Living dead

      Тяжелые шторы закрывали все окна в доме, а монотонные часы с кукушкой — напоминание о родине — слишком громко тикали в коридоре, так, что Алиса с трудом могла сомкнуть глаза; ей всё казалось сном, каким-то полумёртвым, словно она и не здесь сейчас, а где-то в полудрёме. Все происходило будто за пеленой, которая выстилалась в плотное вещество, непробиваемое мутное стекло, которое отдавало неприятным колючим ощущением на глазных яблоках, даже открыть глаза было проблематично. Сознание боролось с желанием уснуть, откидывая его куда-то на задворки мозга, брезгливо морщась и с недовольством хмурясь, как и сама Алиса для которой брезгливость — естественное состояние. Но на этот раз в ней присутствовало и другое чувство: она весьма долго не ощущала себя подобным образом, а теперь, когда внутри неё проснулось отрицание и отторжение информации, она ощущала себя потерянно и обескуражено; неприятная острая боль внутри разрослась до размеров желудка, поглощая всё на своём пути.       Она встаёт с мягкой кровати, переборов тяжёлую лень, наспех заправляет её и берёт телефон, уходя с ним в ванную комнату. На синем экране полдень: её смена начнётся через два часа, лицо хранит следы сегодняшнего разговора, а все тело ломит от недовольства и усталости; мучительная лень разливается по её крови тягучим сиропом, который обволакивает её внутренности, заставляя тело вздрагивать в лёгких судорогах, как при очередном трипе. Тёплая вода снимает напряжение, разогревает мышцы и суставы. В голове мыслей не остаётся, лишь ощущение тепла и долгожданное спокойствие внутри, незахламленное чужими всплесками эмоций.       Алисе мало хочется идти на работу, но настойчивая Мия — подружка из школы, — предлагает подвезти её и заодно обсудить парочку вопросов.       Мия была лучшей подругой со средней школы, они всегда были вместе и делились всем, даже самым сокровенным (тем чем делиться не следует); старались сохранить контакты, когда поступили в разные колледжи. Это было и вправду здорово: встречаться раз в месяц в кафе, а потом заваливаться на квартиру очередного-малознакомого-парня с пятой авеню и отрываться под громкий голос Курта Кобейна или танцевать в медленном танце под незамысловатую игру на гитаре какого-то псевдопевца, смеясь и опустошая дешёвые банки пива. Всё было таким эфемерным и воздушным, слишком прекрасным, пока у каждого не появилась своя жизнь: Мия погрузилась в экономику и ушла с головой в работу и учёбу; а Алиса, окончив колледж, отправилась в начальную школу, растворяясь в Нормане и его зависимости без остатка. У неё гулянки участились, а ребят со странностями прибавилось в избытке, так что годы колледжа продолжались у неё ещё около двух лет.       Аткинс быстро надевает вчерашние джинсы и толстовку, а потом расчёсывает волосы, привычно заплетая в две косички; машина сигналит во дворе, немного неожиданно, она даже вздрагивает, стремясь быстрее затянуть шнурки на кроссовках. Закрывая дверь до щелчка в замочной скважине, она улыбается Мие, которая стоит у новенького форда в офисной одежде, состоящей из длиной приталенной белой блузки и чёрных прямых брюк. Покидая участок, она обнимает подлетающую Мию и добродушно хлопает ту по спине, заражаясь от неё тёплым чувством от встречи; всё же, иногда полезно иметь способность поглощать эмоции.       Вьющиеся светлые волосы щекочут ноздри, а зелёные глаза блестят от влаги, когда она отстраняется, можно увидеть солёные слезинки на густых ресницах; у Алисы перехватывает дыхание. Вокруг её дома множество деревьев, ближайший соседский дом, как раз того отца-одиночки, находится в ста метрах от её дома, скрытый массивными дубами; поэтому тени, которые падают на лицо подружки, кажутся слишком вылизано-красивыми, а тишина вокруг — атмосферой для влюблённых из фильмов с высоким возрастным цензом. — Как же мы давно не виделись, боже, я так по тебе скучала. Ты просто обязана услышать от меня новости, которыми болеет весь наш выпуск, — задорно клацает каблуками Мия, кивая в сторону двери машины.       