POV Тайлер.
Поначалу я не мог привыкнуть к Джошу. Он внушал мне страх, как и все остальные. Последнее время его стало резко «слишком много». Но постепенно я начал мириться с этим. Сейчас в моей жизни множество людей, которые меня окружают и которые мне практически незнакомы. Целых две семьи. Я рад, что смог выбраться на улицу, хотя обычно меня эта затея никак не радует. Я множество времени провел в четырех стенах. Было ужасно скучно. Я не знал, куда себя деть. А единственным собеседником оставался Джош, который несколько раз в день приносил еду и компресс. Пусть он и пытался поддерживать беседу, но я не могу. Не могу общаться. Мне бы хотелось, но страх снова и снова атакует меня, давая демонам резвиться в моем помутневшем рассудке. Поэтому остается только лишь зарываться в одеяло. Мне жаль, что я отталкивал его. Но страх идет всегда вместе с ненавистью. Я пытаюсь подавить неприязнь. Но мне не дают. Словно у меня нет контроля ни над собственным разумом, ни над собственной жизнью. Чувствую, как хворь растет в моей груди и у меня нет возможности от себя избавиться. Я оглядываю берег. Где-то внутри чувствую некоторую радость. Теперь я не один такой уродливый. Наблюдаю, как Ури достает огромный пакет и начинает скидывать в него повстречавшийся на пути мусор. Им не нравится, что город стал таким уродливым? Мне претит эта приторная чистота, которая царила до бури. Стараюсь удержаться на костылях, при этом двигаясь к морю. Чувствую, как под ногами рассыпается песок. Пляж завален водорослями, мусором. Не знаю, сколько они это все разгребать будут. Они упоминали в диалоге, что придут еще люди. Не хочу этого. Они опять будут меня осуждать за спиной. Говорить про моих демонов. Хотелось бы посмотреть время, но телефона у меня нет. Программа запрещает иметь средства связи. Так что даже не знаю, какой сейчас час. Если скоро обед, то, значит, скоро и люди придут. Не хочу, чтобы посторонние приходили. Если бы у меня нога была целой, я бы прогулялся вдоль берега. Цепляю взглядом волны. Они довольно большие. Шумные. Готовы снести все, что у них на пути. И я бы бросился им на растерзание, да люди не дадут. Они говорят, что мне нужно прийти в себя. Но это же и есть я. Я изменился, но обратно меня не вернешь. Я уже начинаю терять надежду, что демоны меня когда-нибудь отпустят. Смотрю на синий небосвод. Где же бог? Почему он меня не видит? Он же должен. Он должен был мне помочь. Тяжело вздыхаю. *** — Чего стоишь? Иди, убирай. — Брендон швыряет в Джоша пакет с мусором. — Мальчики, я вынуждена вас оставить. Вам что-нибудь принести? — спрашивает Грейс, рассматривая свое отражение в зеркальце машины. — Пиво, — отвечает Ури, закидывая банку в пакет. Смотрит на чайку, которая, озираясь, залезает в пакет Джоша, пока тот наблюдает за Тайлером, и пытается оттуда вытащить мусор. — Размечтался. — Штук шесть бутылок воды и какой-нибудь салат перекусить. — Он все еще смотрит на Джозефа, который не оставляет надежд подойти ближе к воде. Дан не хочет идти и перестраховывать его. Если упадет, вряд ли поранится. — Это для Тайлера? — Грейс предсказывает ход мыслей Джоша. Она понимает, что вряд ли бы Дану хотелось бы съесть какой-то там салат. Тот коротко кивнул в ответ. — А тебе я возьму детского шампанского, — обращается она к Брендону и, улыбаясь, направляется к ступенькам на набережную. Брендон с Джошем провожают ее взглядом, а когда она скрывается с поля видимости, чайка решает полностью стащить пакет мусора. Джош, заметив это, пинает пакет; таким образом, он падает на чайку, и та с визгом взмывает в небо. Брендон за время отсутствия матери уже успел собрать пять полных пакетов. Он бегал из одной сторону в другую, быстро подхватывая мусор руками, и закидывал его в пакет. В то время как Джош собрал всего два. И он уже успел устать. Он старался убираться рядом с Тайлером. А то мало ли, вдруг опять сбежит. Спустя пятнадцать минут, Грейс ступает на берег вместе с накаченным мужчиной, который влюбленно смотрит на женщину. Брендон отвлекается