на ней, она сделала ее для паспорта, чтобы отправиться в Румынию к дедушке. Почему-то сердце сковала легкая дрожь, прошедшая по внутренним сторонам рёбер, упираясь в солнечное сплетение и развязывая ком страха. — Мне всё известно, Алиссия: о твоей жизни, о жизни близких, друзей и даже коллег по работе. Со сколькими преступниками имел дела, но такую картину вижу впервые. В твоей жизни мало чего веселого, ну, я не принимаю во внимание вечеринки, которые ты посещаешь с подачек подруги и редкие вылазки в церковь. Так вот, к чему я всё это веду; видишь ли, если ты поможешь нам в деле одного человека, то, думаю, что мы сможем помочь тебе почистить личное дело и убрать яркие пятна твоей биографии.       Алиса сурово свела брови, смотря на свои пальцы: смотреть в глаза своего надзирателя было страшно и ужасно некомфортно, как смотреть в глаза бешеной собаки. Комната из серого металла с маленьким окошком наверху и вентиляцией на потолке сужалась, словно бы подавляя её сознание в холодных тисках, которые были призваны к одному — размозжить её изнутри, выпустить всю кровь, распотрошить и заставить сознаться во всём: в том, что она совершила и в том, чего не совершала. Она понимала, что атмосфера должна была давить на неё, ломать её, упрекать и принуждать к чему-то, что ей явно не понравится. — Я должна буду кому-то помочь, но это не доктор Беннер? Кто же это такой, раз с самого начала мне не могли об этом сказать. Засекреченная информация? Вы же знаете, что я ненавижу ложь — презираю и искореняю, чтобы эта мерзость не жила на этом свете. — Думаю, ты бы не согласилась, узнай, кому понадобилась помощь, — рассудительно кивнул Фьюри, складывая руки в замок на металлическом столе.       Их обоих раздражала мелькающая и шумящая люминесцентная лампа, которая то и дело моргала светом, становясь то ярче, то бледнее, словно кто-то застилал свет целлофановым пакетом, а потом резко стягивал его. И если Ник просто раздражённо свёл губы, недовольно смотря глазом на лампу; то у Алисы усилились головные боли, становясь уже невыносимыми, словно бы кто-то стучал молоточкам по вискам, оставляя жуткие гематомы на той стороне черепной коробки. Сморщив лицо, она резко его расслабила и ощутила приятные спазмы лицевых мышц, которые быстро разгладились, отвлекая от медленно стихающей боли в голове; стакан холодной воды сумел привести её в порядок. — Так вот, наш объект носит кодовое имя «Зимний солдат», как я понимаю, ты уже слышала о нём? — серьёзным голосом спросил Николас. — Это проект… насколько я помню «Зимний солдат» проект Арнима Золы. Удачный эксперимент, что-то вроде Капитана Америки, только работает на плохих ребят. Зимний солдат, волчий паук, чёрная вдова — все эти эксперименты — отчасти удачные — были предназначены лишь для одного — порабощение мира. Моя помощь нужна для объекта ГИДРЫ; Щ.И.Т.у нужна моя способность для убийцы? — Верно. На удивление ты весьма смышленая, признаюсь честно, я не ожидал, — ехидно протянул Фьюри. — Я не собираюсь ему помогать. С чего бы мне оказывать одолжение убийце века? Он преступник, который не заслуживает ничего кроме порицания и мучения за свои грехи — это путь его исцеления, — скомкано выдавила из себя Алиса, давясь собственным отвращением и брезгливостью.       Она понимала, что тот человек — проект, всего лишь оружие, лишенное сознания на время. Но почему-то в голове билась ещё одна мысль: руки-то в крови у него, к тому же, именно это тело было причастно ко всем тем ужасам, к убийствам, к поражающим сознание истязаниям. У Аткинс внутри всё переворачивалось, застывало, холодело и с ужасным треском рвалось на части, как у человека с раздвоением личности или резким припадкам; в конечном счёте, чувства взяли вверх — он виновен, именно это шептали ей воспалённые клеточки в голове, которые с трудом обрабатывали противоречивую информацию.       