Аткинс смеётся, прикрывая рот рукой и, усаживается на пассажирское сиденье, пристёгивая свою тушку ремнём безопасности. В машине стоит лёгкий шлейф дорогих духов, что-то вроде Dior или Chanel, которые ударяются о ноздри Алисы, заставляя ту чихнуть; аллергия напоминает о себе слабым зудом в носу и слезоточивостью глаз.       В салоне автомобиля, над бардачком, игрушка собаки, которая мотает головой и дельфин, висящий на зеркале — источник запаха, который является совершенно лишним в новых автомобилях, в которых нет едкой вони бензина, как в старом шевроле отца. Между её сиденьем и сиденьем Мии лежит парочка отчётов и ручка, а ещё маленькие стикеры с адресами и номерами телефонов — Мия стала личным помощником крупного начальника в головном офисе банка, название которого не может всплыть в голове Аткинс; она слишком далека от цифр и отчётов, хотя прекрасно варит кофе с молоком, который обожает её подружка. Мисс Диккенс заводит новенькую машину и ведёт уверенно, словно занимается этим больше двадцати лет, как отец Алисы. — Помнишь Тори? Ну, мисс я-всё-знаю-и-без-вас, она у нас была одной из умнейших? Так вот, она же занималась активным туризмом и моделингом, кажется, начиная со старших классов, а потом ушла в сферу туризма и даже устроилась в туристическую фирму. Оказывается, эта заноза попала в модели к Victoria`s Secret! Подробностей не знаю, но, чего греха таить, челюсть у меня отвисла. Сказать, что я была удивлена, когда пролистывала журнал — ничего не сказать. Она рассталась со своим парнем, и улетела в Лос-Анджелес ради карьеры, в принципе, она никогда не проявляла активного желания обзавестись домиком у океана и выйти замуж. Помнишь Анну? Стала адвокатом и вышла замуж год назад — рано, знаю, — недавно родила первенца и уже вернулась на работу; помнишь ведь, она всегда мечтала об этом. А Эрл?..       Мия продолжала без остановки трепаться о друзьях из школы, о знакомых, которые осуществили свои мечты или бросили всё, занявшись другим делом. Были среди них и те, кто умер от передозировки или те, кто покинул страну, занявшись делом за рубежом в поисках лучшего. Алиса, когда-то ещё Комэнэчи, мечтала о путешествиях в свои восемнадцать, хотела посмотреть, — если не мир — то Америку; а что получилось на выходе? Ей двадцать пять лет, она имеет образование, но работает в дешёвой забегаловке, которую, несомненно, любит, но хочется чего-то большего; вроде не всё так критично для её возраста, но слушая Мию, хочется удавиться. И почему её жизнь такая? Она виновата в этом, но, чёрт, она же не всегда была такой!       В школе трудно давались только точные предметы, но зато гуманитарные всегда приносили награды, городские олимпиады и почётные грамоты с благодарностью родителям. Она, девочка из хорошей семьи, была прилежной ученицей и ответственной одноклассницей, на которую можно было положиться. Не пила, не курила и не употребляла; единожды посетив школьный бал, более туда не ходила, а занималась любимым делом и листала папины справочники в кабинете. После выпускного нашла колледж, в который её приняли, там она получила бюджетное место, стипендию и принялась за учёбу. Всё было хорошо; редкие вечеринки не мешали учёбе, а встречи с прилежными друзьями обогащали её, пока в жизнь не ворвался Норман Аткинс с чёртовыми тараканами в голове и пакетиками травы по всему дому. Она по сей день жалеет обо всём, она с отвращением вспоминает ту себя, стараясь упустить ту ветвь своей жизни. — Как твои родители поживают? Слышала, что твой брат в Англию рванул, кажется, стажируется в "The Times". — Да, Грег в Лондоне — ему хочется свободы от родителей и непутёвой сестры-двойняшки. Я мало общаюсь с родными после наших разногласий и ссор, но, мама звонила мне позавчера — всё хорошо; слышала, твои родители рванули в Иерусалим — по стопам Иисуса, — Алиса улыбается, а потом задумчиво сводит брови. — А ты как? Уинстон всё ещё с тобой? — Уинстон… — она хитро тянет гласные, Алиса сразу понимает, что случилось что-то хорошее, — он предложил мне выйти за него; я отозвалась тебя подвести, чтобы сделать небольшое предложение — станешь подружкой невесты? У нас будет небольшая помолвка через две недели, а потом, я думаю, месяцев через шесть — свадьба.       