от уборки мусора и с возмущением смотрит то на свою мать, то на ее спутника. Она о чем-то говорит с ним и указывает на Брендона. Тот относит ему два пакета. — А можно ваш номерок? — спрашивает он, самодовольно улыбаясь. — Спроси у моего мужа, а то я свой смутно помню, — строит из себя дурочку женщина и глупо лыбится. Брендон тоже натягивает улыбку и подходит к своей матери, перекидывая руку через ее плечо. — Так тебе нужен ее номер? — свысока смотрит на него тот. В голосе звучит вызов. — Ой, извините. А, у меня дела, я вынужден отойти. — Он заикается и делает шаг назад. — Давай, проваливай. — Брендон жестом показывает ему уйти. А когда тот отдаляется, они начинают смеяться. — Ты его на покупки развела, ты серьезно? — восхищается он, утирая слезы с глаз. — Да. Захотелось молодость вспомнить. — Она смеется. — По-моему, мы заслуживаем «Оскар», — хмыкает Брендон, положив свободную руку себе на талию. С лица женщины резко спадает улыбка, и она хватается за живот. Брендон убирает руку с ее шеи и с тревогой смотрит на нее. — Джош, в косметичке найди синюю упаковку таблеток, — шипит она, скрючившись и падает на ступеньки. — Тебе скорая нужна! — Он нервно ищет по карманам телефон. Джош хватает ее сумку и роется в ней. В кончиках пальцев чувствуется напряжение. Все происходит чересчур быстро. Женщина тянет руку к телефону Брендона. Он отскакивает от нее и набирает номер. Гудки. Царит тишина, которую можно резать ножом. Мучительные десять минут. Джош уже успел дать ей таблетки, но они не действовали. Раз. Звуки скорой. Два. Больница. Три. «Она пришла в себя, зайти разрешается только близким».***
Вечер тяжелым пластом скопился в коридорах больницы. Множество комнат населяют борющиеся за свое существование люди. В основном, это те, кто пострадал от бури. Но есть и исключения. Одно из них — Грейс Ури. Брендон сгорбившись, сидит на кресле в зале ожидания. На календаре висит злосчастная надпись: воскресенье. Рядом с ним сидят Джош и Тайлер. Каждый из них сейчас находится в потугах своих мыслей. Звонки телефонов, плач, шепот, крик — все это сейчас слилось в одну какофонию из звуков. Все это мышиная возня. Мы живем и умираем. Но что мы? Кто мы? Просто горстка пылинок, которая чудесным образом превратилась в функционирующий организм. И имя подобным организмам — человечество. Мы возомнили себя богами. В сущности, мы же проживаем ничтожную жизнь. Боремся за ничто. Кем мы были до рождения? Никем. Кем мы будем после смерти? Никем. Мы никто и ничто по сравнению с бесконечным течением времени. Но все еще боремся за свое жалкое существование. За те короткие мгновения, что посчастливилось подарить нам жизнь. К их скромной компании подходит Врач, которого поначалу никто и не замечает. Он повторяет свои слова: — Она готова вас принять, но только близких, — говорит он, рассматривая папку бумаг в руках. Ему не впервой заниматься подобным. Он был свидетелем множества душ, которые ушли восвояси. Для него это каждодневный быт. Смотреть, как глаза людей угасают. Они поднялись со своих мест. — Я ее сын, а это — друг семьи. Его мама тоже примет, — Брендон весь дрожит, активно жестикулирует, указывая на себя и на Джоша с Тайлером. — Отлично, тогда пройдемте со мной, — он знает, кто они. Поэтому нет нужды проверять документы, к тому же, он почти уверен, что их нет с собой. Их родители слишком важные персоны в этом здании. Мучительные шаги. Всюду мечут медсестры, Вдалеке коридора кричат: «Срочный вызов!». И эти слова эхом разлетаются по стенам больницы. Наконец, они открывают дверь под номером девять. Белый свет бьет в глаза, поэтому их сразу же хочется закрыть. В одиночной палате располагается Грейс. Она лежит на кровати среди капельниц и механики, которые поддерживают ее жизнедеятельность. В комнате тоскливо пищит аппарат, он показывает, что пульс есть. Она грустно улыбается. Знает, что предстоит серьезный диалог. Брендон сразу бросается к ней, сильно ударившись коленками об холодный кафель. Хватает ее за руку. — Боже, слава богу с