Some Reasons To Be Alive

Картман наступает в неоновую лужу своим разношенным кожаным ботинком и тихо чертыхается, когда понимает, что грязный шнурок давно развязался. Он бросает молниеносный взгляд вверх — на вывеску Pizza & Beer 24/7, чтобы увидеть источник этого голубого свечения. Ему требуется несколько секунд, чтобы присесть на корточки — мешает выпирающий живот, обтянутый бежевым свитером крупной вязки и отсутствие какой-либо спортивной нагрузки в течение последних полугода. Пончиковая диета тоже не способствует созданию физической формы Аполлона, а с его исходными данными... Картман скрипит зубами от негодования, когда случайно вспоминает, как затрещали весы под ним на прошлом медосмотре. Он краснел как ребёнок, попавшийся на просмотре порнографии, когда доктор внимательно сосканировал своими глазными камерами цифру на весах и автоматически внёс ее в электронную карту пользователя. Если бы врачом был не кусок железа, созданный чертовски талантливыми инженерами, а живой человек, — детектив полиции Сиэлта бы точно кончился от стыда прямо на месте. Но, хвала технологиям, можно больше не выслушивать от низкоквалифицированных специалистов их нудные нотации по поводу какой-то там стадии ожирения и в целом свести взаимодействие с медперсоналом до ознакомления с персональными рекомендациями в карте. Иногда Картман задумывается, в какой именно момент, в какую временную точку это случилось и стало реальным — человекоподобные роботы, выполняющие работу на равных с тобой, роботы-врачи, роботы-няни, роботы-машинисты, роботы-дизайнеры... задумывается и не может вспомнить. Ему кажется, что они всегда умели смешиваться с человеческой толпой, не обращать на себя внимание уставших в борьбе за своё место под ржавым солнцем окружающих. Только внимательный взгляд в лицо сидящего через проход от тебя человека может подсказать, кто на самом деле безразлично смотрит тебе в глаза. Их практически не отличить. У них тоже есть родинки, царапины на подбородке, щетина на щеках и грязь под ногтями. У них такие же кроссовки как у тебя, куртки из последней коллекции кого-то там и растянутые на коленях спортивные штаны. Они умеют улыбаться и делают это искренней чем ты после двенадцатичасового рабочего дня. Они всегда успевают схватить зазевавшегося ребёнка у края платформы. Они готовы поддержать любую тему для разговора и дать совет, основанный на коротком, но эффективном анализе интернет-статей. Эффект зловещей долины, которого боялись в самом начале, сходит на нет уже спустя несколько лет введения роботов в широкую эксплуатацию. Картман вглядывается в лужу мутного красного цвета с дикими голубыми переливами и думает, что кровь с неоном вообще-то интересное сочетание. Попсовое, но интересное. Ему на долгую секунду хочется закрыть глаза и перестать видеть вообще всё — свои потрёпанные ботинки, бордовую муть под их подошвами и свинцовое небо, разреженное миганием вывески. Ему хочется шлёпнуть планшетом по столу начальника и выйти из кабинета, чтобы никогда не возвращаться, но он слишком кропотливо и тщательно расчищал своё жизненное пространство и доказывал всем в своём отделе, что он — хороший коп, что он ни капли не устал от службы, что ему не нужна поддержка нового кибернапарника. Он отбился, но он уверен, что в последний раз. Это неизбежно. Всё, что остаётся таким как он — наслаждаться передачами на маленьких каналах, в которых фриковатые ведущие в цветастых галстуках и разных носках обсуждают проблему безработицы и возросшего уровня депрессии у населения. У этих ведущих ещё долго останется работа, потому что единственное, в чём плохи роботы — это жизненные, цепляющие за душу истории, это ситуативные шутки и едкий больной сарказм, которым можно заштопать собственный страх. У роботов нет страха. Они