Ник тяжело вздохнул, посмотрев в угол, где красовалась компактная серая коробочка с чёрным кружком и красной мигающей точкой. Он знал, что ребятам по ту сторону экрана тяжело: мисс Аткинс была последней надеждой, которая должна была помочь им, но подкуп с трудом работал, а угрожать ей сейчас было бы бесполезно — Алису достаточно напугала Наташа, чтобы она снова повелась на удочку. В конце концов, её дед ранее работал на ФБР, прошёл Вьетнам и дослужился до звания генерал-лейтенанта, имел связи внутри государства, так что угрожать ей с самого начала было опасно — у Фьюри есть начальство, а уж они не потерпят вмешательства и давления на гражданских, которые к тому же являются родственниками столь значимых лиц.       Фьюри шумно выдохнул, глянул на документы, пододвигая к ней, а после встал со своего места, направляясь к двери. Он остановился у выхода, занося руку над ручкой, силился что-то сказать, но после плюнул на это и вышел из допросной комнаты, чтобы не дразнить собственное самолюбие и измотанную Алиссию. Ник не отличался спокойствием, да и уравновешенностью тоже, но с той, которая по возрасту была близка к его сыну, не решался открыться с худшей стороны полностью. Порой она его поражала своей излишней эмоциональностью и детской доверчивостью своим чувствам, которые не всегда были правы; часто это срабатывало на руку людям с не лучшими намерениями. Её даже было жаль, в некотором роде.       Николас зашёл в наблюдательную комнату, где расположилась парочка ребят из Мстителей, вдумчиво наблюдая за девчонкой по ту сторону экрана. Она перебирала документы, поверхностно читая их и откидывая лист за листом, понимая, что особой ценности они не несут. — Как видите, она не горит желанием нам помочь.       Фьюри посмотрел на каменное лицо Стива, который что-то обдумывал, глядя на другой экран — Баки сидел стянутый в плотные тиски высокотехнологичной камеры, словно бы монстр или чудовище, которое выбралось из своей норы и тут же попалось в лапы браконьеров. Ник плохо разбирался в эмоциях людей, но, кажется, Кэп был слегка опечален в отличие от серьёзной Наташи, которая, кажется, считала, что всё вполне правильно и даже поддерживала Алису в её нежелании помогать им: она бы тоже не согласилась.       Помогать Зимнему солдату с минутными помутнениями рассудка? Кто добровольно согласиться подписать себе смертный приговор в виде кибернетической руки на твоей шее? По Алисе было видно, что жизнь ей дорога, как и любому адекватному человеку. — Она имеет на это право; мы не можем принуждать её к чему-то против воли, — сказал Роджерс, устало опуская голову и потирая переносицу. — Эй, может тебе отдохнуть? Ты уже два дня не спишь, думаю, такими темпами, ты долго не протянешь. Даже суперсолдатам нужен отдых, — Наташа выдавила улыбку, но Стив лишь покачал головой.       Он был на пределе, а в голове то и дело мелькали рваные мысли, которые отказывались кончаться, накидывая всё больше и больше странных и ужасающих идей, которые не должны возникать в голове у Символа Америки. Он сел на стул, а потом посмотрел на Наташу, которая беседовала с Фьюри, обсуждая что-то или кого-то. Снова переведя взгляд на мониторы, он упёрся в Алису, которая что-то внимательно читала, кажется, это было досье Баки; большая красная звезда, которая виднелась даже при блёклом свете, царапала глаза Стиву. Он быстро встал с места и ринулся к лифту, умеючи, словно гимнаст, огибая коллег и рабочих.       