тобой все в порядке, — тараторит он. Джош подходит и садится сразу на пол рядом с другом. Ноги устали. Тайлер отходит ближе к стене. — Рановато вы меня хоронить собрались, — хрипит женщина, свободной рукой потрепав — то шевелюру Брендона, то Джоша. — Что с тобой? Все будет в порядке, так ведь? — с надеждой спрашивает сын. В глазах предательски скапливается жидкость. Но он держится. — Новости не совсем хорошие. Я не хочу тебе врать. Не сегодня, — качает головой, в голосе проглядывается вселенская печаль и усталость. — Так что с тобой? — запинается Брендон. Что-то внутри обрывается. Кажется, романтики называют это сердцем. — Хотелось бы заверить, что все будет хорошо, но на ближайшие две недели — это так, — скудно пытается обнадежить тех, кто в комнате. — Доктор, можете им сказать? Боюсь, у меня силенок не хватит, — все еще пытается отшутиться та. — У Вас, миссис Грейс, рак поджелудочной железы, — произносит тот уверенным голосом. Не впервой такие диагнозы оглашать. Если им казалось, что упало все что только можно, то нет. Бывает и хуже. — А полный диагноз? — улыбка сползает с ее лица, когда она видит выражение лиц мальчиков. — Раковые клетки распространились и на другие органы. Вам осталось жить две недели, — снова говорит он, листая папку. — И ты знала? — спрашивает Брендон. Чувствует, будто его предали. Голос на последнем слове предательски срывается. Весь мир начал рушиться на глазах. А все было в порядке, все было замечательно пару дней назад. — Я знала это полгода. Я уезжала на реабилитацию с твоим отцом. Опухоль была доброкачественной. Ее удалили. А затем нашли еще одну. Она оказалась недоброкачественной и поразила уже другие органы, — тяжело вздыхает. Слова даются ей с превеликим трудом. — Так ты приехала не по работе, — понимает Брендон и качает головой. Хочется верить, что все это лишь сон. Один плохой сон. Но это реальность. — Зайчик, я знаю, что ты скажешь «нужно делать химиотерапию». Но я не хочу уходить из жизни «так». Это лишь оттягивает время. Тогда я уйду из нее уже будучи мертвой. Не хотелось бы, чтобы моя жизнь превратилась в «это». А пока, я еще жива и не похожа на овощ, — пытается убедить сына та. Впервые он не хочет ничего говорить. Просто закрывает лицо руками. Шмыгает. Джош сразу же обнимает его. Пытается оказать ему поддержку. Женщине больно смотреть на все это. Усталый вид, взлохмаченные волосы. Невольно даже и не узнаешь ее. Что это та самая женщина, которая смеялась и хлестала алкоголь. Любила, шутила. Она все еще здесь, но уже иная. Как сильно человека могут поменять несколько часов. — Я могу идти? — спрашивает парень с черными волосами. — Скоро должен прийти глав. Врач. Женщина в ответ кивает головой. Кладет руку на плечо сына. Пытается успокоить. Ей страшно оставлять сына одного в этом мире. Ей страшно покидать этот мир. Но такова жизнь. — Кто еще знал? — спрашивает Брендон, крепко сжимая простынь до побеления на костяшках. — Из того, кого ты знаешь — это Лаура и Вилльям. Я попросила твоего отца не приезжать домой пока что. Хотела как можно больше времени провести с тобой. Я ожидала, что его будет больше, но как оказалось, всего-то неделя без капельниц. И вот снова больница, — отводит взгляд Грейс. Не хочет смотреть на заплаканное лицо сына. Чувствует стыд. Стыд перед собой и перед всеми за такой нелепый обман. — Прости меня, — чувствует, как слезы скапливаются в уголках ее глаз. Брендон, не раздумывая, обнимает мать. Они так и лежат в полной тишине. В ожидании смерти. Секунды скапливаются в минуты. Время безостановочно ведет свой круговорот событий. Незаметно проскальзывает сквозь пальцы и лужицей скапливается где-то в морге прибрежной больницы. — Ну что ж, привет больничная еда, прощай чипсы, — шутит, отстраняясь от сына. И тот смеется. Прерывисто и от отчаяния. — Только не вздумай обзванивать родственников. Никогда не прощу тебя за это, — Брендон кивает в ответ. Она зевает. — Не хотелось бы вас оставлять, но мне безумно хочется спать. Наркоз все еще действует, — кивает