ничего не теряют. Они звучали бы неискренне в этих попытках задеть за живое. Люди всё ещё продолжают цепляться за островки привычной жизни с телевизионными интригами и скандалами, и с невыспавшимся чуваком с погодного канала с его предательским ближневосточным акцентом. Да, роботы умеют практически всё и куда лучше чем люди. Все знали, что это станет проблемой, но все так же знали, что ничего изменить уже не получится. Прогресс способен подмять под себя абсолютно всё. Плыви или тони, как говорится. Почти все выбрали плыть. Роботам не удаётся здорово, по-настоящему, залихватски шутить, но оказалось, что они отлично способны убивать. По крайней мере, Картман абсолютно уверен, что в этой смерти следует винить какой-нибудь сбившийся антивирус какого-нибудь бракованного экземпляра. Картман на всякий случай трогает лужицу пальцами в целлофановых перчатках — он забыл резиновые в своём столе, а целлофановые стоят меньше бакса в метро. Он знает, что он плохой коп. Безответственный, ленивый и толстый. Он знает, что уступил бы в меткости стрельбы и скорости любому среднему роботу-полицаю. Он знает, что его не уволили только потому, что когда-то давно удалось завязать с начальницей личные отношения, которые, хоть и продлились чуть больше двух месяцев и закончились логичным ничем, но всё-таки ещё приносили определённые дивиденды. — Привет. Ты пьёшь алкоголь? Картман медленно поворачивает голову на резкий звук. Голос — звонкий, юношеский, с лёгкими металлическими оттенками, практически настоящий — определённо принадлежит парню, который нависает над ним сзади. У парня зелёная куртка со светоотражающими вставками здесь и там и простые чёрные джинсы. Вообще-то единственное, что в нём есть интересного — это рыжие и кудрявые волосы, беспорядочно разбросанные ветром по голове. Картман никогда не видел роботов мужской модификации, которым выбирали такую причёску, хотя, разумеется, он читал статьи при периодическом браке на фабриках, откуда порой выходят трёхглазые модели или фантастически уродливые, которыми можно пугать детей. Таких утилизируют сразу же, но журналисты всякий раз успевают поймать в кадр пару-тройку таких элементов, уже сломанных для удобной транспортировки в местах суставных крепежей и глядящих прямо в камеру немигающими бесцветными глазами. — Пью, если алкоголь хороший. И не в компании роботов. Мы знакомы? Он знает, что преступники возвращаются на место преступления и знает, что за его спиной преступник. Можно назвать это полицейским чутьём, но, возможно, всё дело в красных отметинах на зеленой куртке, которые не успел замыть дождь. — Нет. Моё имя Кайл, моя модель — МХН-105, иными словами, я многофункциональная модель, предназначенная для выполнения самых разных поручений. Нас ещё называют... — Секретарь, я в курсе, — Картман медленно, натужно скрипит, принимая снова вертикальное положение тела. В глазах бегают чёрные точки, — зачем ты здесь? — Я здесь прогуливаюсь под дождём. Я очень люблю такую погоду. Она навевает воспоминания... — Какие воспоминания?.. — Картман хмурится и сплёвывает под ноги. Он напоминает себе копа из плохой комедии, и ему это нравится. Комедии снимаются для людей. — У роботов нет воспоминаний. — Ошибаетесь, — Кайл очаровательно улыбается. Картман с неудовольствием отмечает, что в отличие от большинства представителей модели «секретарь» этот конкретный робот обладает приятными человеческими несовершенствами кожи: под большими зелёными глазами залегли синеватые синяки, на носу с горбинкой имеются царапинки, а губы сложно назвать правильными по размеру относительно подбородка — они слишком маленькие. — Что? — Картман снова приходит в себя, когда ему на лоб падает крупная капля дождя. — Я сказал «ошибаетесь», не так давно выходила статья про последнее