Some Reasons To Be Alive

— Эй, чувак, ты в порядке? Стэн шлёпает грязной после бейсбола перчаткой по обтянутой красной майкой костлявой как у рыбы спине и идёт в раздевалку, не дождавшись ответа. В дверях маячит Венди, и это вполне в порядке вещей. «Когда-то ты был прикольным, чел» слышит Кайл, когда металлическая дверь захлопывается, и он остаётся на стадионе совсем один. Забытая пачка из-под жареной картошки сиротливо шелестит у нижней ступеньки лестницы, и Кайл спускается, чтобы поднять её, расправить и вглядеться. Чипсы картофельные со вкусом сыра. Класс. Чипсов нет, пачка пустая. И тут наёб. То есть, конечно, имелось-то в виду другое, тут были чипсы со вкусом дерьма, которое было со вкусом сыра... но сейчас нет, и, в общем-то, этой маленькой шелестящей лжи за 2 бакса самое место в заплеванной урне с полустёртой наклейкой eco-trash. Лучше и не скажешь. В порядке ли он? Кайл всерьёз размышляет об этом, когда забрасывает свой рюкзак за спину и выбредает из школы, оставляя за спиной длинный вымытый, вылизанный уборщицей коридор с закрытыми рядами синих шкафчиков, в которых хранятся кусочки детства его одноклассников. Детства, которое убегает так стремительно, что даже лучший спортсмен класса Такер не успевает его догнать и обречённо хмуря брови выбрасывает дурацкую игрушку из киндер-сюрприза — шоколадный подарок его парня на годовщину. Кайл думает, что они ебанутые — отмечать такое, как будто мало государственных праздников в году. Если спросить у его отца, он назовёт все и заодно расскажет историю возникновения, со всеми датами и фамилиями. Не отец, а демо-версия Википедии, ей-богу. Не отец. Кайл назло зачерпывает воду мыском кроссовка — даже два сезона не отходил, твою-то маму. Это на самом деле ничего: у него в тайнике, о котором не знает разве что младший брат, достаточно накопленных денег, чтобы купить и новые найки и новый айфон. Если бы он ещё был кому-то нужен. Нет, нужно, конечно; у Венди уже две недели последняя модель, да и у Стэна... Кенни вчера показал свою битую б/ушку за 80 баксов, отжатую у какого-то алкаша на автозаправке. «Там камера, вроде, классная... И ещё что-нибудь классное. Наверное» думает Кайл. Его практически сбивает пролетевшая мимо машина, из окна которой высовывается женщина с красными волосами и орёт: — Осёл ёбаный, глаза разуй! Кайл слышит истеричное «Если бы мы тебя сбили, нас бы могли оштрафовать или даже посадить в тюрьму», хотя машина уже скрывается за кривым поворотом. В порядке ли он? Кайл останавливаемся на светофоре и напряжённо разглядывает чужие сообщения в переписке у девушки чуть впереди себя — благо, она ниже ростом и так увлечённо стучит длинными зелёными ногтями, что не замечает абсолютно ничего вокруг. Даже того, что у неё на куртке красуется модная светящаяся надпись «Сучка». Девушка пишет каждое слово отдельным сообщением, и некий Роберт отвечает ей тем же. Кайл не понимает, что они обсуждают — сообщения слишком короткие и постоянно перемежаются бессмыслицей вроде «ахаха» и смайликами, от которых начинает рябить в глазах. Он едва не пропускает светофор, но спохватывается и неловко задевает девушку плечом, обгоняя. Она ничего не замечает. В порядке ли он? Кайл доходит до своего дома — и почти не узнает его. Он что, в самом деле живёт тут? Каждый день поднимается по этим четырём ступенькам? По субботам проверяет почтовый ящик со скрипучей дверцей? Поливает материны цветы под окном, когда она попросит его раз десять? Невероятно. Это просто... удивительно. Ему пару минут кажется, что он вовсе не житель Южного Парка, что он не житель Америки и даже не этого земного шара. Может, он и есть доказательство панспермии — единственное и немного безумное? Он поднимается по лестнице, ощущая неприятное хлюпанье в ботинке — купание пальцев в луже не пошла на пользу абсолютно никому. В доме тихо и шумно одновременно. В гостиной мать смотрит сериал про измены, жадно впившись взглядом в экран, а на кухне отец шинкует салат, изредка посматривая в свой айфон, взрывающийся редким хохотом зрителей в зале на очередном интервью у Джимми Фэллона. Кайл сбрасывает ботинки и мокрые носки и идёт босиком по мягкому ковру. В вечернем полумраке при зашторенных окнах телевизор кажется единственным в мире солнцем, его разноцветные лучи пронизывают всё пространство комнаты и падают на лицо матери неровными дискотечными пятнами светомузыки. — Я дома, — язык отчего-то неохотно шевелится во рту, с трудом помогая звукам выползать из гортани и формироваться во что-то осмысленное, — по истории C, но я перепишу... — Ага, молодец, давай, предпоследний год — лучшее время, чтобы испортить своё образование, — монотонно произносит мать на одной ноте, но довершает всё демонстративным цыканьем языка. Впрочем, действо на экране всё равно не позволяет ей гневно посмотреть на сына. «Если ты не поступишь в Принстон, все родственники будут считать нас с отцом удачными родителями» слышит Кайл где-то внутри своей головы и шлёпает ладонью по своему уху, пытаясь вернуть туда спокойный целлофановый вакуум. — А можно без пассивной агрессии? Я сказал, что пересдам, — он разворачивается и медленно идёт в кухню, всё ещё ожидая ответа на мамы. Но, кажется, в сериале муж героини в очередной раз закатил истерику