она на аппараты. — Мы будем здесь, — отвечает он. Не хочет оставлять ее. Наблюдает за тем, как закрываются ее глаза. Кажется, будто она их сейчас прикроет и не откроет больше никогда. Поворачивается к Джошу. Сейчас Брендон не чувствует ничего. Будто все эмоции испарились. Это был безумно тяжелый день. И дальше будет только хуже. — Я знал, что этот день когда-нибудь настанет, но я не думал, что настолько скоро, — говорит он, когда Грейс начинает сопеть. — Она же еще так молода. Почему так скоро? Почему? — наклоняется он, утирая слезы. — Так получилось, все мы когда-нибудь умрем, — Джош заглядывает в его глаза и обнимает крепко и надежно. — Ты совсем успокаивать не умеешь, — мямлит Брендон. Они поворачиваются к Тайлеру. Тот сидит на кафеле под подоконником с совершенно стеклянными глазами. Повисла густая тишина. Никто в этой комнате не может поверить, что это произошло. Неожиданно ее прерывает осторожный стук в дверь, и затем она открывается. В нее заходит запыхавшаяся Лаура. — Простите, я была на операции, не успела, — она поправляет растрепанные волосы и осматривает помещение. Видит, что Грейс спит, поэтому ступает тихо. Берет папку с тумбочки и изучает страницы. — Брендон, мне так жаль, — честно признается она, но не решается подойти. Чувствует вину, что не предупредила мальчиков. — Как я понимаю, ты отсюда не уйдешь? — обращается к сыну подруги Лаура. Тот в ответ кивает головой. Она хмурит брови, раздумывая: — Я сейчас, — произносит та и быстрым шагом скрывается за дверью палаты. Джош с Брендоном непонимающе переглядываются. Им сейчас нечего сказать. Да и говорить особо нет желания. Поэтому странное поведение женщины практически не удивляет. Через десять минут из коридора начал доноситься режущий слух скрежет, будто что-то тяжелое тащат по полу. Джош оглянулся. Дверь распахнулась и, как оказалось, тем скрежетом оказалось кровать, которую тащили Лаура и тот темноволосый врач. — Брендон, эта кровать для тебя. Можешь здесь ночевать. Правила больницы не позволяют этого, но я что-нибудь придумаю, — женщина скромно улыбнулась и Брендон встал, волоча ноги, подошел к ней и обнял. Вот так просто. Без лишних слов. Она похлопала его по плечу. — Так, а мне теперь бежать на вызов. Я еще загляну вас проведать. И ты идешь со мной, — указывает на врача и собирается уже закрыть дверь, но в последнюю секунду решает добавить: — И да, Джошуа, по поводу твоих волос мы с отцом поговорим позже, — произнесла она и скрылась за дверью. — День становится все лучше и лучше, — устало промямлил Джош и плюхнулся на кафель. — Это точно, — кивнул Брендон, хмуро смотря на Грейс.***
Брендона пришлось оставить в больнице, а Тайлеру и Джошу отправиться домой. Они доехали на такси. Джош сразу же повел Тайлера есть. Он засунул в микроволновку гречневую кашу. — Чай будешь? — интересуется он, кидая заварку в кружку. Его клонит в сон. День был полон самых разнообразных переживаний. И он оставил осадок где-то внутри. Ему совершенно не хотелось оставлять своего друга и Грейс одних. Вряд ли он когда-нибудь примет тот факт, что ей осталось жить всего две недели. — Нет, — хрипит Тайлер. — Надеюсь, ты не против того, что мы будем часто наведываться в больницу, — он ставит кружку на стол и усаживается напротив калеки. — Не против. Мне нравятся больницы, — произносит Джозеф, наблюдая за микроволновкой. — Почему? — спрашивает Джош. Ему кажется странным, что кому-то могут нравиться больницы. У него они твердо ассоциируются с ожиданием. А он ненавидит ждать. — Там людям не все равно, — отвечает парень, начав царапать кожу под толстовкой. — Мне больницы не нравятся. Это место — мой персональный ад на земле, — делится своими чувствами тот, отпивая чай. За все время они неплохо сблизились. Тайлер теперь как-то пытается поддерживать разговор. Иногда он раздражает, а иногда из него выходит неплохой собеседник. — Ты бывал когда-нибудь в больнице, помимо сегодняшнего случая? — Несколько раз, — Джозеф начинает сильнее царапать кожу. Чувствует, как