Some Reasons To Be Alive

В этом году снег в Южном Парке выпал намного раньше чем в прошлом году, и горожане удивлённо высунули носы из окон, не зная, радоваться им или ужасаться. Впрочем, большинство решило все-таки радоваться, ведь ранний снег означает раннее открытие горнолыжного сезона, много новых людей и улыбок в воздухе, пропитанном насквозь хвоей и масляными печеньями. Под ногами у Брофловски тонкая корочка льда на асфальте трещала и поскрипывала, а от ботинок расходились в стороны белоснежные нити, создавая замысловатый ткацкий узор. Он улыбнулся и сунул руки в карманы — его длинные тонкие пальцы на морозе как обычно стали красными в считанные секунды, а кости начали ныть как у престарелого дворника. Кайла ожидали два часа работы с репетитором, а после, возможно, поход в кино с друзьями, и по всему выходило, что этот день обещал быть просто замечательным. Кайл, чёрт возьми, всегда обожал планировать расписание и радоваться тому, как мир вокруг слушается его. По правде говоря, идея заниматься немецким дополнительно пришла ему не сразу и сначала воспринималась им же в штыки, но... сдавать немецкий как иностранный так или иначе придётся, а Картман согласился подтянуть его бесплатно, спасибо ему большое. Сперва Кайл старательно искал подвох в этой неожиданной доброте — отказывался пить чай, опасаясь снотворного в нём или ещё чего похуже, дважды осматривал и ощупывал стул, прежде чем усесться на него, брал ручку со стола с опаской — а вдруг пальцы приклеются намертво? — но всё оставалось прежним, Картман растерянно улыбался на эти проявления недоверия и пожимал плечами, всячески демонстрируя дружелюбие. На третью неделю Кайл расслабился и смирился с тем, что если что-то должно случиться, то оно случится так или иначе, вне зависимости от его паранойи. Это, конечно, неимоверно раздражало — привычка держать под контролем всё и вся отказывалась покидать удобное место. Второй проблемой стала сложность с восприятием Картмана как репетитора. То есть... ну, это же Картман. Это его одноклассник Эрик Теодор Картман в бесформенных свитерах, с коротко обкусанными ногтями, дорогими часами на толстом запястье и извечной издевательской усмешкой, с его однообразными «эй, жид» и чуть более оригинальными «сын еврейский собаки». Неожиданно выяснилось, что Картман, в отличие от него, Кайла, замечательно умеет перестраиваться и перевоплощаться — впрочем, это всегда было в нём, ничего удивительного, — и на этих занятиях относится к Кайлу совершенно иначе, словно кроме этих уроков и общего материала, который один выполняет, а другой проверяет, их совершенно ничего не связывает. Это было чудно́ и дико. Кайл ёрзал на стуле и кусал губы, хмуро дёргая самого себя за кудри чёлки. Через пару недель неловкости и периодических покашливаний Кайл привык и к этому. Привык к тому, что, когда он переступает порог дома Картманов, с трёх до пяти по понедельникам Картман надевает свою самую благовидную личину, и это, пожалуй, замечательно. Кайл поправил шарф на шее и громко чихнул, испугав старика с маленькой собачкой на поводке, виновато улыбнулся и потёр раскрасневшийся и онемевший нос, уже пожалев о том, что вообще вышел из дома. Снег — это, конечно, безумно красиво и празднично, но, чёрт возьми, можно отделить снег от холода и выкинуть холод куда-нибудь подальше, а? В Майами, например. Им, наверное, его иногда дико не хватает. В этот раз Картман встретил гостя ещё на пороге: вышел на крыльцо в мягких розовых тапочках и в новом домашнем шелковом костюме. Кайл сдержал смех усилием воли и ещё около минуты заставлял уголки губ опуститься в привычное состояние. Господи. Шёлковый синий костюм. С ума сойти. Картман выглядел как какой-то