***
Когда они заходят в спальню, Милан уже устраивается в постели, закутавшись во все свои одеяла и глядя на него из кокона большими чёрными глазами. Марк-Андре даже не предполагает, как выглядит мать Милана и жена Жерара, но свои глаза он явно унаследовал у неё. — Я знаю не очень много сказок, но постараюсь что-нибудь тебе рассказать, — Марк садится в изножье постели, кладя тёплую руку на тонкие ноги ребёнка, скрытые тканями и пухом, а Жерар занимает место у изголовья, располагаясь прямо на полу. — О чём ты хочешь услышать, Мили? — Ты можешь рассказать что-нибудь на своём языке? Что угодно. Он звучит интересно, — Милан устало улыбается и закрывает глаза, получив утвердительный кивок. — Я расскажу тебе про свою страну, — Марк-Андре вздыхает, готовясь к не самому лёгкому для себя рассказу. Вспоминать про свою погибшую Родину, про семью, про всё, что сгорело вместе с миром, пока Марк отдыхал на берегах Испании. В ярких глазах Жерара он видит сочувствие и понимание, он протягивает руку, сжимая пальцами голень Марка, выражая поддержку. — Моя страна называлась Германией. А город, в котором я родился, Менхенгладбах, находился на северо-западе. Я даже не знаю, остались ли от него хоть руины, но тогда он был... очень красивым. И уютным... На моей родине холоднее, чем здесь, и часто идет дождь. О, и у нас еще не было моря. На севере, разве что, но и там море совсем другое… — Ты любил ее? — Марк вздрагивает, когда Милан вдруг заговаривает с ним на немецком, смотрит удивлённо, сталкиваясь с пустым взглядом Мио. — Ты говоришь так красиво. — Жери? — Марк-Андре ищет поддержки у Жерара, но тот, забравшись на постель, обнимает сына, прижимая к своей груди и мягко глядя по волосам, глядя на Марка как-то излишне сурово. — Говори с ним. Я не понимаю, о чём он. Говори и будь аккуратнее, — Марк-Андре сухо кивает, понимая, что сейчас не время для вопросов. — Я любил. Давным-давно мы все любили места, где мы жили, — Марк пододвигается ближе, рассматривая странно затягивающую пустоту в чёрных глазах. — Почему ты со мной заговорил? — Потому что Костяной пепел боится тебя. Охотник фурии боится тебя, — Милан роняет голову на плечо, как птица, глядя на него не моргая. — Костяной пепел должен был проглотить свой язык. Но он болтает и пугает своей ересью других. — И что ты хочешь от меня, дитя тьмы? — Жерар, кажется, пытается до них докричаться — хоть до кого-то из них, но Марк не может ответить при всём желании. Он будто тонет в захватившей глаза Мио мгле, не может вырваться, не может отвести взгляд. Это похоже на паралич, но хуже в разы, потому что он не может остановить или хотя бы понять собственную речь, смысл слов ускользает от него, как и смысл диалога в целом. — Я хочу знать, в безопасности ли мы. Мгле не нужен пепел. А мы в безопасности? — Жерар чувствует, как Милан в его руках расслабляется, и это значит, что приступ проходит, он засыпает снова. — Мгла хранит вас, — по-испански отвечает Марк, заставляя выдохнувшего было Жерара испытать практически панику, и теряет сознание, едва успев договорить.***
Марк-Андре приходит в себя от ласковых лёгких прикосновений к голове маленьких детских ладошек. Глаза жжёт, будто засыпанные песком, и он с трудом открывает их, встречаясь ещё с внимательным взглядом Милана, смотрящего на него в упор, сидя на прикроватном столике в изголовье. Марк хочет обратиться к нему, но понимает, что пересохшее горло не позволяет сказать ни слова, да и Мио всё равно не поймёт, поэтому он только поднимает тяжёлую непослушную руку, благодарно потрепав его по тёмным длинным волосам, и указывает головой на дверь, прося позвать Жерара. Милан, хвала Деве Марии, умный и догадливый, он кивает понятливо и убегает куда-то наружу, оставляя Марка-Андре в одиночестве. Пока не