Алиса остолбенела. Уинстон был хорошим мужчиной тридцати одного года с густыми рыжими волосами и до одури красивым голосом, расслабляющим и слегка басистым — все завидовали красавице Мие, потому что он был работящим и любил её больше жизни — шептались девушки. Не особо высокий, но на фоне своей девушки, рост которой составлял метр шестьдесят, выглядел выигрышно. Он был немного раздражительным — ему мало нравилась Алиса — работал в полиции и проверил связи своей девушки, правка — невесты. Дотошный в плане чистоты и еды, а ещё ужасный педант по части костюмов; коренастый мужчина с повышенным чувством долга перед родиной — флаг на крыше дома тому доказательство. Но он любил Мию, даже обожал и частенько ревновал, хотя это не переходило грани дозволенного, и редко на неё кричал; Мия была сама по себе спокойна и совершенно лишена желания ссориться, потому просто выслушивала его до конца и отправляла спать в гостиную — метод работал наверняка: на следующее утро он виновато готовил яичницу с глазуньей и кофе с молоком, вырисовывая сливками милое «sorry». Аткинс потирает плечо, вспоминая Нормана, который не умел держать себя в руках и себя совершенно лишённую рассудка в моменты их криков и ссор; ей повезло куда меньше. — Я поздравляю тебя, правда, и я просто не имею права отказаться от этого предложения. Вы собираетесь сначала венчаться, а потом вступите в брак официально?       Аткинс помнит набожность родителей Мии, потому задаёт этот вопрос; их родители входили в один приход и имели весьма дружественные отношения, даже выезжали вместе на природу и заграницу: Алиса тогда была тайно влюблена в старшего брата Мии, но так и не призналась, храня в своём сердце безответную любовь сроком в продолжительные шесть-пять лет. Она хочет что-то добавить, но автомобиль останавливается у забегаловки, из которой тянет кофе и оладьями. — Не знаю, Уинстон считает это лишним, да и в бога особо не верует. Мы не решили, но я думаю, что мы совместим церемонию бракосочетания и венчания — я постараюсь его убедить… Твой номер не сменился? — Мия смотрит на Алиссию, вопросительно изогнув тёмные широкие брови. — Да, он прежний, — отстёгивает она ремень, смотря на подругу. — Тогда я позвоню тебе — уточню все тонкости этого дела. И да, прикупи красивенькое платьице — я познакомлю тебя кое с кем.       Алиса усмехается, вздрагивает и ведёт плечами — эти слова кажутся естественными и даже приятными; Мия обнимает подругу, а потом машет рукой, когда Алиссия растворяется за узкими дверьми небольшого заведения на углу.       Аткинс быстро надевает кофту с эмблемой их заведения в тесной кладовой, а потом натягивает фартук, шустро сменяя Майкла, который кидает скупое «пока» и ускользает на очередное собрание в своём Университете. Алиса думает о том, что обязана купить то платье из «Glamour», которое ей так приглянулось, но не решалась приобрести из-за неимения случая надеть его.       Алиссия считает, что Мия сейчас и впрямь счастлива; в школе она мало уделяла времени парням и редко влюблялась, хотя из-за своей миловидности и покладистого характера привлекала мужчин, даже встречалась, будучи на первом курсе колледжа с одним парнем, но через год порвала с ним. В двадцать один год встретилась с Уинстоном, благодаря Алисе — она свела их случайно на вечеринке Нормана — у них всё развивалось постепенно, равномерно и рассудительно, как у взрослых, наверное, благодаря взрослому мужчине, которому на тот момент было двадцать семь.       В голове вдруг всплывает лицо Стива, который долго улыбаясь, говорит о том, что она оказывает неоплатную услугу перед ним и его другом. Он благодарил без устали, а потом сверялся с её расписанием: в конце концов, она должна подготовить себя морально и постараться совмещать работу и всё то, о чём необязательно знать другим. В голове бьётся мысль о том, что она поступает неверно и это приведёт к чему-то фатальному, но в то же время воспалённый мозг кричит о том, что не всё так однозначно, так или иначе, она точно не в роли судьи выступает в этих странных и даже болезненных отношениях между ней и той шайкой спецагентов. Хочется выпить всю упаковку антидепрессантов, которые хранятся на полке за зеркалом в блестящих блистерах и ядовитых капсулах, а потом замотаться в одеяло и уснуть, теперь уже навечно…       Странная мысль о суициде не её, она будто смешана в массу событий, как клякса — лишняя и явно случайная, чья-то чужая.       