Двадцать седьмое
26 июля 2018 г. в 02:23
Бакуго бы не подумал, что последним его чувством, последней эмоцией им испытанной, станет одиночество. С мечом в груди он, как последний дурак, лыбится, глотая кровь, хрипит, глотая обиду: Изуку рядом нет.
Вот же ж блять.
То ли Катсуки проебался, то ли Изуку — вот только сквозным пробили сердце именно Бакуго.
«Катсуки дурак».
«Катсуки неудачник».
А Катсуки сейчас умирает, кстати.
Последние слова его: «Изуку», последнее, что чувствует — одиночество, последнее желание — чтобы Изуку назвал по имени, коснулся щеки, а Бакуго закроет глаза, и Изуку будет плакать над его телом.
Здорово было бы.
Катсуки хочется, чтобы Изуку страдал из-за него, чтобы у него было к Бакуго хоть что-нибудь.
Катсуки хочется справедливости.
«Каччан, береги себя!»
Твою мать.
«Ублюдок, почему ты… не ответил тогда, когда я целовал твои губы, ты… я…»
Нечего сказать, и подумать не о чем.
«Я ненавижу тебя, Изуку».
«Не-на-ви-жу».
«Ненавижуненавижуненавижу».
Блять.
Нихуя он не ненавидит.
Последним чувством, последней эмоцией им испытанной, станет не ненависть.
Кровь брызнула струей.