обновление, теперь у нас есть воспоминания — в среднем на год. При средней продолжительности функционирования в 7 лет это очень хороший показатель, согласитесь? — Да... наверное, — Картман ёжится. Он не читает никакие новости и статьи про роботов. Зато он читал книги по криминалистике и знает, что иногда прямой вопрос приводит к цели сразу, — зачем ты убил этого человека? Кайл изображает на своём лице подобие искреннего изумления — наверняка в этом последнем обновлении эмоции тоже были усовершенствованы... — Я не убивал никакого человека. К тому же вы показали на лужу, в которой мои глазные сканеры не считывают никакой физической материи — кроме мёртвого дождевого червя. — Его уже увезли, — терпеливо вздыхает Картман. Он ещё никогда не расследовал убийство, совершённое роботом, и это даже можно назвать интересным делом, которое, к тому же, способно вынести на широкое обсуждение разумность дальнейшего производства роботов. Если бы Картман мог повлиять на это... — Понятно, — робот вежливо кивает и оборачивается на бар, — мы могли бы зайти внутрь, чтобы вы не заболели. Я знаю, что в последнее время работников старше 27 лет могут сократить на работе в случае долгой болезни, а вы выглядите старше. Я бы дал вам около сорока лет. Картман захлёбывается мокрым воздухом от прилива гнева к вискам. Ему действительно сложно не положить руку на пистолет, что болтается на его ремне. Нельзя сказать, что он имел когда-то подобный разговор с роботами, чтобы быть готовым к такой наглости, которую собеседник ещё и очевидно не воспринимает как таковую. — Я... Во-первых, мне тридцать семь лет, а, во-вторых, у тебя на одежде кровь. Робот вдруг срывается на смех — вполне человеческий, вполне правдоподобный, с лёгкими хрипами и заливистыми короткими вскриками. — Это краска. Я занимаюсь покрасом стен. Хотите провести экспертизу? — он оттягивает ткань куртки, предлагая детективу произвести соскоб красной субстанции здесь и сейчас. Картман растерянно смотрит на длинные бледные пальцы с заусенцами вокруг ногтей, и в животе тяжело ухает осознание, что он вообще-то... не угадал. И понятия не имеет, где искать преступника. И никаких улик, указывающих на то, что убийство было совершено именно роботом. Множественные ножевые повреждения, на камерах с ближайшего здания — высокая фигура в капюшоне с широкими плечами. Мозайка сыпется прямо под ноги, чтобы потом больно наступить на острую деталь голой ступнёй. — Да... я возьму анализ... вернее, мои коллеги... нужно будет проехать в отделение и... — Картман не выдерживает и громко чихает, обдавая короткими брызгами лицо напротив. И краснеет как в первый день в первом классе. Кайл улыбается и подставляет лицо дождю: — Ничего страшного. Мы защищены от воды! Даже плавать можем! Правда, я не люблю купаться! — Это... нелогично... ты сказал, что любишь дождь... — Ну, да, — Кайл трясёт головой, убрав руки в карманы, и капли дождя разлетаются во все стороны с его волос, — а купаться — нет! А вы любите? — Ты слишком болтливый для робота-секретаря... — Картман поворачивается к бару. Нужно опросить людей ещё раз, надавить на бармена, в конце-концов... — Я не секретарь! Я художник, — Кайл догоняет его и заглядывает в лицо, — мне нравится создавать новые узоры и сочетания цветов! — Всё давно уже придумано... Всё современное искусство и культура — это компиляция в разных вариантах того, что было раньше... — Картман ворчливо фыркает и поднимает воротник. Нужно достать значок из кармана. Ноги промокли в ботинках. Хочется, чтобы убийцей был робот. Хочется домой в кровать. — Мне не нравится такая точка зрения! Я считаю, что каждый творец привносит часть себя в то, что он создаёт, даже если он копирует чужую работу... Ведь он делает это с какой-то целью... Ведь... — Мне безразлично, ясно? Мне