Алиса неосознанно поднимает голову, смотря на рядом сидящую женщину лет тридцати, которая крутит чашку в своей руке и тоскливо смотрит на заголовок газеты, перечитывая снова и снова статью, которая обрамлена в ажурную рамочку. Женщина глотает кофе, ставит чашку на стойку, прямо на статью и достаёт из сумки флягу, явно не с лимонадом; она льет в кружку коричневую жидкость — виски или коньяк — а потом закручивает крышку, суёт в сумку «Фенди» лейбл, кстати, настоящий, видно сразу, что это не подделка из Чайнотауна; Алиса хорошо разбирается в дорогих вещах, благодаря матери, которая обожала всё уникальное и не скупилась на дорогие бренды. Аткинс смотрит на роскошное платье, тоже брендовое, потом скользит по красному плащу, сравнительно дешёвое, если смотреть на другие вещи, а так же золотые побрякушки: где-то дорогие, ручной работы, а где-то — бижутерия из любого магазинчика одежды на окраине города, которые продаются на кассе. Она допивает кофе, бросает купюру в пятьдесят баксов, мажет губы красной помадой и уходит, кинув взгляд на пустую кружку.       В голове воцаряется порядок с её уходом — оно и хорошо.       Алиса смотрит на статью в газете, где заголовки скандируют о громком скандале с фармацевтической лабораторией, которая проводила незаконные эксперименты над животными, используя препараты, которые включены в список запрещённых веществ на территории США. Множество конспирологических теорий о том, что тайная лаборатория существует не только на территории Америки, но и за рубежом; другие теоретики кричат о том, что лаборатория испытывала препараты незаконно, в тайне от людей, над детьми, в больницах с которыми сотрудничали филиалы этой компании. Были и те, кто говорил о мозговых манипуляциях, о фанатиках, которые желали развить потенциал человеческого мозга до предела.       Она вздрагивает, смотря на растворившийся след женщины в красном пальто, ощущая запах её духов. Алиса глубоко дышит, а потом стаскивает газету со столика и кладет рядом с кофемолкой, грозясь прочитать позже.       В кафе народу почти нет, за исключением одинокого дедушки в углу и ребят из Мидтаунской школы, которая находится недалеко от этого места; снова двое парней, опять шушукаются о чём-то, снова восклицания крупного парня с азиатской наружностью. Она к этому привыкла, словно к членам семьи, даже приятно как-то на душе; лучше, чем агенты в строгих костюмах и мучительно-долгие допросы с пристрастиями. Под её настроение проносится косяк чаек, громко крича о море, или о чём они там кричать? Мать Алисы ненавидела их; живя в Констанце, рядом с портом, им часто приходилось слушать эти крики; Алиссия любила говорить о том, что у моряков жизнь не лучше, но они привыкают: мама улыбалась её словам и пила круглые таблетки, плеская в бокал красное молдавское вино. Миссис Комэнэчи обожает его, считая залогом своего здоровья, кладезем витаминов. — Мисс, могу я сделать заказ?       Её отвлекает паренёк, который подсаживается за стойку, поднимая правую руку и перебирая пальцами воздух. Убрав упавшую на лоб прядь, девушка улыбается, слегка кивая головой. Синий свитер парня, надетый на клетчатую рубашку, напоминает о брате — умнике и всезнайке, редкостной занозе; красивые тёмно-каштановые волосы с лёгкими завитками, такие контрастные на фоне её светло медных прядей, кажутся знакомыми. Он говорит о латте с карамельным сиропом и капучино с шоколадной крошкой, мило улыбается, кладя двадцатку на стол. Она давно приловчилась к своей работе, потому быстро делает кофе, украшает оливковой ветвью, скупо улыбается и пододвигает чашки. — Ты ведь Питер? Питер Паркер? — девушка выгибает чёрные гармоничные брови. — Верно, мы разве знакомы? — Ты не узнаешь меня? Я раньше была твоей соседкой, общалась с твоей тётей Мэй, часто с тобой сидела, когда тебе было девять. О, ты же обожал Железного человека: твоя тётя недавно мне звонила и сказала, что ты у него стажируешься, ну, в смысле у Энтони Старка. Вообще правильно сливать их в одного человека? — она слегка смеётся, понимая, что сморозила глупость и прячет лицо, смотря на стойку перед собой.       