выступает кровь под тканью. — Что ты там делал? — Дан догадывается, какими судьбами его в больницу заносило. — Лежал, — выдавливает из себя тот. — Ты мне до боли напоминаешь одного знакомого, — щурится Джош, присматриваясь к его лицу. Сам не знает, почему он это сказал. Будто эти слова являлись грузом. Но от сказанного ему лучше не стало. Тайлер бросает взгляд в ответ и тут же отводит его в сторону. Микроволновка запищала. И это свидетельствует о том, что еда уже готова. Он достал тарелку с едой и поставил на стол. — Пока еда остывает, предлагаю взвеситься. Время уже пришло, — Джош наблюдает за тем, как с лица Тайлера сползает некое спокойствие. Он начинает тревожно бегать взглядом по кухне. Только бы не смотреть на Джоша. — Пойдем, не переживай, — пытается успокоить Дан. Он чересчур вымотан морально, чтобы злиться. Да и Тайлер далеко не сможет убежать. Он уже приготовился ловить его, но тот встал и, прихватив костыли, направился за своим надзирателем. Джош облегченно выдохнул. Он нашел в одном из ящиков записную книжку и ручку. Лаура уже измеряла Тайлера, когда тот только приехал. Они направились к кладовке. Он открыл дверь и осмотрелся. Куча коробок со всяким барахлом. Его взгляд наткнулся на гитару, что покрыта толстым слоем пыли. «Так, я не за этим пришел сюда» — думает про себя Джош, ища взглядом нужный аппарат. После нескольких минут поиска на одной из полок ему удалось найти весы. — Вроде работают… — протянул Дан. Давно к ним не поступали люди с анорексией. Но весы практически никто и не использовал, поэтому они должны работать. Он вынес их в коридор и поставил их на пол. — Сможешь стоять без опоры? — спрашивает Джош, скрещивая руки на груди. Тайлер пробует отпустить костыль и шипит, когда наступает на больную ногу. Прикрывает глаза и пытается привыкнуть к боли, после чего робко кивает. Тайлер забирается на весы. Джош становится ближе к нему, чтобы если Джозеф вдруг свалится, можно было его перестраховать. Наблюдает за бегущими цифрами в аппарате. Смотрит на первую надпись в записной книжке. И еле держится от того, чтобы не улыбнуться. — Все в порядке, — удовлетворенно оглашает он. Тайлер останется с ним, а не с отцом.POV Тайлер.
Бессонница мучает мой рассудок. Не могу уснуть, поэтому размыкаю веки. Сколько времени уже прошло с того момента, как я закрыл глаза? На тумбочке горит настольная лампа. Это единственное освещение в этой комнате на данный момент. Солнце спряталось за небосвод. Дотрагиваюсь до лампочки. Она теплая. Кутаюсь прочнее в одеяло, потому что телу нужно согреться. Вывожу пальцами невидимые узоры на стеклянной поверхности лампы. Резко отдергиваю руку, ибо стало слишком горячо. Наверное после этого останется ожог. Рассматриваю кончики пальцев. Трогаю подушечки. Они стали более обшарпанными после лампочки и неприятно болят. В горле сухость, поэтому требуется встать за водой. Смотрю на щель света под дверью. В этом доме всегда оставляют свет включенным, предполагаю, что специально для меня. Прислушиваюсь, чтобы узнать, есть ли еще кто-то бодрствующий в этом доме. Но моему слуху нельзя доверять. Слышу шепот. Резко оборачиваюсь, анализируя комнату. Здесь же не должно быть кого-то помимо меня? Шепот становится громче. Судорожно пытаюсь распутать комок мыслей. Но не могу. Никак не получается. Это все демоны… демоны… Они не дают мне отдышаться. Кидаюсь на пачку таблеток и пытаюсь выдавить из упаковки три штуки капсул. Сразу бросаю их в рот, стараясь проглотить без жидкости, а затем зажимаю веки и прочно закрываю уши руками, чтобы не слышать ни единого звука. Но голоса все равно проникают. Как? Сердце в груди начинает биться быстрее. Концентрируюсь на нем, чтобы не обращать внимание на шепот. Здесь находиться слишком опасно. Резко встаю, не обращая внимания на боль в суставах и в ноге. Открываю дверь, осматривая длинный коридор. Все спят. Здесь пусто. Направляюсь быстрым шагом к ванне, прихрамывая. Хочу сбежать из этой комнаты ближе к людям. Они же мне помогут? Они должны мне помочь. Шепот