Охота на лис

Проснулась как от толчка — лишь для того, чтобы осознать, что вообще засыпала, задремала посреди Девичьего сада, умиротворенная качелями, солнцем, десятком бархатных подушек. Слишком мягких. Ей не нужно было спускать ноги на землю и отталкиваться, чтобы привести качели в ход: они тихо раскачивались из стороны в сторону от легчайшего движения. Аранке даже казалось порой, будто они способны раскачаться и от ветерка, которому сад был обязан приятной прохладой. Дома такого ветерка не было. Был либо полуденный штиль, отсутствие какого-либо движения в природе, казалось, даже муравьи замирали под землей. Либо такой ветер, что сшибал с ног, сносил походные палатки, сбивал еще неспелые абрикосы с ветвей. Аранка собирала их в большую плетеную корзину, небрежно смахивая насекомых и налипшую на плоды листву, а мать уж знала, что с ними делать. Освобождала целый стол, раскладывала абрикосы, поручая дочерям очищать их от кожуры, варила самое сладкое на свете варенье. Еда — слишком ценная вещь, чтобы выбрасывать ее зря. Даже незрелые, отливающие зеленой абрикосы. В Девичьем саду сбитые непогодой зеленые плоды лежали на земле целыми днями. Аранка вспомнила о них, когда ее привезли во дворец. В воспоминаниях дорога делилась на две части: первая — вместе с провожающей ее семьей и отцовской стражей, по дорогам, которые были ей хорошо знакомы с детства, по степной жаре и южным городам, стихающим сразу после полудня. В окружении братьев и сестер было не страшно. Арстон — на семь лет старше, надежда и опора отца — нарезал круги вокруг нее на своей мелкой, быстрой лошадке и отпускал непотребные, но такие привычные шутки про семейную жизнь. Младшие сестры плели ей косы, а затем украшали степными травами. Старшие — поучали, как следует очаровывать суженого, но вскоре и они переходили с серьезного тона на шутливый, и Аранка, краснея, улыбалась в свою небесно-голубую вуаль. Всю серьезность она осознала лишь позднее. Когда настала вторая часть пути. Когда ее передали, будто на рынке передавали из рук в руки товар, прибывшему князю из столицы; когда, обнимая на прощание мать, она внезапно осознала, что это может быть их последнее объятие; когда спрыгнула со своей лошадки — такой же быстроногой, как и у Арстона — и села в королевскую карету. Только тогда осознала, что все закончилось. Все — материно варенье, походная жизнь с отцом, их скромный дом, пахнущий деревом и не идущий ни в какое сравнение со столичными усадьбами. Явно чувствуя себя неловко, князь заглянул в окошко и сказал, что припас для нее под сиденьем небольшой дорожный обед. Аранка тихо поблагодарила и, убедившись, что он занял свое место снаружи кареты и не слышит ее, дала волю слезам. Они прибыли поздно. Утомленная дорогой, продолжительными рыданиями и прощанием, Аранка заснула и проспала без сновидений вплоть до самого дворца. Она не видела ни столичных бедных окраин, ни кричащей роскоши торгового округа, ни изящества дворянских усадеб, тесно обнимающих дворцовые стены. Ее не разбудили ни шум реки, ни стук колес, когда проселочная дорога сменилась городской мостовой. Не решился будить и министр, которому было приказано встретить гостью и проводить в ее покои. Замерев поначалу в нерешительности при виде спящей девочки, ее заплаканных глаз под полупрозрачной вуалью по южной моде, нетронутого обеда, он взял ее на руки и торжественно внес во дворец. Наутро ей пришлось долго вспоминать, отчего потолок над головой — расписной, а перина на узкой кроватке настолько мягкая, что, казалось, затягивала ее глубоко внутрь, как трясина. А вспомнив, она едва сдержала слезы. Она предстала перед фрейлинами — десятком девушек, по очереди приседающих перед ней в отрепетированных реверансах, — в том же платье, в котором и проделала весь свой далекий путь, неловко замерев и не представляя, как себя следует вести. Волосы фрейлин, украшенные маленькими ободками со сверкающими камнями, были распущены по обнаженным плечам; длинные серьги оттягивали уши; руки — увенчаны многочисленными браслетами и кольцами; изысканные платья с чуть завышенной талией — расшиты золотыми и серебряными нитями. Аранка, с растрепавшимися ото сна косами, которые она не хотела переплетать, памятуя о ласковых