приходит Жерар, Марк-Андре успевает оглядеться и понять, что лежит он в своей комнате, заботливо укрытый одеялом, а за окном бледное солнце едва пробивается сквозь тучи. К тому моменту, когда Жерар, забавно стряхивая с волос воду, заходит в комнату с тарелкой и полной кружкой воды, Марк, взвесив все за и против, принимает решение и теперь пытается не показывать изо всех сил, насколько ему самому больно от этого. — Как себя чувствуешь? — Марк-Андре усаживается, с трудом подтянувшись на постели, принимает с благодарностью еду и питьё, но не может выдавить из себя улыбки, прячась за кружкой и жадно опустошая её в несколько глотков. — Странно. Как будто тело не слушается меня, — Жерар садится прямо на пол у кровати, ткань его тёмной рубахи намокла от дождя и облепляет мышцы так рельефно, что Марк невольно зависает и не сразу может отвлечься от того, как красиво он сейчас выглядит. — Сколько я пролежал? — Сутки, — Жерар не стесняет себя приличиями и условностями, сразу устраивая руку поверх освободившейся руки Марка и пальцами считывая пульс. — Знаешь, это было очень похоже на приступы Мио, только он… легче переживает их. Ты помнишь что-нибудь? — Помню… — он старается не думать о том, как приятно, когда о тебе так заботятся, когда проявляют внимание, когда не отворачиваются, узнав о его странностях. Марк старается не думать, потому что своими руками собирается разрушить всё это. — Помню, как рассказывал Милану про Германию, как смотрел в его глаза, когда начался приступ. Это было… страшно. Как будто я смотрел во Мглу и… — И эта пустота не давала тебе вырваться, я знаю, — Жерар сжимает ладонь на руке Марка-Андре, а ему хочется избежать всякого контакта, чтобы проще было сказать то, что должно. — Я никогда не испытывал такого, но ты, похоже, смог как-то… Я не знаю, как это описать, но вы говорили так, как никогда не получалось у меня, пока у Мио приступы. И вы, — Жерар вздыхает, запнувшись в середине фразы, заставляя Марка-Андре перестать созерцать стену и обратить внимание на него, — в конце ты говорил на испанском. Мио спросил у тебя, в безопасности ли мы. — И я сказал, что вас хранит Мгла. Жерар, я не понимаю, что происходит, я не знаю, что это значит. Я даже не помню, о чём мы говорили с Миланом, эта фраза, она одна всплыла и всё, как будто у меня кто-то кусок жизни украл, и… — Марк, тихо, спокойно, — Жерар пересаживается на постель, плюнув на то, что он всё ещё сырой насквозь, и привлекает Марка-Андре к груди отточенным движением, и только когда Марк упирается носом в его ключицы, понимает, что по привычке сделал так, как всегда делает, успокаивая Милана, смущаясь этому. — Прости. Привычка. — Ничего… — он дробно выдыхает, щекоча чувствительную кожу шеи горячим воздухом, и, помедлив, обнимает Жерара за пояс в ответ. — Спасибо. Это успокаивает, на самом деле. По крайней мере, мне помогло, — Марк тихо фыркает и отстраняется. — Жери. Вы должны уйти. — Что? Стой, почему? — Жерар хватает Марка за плечи, не давая отдалиться и заставляя смотреть прямо в глаза. — Прежде чем ты придумаешь, что сказать, учти сразу — говорить про то, что ты просто хочешь нас выгнать, надо было до того, как ты пару секунд назад тёрся щекой об мою грудь. Марк-Андре чуть краснеет, но не спорит — факт есть факт. Но как объяснить Жерару всю опасность их положения так, чтобы он действительно согласился уйти и увести сына, Марк всё ещё не представляет. — Жери, ты же видел, что произошло сутки назад. Вам опасно здесь оставаться, — Марк снимает со своих плеч руки Жерара и смотрит на собственные сплетённые пальцы поверх одеяла. — Такое уже было раньше, я боялся тебе говорить, потому что тогда ты бы точно ушёл, а я не готов был отпустить вас так рано. Я слишком долго был один, и когда ты пришёл просить о