становится тише. Но все равно убегаю от него, как можно дальше. Взгляд падает на ванную комнату. Судорожно пытаюсь нащупать руками ручку. Наконец получается открыть дверь и вваливаюсь туда, спотыкаясь об свои же ноги. Уже готовлюсь упасть на холодный кафель, но меня крепко ловят в полете. Мозг не успевает обработать информацию, поэтому сразу же пытаюсь выбраться из хватки. От резких движений темнеет в глазах. Тощими пальцами пытаюсь отцепить чужие руки со своих плеч. Выхватываю руку чужака и тут же впиваюсь зубами в нее. — Епт твою мать, ты че творишь?! Это я — Джош, — он выдергивает свою руку из моего рта и крепче прижимает меня к себе, таким образом блокируя все мои движения. Понимаю, что это знакомый человек, поэтому перестаю брыкаться. — Вот и славненько, — произносит он и отпускает меня. Я сразу же отхожу на несколько шагов назад и ошарашенно смотрю на него. Наклоняюсь и хватаюсь за грудную клетку, чтобы успокоить сбившееся дыхание. — Ну ты и зверь. До крови прокусил, — он рассматривает отпечаток зубов на коже. Чувствую вину и стыд за это, поэтому заливаюсь краской. — Прости… — бормочу я. Джош в ответ цыкает и закатывает глаза. — Все в порядке? Ты чего такой перепуганный? — спрашивает Дан, скрестив руки на груди и пристально наблюдая за мной. Не знаю, что сказать на это, поэтому просто отвожу взгляд и жестом показываю, чтобы он отошел от раковины. Вижу в отражении зеркала свое сильно осунувшееся лицо. Как я отвратительно выгляжу. Что демоны сделали со мной? Не помню уже, когда мое лицо выглядело «нормальным». Не долго задерживаю свой взгляд на зеркале. Поворачиваю ручку крана и умываюсь. Нахожу стакан на полке и подставляю его под струю воды. — Кошмар приснился? — снова интересуется. На этот раз я робко киваю в ответ. Почти кошмар. Обычных людей ужасы посещают только во снах, меня же они атакуют уже в реальности. — Ясно. Хочешь поговорить об этом или снова спать пойдешь? — произносит Джош как-то незаинтересованно. Раздумываю, удерживая стакан с водой двумя руками. Он слишком тяжелый для того, чтобы держать его в одной. Стараюсь как можно быстрее проглотить жидкость. Спать я точно уже не пойду. Мне надо успокоиться и подождать, когда таблетки начнут действовать. — Я не пойду спать, — косвенно даю ответ на вопрос я. — Я тоже спать не иду. Предлагаю посидеть на веранде. Там хороший вид, и в доме мы никого не разбудим, — говорит он и проходит в коридор, поджидая меня. У меня нет права выбора, поэтому приходится идти за ним. Думаю, что он и не ожидал моего ответа. — Сколько времени? — шепотом интересуюсь я, когда мы спускаемся по лестнице. — Три утра, — коротко бросает мне через плечо. Значит скоро будет светать. Коленки хрустят, когда перешагиваю через очередную ступеньку. Я уже привык к этому, но все равно чувствую стыд за свое тело. Джош игнорирует это, и мысленно я ему остаюсь благодарным. В доме так тихо. Даже непривычно. Я ненавижу тишину, потому что иногда она насилие для меня. Поэтому я всегда держу окно открытым, чтобы шум моря наполнял комнату. Чтобы я не мог слышать шепот. Шепот говорит ужасные вещи обо мне. Когда окно закрыто, кажется, будто помещение полно невидимых людей и они унижают меня. Я думаю, что это демоны, но врачи не верят мне. Но только я же их слышу. Так что откуда посторонним людям знать правду? Он молча подходит к двери и поворачивает замок, а затем дергает ручку. Дверь открывается. Ощущаю морскую прохладу кожей. Я бы хотел раствориться в ней, но мое тело ненавидит холод. Мне всегда холодно. Выхожу на веранду. Чувствую босыми ногами прохладу ламината. Осматриваю ночной город. Уличные фонари тоскливо освещают улицы. Море тихо волнуется где-то совсем близко. А звезды парят над небом. Они здесь такие яркие. Откуда я родом, их почти не видно. Завороженно смотрю на небо и пытаюсь согреться, обнимая себя руками. Тело бьет мелкая дрожь от восхищения. Такая дрожь, какая бывает в самые прекрасные моменты. Чувствую, как на плечи ложится мягкий плед. Оборачиваюсь. Джош молча