сестринских пальцах, с единственным украшением — крупным деревянным браслетом, в свободном платье с грубоватым, зато родным, домашним орнаментом, почувствовала себя нелепой и чужой. Все фрейлины были старше ее года на четыре, все — уже сформировавшиеся, плавные, гибкие. Их движения перетекали одно из другого, пышная грудь была подчеркнута глубоким декольте, тончайшие фигурки — узким лифом платьев. «Я — тот самый незрелый абрикос», внезапно поняла она с горькой усмешкой. Зеленый, кислый на вкус, нескладный, чужой. «Зачем меня только сюда привезли, зачем я им нужна, чудная игрушка из экзотической степной страны — и не более того, зачем, зачем?» Даже этот ленивый ветерок — все здесь было так же чуждо ей, как и она чужда — этому месту. — Вы вновь задремали, миледи, — извиняющимся, будто бы это она разбудила Аранку, голосом заметила фрейлина. Какая из нее миледи: ее руки столь же грубы, что и руки ее матери, работавшей наравне с простыми людьми, а ее познания в области этикета — настолько ограниченны, что проще вовсе молчать!.. Аранка не сказала ничего из этого, только спустила ноги с качелей, наощупь сунув их в мягкие шелковые туфли. При дворе их называли домашними, но Аранке для таких названий следовало еще приучиться называть двор домом. — Эти качели убаюкивают, — сама не зная зачем, попыталась оправдаться Аранка. — Там, на родине, я вообще-то не сплю так много… Фрейлина молча присела в реверансе. Ее звали не то Агата, не то Алата: словом, что-то, что при первом звучании заставляло напрячься, но затем становилось понятно, что это все равно не родное «Ар»-имя, принятое на юге. — Наконец прибыли портные, — сообщила фрейлина. — Они приготовили для вас несколько нарядов для сегодняшнего события и, конечно же, готовы выслушать все замечания, пожелания, быть может, заказы… Сердце испуганно екнуло: Аранка ничего не понимала в моде, особенно — в столичной. Представляла серьезных портных в изысканных одеяниях, расшитых серебряными звездами, представляла, как они будут посмеиваться про себя, увидев ее: «И это — одна из королевских невест? Неслыханно!.. Шансов у нее, конечно, никаких, и никакие корсеты, никакие шелковые ленты и ободки в волосах ей не помогут…». — Проводите меня к ним, — попросила она вслух. Подобрала с качелей широкополую шляпу, которая защищала ее лицо от южного солнца, но здесь, в холеном Девичьем саду, полном искусственно выращенных роз, бугенвилий, орхидей, оказалась ненужной. Дворец по-старинному делился на мужскую и женскую половины — мужские и женские покои, гостевые залы, залы для аудиенций, для балов, которые Аранка представляла себе в детстве в таком изобилии, но которых так ни разу и не видела за время пребывания здесь. Они, впрочем, и не устраивались, и, быть может, это было хорошо: всю ночь в обществе представителей высшего света Аранка бы не вынесла. Девичий сад представлял собой своеобразное ядро женской половины: со всех сторон его, будто винтовую лестницу в башне, окружало круглое крыло дворца. Заблудиться в витиевато располагающихся коридорчиках было проще простого, Аранка не представляла, каким образом фрейлины умудряются ориентироваться здесь и провожать ее путем — Девичий сад — покои — быстрее и удобнее всего. Видимо, длительная, длительная практика. Портных было трое: двое мужчин в бархатных синих одеждах и кудрявый паренек лет восемнадцати, суетливо раскладывавший на кушетке разноцветные ленты. Представляя их Аранке, фрейлина не упомянула имени паренька: судя по всему, он занимал скромную должность подмастерья и не был достоин представления. С первого дня во дворце Аранку пытались переодеть. При всем ощущении чужеродности она чувствовала, что, когда сменит свои платья на принятые в столице, станет уязвимой и беззащитной. Длинные рукава, закрывающие кожу от солнца, принятое сочетание желтого и красного, простая льняная ткань служили ей доспехами и броней, расставаться с которой она не хотела. В первый день фрейлины разложили перед ней несколько нарядов, напоминающих их собственные платья, и предложили выбрать те, что понравятся Аранке, но та, краснея, сказала, что предпочла бы остаться в своей одежде. Теперь нарядов была как минимум дюжина, и заказал их для Аранки, как говорили, сам король. За