шейх, отправивший всю свою приличную одежду в стирку. — Картман... то есть, мистер Картман, вы выглядите... экстравагантно, — Кайл всё-таки хихикнул, стаскивая с себя припорошенные снежком ботинки и постукивая ими на крыльце. — О, неужели? — Картман приподнял бровь. Сейчас он выглядел скорее довольным этим замечанием, чем раздражённым, чтобы как-либо съязвить в ответ. Да и стоило ли негативно реагировать на очевидный и столь редкий комплимент? — Ага. Хочу сказать, что тебе идёт, короче, — Брофловски всунул ноги в гостевые тапочки с милейшим бульдожкой и сразу направился в ванну, игнорируя тяжёлый пристальный взгляд, к которому за всю жизнь была возможность привыкнуть. — Спасибо, — Картман ожидаемо потащился следом, очевидно, заинтересованный причиной такого хорошего настроения, — ты такой счастливый... И красивый, хотел добавить Картман, но вовремя закрыл рот. — Не знаю, на улице снега навалило... можно, ну, типа, в снежки поиграть, ну, как раньше, помнишь?.. — Кайл тщательно вымыл руки, удивляясь тому, насколько по-хозяйски он уже управляется с чужим домом. Интуитивно покопался в стопке чистых полотенец и выудил на свет то, которое Картман вечно протягивает ему. Картман привалился к дверному косяку, помимо воли скользя взглядом по точёному профилю, острому кончику носа и припухшим от холода красным губам. Мысль о том, чтобы кинуть снежком в это лицо, показалась... странной. — Нет... То есть, да, конечно. Мы можем поиграть, нужно только пацанов вытащить... — Картман нахмурился, собирая мысли в удобоваримую субстанцию. От волос Кайла пахло корицей, и Картман почувствовал, что между рёбрами завозилось бесформенное неожиданное... тепло. — Я напишу в наш чатик, окей? — Кайл мельком соприкоснулся взглядом и в очередной раз удивился тому, насколько неловкими в последние время они выходят, эти взгляды. Словно между ними появилось что-то, или, вернее, это что-то приняло более отчётливые очертания, но всё ещё расплывающиеся в тумане. — Ага, — Картман отлепился от дверного проёма и отступил в сторону, давая Кайлу пройти в гостиную, — знаешь... ты тоже выглядишь хорошо... Кайл удивлённо обернулся. Под желудком тяжело потянуло. — В смысле? — Ну... то есть... шапка тебе идёт... Кайл поймал себя на мысли, что уже около полугода не слышал от Картмана ни одного оскорбления, не получал ни единого тычка под рёбра ручкой и по его белым кроссовкам не топтались чужие грязные ботинки. — О, это бабушка связала... она и тебе может, наверное... — нужно было схватиться за что-то рукой, потому что пальцы ощутимо зачесались. Прямо на кончиках. Как будто в предвкушении, хотя предвкушать было, вроде бы, нечего. Кайл втянул носом аромат топлёного молока и шоколадного печенья. — Было бы здорово, Каел, — Картман двинулся к нему осторожно, словно опасаясь перейти на бег или вообще совершить неожиданный рывок, и взялся за перила. Кайл повторил его жест рукой, с благодарностью отмечая, насколько он, чёрт возьми, своевременный. Перила, да. Они нужны, чтобы не упасть на лестнице. — Я ей позвоню и... уточню... Но думаю, она согласится... — Кайл подождал, пока Картман поравняется с ним. В конце концов, он хозяин этого дома и заходить в его комнату первым было бы... невежливо, пожалуй, особенно с учётом странностей их взаимоотношений за последние полгода. — Супер, — Картман запыхался, преодолев эти несчастные пятнадцать ступеней, и начал дышать через рот. Кайл нахмурился самому себе, когда его рот не произнёс ни одной шутки на этот счёт. Галантно открытая дверь, которую придержал Картман, и его вежливая, слегка искусственная улыбка заставили Кайла напрячь плечи. Он всё ещё физически ожидал подвоха. Его тело, привыкшее к разного рода издёвкам, попросту не было