Some Reasons To Be Alive

Кайл чувствует, что медленно сходит с ума. Это ощущение появляется не одномоментно, оно преследует его с самого того дня, когда его нога переступает порог крупной международной компании, в которой ему предстоит трудиться, по меньшей мере, несколько лет. Он не привык менять место работы, и ушёл с предыдущего лишь по причине закрытия филиала и нежелания перебираться в другой город в головной офис. Причиной странного, болезненного состояния, заставляющего его каждое утро мерять себе температуру, внимательно рассматривать своё лицо в зеркале и до хруста сжимать собственные кулаки, является руководитель его отдела, полноватый мужчина лет тридцати пяти с тщательно выбритым лицом и аккуратно уложенными волосами. Его зовут Эрик Теодор Картман, но все называют его мистером Картманом, разумеется, и Кайл не исключение. Только вот есть проблема: Эрик Теодор Картман — голубоглазый, изящный, несмотря на свой вес, и такой чертовски интеллигентный и вежливый, что у Кайла с первого дня начинает щипать в носу рядом с ним. От запаха древесных духов, превосходно гармонирующих с тёмным костюмом, от того, насколько мягкая ладонь у начальника, от того, насколько проницательным взглядом он смотрит на каждого, с кем ведёт разговор. На каждого. Проблема в том, что мучительно-быстро, спустя какую-то жалкую неделю, Кайл довольно резко осознаёт, что не хочет, не желает быть этим каждым. И именно тогда сверкающий лифт везёт его прямиком в персональный ад. Целую неделю до этого — его первую неделю на новом рабочем месте — Кайл успешно притворяется, что его не засасывает ни в какую пучину, что всё в порядке, что вообще-то он занят устройством за своим компьютером, занят знакомством с коллективом, занят тем, что учит, где и что находится в просторном и светлом помещении. Все вокруг него, разумеется, верят, что Кайл Брофловски занят своей адаптацией и в мыслях у него только одно — как бы скорее начать продуктивно работать и зарабатывать. Все, кроме него самого. Он обнаруживает, что, оказывается, чертовски сложно созваниваться с клиентами и выполнять любую рутинную работу, когда в ушах после планёрки продолжает звенеть учтивый мягкий голос начальника. Кайл проклинает себя за эту совершенно неожиданную, внезапную и глупую слабость, но попытки прекратить думать об Эрике Теодоре Картмане, равно как и попытки игнорировать свои собственные мысли о нём в конечном итоге ни к чему не приводят. Кайлу остаётся только вяло плестись в офис в надежде, что никто ничего не узнает. А это щемящее, дурацкое чувство рано или поздно пройдёт, перестанет его беспокоить, он же всё-таки влюбчивый, месяц-другой и от переживаний не останется и следа. Через месяц-другой Кайл сидит в туалете, обхватив голову, и методично покачивается взад-вперёд, а его телефон разрывается на части звонками. Ему надо ответить, надо вернуться на рабочее место, но он не может, потому что пять минут назад Эрик Теодор Картман сделал ужаснейшую вещь в жизни — обнял его в порыве радости от заключения контракта на юридическое сопровождение трансконтинентальной компании. Безусловно, в этом была заслуга Кайла, но вовсе не такая великая, чтобы... обнимать его. Поздравлять таким образом стоило человека, который непосредственно вел переговоры, а это был совершенно точно не Кайл Брофловски. И, тем не менее, радость Картмана падает именно на него в виде крепких рук, обвивающих капканом его талию, в виде нежного, как обычно деликатного взгляда голубых глаз, очерченных черными ресницами и едва заметной сеткой морщин, в виде тихого и сливочного «Поздравляю вас, Кайл!» Кайл задохнулся от той немыслимой галантности, от необъяснимого трепета по отношению к себе, от аромата духов, опутавшего шею надёжней галстука... Он выдавил из себя нелепое «Да, я тоже счастлив» и убежал, скрылся в мужском туалете, чтобы только перестать видеть чужое сияющее лицо. Определенно, это худшее знакомство в его жизни... И, безусловно, лучшее. Кайл запрокидывает голову и бесстыдно опускает руку, чтобы расстегнуть брюки. Его член ожидаемо напряжён, и когда Кайл касается его, это так же безумно, как первая мастурбация под одеялом в одиннадцать, когда за стенкой в соседней комнате гости с родителями распевают поздние еврейские песни. Кайл несдержанно стонет уже в первую минуту — в его голове только один образ, и он брызжет яркостью во все стороны, заливая сознание изнутри. Эрик Теодор Картман, его учтивый рыцарь, касается его обнаженного торса, его талии, ведёт своими нежными большими ладонями по груди, глядя прямо в глаза, и тихо произносит: — Если я посмею поцеловать вас, Кайл, то потом вы уже не остановите меня... Кайл сжимает губы, чтобы не застонать. Его рука торопливо гуляет по всей длине члена, то прихватывая его у самого основания, чтобы сжать яйца, то растирая сочащуюся головку. Его мокрая рука на члене мгновенно превращается в руку начальника, плавно обхватывающую его естество, начальника, ни на секунду не отводящего взгляд. — Кайл, вы не пытаетесь сопротивляться... Я могу подумать, что вы... хотите меня так же, как я вас... Невыносимо. Кайл ускоряет движение руки, потому что в своей фантазии он утыкается лбом в обтянутое пиджаком широкое плечо, пока Картман заботливо растирает его член ладонью, давит на уздечку ногтём, очерчивает головку подушечкой большого пальца, пока Картман судорожно ласкает губами его шею и так же, так же как он, Кайл, не может надышаться его запахом. — Кайл... вы уже свели меня с ума, куда больше, Кайл? Кайл прижимается животом к холодной кафельной стене, жмурит глаза и пытается не дрожать в коленях, представляя, как бесстыдно трётся мокрым пенисом о Картмана, как пачкает предъэякулятом его пиджак, его брюки, представляя, что вся ладонь Картмана блестящая и мокрая, и его член покорно скользит в ней, как Картману угодно... Кайл слышит в своей голове хриплый, сбившийся, но всё ещё безумно учтивый голос Эрика Теодора: — Вот так, мой хороший... мой славный мальчик... Сделайте это, Кайл... Прямо сейчас... Кайл не в состоянии противиться этому голосу — он слишком реален в его голове, он звенит в ушах, он заставляет дрожащие пальцы Кайла остервенело сдавить опухший красный член по всей длине и выпустить короткие белые струйки прямо на стену, жалобно постанывая сквозь сжатые зубы. Остаётся только тишина и сбитое дыхание. Кайл тупо смотрит в одну точку, потеряв способность даже натянуть штаны. С его пальцев капает сперма, а телефон в четвертый раз принимается раздражающе трещать. — В следующий раз, если позволите, Кайл... я заставлю вас кончить мне в рот. А потом буду трахать до потери пульса. Вашего пульса. Кайл сглатывает и понимает, что слышит не только своё сумасшедшее дыхание.