ширмой две фрейлины раздели ее до белья, а затем нарядили в светло-зеленое платье. Оно сковывало движения, а от бархата сделалось душно. К талии оно прилегало тесно, и Аранке показалось, что она с трудом может дышать. — Король сказал, что оно подойдет к вашему цвету глаз, — вместо комплимента сказал один из портных. Глаза у Аранки были карие, и она еще ни разу не встречалась с королем. Бордовое с тяжелой пышной юбкой, узкое голубое с глубоким декольте, темно-синее с крупными сверкающими звездами на плечах и подоле. Звезды Аранке понравились, платья — нет. Поставив ее на табурет, точно статую, портные придирчиво осматривали каждый дюйм, бесконечно перемеряли рукава, талию, длину — одно из платьев оказалось слишком длинным, и Аранка, запутавшись в подоле, едва не упала — и делали заметки в блокнотах. Пару раз Аранка случайно поймала взгляд подмастерья: он смотрел на нее с любопытством и слегка с высокомерием, но и этого «слегка» оказалось достаточно. Ей внезапно захотелось прикрыться, прикрыть обнаженные руки, шею, спину, которую одно из платьев оголяло практически полностью. — Как вам эта вышивка? — Орнамент не слишком броский? — Что думаете о материале? — Померяйте еще эти туфли!.. — С золотым колье должно смотреться великолепно, что скажете? — У меня нет золотых колье, — извиняющимся голосом отвечала Аранка. И снова — шелест нижних юбок, оборок, шелковых лент, по кругу, пока не начнет кружиться голова, как на детских каруселях во время ярмарок. Ей казалось, что все это продлилось мучительно долго, однако, в последний раз покинув табурет и вытянув вверх руки, чтобы фрейлины смогли снять с нее платье, она поняла, что прошел максимум час. Во дворце сложно чем-то себя занять, когда все то, что она находила веселым и интересным, здесь не принято, когда чай за тебя наливает прислуга, а придворная жизнь сосредоточена вокруг чего-то другого, далекого и непонятного, к чему у нее не было доступа, — вокруг политики, вопросов мира и войны, вокруг короля. Ее возможного жениха, которого она так и не видела до сих пор. — Как же живется королевам, если эта примерка — одновременно самое интересное и самое утомляющее, что со мной здесь происходило? — попыталась пошутить она, пока фрейлины помогали ей застегнуть платье. — На самом деле, точно так же, — с легкой улыбкой ответила одна из них. — Агата у нас начинала служить еще при прежней королеве, — усмехнулась вторая. — И до сих пор забыть не может, да? Как там она тебя называла? — Агги. Она называла меня Агги. Аранка подавила желание спросить, можно ли ей тоже называть фрейлину так. Она бы все равно отказалась. Девушки обменялись грустными улыбками и отступили от Аранки, позволяя ей наконец вздохнуть спокойно в прежнем платье. — Портные скоро подошьют наряд, и вы сможете переодеться к вечеру, — поклонившись, сообщила Агата. — Вас проводить обратно в Девичий сад?

* * *

Она должна была бы помнить, сколько дней провела во дворце, но не помнила. Дома не было календарей — да в них и не нуждались, ведь всегда в соседнем шатре находился тот, кто умел считать время по солнцу, луне и звездам, — а были ли они здесь, Аранка не знала. Но помнила, что с первого дня все говорили о встрече с королем и непрерывно обещали ее. Одна фрейлина описала его как темноволосого красавца, другая — как избалованно брюзжащего карлика. Лишь позднее Аранка узнала, что ни одна из них короля так и не видела. Дистанция, которую держал загадочный монарх, то величественный и пугающий, то обольстительный и кокетливый в представлениях Аранки, никак не была похожа на открытость южных князей, которые пили темное пиво в компании благородного посла по правую руку и крестьянского мальчишки, заезжавшего их новых лошадей, по левую. Всякий раз очередные обещанные встречи откладывались на неопределенный срок. Аранке казалось, что, когда человек изъявляет желание жениться на девушке, отрывает ее от семьи, переселяет в свой дворец и буквально запирает в четырех стенах женских покоев, он должен хотя бы проявлять интерес к невесте. Ей не нужны были кокетства и флирт, о котором сплетничали старшие сестры, провожая младшую. Не нужны были драгоценности, шелка и иные подарки. Она поднимала глаза к холодному мраморному потолку в своей