помощи, я надеялся, что вы составите мне компанию хотя бы ненадолго. Прости меня, Жери, я не воспринял всерьёз то, что ты говорил о Мио, подумал, что это не имеет значения, что ничего не случится. Мне очень жаль, что так происходит, но вам лучше уйти ради вашей же безопасности. — Погоди-погоди, притормози, — Жерар перехватывает лицо отвернувшегося Марка-Андре за подбородок, заставляя смотреть не в окно, а на себя. — Что было раньше? О чём ты говоришь, что ты не сказал мне? — Когда вы пришли, ты рассказывал про то, как вы попали во Мглу. Как у Мили начались припадки. — Да, и что? — Жерар всё ещё не даёт Марку отвернуться, но уже не удерживает, а больше просто касается пальцами подбородка и жёсткой линии челюсти. — Я тоже… тоже попадал во Мглу, но у меня всё было намного хуже. И, Жери, — Марк серьёзно смотрит глаза в глаза, прося понять всё, что он скажет сейчас, — я убивал людей. И я не помню, как делал это. Когда мы прятались от Мглы, когда все чувствовали себя в безопасности… Я не носил оружия, но убивал их. — Если ты не помнишь этого и у тебя даже не было оружия при себе, с чего ты взял, что это был ты? С таким же успехом это могла быть Мгла, — Жерар хмыкает, расслабившись, за что тут же получает кулаком в плечо. — Жери, не будь слишком легкомысленным, не повторяй мои ошибки, пожалуйста. Подумай сам, как это возможно? Те люди, с которыми я делил убежище во время Мглы, умирали в муках, когда я просыпался, я находил их изодранными и изуродованными. Но я был в полном порядке. Я врал тебе, Жери, я не верю в удачу, только не сейчас. Я не знаю, что со мной происходит, что я вообще такое. Но я знаю, что вам надо уйти, это слишком опасно. Жерар молчит, глядя то в глаза Марку, ожидавшему его ответ со смирением человека, положившего голову на плаху, то за окно, то на собственную ладонь, с лица Марка-Андре переместившуюся на его основание шеи, где прощупывался слишком быстрый пульс. — Мы не уйдём, Марк, это моё осознанное решение. То, что мы нашли тебя, что пришли к тебе, это не случайно. Ты говорил с моим сыном, когда у него был припадок, на испанском, а он говорил с тобой на немецком, которого не знал отродясь и знать никак не мог. Теперь я не отступлюсь. Я хочу найти лечение для Милана, — Жерар тычет пальцем свободной руки в грудь Марка несколько раз прямо напротив сердца. — А теперь, видимо, ещё и для тебя. Это всё не может быть только совпадением. — Это глупо, Жери. И безрассудно. Ты рискуешь слишком многим. — Марк, посмотри на меня, будь добр, — Жерар улыбается ему, когда Марк-Андре открывает глаза, и вдруг притягивает его за основание шеи к себе, лбом упираясь в его лоб. — Я не рискую ничем большим, чем обычно в этом мире. Даже несмотря на то, что жизнь научила меня верить тому, что говорит Мио в припадках, я всё равно склонен считать, что здесь, с тобой, нам будет безопаснее всего. К тому же Мио жутко привязался к тебе. Он даже спал сегодня с тобой. — А ты? — Ты уверен, что хочешь знать ответ на этот вопрос, Марк? — Жерар намекающе играет бровями и заливисто хохочет. — Притащил матрас из нашей комнаты и спал на полу, а Милан с тобой на кровати. Ты его даже обнимал во сне, разве я мог вам мешать? — Жерар, ты всегда такой идиот или только когда тебя психи окружают? — Марк тихо смеётся, закатывает глаза, но снова обнимает его за шею, чувствуя потребность быть к человеку, который сумел понять его и принять в свою семью таким, какой он есть, как можно ближе. — Всегда. Ты скоро поймёшь, — Жерар тянется к нему первый, потом рассчитывая списать порыв на очередную дурную шутку, но Марк-Андре встречает его губы на полпути, целуя с такой напористостью и страстью, что ему остаётся только привлечь Марка ближе, заставляя полностью навалиться на себя и, принимать навязанный поцелуй.