отходит и плюхается на диван. Смущенно поправляю плед. Я заметил, что Дан многие вещи делает молча. Он не просит какой-то благодарности в ответ. Этим он мне напоминает свою мать. Я решаю последовать за ним и располагаюсь на кресле рядом с диваном. Ночь пусть и прекрасна, но ее темень меня пугает. Но если темноты нет, то нет и звезд. А мне нравятся звезды. Некоторые вещи не могут существовать друг без друга. Глаза не могут привыкнуть к темноте, поэтому практически ничего не вижу. Пялюсь на настольный светильник. Хочу его включить, но не могу. Хозяйничать в чужом доме — это неприлично. — Хочешь, чтобы я включил свет? — предугадывает мои мысли Джош. Думаю, я слишком долго смотрел на светильник, и он это заметил. Немного помешкав, я киваю. Он встает и тянется к кнопочке на проводе, давит на нее и после этого свет включается. Щурюсь от яркости. Глаза слишком остро реагируют на свет и начинают слезиться. Тело знобит, поэтому прочнее кутаюсь в одеяло. Кидаю взгляд на Джоша. Он лежит в майке и шортах. И кажется, совсем не мерзнет. — Тебе не холодно? — интересуюсь я. — Немного прохладно, но нормально. Ты слишком худой, поэтому и мерзнешь постоянно, — пожимает плечами Джош. После некоторой тишины, он снова говорит, но его голос полон печали: — Каково это, знать, что ты медленно умираешь?***
— Ты о чем? — спрашивает Тайлер, явно не понимая о чем речь. — Ты практически не ешь. В тебя чуть ли не насильно нужно еду запихивать. Ты же понимаешь, что долго так не протянешь? В один день ты просто уснешь и не проснешься, — хмурит брови Джош, смотря точно в глаза Джозефа. И тот смотрит в ответ. Но когда Дан договаривает, Тайлер отводит взгляд. Он рассеянно смотрит перед собой. Джош видит, что его сейчас загнали в тупик. Но он действительно не знает, какого это. Когда ты сам являешься посредником смерти. В случае с Грейс, то она в этом не виновата. Но какого это, понимать, что тебя может не стать в считанные дни? — Это страшно, — наконец произносит Тайлер. — Так почему бы тебе просто не начать питаться нормально? — спрашивает Джош. — Легко сказать. Но также и страшно перестать. Ты делаешь что-то на протяжении долгого времени и думаешь, что это — правильно, — его голос срывается на конце предложения. — А затем тебе говорят перестать, потому что это зашло слишком далеко, — наконец договаривает Тайлер. — Ты выбираешь привычку, которая ведет к твоей погибели, вместо того, чтобы исправиться. Ты серьезно? — Джош удивленно поднимает брови. — Мне не страшно умирать. Страшно смотреть, как ты умираешь — это разные вещи, — говорит шепотом тот, словно это какая-то тайна и кутается в плед прочнее, тем самым замыкаясь в себе. Джош видит это, но хочет добраться до резона. Дану Джозеф кажется загадкой. И он уже не знает, интересно ли ему разгадывать эту головоломку с параноидной шизофренией или же он спрашивает, только лишь ради галочки. Но он сердцем чувствует, что склоняется к первому варианту. И эти сомнения ему ни капельки не нравятся. — Так что тебе мешает прямо сейчас пойти и сброситься со скалы? — продолжает давить Джош. — Самоубийство — это самый страшный грех, — выпаливает калека, кинув полный тревоги взгляд на Дана. Это страшно, когда человеку всего 17 лет, а его голова уже забита такими вещами. У него жизнь только началась, а он уже предпринимал попытки к суициду. Джош хочет помочь ему, но калека не желает, чтобы ему помогали. — Хорошо, а что, если рая или ада нет? — раздраженно трет переносицу парень, — Что, если ты умрешь, и все, пустота? Почему ты все еще жив, Тайлер? — Джош чувствует, что ходит по краю лезвия. Но ничего не может поделать с собой. Ему уже осточертел тот вакуум, в который спрятался Джозеф, и Дан намерен разрушить его к чертям. — Отстань от меня! Чего ты вообще до меня докопался?! — срывается на крик, но голос подводит его, и тот начинает хрипеть. — Я не знаю, почему я все еще жив, не знаю, — шепчет он и закрывается пледом окончательно. Так, что даже и кончика носа не видно. Со стороны эта фигура выглядит забавной. Он похож на ребенка, которого чем-то задели и он надеется, что покрывало спасет его от проблем. Но ситуация с этим ребенком — отнюдь не забавная. Джош тяжело вздыхает. С ним действительно сложно, но, а чего он вообще хотел? Что тот выслушает его? — Тайлер, в жизни много хороших и плохих вещей, но она стоит того, чтобы жить, — пытается достучаться до него Джош. Но тот резко встает и направляется к двери. Вслушался ли Джозеф в слова Дана или нет? Это уже вопрос. Ответ на который знает только сам Тайлер.***