всё равно, что ты считаешь. Ты робот, ясно? У тебя не может быть своего мнения. Для этого должна быть психика. Кайл, кажется, искренне обижается. Настолько искреннее, насколько робот может это сделать. Настолько, что он не придерживает дверь, и Картман едва успевает схватиться за нее рукой раньше, чем она встречается с его лбом. — Вы киберрасист. — Ага. Я в курсе. Займи место в углу, пока я вызываю коллег, и не думай пытаться сбежать, — Картман отходит к барной стойке и достаёт телефон. Хорошо, что рация отмерла как класс, думает он, пачкая водой со своих рукавов столешницу. Бармен — симпатичный робот женской модификации — кивает ему с просьбой подождать минуту. Картман оборачивается — Кайл честно садится на красный диванчик. Какой хороший, мать его, робот, надо же! — Что будете? Есть отличный... — Воду. Один стакан. И гренки, если не дерьмо. Бармен кивает и обольстительно встряхивает фиолетовыми волосами. Бармены не обслуживают в постели, они не приспособлены для такого, так какого чёрта она флиртует, думает Картман?.. Он снова поворачивает голову и цепляет в темноте угловатую фигуру Кайла, уместившего свои механизмы весьма вальяжно на типичном красном диванчике. Кайл живо оглядывает танцпол и будто бы даже кивает в такт движениям. Его острый подбородок несуразно торчит практически так же, как длинный нос, и Картман на секунду болезненно сжимает кулаки. Так легко представить этого робота человеком — обычным парнишкой, бегающим по длинным офисным коридорам с бумажными папками в руках. Срок службы — не более десяти лет. Вот и всё. Картман рассеянно берёт воду и упаковку гренок, которые нужно раскрывать самому и высыпать на услужливо предложенное блюдечко, и продирается через танцующие в разноцветных огнях и дыму фигуры чёрт пойми кого. Его пугает секундная жалость, проснувшаяся непонятно как и зачем, и этот сиюминутный интерес, вызванный кудрявым и преступно красивым изделием робототехники. — Красивая песня! Вам нравится? Я больше люблю классику! — Кайл перекрикивает гомон, но для этого ему приходится потянуться через стол и заглянуть прямо под чёлку Картмана, в его впавшие глаза, и тому снова кажется, что любой среднего качества робот способен намного быстрее найти преступника. А уж этот робот с его горящим изнутри взглядом, с его неподдающейся объяснению жаждой общения и, очевидно, не последним процессором — и подавно. Картман снова опускает взгляд на краску на его рубашке и раздувает ноздри — ему душно, и холодная вода не слишком облегчает состояние. Зато можно отвлечься хрустом гренки с солью, перекатывать крупные крупинки языком и раскалывать между зубами, медленно и устало моргая мокрыми ресницами. — Вы выглядите очень устало! Вам нужно поспать! — Я только проснулся. — О-о-о... Тогда я рекомендовал бы вам проверить ваши гормоны! — Заткнись, — Картман опускает лицо на свои собственные мокрые рукава и глубоко вдыхает, пытаясь унять мерзкую прохладную дрожь от долгого нахождения под дождём. В следующую секунду Картман слышит и чувствует некое движение, которое не может распознать с закрытыми глазами — и когда открывает их и поднимает голову, робот уже сидит справа от него, накрыв его широкие плечи своей холодной подвижной рукой. В первую секунду Картман испытывает острое нестерпимое желание зазвездить ему между глаз, а потом расплачиваться перед компанией хрен знает какой суммой, но желание почти сразу же спадает, потому что, в общем-то, ничего плохого этого чёртов Кайл не делает, просто... обнимает. По какой-то причине. — Что ты творишь? Что ты докопался? — Вы ведь замёрзли. Я пытаюсь помочь вам. Это моя задача — помогать людям всем, чем только можно, вы разве не знаете? Кайл улыбается невинно и открыто, но Картман вздрагивает как от удара ножом. И всё понимает.