Сто дней в Детройте

R, AU, Hurt/comfort Ричард был самой передовой моделью и сомневаться в этом не приходилось. Пусть он и опережал Коннора всего на пару шагов, но всё же был сильнее, быстрее и выше. Последнее особенно нравилось Гэвину, потому что когда Ричард одалживал ему свою куртку (холодно, детектив, вы замёрзните) рукава скрывали кончики пальцев и можно было представить себя в коконе. Гэвин утыкался в воротник, пряча идиотскую улыбку, глубоко вдыхал и жалел только об одном — андроиды ничем не пахнут. Пиздец, до чего он докатился. Грустит, потому что не может почувствовать запах долбаного Ричарда. На самом деле, от его форменной куртки немного пахло синтетикой, но это было совершенно не то. Да, Ричард был совершенен во всём, и не только в рабочее время. Он прекрасно водил машину, мог наладить контакт с любым существом — человеком, андроидом ли, — не важно. А ещё очень чётко выражал свои мысли и… превосходно отсасывал. В первый раз Гэвин убедился, что Камски — больной ублюдок (гениальный, мать его за ногу!), когда они с Ричардом попали в засаду. Место для неё было подобрано настолько идеально, что первые несколько пуль оба полицейских позорно пропустили. Они пролетели над самым ухом Гэвина, словно смертоносные осы, и одна прошлась прямо по хрящу, заставляя взвизгнуть, скорее от неожиданности, чем от боли. Это как будто послужило сигналом: из темноты тут же выскочили человек восемь. Раздался хриплый приказ главаря и вся шайка бросилась бой. " — Уёбки! — завопил про себя Гэвин, блокируя удар, а затем заезжая преступнику в челюсть одним точным движением. — Пустили всех по ложному следу, заставили разделиться! И мы тоже хороши, надо было слушать жестянок!». К тому моменту, как остальные полицейские подоспели на выручку, Ричард и Гэвин повязали почти всех нарушителей закона. Осознав, что остатки сейчас обезвредят другие полицейские, Гэвин поспешил ретироваться. Сегодня он был явно не в форме: мало того, что чуть не словил пулю, так ещё позволил одному ублюдку разбить себе губу. Чтобы никто из коллег не увидел его позора, он быстренько завернул за ближайший угол и, задрав футболку, попытался стереть кровь.  — Гэвин, нет! По-тихому уйти не получилось. Мужчина обернулся, по-прежнему оттягивая футболку наверх. Сейчас он выглядел, словно кот, который собрался вылизаться, но его ритуал умывания был прерван.  — Ричард? — поднял брови Гэвин, не понимая, чего андроид от него добивается.  — Не смей вытирать губы этой тряпкой! — как-то рычащие произнёс Ричард, быстро направляясь к человеку. Его голос сделался уж очень механическим, движения были дёргаными. Сам он был на себя не похож — волосы растрепались, всегда идеальный воротник смят. Гэвин внезапно разозлился. Разбитая губа саднила, хрящ на ухе монотонно пульсировал тупой болью, а этот сраный андроид ещё и орёт на него!  — Вообще-то это я чуть не сдох, — ядовито выплюнул Гэвин. — И это у меня должны нервы шалить, потому что меня, блять, не заменят такой же ебучей моделью! Как это Ричард успел оказаться так близко? Гэвин чувствовал, как на место боли приходит беспокойство, плавно перетекающее в страх. Стальные глаза Ричарда были нечитаемы, невозможно было предугадать, что он сделает в следующий момент. Гэвин даже не смог зажмуриться, продолжал смотреть в колкую серость.  — Вот поэтому ты и не должен усугублять своё здоровье, — неожиданно мягко сказал андроид. — Потому что ты незаменим. Его язык тёплый, мягкий и совсем немного влажный. Мысль о том, почему он не сухой испаряется из головы Гэвина, как только с уха Ричард перемещается на разбитую губу и начинает мягко её зализывать. Мужчина мысленно шлёт всё нахрен, и проводит по языку Ричарда своим. Тот на секунду останавливается, смотрит Гэвину в глаза, а потом целует, целует его, и это, блять, лучшее, что случалось с Гэвином за всю его жизнь. Правда, так он думает ровно до того момента, как андроид плавно опускается на колени. Все протесты застревают в горле, когда Ричард смотрит снизу вверх.  — Я волновался за тебя, — говорит он, расстёгивая ширинку Гэвина. Кажется, он плачет. Или просто от удовольствия всё смазывается перед глазами. Адреналин, который ещё не отпустил после драки, недавняя злость — теперь такое неважное. Удовольствие сосредоточилось внизу живота, Гэвин в каком-то совершенно бешеном ритме дёргается вперёд и назад. Отчаянно вгрызаясь в свою ладонь, чтобы не орать от кайфа, пальцами другой он сжимает плечо Ричарда. Кажется, с такой силой, что сейчас пластик треснет. Во рту пересыхает, Гэвин перестаёт себя контролировать, толкается последний раз, а потом мучительно трясётся. Он ничего не ощущает, кроме скручивающих судорог и несколько раз ударяется затылком о стену, но из-за удовольствия не замечает боли. Ноги и руки трясутся, грудь ходит ходуном, Гэвин весь как сраное желе, а Ричард, зараза, поднимается с колен с самым невозмутимым видом и прижимает Гэвина за талию, не позволяя упасть.  — Ну, и где ты этому научился? — отдышавшись, спросил Гэвин.  — Я просто разносторонне развит, — довольно ответил Ричард. Что ж, Ричарду действительно не было равных. На следующее утро Гэвин проснулся с этой мыслью, и, пребывая в чудесном расположении духа, чего с ним не случалось, пожалуй, никогда, направился на кухню. Едва он переступил порог, как чуть не сел на шпагат, наступив на что-то скользкое. В последний момент ухватившись за дверной косяк, Гэвин с ужасом поглядел на то, что стало с местом приготовления пищи. Нет, конечно, мужчина не отличался особенной чистоплотностью, но до такого состояния кухню точно никогда не доводил. Это была локальная катастрофа. Коробка с яйцами была пуста, все они валялись на полу. Одна кошка была покрыта белком от усов до кончика хвоста и даже не предпринимала попытки привести себя в порядок. Вторая, тихо и злобно урча, тянула на себя полоску бекона, в то время как Ричард пытался вырвать его из кошачьей пасти, при этом не навредив животному.  — А программа «ладить с кошками» в тебя не встроена, — ляпнул Гэвин первое, что пришло в голову. Всё-таки даже Ричард не умел всего на свете.