спальне и не понимала, зачем ему нужна. Зачем именно она, дочь Ардера, семнадцатого князя Астра-Джуна, девочка с деревянными браслетами на руках, девочка, выросшая в степи и любившая бегать больше, чем касаться пальцами дорогих шелков, понадобилась королю Лутардии в невесты. И почему он ни разу не сподобился взглянуть на нее хоть одним глазком, если в самом деле желал жениться на ней. На ней, на карарэхе. Каждую ночь мысли роились в голове беспокойными осами, и Аранка с трудом проваливалась в сон лишь за пару часов до рассвета. И, наконец, портные надели на нее подшитое платье для встречи с королем. На плечах блеснули звезды. — Вам очень идет, — сделал сдержанный комплимент старший из портных. Аранка немного виновато улыбнулась: чтобы платье не смотрелось нелепо, его пришлось укоротить и ушить в груди. Хотя звезды правда были неплохи. Они напоминали ей о ясных южных ночах. Агата, сделав реверанс, кивнула Аранке: — Готовы к встрече с королем? — Да?.. — Ее ответ отчего-то прозвучал как робкий вопрос. Она боялась, что забудет дорогу до Тронного зала, как только ее туда проводят: страхи оказались напрасны, она потерялась еще на полпути. Череда коридоров в белых, бежевых, бледно-желтых цветах, обрамленных в золото, сменяла друг друга, пару раз ее провели по винтовой лестнице — сначала вниз, затем — вверх. Большинство покоев были закрыты, а возле дверей с безразличными лицами стояла стража с копьями. Из-за некоторых дверей доносилась музыка, странная, непривычная. Из-за некоторых — голоса. Аранка невольно поразилась тому, какое количество народа вмещал в себя дворец. Подол платья с шуршанием скользил по полу. Агата почти по-детски прислонила палец к губам, призывая молчать, прежде чем отворить двери в Тронный зал. Внутри было темно и душно. Аранка едва не споткнулась и помедлила, давая глазам привыкнуть к темноте. Единственный источник света располагался где-то сверху и поодаль. Аранка послушно следовала за Агатой по некоему проходу, различая женские силуэты справа и слева и гадая, где же король, пока фрейлина не замерла у перил. Лишь тогда Аранка поняла, что они находятся не в самом зале, а всего лишь на длинном балконе почти под потолком. Круг из разноцветного стекла, выложенного в витиеватые узоры, образовывал окно в потолке и пропускал солнечный цвет, падавший ровно на некую делегацию перед королевским престолом. Король находился в полутьме, и Аранка с трудом могла разглядеть его фигуру, больше походившую на тень. — Я думала, это будет встреча с королем, — подавшись вперед, к Агате, прошептала она. — Да, — удивленно откликнулась Агата. — Это и есть встреча с королем! Тебе разрешено взглянуть на него во время аудиенции с торговыми представителями из Эбертан-Хеда! В платье внезапно стало невыносимо тесно, Аранке захотелось спороть с него фруктовым ножом все вышивки и украшения. Подле них на балконе стояли дамы в столь же шуршащих платьях — несколько женщин средних лет, чьи лица старила темнота, и пара девушек едва ли намного старше Аранки, однако высоких и статных, с тонкими нитками драгоценных камней на шейках. О чем говорили ниже, Аранка не слышала — только эхо голосов долетало до потолка. Король отвечал густым басом, навевающим ей мысли о крупном бородаче с охотничьим луком в одной руке и кубком — в другой. Вернее, ей показалось, что отвечал. Затем она заметила, что рядом с троном стоят пятеро — придворных? министров? советников? — и большую часть времени отвечал торговцам один из них, выступивший вперед и теперь слегка заслонявший собой темную фигуру короля. Покоившаяся на подлокотнике рука короля выглядела маленькой. По-женски маленькой. Впрочем, возможно, лишь с высоты балкона. Торговцы, разодетые по южной манере — впрочем, лишь немного знакомой, не степной, как дома, а манере морского побережья, — подобострастно кланялись. Загорелые бронзовые руки будто засветились в солнечных лучах, когда они скинули привычные разноцветные шали и протянули королю дары. Аранка любопытно вытянула голову, но так и не разглядела их. Так же потянулся вперед и король. Почти встав с престола, он выступил из тени. Корона — простой золотой обруч — блеснул под солнцем. Аранка едва слышно ахнула. На троне сидел еще не оперившийся мальчишка.