В нём что-то резко замелькало, что-то загорелось, словно гирлянды на ёлке в центре Большого Яблока. Всё внутри затрепыхалось; ему так ярко вдруг привиделось, что она поможет его другу, сможет поступиться своими принципами; надеясь на её живой интерес, он думал, что сможет убедить девушку. Это странное чувство настолько овладело им, что он даже испугался: он превращается в одержимого, в многострадального мономана с ярым желанием помочь сослуживцу, товарищу, другу, брату. Он ощущал это чувство так ясно, что уже представлял, как Джеймс вновь станет тем Баки из сороковых с хитрым прищуром и улыбкой, которая оголяет его клыки. Ему так хотелось, чтобы всё было, если никак прежде, то хотя бы более гладко — без острых углов и колючих завитков. Настолько это желание в нём загорелось, что казалось какой-то воспалённой болезнью, превращающейся в навязчивую идею; он заболел ей резко и неожиданно, словно по щелчку пальцев, как простудой или чумой — и очаг не был ему известен.       Оказавшись в камере, в которую его беспрепятственно впустили охранники, он выдохнул. Незапыхавшийся Капитан, посмотрел на испуганную Алиссию, которая прижала руки к груди, скрестив запястья, словно бы закрывая лицо. Удивившись, он слегка мотнул головой и осторожно направился к столу, выставляя руки вперёд, как бы говоря о том, что не желает причинять ей боль или ещё что-то, что может нанести ей дискомфорт. Алиса нахмурилась, отчего между бровей собралась кожа в одну большую морщинку, которая отталкивала и совершенно не располагала к себе, а сомкнутые пухлые губы, где нижняя чуть выступала вперёд, выглядели сурово на её ещё детском лице. Весь её вид диссонировал, не находя общих точек соприкосновения, словно бы два разных человека отвечали за её действия. Стивен поправил коричневую кожаную куртку, а Алиса одёрнула широкие рукава огромной, явно мужской, серой толстовки со шнурками на шее; заламывая пальцы на правой руке, она наблюдала за молчавшим Капитаном, на лице которого играли незнакомые ей эмоции. — Меня зовут Стивен, — прервал душную тишину Роджерс, — и я пришёл просить помощи, — продолжил он, вглядываясь в спрятанные под смолянистыми ресницами глаза.       Алиса молчала, выжидающе смотря на Стива, она старалась понять, вернее, пыталась вникнуть в суть того, чего от неё ожидает этот мужчина. Ей с трудом представлялось, что происходит в их головах в этот момент; она не всевидящая, не оракул или ведьма. Хоть и хорошо владеет способностью, но та сама выуживает информацию, которая в большинстве зависит от человека, а не от неё: направление задаёт человек, а она лишь бредёт по нему, как овчарки в лесу по флажкам. — Насколько я понимаю, ты осведомлена о ГИДРЕ, а также прекрасно осознаёшь всю суть ситуации, в которой мы оказались? Я знаю, что не имею права на подобное, но всё же, прошу тебя оказать мне помощь, вернее, оказать помощь моему другу. Ты же можешь войти в сознание, можешь заставить человека забыть, принудить его стереть информацию из головы? Может я много прошу, но у меня нет другого выхода… нет его и у Баки. — Твой друг… я не могу. Вы думаете это легко? Чтобы стереть информацию из головы, я должна найти то чувство, которое пробуждает в нём эти воспоминания, а для этого мне нужен не один день; чтобы что-то стереть, понадобиться много времени. Это сложный химико-биологический процесс; мне в прямом смысле придётся вырвать часть его воспоминаний, но при этом, я должна быть уверенна, что это именно то, иначе его личность погибнет. К тому же, чтобы добраться до кода, придётся переворошить все его воспоминания с этого времени до сороковых. А теперь осознай, что я вижу лишь силуэты, и что эмоции гнева пробуждают все воспоминания, при которых он ощущал эту эмоцию; а я даже не подозреваю, что он чувствовал, когда ему внедряли код. А если он ничего не чувствовал? Или чувствовал целый букет эмоций? Это невозможно!       Она вдруг стала эмоциональной, оказываясь на пике всех своих недовольств и желаний высказаться; Стив действовал на неё так, она ощущала его эмоции нервными окончаниями, которые так и стремились нейронами в её мозг, раззадорив воспалённое сознание. Эти громкие эмоции, которые переходили в чувственные порывы, повышенные голоса и страстные монологи о том, что она попросту не выдержит, были ей незнакомы; она не знала, чем это кончится, но полупустая комната и чересчур сильные порывы Капитана Америки принуждали её к этим громким восклицаниям.       