в состоянии признать изменившуюся реальность. Нет, это всё ещё невыносимо. Это убьёт его, если ничего не сделать. Да, именно сегодня, в этот расчудесный зимний день с его первым снегом и едким морозцем. Кайлов язык стал солёным (пожалуй, от волнения?) на самом кончике, и Кайл обессиленно рухнул на предназначенный ему стул. Раскрытый учебник и словарь напомнили ему о цели его визита. Он пришел заниматься немецким. Дополнительно. Добровольно. — Ну что, Кайл, проверим домашнюю... — Что происходит?! — Кайл хрипло закашлялся, покрываясь потом в области шеи. Он не собирался перебивать Картмана, это вышло само собой, и... уже поздно было делать вид, что ничего не произошло. Он уткнулся взглядом в автора учебника по немецкому, словно тот мог что-то сделать, как-то изменить ситуацию. — М-м-м, о чём ты, Каел?.. — Картман крайне искренне приподнял бровь и сел на соседний стул, удобно устраиваясь и опуская локти на подлокотники. В этом дурацком шёлковом костюме. В этом дурацком виде, будто бы он знает что-то сакральное, что помогает ему жить с этой изменившейся реальностью, и не собирается делиться этим с Кайлом. Кайл мучительно долго сглатывал слюну и пытался расслабить спину. Колени резко заныли от холода. — Я про... не знаю, не хочешь, ну, назвать меня жидом или рассказать всем о моём очередном плане порабощения человечества?.. — Кайл бросил в его сторону робкий, почти умоляющий взгляд. Ему нужна была опора в виде хотя бы чего-то привычного. Картман почему-то перестал вписываться в эту систему. Как же он раньше не замечал этого?.. Почему именно в этот первый день зимы всё должно было пойти именно так?.. Есть ли ложка, если вы понимаете о чём я?.. — Эм, нет... зачем это?.. — Картман мягко усмехнулся и наклонил голову на бок, демонстрируя полнейшее непонимание. — Прекрати! Ты понимаешь, о чём я... Это то, как должно быть. Так всегда было! Что поменялось, а? Хочешь сказать, ты типа вырос и всё? Я перестал быть евреем, а ты перестал дрочить на Адольфа? — Кайл обнаружил, что сжимает свои колени руками так сильно, что стул трясётся. И он весь трясётся как осиновый лист на ветру. В комнате тепло и... пахнет топлёным молоком как и внизу. Он знал, что именно не так во всём этом. Ему уютно с Картманом. Ему хорошо с Картманом. Ему нравится рядом с Картманом. — Кайл... — Картман медленно подъехал на своём крутящемся стуле сзади и мягко опустил ладони ему на плечи. Шерсть белого свитера колюче защекотала влажные пальцы. Тепло в груди растеклось ещё больше, теперь оно касалось и его пальцев изнутри тоже, и им можно было поделиться, почему нет? В конце концов, если кто и заслужил это тепло, то его источник, — всё хорошо, Кайл... Пришлось закрыть глаза, потому что они чесались и горели. Кайл просто сомкнул ресницы и откинулся на спинку стула. — Ты просто чувствуешь это... теперь... а я раньше, намного раньше... и я привык к этому, а ты нет, но ты привыкнешь... я помогу... тебе понравится это. Понравится любить меня. Кайла прошило насквозь, и он сжался, громко стуча зубами. В носу застрял запах шоколада и печенья, а тёплые пальцы, мягко сминающие его плечи через свитер, действовали в каком-то завораживающем ритме как мантра, как молитва, как часть ритуала, в котором он оказался по нелепой случайности, но из которого не хочется выходить, пока не испробуешь всё до конца. Он зажмурился от страха, а когда открыл глаза, за окном валил снег крупными белыми хлопьями, застилая вид на дальние дома и горы. — Всё идёт своим чередом, Кайл, видишь? Нужно просто принять это... Когда Кайл почувствовал влажные тёплые губы на своей шее, он, вопреки всему, что знал о себе и окружающем мире, улыбнулся. Всё идёт своим чередом. Нужно просто принять это.