Около 12-ти дней осталось пребывать Грейс на белом свете. Завтра должен приехать отец Брендона. Аппарат привычно пищит, стены разятся холодом. Но в палате тепло. На тумбочке в вазе спокойно покоится желтый цветок. Брендон осторожно взял его из вазы и начал рассматривать. — Кто принес это? — спросил Ури. Когда Джош и Тайлер пришли в палату, он спал. Дан молча указал на Тайлера, который тем временем листал какой-то журнал. Своего упоминания, он разумеется, не заметил. — Мило, — усмехнулся Ури, и поставил цветок на место. После вчерашней некоторой ссоры, он с Тайлером практически не разговаривал. Джош пытался, но Джозеф просто не отвечал. Грейс наблюдала за этим разговором и решила подать голос: — Эй, Тайлер. — Джозеф оторвался от журнала и посмотрел на женщину, — Спасибо за цветочек, — радушно улыбнулась она. Парень растерянно посмотрел на растение и кивнул. — Какой он миленький… — прошептала Грейс. Джош на ее слова закатил глаза. — Значит его ты считаешь миленьким, а меня нет, — начал театрально ворчать Брендон. — Ты мне цветочки не приносишь, — она начала подыгрывать своему сыну и состроила полной печали мину. — Перед тобой стоит цветочек в метр семьдесят, — он гордо выпучил грудь. — Такой себе цветочек, — усмехнулась женщина. Брендон продолжил играть роль и уже перешел к фазе: «меня никто не любит, и я утираю слезы». Женщина засмеялась и притянула сына к себе за футболку, тот нагнулся и она потрепала его волосы на голове. Раздался стук в дверь. Все присутствующие обернулись на шум. Дверь открылась и в палату зашла Лаура. Она скромно улыбалась, держа в руках капельницу. — Всем привет. Я тут проверить некоторые вещи пришла, — женщина подошла к аппарату и начала рассматривать жидкость в капельнице. Она отсоединила ее от трубки и заменила на новый. — У меня тут свободная минутка выдалась. Вы как тут? — она села на край кровати Брендона. — Все по-старому. Ничего нового, но здешняя еда у вас то еще дерьмо — вздохнул Ури. — Ты привык свои чипсы жрать, вот тебе и здоровая еда дерьмом кажется, — закатила глаза женщина. — Кстати, Грейс, как настроение? — перебила начинающуюся ссору Лаура. — Лучше, чем у покойника, — улыбнулась она. Несмотря на свое состояние, Грейс взяла себя в руки. Она старается поддерживать хорошее настроение и смело смотреть надвигающейся смерти в глаза. — Ох, Даллон решил уйти в отпуск, в такое нелегкое время. Теперь нового помощника искать надо, а все заняты, — она тяжело вздохнула. Много работы плохо сказывалось на ее состоянии: под глазами образовались темные круги, а кожа приобрела оттенок на тон бледнее. — Кто такой Даллон? — Брендон вопросительно переглянулся с Джошем. Дан в ответ лишь пожал плечами. — Тот высокий черноволосый парень. Он часто к вам заглядывал, проверял состояние больн… — она запнулась, — Грейс. — Да ладно тебе, вы меня можете хоть живым трупом звать, — она похлопала себя по коленке и рассмеялась. — Вот чего ты зря время со мной теряла? Могла бы уже со stand up-ом по городам разъезжать. А название тура — «Я откинусь через пару дней, покупайте билеты, пока я еще жива». — Надо было. Но над названием для тура стоит поработать. Думаю, надо было назвать «Я алкоголик и у меня рак», — усмехнулась Грейс. Ури уже относительно свыклись с тем, что Грейс умрет. Они решили превратить это в шутку. И они будут смеяться до тех пор, пока это возможно. — Тебе не кажется, что Даллон кого-то напоминает? — неожиданно спросил Джош. — Были у меня мысли такие, — протянул Брендон.