Роджерс удивился такой резкой смене настроения, словно бы его привели в себя после долгого сна или мечтаний на уроках, он осознал, что его мечты — всего лишь мечты, а живой человек, сидящий перед ним — всего лишь человек со своими проблемами. Он не сможет оказать на неё давление или силу своего принуждения, так как после этого будет ничуть не лучше того же Фьюри или докторов из ГИДРЫ. И эта мысль поразила его волной мурашек и недовольства, которые он старательно прятал под прищуренными глазами и сведёнными в тонкую полоску губами. — Я хочу помочь своему другу, потому что когда-то он помогал мне. Я был слабым мальчишкой, которого все задирали, а он был защитником, который в лёгкую меня отгораживал от всех злодеев улицы. Никогда не встречал подобного человека, готового помогать тебе бескорыстно, к тому же, стремящегося защищать страну, свою Родину, — чувственно начал Стивен, опустив голову вниз. Алиса подняла на него глаза и выдохнула. — Вы все питаете надежды на то, что из воздуха придёт тот самый спаситель, мессия, Бог, но я не являюсь ни одним из них; я не могу выполнять приказы, как солдат. Прости, но это не так работает. Не со мной. — Ты повторяешься, — усмехнулся Стив, смотря на девушку.       Алиса посмотрела на мужчину, подмечая его усталое лицо, а потом шумно выдохнула, перебирая бумаги в руках. Найдя нужный документ, она придвинула его к Стиву, взглядом показывая на лист; Роджерс взял его в руки и пробежал глазами. Личное дело его друга: семья, характеристика и параметры; он знал о нём всё это и без неё, так что не удивился, скользя взглядом по документу. — Ты видишь здесь своего друга, а я — незнакомого человека, который по возрасту годится мне в прадеды. Он для меня пустой лист, без намёков на что-то человеческое или живое. Смотря на меня, ты видишь предмет, который может помочь тебе с другом. Понимаешь? То, что ты видишь во мне — оружие, я вижу в твоём друге. Это работает в обе стороны. — Ты не оружие, но ты можешь помочь. Ты же верующая; разве возможность оказать помощь, но полное отсутствие желания это сделать не грех? — он вкрадчиво смотрит на Аткинс, пока та задумчиво разглядывает бумаги.       На этих бумагах целая история одного человека, одного-единственного человека из семи миллиардов, а не целого района или бюро. Почему же она должна помогать? Но разве Бог не завещал помогать, разве он бросил Марию Магдалину? Но ведь грех Барнса сильнее и хуже! Но он страдает, а людям в таком положении нужно помогать, иначе всё может пойти по плохому сценарию! Где же её сострадание и желание помочь тем, кто в этом нуждается? Где её бог в этот момент? Как бы на это отреагировал дедушка и отец? Она не может поступать подобным образом — обязана помочь, как того и требует закон её внутренних моральных принципов.       Она ощущала, как всё внутри ломается: такая невыносимая боль, словно тебя раздирают, а потом ещё и головная боль; всё похолодело и лишь голова билась в болезненной пульсации, которая твердила о том, что она ещё может соображать. Боль в висках была неумолимой, а в теле что-то неприятно завязывалось в тугой узел, который мешал глотать воздух; в лёгких всё застопорилось и неприятно сжалось, а потом, словно водяные шарики, раздулось и заполнило собой всё солнечное сплетение и лёгкие — она не могла нормально дышать, словно при очередном приступе астмы, который остался где-то глубоко в детстве. Алиса взглянула на Роджерса и слабо кивнула, не говоря и слова. Она не была до конца уверена в своём решение, которое приняла спонтанно из-за одного только упоминания о боге. Её так легко сломать.       На лице звёздно-полосатого появилась светлая улыбка с ямочками, а глаза как-то подобрели и даже посветлели. Кажется, его мечты вновь зацвели яркими маками в лёгких.