Паркер всматривается в лицо девушки, силится вспомнить, но в голове скандируется что-то цветастое и странное — он не в состоянии что-либо припомнить, хотя голос в его голове звучит ясно и чётко. Алиса улыбается, цепляется пальцами за край столика, слегка наклоняясь к парню, который смотрит на неё с недоумением. Кажется, он припоминает эти густые волосы в косичке, но совершенно не может разобрать лица в своей памяти. — Да, но, если честно, я не помню, — он чешет затылок и слегка улыбается, виновато смотря на чашки. — Ладно, сколько лет прошло? Иди к другу. Не буду тебя задерживать, — она кивает в сторону заинтересованного парня и смотрит на кухню, где готовит Чак.       Алисе не хочется кому-то досаждать или прибавлять людям проблем больше, чем у них есть; она не понаслышке знает, что это такое — Капитан Америка и его проблематичный друг тому доказательство. В ней что-то загорается в один момент, резко начинает полыхать, а потом обращается в пепел, развеиваясь внутри — она смотрит на Марту, которая подходит к ней, недовольно бурчит и начинает жаловаться на то, что её свекровь нагрянула к ним с проверкой. Мулатка недовольно стонет, а потом смотрит на улицу через стекло, где медленно начинается дождь. Тяжело вздыхает и подходит к пожилому мужчине, мило улыбается и протягивает счёт.       Аткинс облокачивается на стену, бесцельно окидывая взглядом зал. Миссис Рид уехала на презентацию очередной мебели для заведений высшего класса. У мистера Рида сеть таких кафе по всему Нью-Йорку, она же является директором и оформляет все заведения со вкусом, а Марта — администратор и по совместительству обслуживает клиентов, в то время как полноватый Чак из Латинской Америки готовит сдобные булочки и другие сладости на своей кухне. Алиса любит этих людей, даже повара, — который живёт бобылём — считающего жизнь с детьми и женой лишним удовольствием; Чака, который пару раз встречался с грузчиком и грубоватым соседом. Это кажется родным, чем-то неотъемлемым; последние два года она провела здесь — это место помогло оправиться после череды не самых приятных моментов в её жизни, а так же оно сумело приютить её со всеми странностями и недостатками.       В голове всё витает мысль о том, что она и впрямь будет кому-то помогать, что она посодействует в чём-то важном и значимом для человека. Это приятно, но одновременно странно, потому что за все двадцать лет, за время существования у неё способностей, она ни единожды не помогла людям, кроме себя. Она эгоистична — правда, но в то же время, осознавая, что её сила кому-то нужна, в ней поселяется другое чувство — тщеславие, порочное и низкое, пробуждённое недрами её натуры, её странных эгоцентрических желаний самоутвердиться. Её тошнит от самой себя, от играющих чувств внутри, от эмоций, от приставучего запаха кофе и старичка, который медленно поедает пирог. Голова немного кружится, так что Алиссия облокачивается о стойку, ощущая подступающий к горлу ком — эти ощущения в ней ничто иное, как последствия резкой смены настроения и эмоций — мозг не справляется с этими перепадами, а вместе с ним и тело.       Питер улыбается, машет рукой и уходит, когда Алиса кивает головой, приподнимая уголки губ. Она протирает стойку, а потом выпивает стакан холодной воды, попутно забрасывая болеутоляющие из сумки — они помогают в моменты периодических болей. К сожалению, медицина в том понятии, которое мы привыкли использовать, тут бессильна, так что надежда только на себя и морфий, который она разбавляет водой, используя в случаях сильнейших панических атак и болей, которые происходят раз в полгода из-за сильнейших эмоциональных взрывов, творящихся в головах других людей. Самое ужасное в её жизни — чувствовать не свои эмоции и видеть не свои воспоминания.