с требованием прекратить блядовать, унихжедети. — Пап, я возьму твою машину завтра? Хочу съездить в Стор, купить айфон... Кайл смотрит мимо своего отца в окно. Ветка бьётся в стекло, и Кайлу происходит в голову очевидная мысль, что только в его окно может биться эта ветка. В другое будет биться другие. Для каждого отдельного предмета есть только одно применение в один момент времени, если подумать, пока на доказано обратное. Надо почитать новый выпуск Nature, кстати, может учёные уже доказали наличие квантовых реальностей. Джеральд поднимет голову и пару секунд тупо смотрит на сына. Вероятно происходит процесс узнавания, хотя, казалось бы... — Ты уже дома? Давно пришёл? Представляешь, эта актриса была влюблена в Фэллона, а он и не подозревал... «Я не слышал, что ты сказал, потому что я устаю на работе и хочу дома отключить мозг». — Ага, класс, — холодильник послушно открывается, демонстрируя Кайлу свои внутренности. Кайл незаинтересованно хватает с дверцы бутылку молока и хлопает дверцей так, что с холодильника падают маленькие стеклянные ангелочки. Они разбиваются. — Ну, молодец, — вздыхает отец, и тут же дёргает плечом, — забей, я уберу. «Просто уйди с кухни и не заставляй меня чувствовать себя неловко, Кайл». Он в порядке? Он зацепляет длинными паучьими пальцами с красными костяшками пачку сырных шариков и глубокую тарелку, на дне которой объёмно выделяются буквы «Лучший сын». Надо не забыть вернуть на место, а то Айк взбесится с утра. Кайл поднимается по лестнице, прижимая к себе коробку с сырными шариками, и думает только о том, что он поднимается по лестнице, прижимая к себе коробку с сырными шариками. Часы отбивают шесть вечера. В кармане вибрирует телефон. Кайл достаёт его только в своей комнате, когда руки оказываются пусты, а молоко налито в тарелку. Скажи предкам, что буду поздно. Пусть не звонят. Я на рейве. Ок? Кааааааайл КАААААААЙЛ Кайл смотрит, как сообщения появляются перед его глазами как будто из ниоткуда — на самом деле, конечно, из какого-то клуба в каком-то городе, где проходит какой-то рейв в шесть вечера, о котором Кайлу нужно сказать родителям. «Я использую тебя только как средство связи с предками. Мы никогда не понимали друг друга. Разные поколения и все дела, сорри, бро» видит Кайл мерцающие буквы, которые кроме него никто бы не увидел. Даже под лупой. — Хей, — Кайл резко поворачивается на голос, который как будто ножом касается его барабанных перепонок. Голос, который сложно спутать с чьим-либо или представить себе в галлюцинациях. У них обычно приятные голоса. Этот же — хриплый, не до конца сломавшийся, с редкими визгливым нотками и особенно протяжной буквой «а» в его имени. Этот голос Кайл узнает всегда, в каком бы состоянии он не был. Картман сидит в его компьютерном кресле как ни в чём не бывало в его наушниках с красной подсветкой и в такт Corpse качает головой. Кайл вздыхает: жиртрест знает пароль от его Спотифая. Или Кайл просто забыл выйти из аккаунта? Наконец он вспоминает, что так и не поздоровался и заторможенно шевелит губами: — Хей. Как ты... здесь оказался? — Ну, типа, трансгрессировал. Как в Гарри Поттере, прикинь, — Картман хмыкает и совершенно дурацки улыбается, как будто Кайл должен засмеяться, но Кайл молчит и смотрит, — ну, просто вошёл через дверь. Твои родители не заметили, вроде. — А-а-а... — Кайл наконец кивает, неопределённо пожимает плечами, и высыпает в молоко сырные шарики, — разве рейвы бывают не по ночам? Картман окончательно стаскивает с головы наушники и складывает руки на груди: — Да не, бред. Ночью всегда, вроде, а чё? — Забей, — Кайл громко выдыхает и плюхается на свою кровать с тарелкой и ложкой в руке. Его странные отросшие пряди лезут в тарелку. — Окей, — Картман встаёт со стула и пересаживается рядом с Кайлом, — жид, ты пьёшь колёса? Ты сегодня... не очень, ага. Даже целоваться не сможешь, походу. Кайл медленно поедает свой ужин, старательно облизывая ложку и снова со звуком макая её в тарелку. После трёх глотков он хмыкает: — Я решил бросить. Только не говори никому. У меня побочки, я спать всё время хочу... дерьмово. Последнее слово он произносит сквозь зубы, а затем заставляет себя съесть ещё две ложки. Картман совсем рядом — касается его плечом — и смотрит неотрывно, а зачем хрипит рассерженно: — Ты дурак? Ты гуглил про откаты? Я — да. Слыш, жидяра, осталось две недели. Допей курс, а потом кидай, окей?! «Я говорю как мудак с тобой, но ты же знаешь, что я никогда, блядь, не умел говорить с тобой так, как нужно говорить с тем, дороже кого никого, мать твою, нет и не будет». Кайл настолько удивлён тому, что слышит между слов, что не замечает никакого подвоха в словах и только повторяет последнее произнесённое вслух «окей». Картман успокоенно выдыхает и хищно опускает руку на его талию — поверх колючего зелёного свитера. Кайл закрывает глаза, активно работая челюстями — впервые так активно с начала приёма антидепрессантов — а потом произносит совершенно невпопад: — Я думал, ангелы должны взлетать, когда они падают откуда-нибудь... Он давится воцарившейся тишиной и на какой-то короткий миг ему кажется, что так теперь будет всегда. Но Картман горячо ухмыляется за его ухом и шепчет прямо в него: — Да нахер их. Он в порядке? Будет.