***
Когда самые первые соревнования заканчиваются, они проходят дальше. И старшим дали свободу в тренировках: Тодороки был на самом-то деле немного вялым капитаном и скинул все на Бакуго, потому что «ты активнее» — он приправил все гейской шуткой (только он и осмеливался упоминать про ориентацию Катсуки, после его каминг-аута). Блять, окей. Окей. Бакуго делает расписание с просто пиздецкими тренировками на износ. Все ноют Тодороки на Катсуки, а им обоим на это посрать. Тодороки потому, что он ленивый, а Бакуго потому, что теперь ему не приходится думать ночами об Изуку, ведь он сразу засыпает, вымотанный этим режимом.***
Тренер сказал, что пора подготавливать молодое поколение для замены тех, кто уйдет: сразу пятеро третьегодок сказали, что они покинут клуб ради учебы — экзамены скоро наступят, никогда не замечаешь, как быстро пролетает последний год в старшей школе. Останутся только Шото и Катсуки.***
Бакуго не знал, что так бывает. Так… Не должно быть. Маленький кохай (еще не до конца признанный) не может забить тебе десять подач из десяти. Все молчали, никто не мог сказать и слова, а у Бакуго так и зудел язык спросить: Что же ты, блять, за монстр такой, а, Изуку? Первогодка, никогда не показывавший хороших результатов на общих тренировках, ничем не выделяющийся среди других таких же… имел сокрушительные подачи в прыжке. С отточенным контролем мяча — но этого не было видно до пятой, потому что к скорости Катсуки все еще не приноровился. Изуку так высоко прыгает и прогинается в позвоночнике, что Катсуки… Катсуки не может отвести взгляда, а потом мяч у него за спиной с режущим хлопком отскакивает от пола и врезается в стену: откуда? Откуда такая физическая сила в этом мальчишке, которого с натяжкой можно было назвать… Десять-десять на табло. В глазах у Изуку: «Ты проиграл». В его красивых глазах. Столько страсти. Игра три на три. Самая напряженная, что была у Катсуки за все эти шесть лет.***
Изуку взяли в основной в качестве нападающего, и он справляется. Никто не спрашивал, как он добился таких подач в своем возрасте, но они прошли только благодаря им на национальные. И Катсуки это все казалось насмешкой. И он ненавидел Изуку. И себя. Потому что… — Я ведь недостаточно хорош для тебя, да, мелкий? — после победы над Широёку Гокурен они переодевались в мужской раздевалке, только вдвоем, потому что все остальные, вдохновленные победой, пошли праздновать, а у Катсуки дерьмовый характер. А Деку не подпускал никого из команды к себе близко, держался на расстоянии, и это… мразотное высокомерие — Катсуки презирает. — Бакуго-сенпай?.. — он прекратил зашнуровывать уличные кроссовки, втарился взглядом Катсуки в лицо, не сводя взгляда: — Что-то случилось? Какого-то хуя восемь месяцев назад случился ты. А еще какого-то хуя все спортсмены моются в общем душе. Хочется спросить, куда Изуку собирается поступать, а затем Бакуго с грустью опоминается: это же у него последний год, у Изуку еще так много времени. — Изу-чан, ты самый отстойный кохай из всех, — Бакуго с остервенением закидывает спортивную сумку на плечо и вылетает за дверь. К черту.***
На следующий день Катсуки бросает клуб и заявление об уходе тренеру на стол. — Эх, месяц остался, — он улыбается и подписывает листок. — Наляжешь на учебу, Бакуго-кун? — и протягивает листок обратно. — Да, — взгляд цепляется за волейбольный кубок, который вчера вручали на церемонии. — Спасибо за все. И извините. За что Катсуки попросил прощения — он не знает.***
Изуку зажимает его в темном углу спустя неделю. И Бакуго становится смешно, ведь он струсил. — Бакуго-сан, — начал Деку. — Почему Вы… — Потому что я зассал, — признается Катсуки, больше не думая ни о чем. Как есть. Он улыбается, потому что в этот момент ему так легко, так свободно. Свободно в груди. — Я люблю тебя. Ты красивый, — Катсуки прислоняется к стене затылком, чувствует как хватка Изуку на его плечах ослабевает. — Гораздо красивее, чем тебе кажется. А еще ты талантливый волейболист. А я… «Ебаный мудак». «Мудак». «Мудак». «Мудак-мудак-мудак». Бакуго вздыхает, а потом горлом берет спазм от волнения. И только сейчас Катсуки понимает, как же ему зажало в солнечном сплетении, насколько это сотрясающий, сотрясающий для него момент. Ужасный. Никогда не испытанный до. И Изуку такой смазливый. — Я не твой… я не твой уровень, — он признался: Изуку, полу, в который он смотрит, и самому себе. — Бакуго-сан, — успокаивающе тихо зовет его Деку. А у Катсуки поджилки трясутся, и он себя ненавидит. — Несу херню, про… Глаза, кажется, перестали видеть. И дощатый пол из-под ног исчез. У Изуку мягкое тело и узкая талия — первое, что понимает Бакуго, инстинктивно обхватывая его, когда Деку валится на него: разница в росте. — Вы самый раздражающий придурок. — Изуку шепчет это в его губы, когда прекращает целовать. — Но, но Вы мне нравитесь, Бакуго-сан. «Нравлюсь». «Я нравлюсь». «Я…» — Требую свидание.