Some Reasons To Be Alive

Кайл безусловно хороший мальчик. Кайл замечательный ученик, отличник, олимпиадник, спортсмен, который проявляет себя на каждых соревнованиях по баскетболу. Кайл упрямый — сумел добиться принятия в команду, несмотря на ряд трудностей, и доказал, что способен справляться с любыми игровыми ситуациями так же успешно, как и куда более высокие сокомандники. Кайл никогда не опаздывает, редко расстраивает родителей и заранее отправляет письма в различные учебные заведения, сопровождая их интересными мотивационными письмами. Кайл заботится о младшем брате, поддерживает его во всех начинаниях и ходит на его игры даже в канун собственных экзаменов, пренебрегая бесценными часами подготовки. Кайл, чёрт возьми, заботится о небольшом садике матери, заблаговременно поливает растения и следит, чтобы никакие насекомые или ветер не уничтожали прекрасные герберы и лилии. Кайл — хороший мальчик, примерный мальчик приблизительно двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. За исключением пары дней в месяц, когда кто-то из его друзей устраивает вечеринку. Типичную американскую вечеринку с морем алкоголя, лёгкими наркотиками и полным отсутствием родительского контроля. Вечеринку, на которую все стремятся попасть и на которую приглашают не всех, а только друзей, только близких, только тех, кому доверяют. Таким организатором, по крайней мере, всегда является Токен. Ему не плевать, кто и что присутствует на его тусовке. Он не разрешает приглашать друзей друзей, которых не знает лично. В результате, на его вечеринке всё равно оказывается столько народу, что не продохнуть, несмотря на огромные помещения особняка и исправно работающие кондиционеры. В такой толпе легко потеряться, если не знать, куда смотреть. Картман знает. Картман знает это всегда. Он полусидит на диване, расслабленно расстегнув верхние пуговицы синего поло и сжимая в пальцах бокал с колой. Разумеется, в бокале не только она, но по традиции по телефону маме он упомянет только сладкую газировку. Не то чтобы матери было не плевать, но. Правила есть правила. Краем глаза он волей-неволей замечает Бебе, укуренную в хлам и виснущую на Доноване, замечает Леопольда с бешеными движениями рук, замечает Николь, что неестественно запрокидывает голову, подставляя изящую шею под губы Блэка. Сам Картман чист. Это важно, когда целью вечеринки является не принятие вещества, а принятие другого человека. Впрочем, Картман принимает его на регулярной основе, а сейчас это просто лишняя возможность лицезреть другого Кайла. Расслабленного, свободного, замкнутого на себе, а не на других, не на бесконечной помощи всей вселенной. Танцует Кайл бесподобно, хотя и слегка хаотично. Картман думает, что он, наверное, покурил хорошенько, если обращать внимание на странную плавность его кистей, на масляные движения бёдер, на то, как он облизывает влажные губы. Кайл не просто танцует, как сливается с музыкой, ловит её вибрации кожей — иначе не объяснить его бессистемные нерегулярные движения, завораживающие в своей особенности и исключительности. Кайл не повторяется, потому что танцует вне системы танца. Кайл не зажимается, потому что танцует для себя. Кайл не ориентируется на окружающих, потому что для него не существует ничего и ничего кроме песен и редкой возможности спустить себя с поводка. Картман смотрит на рваную линию его горла, на торчащий острый кадык и плотоядно сжимает зубами пластиковую трубочку. Он хотел бы не реагировать на то, что ему не предназначено, а танец Кайла по определению принадлежит только еврею. Он хотел бы не смотреть только на него, ведь, в конце концов, на этой вечеринке есть ещё по крайней мере два рыжих и два еврея, а уж тех, кто красиво танцует, и вовсе не перечесть. Он хотел бы не желать смерти всем, кто задевает Кайла локтями, бёдрами, кто, пускай и случайно, касается его тела. Но он не может. Он не может совершенно ничего из этого перечня. Картман откидывается на спинку и тяжело дышит — не от духоты. Капли пота тяжело сбегают по его вискам. Он пытается закрыть глаза хотя бы на пару секунд, но это, чёрт возьми, непозволительная роскошь, нельзя упустить ни единого движения Кайла. Картман смотрит исподлобья, зная, что в его взгляде легко читается всё, что он испытывает, что каждый, кто приглядится, увидит клокочущее желание, безмерную похоть, безграничную жадность и обожание. Картман знает, что он практически обнажён. Самое страшное произойдет, если этим «каждым» случайно окажется Брофловски. Картман ставит пустой бокал на столик и поправляет влажные от пота волосы, и Кайл резко поворачивает к нему голову. Песня прекращается и начинается другая, не менее красивая, хотя и куда более электро. Картман чувствует, как его бьют током прямо по мокрым плечам и рукам. Он чувствует, как напрягаются колени от этих разрядов. Он знает, что его пронзает насквозь, по меньшей мере, десять раз в секунду, потому что Кайл, хороший мальчик Кайл, смотрит прямо на него. — Потанцуешь со мной, Картман?